Дни Крови и Звездного Света

43

УВЛЕКАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

— Ты, — сказал Зири.

Среди химер частенько бытовало мнение, что все серафимы выглядят одинаково, ведь их части тела так схожи. Но любая химера могла отличить этого ангела от остальных. Благодаря своему шраму, серафим выделялся среди прочих.

Зири присвистнул.

— Подождем, пока мои друзья не прознают, что я убил капитана Доминионов. Они просто ушам своим не поверят.

Иаил рассмеялся, издавая булькающий звук. Он сделал шаг вперед, а его солдаты начали движение в нескольких расходящихся направлениях, чтобы окружить Зири. Присутствие трех ангелов его не слишком огорчило, даже если один из них был братом Императора. С тремя он управится. Он услышал какой-то звук позади себя и оглянулся, посмотреть, что бы это могло быть... еще шестеро... появились из дальнего леса. Эх. А когда он вновь повернулся к Иаилу, за спиной того стояли еще трое. Итого — дюжина.

Значит, смерть.

Возможно.

— А знаешь, — обратился Зири к Иаилу, — каждый, до последнего солдата из химер, утверждает, что это именно он наградил тебя этим шрамом. Мы играем в эту игру, когда нам скучно, кто расскажет лучшую историю. Хочешь послушать мою?

— Каждый до последнего солдата из химер? — повторил Иаил. — И сколько их осталось? Четыре? Пять?

— Да, примерно. Одна химера стоит, — он сделал вид, что пересчитывает их и улыбнулся, — по крайней мере, дюжины серафимов. Следует это учесть.

Он тут же обнажил свои клинки. Сейчас они стояли на расстоянии от него, но Зири понимал, что они подойдут ближе и попытаются схватить его. Он был рад этому. В его руках еще отдавались мучения последних часов — пульсирующий жар в том месте, где он сжимал рукояти.

— История начинается так, — сказал он. — Мы обедали, ты и я. Как мы делаем это, время от времени. Подавали тетерева. Переперченого. За что ты и убил своего повара. Уж больно ты вспыльчив, — и добавил, обращаясь назидательно к остальным. — Знаете, в любой истории, подобные детали придают ей реальность. Короче, у тебя в усах застряла косточка. Разве я не упомянул, что у тебя имелись усы?

Иаил никогда не носил усов. Зири ощутил, как Доминионы сплотились вокруг него, сужая кольцо. Иаил стоял на безопасном для себя расстоянии, его лицо демонстрировало выдержку.

— В самом деле, — сказал он.

— Представь себе, тоненькие усики. Печальное зрелище. Но не важно, речь не о них. Я хотел извлечь из них косточку с помощью твоего меча, и вот в этом-то и была моя ошибка. Твой меч оказался намного больше тех, к которым я привык, — он поднял свои клинки-полумесяцы, чтобы продемонстрировать, что он имел в виду. — И, ну надо же, я промахнулся. Получилось, сказать по правде, очень эффектно, однако, как я всегда говорю: хотелось бы мне промахнуться в другом направлении.

Он жестом изобразил, как перерезают горло:

— Ничего личного.

— Конечно, о чем речь, — Иаил провел кончиком пальца по длинному неровному рубцу своего шрама. — Хочешь знать, как было все на самом деле?

— Нет, благодарю. Мне больше нравится моя версия.

Какое-то движение. Позади Зири солдат; он оборачивается, его клинки сверкают. Хорошо заточенная искривленная сталь манит, отражая солнечный свет. Клинки требуют крови, и он ее им дает. Солдат отступает.

— Можешь опустить свое оружие, — сказал Иаил. — Мы не собираемся убивать тебя.

— Знаю, — ответил Зири. — А вот я собираюсь тебя убить.

Им показалось это очень смешным. Несколько ангелов рассмеялись. Но смеялись они не очень долго.

Зири действовал настолько быстро, что его очертания казались размытыми. Сначала он разобрался с насмешниками — два ангела были убиты на месте, киринец перерезал им глотки еще до того, как остальные успели выхватить оружие.

Если бы кто-нибудь из них когда-нибудь дрался с химерой из племени Кирин, то они бы не стояли так спокойно рядом с ним с вложенным в ножны оружием, чувствуя себя уютно, благодаря численному преимуществу. И что с того, что они молниеносно обнажили свои мечи. Два тела рухнули на землю, а другие два ангела уже истекали кровью, прежде чем зазвенела сталь. И завертелся бой. Нитилам, как называют его серафимы. Хаос.

Зири, будучи в меньшинстве, сумел повернуть ситуацию в свою пользу. Он двигался в духе ката настолько быстро, вращая своими лунными клинками, что серафимы едва понимали, где он окажется в ту или иную секунду. Они за ним — а его уже и след простыл. Они наносили друг другу удар за ударом. Зири было проще: все они были врагами. Все они — его мишень. Его серповидные клинки, казалось, приумножались в воздухе; именно для этого они и были созданы, не для разрезания «улыбок», а для блокирования и кромсания нескольких противников. Еще два ангела пали: животы вспороты, сухожилия перерезаны.

— Сохраните ему жизнь! — взревел Иаил, а Зири было известно, что даже в круговерти и блеске плоти и стали, это не сулило ничего хорошего.

Он бросился на них, крепче сжимая рукояти, чтобы кровь не просочилась под пальцы, и те не стали скользкими. Зири налетел на них, приняв бой в воздухе, резал и убивал, но не тешил себя надеждой на спасение. Это же были серафимы-солдаты. Он был быстр, но и они были далеко не медлительны, и их было много. Не первый раз в своей жизни ему хотелось, чтобы у него были хамзасы. Эти руны могли ослабить их, дать ему шанс. К тому времени, как ангелы разоружили хозяина серповидных ножей, их было уже в два раза меньше, но у самого Зири кровоточили только незначительные раны, которые он приписывал не столько приказу, отданному им Иаилу, сколько своей ловкости. Они хотели взять его живым, и он остался живым.

И вот теперь он стоял перед ними на коленях, но никто не смеялся. К нему подошел Иаил. Самодовольство исчезло с его лица, уступив место непреклонности. Шрам выделялся мертвенно-белой полосой на фоне красной от ярости кожи. Зири увидел, как Иаил собирается пнуть его, и свернулся, чтобы поглотить удар, и все же, тот отозвался болью в животе, выбив из Кирина весь дух.

Хватая ртом воздух, он рассмеялся.

— За что это? — спросил он, выпрямляясь. — Разве я тебя чем обидел...

Иаил пнул его еще раз. И еще. Зири разразился хохотом. Только, когда он начал харкать кровью, Иаил подошел достаточно близко, чтобы сорвать с его спины посох с кадилом. В его глазах читался триумф, и Зири впервые обжег страх.

— У меня тоже имеется привлекательнейшая история. Только моя правдивая. Я недавно повстречал вашего Военачальника с Бримстоуном, и я сжег их, как сжег твоих товарищей. И, насколько мне известно, они мертвы и исчезли навсегда, а это, — он поднял вверх кадило, — предназначается для кого-то другого. Итак... для кого?

Кровь удивительно громко застучала в висках у Зири. Он догадался, что же здесь произошло. Серафимы устроили засаду и поджидали химеру с посохом и кадилом, подбирающим души. Как сказал Волк, мятежники были призраками — теперь же они стали реальны. Он прежде времени открыл свои карты.

— Не понял, — Зири притворился озадаченным. — О ком это ты?

Иаил посмотрел вниз. Он поддел пепел кончиком своего меча.

— Ты мне скажешь, кто теперь воскреситель, — сказал он. — Чем раньше, тем лучше. Для тебя, разумеется. Что до меня, так я не против, если придется... слегка поднажать на тебя.

Что ж, это уже совсем не весело. У Зири не было опыта пыток, и когда он думал о них, то ему на ум приходило одно единственное лицо.

Акивы.

Зири никогда не забудет тот день. Агору, где собрался весь люд Лораменди, чтобы поглазеть, и любовник Мадригал тоже это видел. Серафим стоял на коленях, так же, как сейчас Зири, ослабевший от побоев и хамзасов, раздавленный горем. Покорился ли он тогда Волку? Зири так не думал. И, как ни странно, эта мысль придала ему сил. Если ангел смог выдержать пытки, то и он сможет. «Чтобы защитить Кару, а с ней и надежду химер», — подумал он. Ради этого он сможет вынести все, что угодно.

— Для кого? — вновь задал вопрос капитан.

— Подойди ближе, — ответил Зири, ухмыляясь кровавыми губами. — Я прошепчу тебе на ушко.

— Вот и славно, — Иаил был доволен. — Я боялся, что ты легко сдашься. — Он махнул своим солдатам.

Двое подошли к Зири, чтобы схватить его за руки.

— Держите его, — приказал он.

Иаил воткнул посох в черную землю и начал засучивать рукава.

— Сегодня я чувствую вдохновение.

44

ПОЗВОЛИТЕЛЬНАЯ РОСКОШЬ

— Я же сказала, ни один человек не пострадает, — голос Кару, охрипший от долгих споров, напоминал звериный рык. — Прежде всего. Ни один человек не пострадает. Точка.

Она ходила по двору. Химеры собрались в галерее и сидели на земле: одни грелись на солнышке, другие прятались в тени.

Тьяго на это ответил так, будто учил ее правде жизни:

— На войне, Кару, роскошь непозволительна.

— Роскошь? Под ней ты подразумеваешь — не убивать невинных? — он ничего не ответил. Именно об этом он говорил. У Кару скрутило живот в тугой узел.

— О, Господи, нет. Исключено. Кем бы они ни были, они не имеют никакого отношения к вашей... — Она осеклась. Поправив себя, продолжила:

— К нашей войне.

— Но, если они ставят под угрозу наше положение здесь, что же делать с ними. Ты должна осознавать риск, Кару.

Да разве ж она не понимала? Потому как, что не говори, а он был прав. Это только привлечет новых путешественников, которые будут рассказывать всякие небылицы, привлекая внимания СМИ, а те, в свою очередь, начнут штурмовать Казбу. И что тогда? Ей даже думать об этом не хотелось. Нагрянут военные. Несомненно. Возможно, когда-то россказни туристов о чудищах, живущих в пустыне, и не были бы восприняты всерьез, списаны на то, что те наверняка накурились гашиша. Но времена изменились. Итак. Что теперь?

— Может, они вовсе и не сюда идут, — сделала предположение Кару, что было очень сомнительно, и они оба об этом знали.

Снаружи было градусов сто жары, а вокруг на многие мили ни одного строения. Кроме того, даже отсюда было видно, что путешественники едва держатся на ногах.

Они еле-еле тащились на бархан, то и дело останавливались, положив руки на колени, чтобы глотнуть воды из фляги, а затем... мелкий согнулся пополам и тяжело задышал. Они были слишком далеко, чтобы до крепости доносились звуки, но было очевидно, что несчастные рискуют получить тепловой удар, если уже его не заработали. Пара долго находилась в полусогнутом состоянии, пока не начала двигаться дальше. Кару направилась к ним. Горе-ходокам нужна была помощь, но это было ох как далеко не то место, где они могли бы ее получить. Если бы они только знали, куда шли. Но даже, если и не знали, они явно были не в том состоянии, чтобы повернуть назад и убраться восвояси.

Тьяго был спокоен, всегда так раздражающе спокоен (до тех пор, во всяком случае, пока не выходил из себя), потому что туристы не представляли никакой опасности, с которой требовалось бы срочно разобраться. Он с удовольствием позволил им приблизиться. А что потом?

Яма?

У Кару вновь скрутило живот. Сегодня она могла услышать запах. Возможно, это из-за свежего корма — Баст*, наконец-то, сможет прогуляться с Волком. Кару уже наложила заклятие на ее новое тело, которое лежало сейчас у нее на этаже, а может быть это из-за ветра, одного из тех, что настойчиво дует куда угодно, кроме нужного направления. Возможно, это говорило, вот почуй это. Вот нюхай это, снова и снова.

Кару остановилась и встала перед Волком. Она расправила плечи и постаралась не дрожать, а изобразить из себя того, с кем считаются, и произнесла:

— Я собираюсь спуститься туда и помочь им, проведу их к задним воротам, в амбар, — там было прохладно и зернохранилище изолировано от крепости. Там же стоял и грузовик.

— Я дам им воды, они никого не увидят, а потом я отвезу их на дорогу.

Она замолчала. Кару слышала себя и знала, что ее голос звучит не так убедительно, как бы ей хотелось.

— Тебе ничего не придется делать, — сказала она, но голос ее сорвался, и она мысленно чертыхнулась. Просто идеально выбрано время, чтобы ее голос звучал как у пубертатного пацана.

— Я обо всем позабочусь.

— Очень хорошо, — сказала Тьяго. Он легко придавал своему лицу любое нужное ему выражение, в зависимости от ситуации. Кару казалось, что она даже могла разглядеть ниточки, за которые он дергает, чтобы эта маска хорошо держалась, и это приводило ее в бешенство. Разговаривать с ним, все равно, что бить кулаками о стену.

— Тогда действуй, — призвал он.

И она направилась в пустыню, стараясь сохранить хотя бы толику достоинства и не притопнуть ногой, словно беспомощный ребенок. Кару вышла за ворота, и здесь ветер оказался сильнее: гниль и разложение, зло и ошибочность. В яме гнили тела, и, если она не поможет им, путешественники, в конечном итоге, окажутся там же, и другие люди, которые случайно, на свою беду, будут бродить где-нибудь неподалеку рядом с этим Богом забытым местом. Что же она натворила, приведя повстанцев в этот мир?!

Но потом она вспомнила Эретц, и о том, какие перспективы ждали бы мятежников там, если бы она этого не сделала (да и, вообще, что бы ждало всех химер), и Кару больше не понимала было ли это все-таки правильно или нет. Ей хотелось верить, что им можно было доверять, что они могли бы обладать некой человечностью. Они были солдатами, но не безжалостными убийцами, и не дикими животными, чьи потребности и побуждения существовали вне пределов разумного. Она знала, что Амзаллаг никогда не будет никому вредить без веской причины, как и Белирос, или Зири, или большинство из них. Но едва она подумала о Разоре и его варварских замашках, то уже ни в чем не была уверена.

Кару пришлось напомнить себе, что нужно ступать по земле, когда она покинула Казбу; теперь ее первым порывом был полет. Как же она отвыкла от человеческого общества. Да и идти по зыбучей насыпи было совсем непросто.

Девушка осознала, что у нее не покрыта голова. Что, если путешественники узнают ее? Они могут подвергнуть себя серьезной опасности. Но, что ей оставалось делать?

Прошло немного времени, прежде чем ее увидели. Спускаясь по склону из крепости, она была единственным движением, которое сразу же бросалось в глаза. Они были все еще очень далеко от нее, чтобы хорошенько рассмотреть, но до Кару уже доносились окрики, и она остановилась, будто столкнувшись с препятствием. Зов о помощи разносился над скалами и кустарниками, звуча во всю мощь, но стихая на окраинах, становясь едва слышимым.

Голос.

Это было невозможно. Но выкрикнули ее имя «Кару!» и этот голос принадлежал Сусанне. Да и сама Кару прекрасно знала, что глупо мыслить категориями, что «возможно», а что «невозможно». «О, Бог мой, нет», — подумала она, уставившись на человеческие фигуры, и видя то, что она никак не ожидала увидеть: Сусанна и Мик, здесь.

Только не они и только не здесь.

Как? Каким образом?

Разве это имеет значение? Они уже были здесь и подвергались опасности (схлопотать тепловой удар, попасться на глаза химерам), и сердце Кару начинало колотиться как бешеное от страха, от... радости... и еще сильнее от страха, и еще сильнее от радости, а потом ее окатила волна гнева (о чем они вообще думали?), а затем нежности, удивления, и глаза Кару наполнились слезами, когда ее ноги оторвались от земли, и она полетела вниз по склону и заключила их в объятия, крепость которых угрожала закончить то, что начал зной.

Это и в самом деле были они. Кару отпрянула назад, чтобы рассмотреть их. Сусанна, испытав облегчение, что наконец-то нашла подругу, опустошенная осела вниз. На ее красных щеках проступали дорожки от слез, и она смеялась и плакала, сильно сжимая руки Кару, как раз в тех местах, где у Кару были синяки, заставив тем самым девушку ойкнуть.

— Господи, Кару, — сказала Сусанна хриплым голосом, сорвавшимся на крик. — Почему нужно было забираться в долбаную пустыню? Разве это не мог быть Париж или что-то вроде того?

И Кару тоже смеялась и плакала, только Мик не делал ни того, ни другого. Он осторожно положил руку Сусанне на спину, а его лицо было напряженным и обеспокоенным.

— Мы могли умереть, — сказал он, и девушки разом притихли. — Я не должен был ни под каким предлогом соглашаться на это.

Помолчав немного, Кару согласилась с ним.

— Нет, не должен был.

Она взглянула на открывающуюся перед ней пустыню под другим углом, представив каково это — идти по ней пешком.

— О чем, вы вообще думали?

— Что? — Мик уставился на нее, поглядел на Сусанну, а потом снова на Кару.

— Разве не ты сама хотела, чтобы мы тебя нашли?

Кару опешила.

— Конечно же, нет. Я бы никогда... Господи. Как вы нашли-то меня?

— Как? — Мик не смог скрыть своего разочарования. — Сьюзи разгадала твою загадку, вот как.

— Загадку? Какую загадку?

— Загадка, — повторила Сусанна. — Жрица песчаного замка, в землях праха и звездного света.