Помоги проекту - поделись книгой:
Почему аномалии развития обсуждали именно в Уральском университете? В Свердловске-Екатеринбурге работал и работает сильнейший коллектив зоологов и экологов. Именно здесь сохранилась школа одного из авторитетнейших советских экологов Станислава Семёновича Шварца. Несколько из здешних ученых являются для меня серьёзными авторитетами. Когда я начинал заниматься популяционной экологией амфибий, одним из источников моего вдохновения были работы Владимира Георгиевича Ищенко (здоровья ему!). Если вы читали мои прошлые колонки, то знаете о моей высокой оценке эпигенетической теории эволюции; Алексей Геннадьевич Васильев — лидер в области приложения этой теории к популяционно-экологическим исследованиям. А «хозяином» этой конференции (спасибо ему и всем его сотрудникам!) был Владимир Леонидович Вершинин, руководитель группы, всерьёз занимающейся изучением аномалий амфибий.
Герпетология (наука о гадах, то есть об амфибиях и рептилиях), как и большинство остальных наук, переживает на постсоветском пространстве нелёгкие времена. Чтобы описать нынешнее состояние фауны гадов и отслеживать её изменения, нужна постоянная кропотливая работа. Тем, кто заказывает музыку, определяя перспективные темы и распределяя гранты, её необходимость непонятна. Прибыли она не приносит, и сделать её прибыльной очень непросто. Для занятий наукой необходим высокий интеллектуальный уровень и живой интерес к получению нового знания. Увы, люди, обладающие этими качествами, часто оказываются неготовыми выживать на зарплату начинающего учёного.
Как поддерживается единство научных сообществ? С помощью конференций. Собираются молодые и зрелые представители какой-то науки, обмениваются докладами, обнимаются, фотографируются, пьют горячительные напитки и обсуждают насущные проблемы. Такие встречи помогают понять своё место в общем процессе и обогащают идеями. Прошлая конференция Российского герпетологического общества, которое носит имя петербургско-харьковского классика герпетологии Александра Михайловича Никольского, проходила год назад в Минске. Именно там родилась идея проведения школ, которые соединят усилия разрозненных специалистов в решении тщательно отобранных проблем. Принадлежит эта идея Льву Яковлевичу Боркину — авторитетнейшему исследователю амфибий на постсоветском пространстве, историку науки и общественному деятелю.
Замысел состоял в сборе специалистов разных стран и совместной выработке оптимального подхода к решению определённой категории задач. Можно надеяться, что такая объединённая научная группа сможет выжить в нашем непростом мире, привлечь финансирование и в конечном счёте сохранять и развивать ключевые научные школы. Начать решили именно с проблемы аномалий развития. Она теоретически интересна, открывает возможности для практического применения и является «коньком» группы Вершинина в Екатеринбурге.
…Иногда среди молодых лягушат, выводящихся в каком-то водоеме, появляются аномальные особи: с лишними ногами, без глаз, с искривленным позвоночником или с не преобразованными в ходе метаморфоза внутренними органами. Большинство из них быстро гибнет, некоторые живут подолгу, пугая случайных наблюдателей. Аномальные особи часто бывают неуклюжими и оказываются более заметными, чем их правильно сформированные сородичи. Что скажет типичный читатель, увидев многоногий скелет на снимке ниже? «Чернобыльская лягушка». Это всего лишь предрассудок. В Чернобыльской зоне много непонятного и интересного, но как раз уродливых лягушек (и прочих животных), вопреки расхожей мифологии, нет.
А бывает и так: в каком-то местообитании появляется столько аномалий, что нормальные лягушки оказываются в меньшинстве. Такие случаи привлекают внимание общественности и СМИ. Стандартный вариант развития событий таков. Перед камерами телевизионщиков появляется «эксперт», который с пафосом доносит следующую мысль:
Вам понятно, почему выделенная курсивом мысль — чепуха? Нет-нет, я не сомневаюсь, что сторонники «экологической» пропаганды не преминут объяснить мне, что приведённое мной суждение является просто способом доходчиво донести до обывателя важные мысли. Мне уже приходилось писать о двух принципиально различающихся подходах к подаче природоохранной информации. Многим кажется, что если некий месседж призывает к охране природы, то он уже хорош, и неважно, насколько он правдив и конструктивен. Я придерживаюсь другой точки зрения, согласно которой обман, навязывание ложных целей является способом выпустить в свисток энергию, которая могла бы обеспечить конструктивные изменения.
Можно понять, какие действия в данный момент окажутся наиболее эффективными, и сосредоточиться на них. Можно поддерживать декоративное производство «органической» пищи и поддерживать кампании производителей ядохимикатов, направленные на борьбу с ГМО. Какой вариант вы выбираете? Для меня и для моих коллег решение состоит в расширении понимания и причин аномалий амфибий и вообще характера взаимосвязей в нашей действительности. Лучше поймём — лучше спланируем и дальнейшие исследования, и природоохранные усилия. Вот для этого, кроме прочего, и проводятся мероприятия вроде того, о котором я рассказываю.
Итак, конференция-школа «Аномалии и патологии амфибий и рептилий: методология, эволюционное значение, возможность оценки здоровья среды» проходила с 23 по 26 сентября. Четыре дня работы, 28 очных и 15 заочных участников из 7 стран (включая Францию, Германию, Венгрию и США), 19 городов. Сделано 27 докладов, представлено 6 постеров и прочитано 5 открытых лекций для студентов. Конференция проходила в Уральском федеральном университете в Екатеринбурге (то есть в Азии). В последний день её участники съездили в Европу, в природный парк на Среднем Урале. Красота там необыкновенная! Если вам интересно — фотографии, помогающие мне вспомнить о поездке в парк, лежат здесь, презентация моего доклада о связи устойчивости развития с аномалиями и флуктуирующей асимметрией — тут, а моей лекции о гибридизации зелёных лягушек — тут.
Три основные темы школы-конференции обозначены в её названии: методология изучения, эволюционное значение и возможность оценки здоровья среды. С методологией относительно просто: я искренне надеюсь, что по итогам нашей работы можно будет значительно повысить сравнимость разных исследований. Дело в том, что, когда каждый специалист обозначает аномалии по собственной классификации, проводит их сбор и подсчёт по своим методикам и трактует результаты тем способом, который показался ему самым подходящим, результаты разных работ оказываются принципиально несравнимыми.
Результатом конференции станет очередная попытка унификации подобных исследований. Надеюсь принять участие в этой работе и я; что получится — увидим. Если сделаем, что запланировали, — работы по изучению аномалий станут более эффективными и их результаты окажутся сравнимыми друг с другом.
Разговор об эволюционном значении аномалий не привел (и не мог привести) к окончательной ясности. Конечно, эволюционная роль такой лягушки, как на фотографии, ясна. Её гибель станет малозаметным эпизодом работы стабилизирующего отбора, повышающего устойчивость нормального развития. Однако, как кажется и мне, и многим специалистам, которые всерьёз занимаются этой темой, некоторые аномалии могут сыграть определённую роль в эволюции. Но это тема отдельного разговора…
Важнее всего разобраться в том, когда и как аномалии можно использовать для оценки «здоровья» среды (её качества, способности создавать условия для нормального развития). Как не скатиться в «попсу», напоминающую приведённый выше условный пример, и при этом получить поддержку для добросовестных исследований? На конференции были представлены доклады, описывающие аномалии, которые не могут быть объяснены с помощью одних и тех же механизмов. Опишу два полярных случая.
В результате аварии на Сибирском химическом комбинате (Томск-7), которая произошла 6 апреля 1993 года, мощный выброс радионуклидов накрыл соседние территории. В водоёмы, где нерестились лягушки, попал сложнейший радиационный и химический коктейль. На первом этапе это привело к лучевой болезни особей-производителей, на следующих — к массовым аномалиям развития (хотя и не таким зрелищным, как на фото).
Противоположный пример. В Приднестровье исследовались амфибии из водоёмов, практически не испытывающих человеческого влияния. Находящиеся на территории непризнанной Приднестровской Молдавской Республики российские войска не могли предотвратить разрушение промышленности и распад сельского хозяйства на этой многострадальной земле. Водоёмы, о которых идёт речь, далеки не только от промышленных центров, но даже от возделываемых полей. Как ни странно, у зелёных лягушек (и только у них) в этих прудах регистрируются массовые, иногда захватывающие более половины особей, аномалии развития. По иным признакам среду следует считать вполне здоровой, но с лягушками творится что-то непонятное…
Мне кажется наиболее обоснованной такая версия. Аномалии — следствие неустойчивости развития, которая может быть вызвана как повреждающими факторами внешней среды, так и иными причинами, внутренними для исследуемой популяции. Что распространяется в многострадальных приднестровских прудах — неблагоприятные генетические факторы, внутригеномные вирусы, неизвестные паразиты — без тщательных исследований не скажешь. Поиск причин таких аномалий является самостоятельной научной задачей, и изучать их надо вне связи с проблемой биоиндикации.
Тут проявляется непростая проблема. Если на исследование аномалий развития дадут деньги, то их дадут в первую очередь на индикацию загрязнений среды. Если мы, участники конференции, хотим, чтобы наша работа была поддержана, нам нужно выпячивать её практическую пользу. Увы, чем больше углубляешься в тему, тем лучше видишь, сколько в ней непонятного…
Решение, которое нравится мне, таково. Существует определённая связь между изучением аномалий и проблемой биоиндикации, однако эта связь недостаточно изучена. Подход, при котором находка уродливой лягушки тут же рассматривается как сигнал неблагополучия среды, должен остаться в прошлом. В то же время нельзя огульно отрицать связь аномалий (как следствий неустойчивости развития) с повреждающим воздействием среды. Если частота аномалий и может быть инструментом для оценки здоровья среды, то этот инструмент в каждом конкретном случае нуждается в проверке и калибровке. Именно тут появляется ниша для планомерных, проводимых по сравнимым методикам исследований, которые должны выполнять профессионалы. Массовое внедрение таких методов биоиндикации окажется возможным только после того, как мы намного лучше поймем работу механизмов, обеспечивающих устойчивость развития.
Устойчивость развития — намного более важная проблема, чем относительно частный вопрос биоиндикации. Что если изучение массовых аномалий амфибий поможет в понимании работы ключевых общебиологических механизмов? Вот вам, пожалуйста, прикладной и фундаментальный аспекты нашей работы!
Получится ли у нас получить поддержку такой работы — и в Уральском университете, и в учреждениях других городов и стран, которые будут с ним сотрудничать? Не знаю. Система финансирования и поддержки науки, реализуемая и в наших странах, и на Западе, не способствует решению подобных задач. Основа финансирования современной науки — грантовая, связанная с заключением договоров о поддержке отдельных исследований, которые должны быть выполнены в оговоренные сроки и привести к получению заранее запланированных результатов.
В работе конференции принимал участие один из классиков изучения аномалий амфибий Ален Дюбуа, заведующий лабораторией амфибий и рептилий Музея естественной истории Франции. Ален высказывал сожаление об эпохе его учителя, французского академика Жана Ростана, который проводил долгосрочные исследования, нацеленные на понимание причин загадочного нарушения развития зеленых лягушек — «аномалии Пи». Ростан был обеспеченным человеком и проводил работу за собственные средства. Сейчас даже на Западе на такие исследования получить финансирование невозможно. На постсоветском пространстве ситуация еще сложнее. Дело не только в том, что на Западе грантовых денег больше, а у нас — меньше. Для наших стран характерна специфичная правовая культура, при которой деньги распределяются в основном «своим» (с точки зрения тех, кто их делит).
Как же проводить работу, нацеленную на постепенный рост понимания, в обществе, где никто не готов заниматься долгосрочным планированием? Будем надеяться, что исследователи аномалий амфибий пройдут между Сциллой науки, работающей по принципу «Чего изволите?», и Харибдой погружения в проблему, которая интересна только им самим. Будем надеяться.
Почему республиканский заворот «Обамакэра» бьёт в первую очередь по айтишникам
В минувшую субботу палата представителей США приняла две поправки, в очередной раз притормозившие реализацию «Закона о доступном здравоохранении» (Affordable Care Act), прозванного в народе «Обамакэром» (Obmacare) — в честь главного своего апологета.
«Обамакэр» был формально утвержден народными избранниками в 2010 году и с пор тщетно пытается закрепиться. Было бы ошибочным полагать, что противодействие реформе здравоохранения «по-обамовски» оказывает лишь республиканское крыло власти. В реальности у Закона столько изъянов, что сложнее как раз понять, как его вообще удалось продавить в конгрессе. Как бы там ни было, каждый год при подготовке бюджета республиканцы предпринимают энергичную атаку на урезание финансирования по направлениями, предусмотренным Affordable Care Act, а демократы им противоборствуют, используя тактику выворачивания рук, торга и шантажа. Всё как обычно — большая политика.
В этом году лобовое продавливание бюджета для исполнения «Обамакэра» у сторонников Барака Обамы не получилось: в воскресенье палата представителей, большинство в которой составляют республиканцы, приняла и передала сенату на утверждение две поправки к бюджету: первая предусматривает отсрочку введения реформы еще на год (результаты: 231 «за», 192 «против»), вторая полностью бессрочно отменяет налог на медицинское оборудование (248 «за», 174 «против»).
Ситуация усугублялась ещё и тем, что во втором голосовании отмену налога поддержало 248 депутатов, тогда как республиканцев в палате представителей только 231. Иными словами, против одного из ключевых положений «Обамакэра» выступили ещё и 17 представителей партии президента — демократов.
Барак Обама и сенат, находящийся под контролем партии демократов, отказались утверждать поправки в понедельник, в результате чего федеральный бюджет не был принят в срок (1 октября) — и во вторник произошел government shutdown, техническая приостановка работы ведомств федеральной власти из-за отсутствия финансирования: 800 тысяч государственных служащих были отправлены в принудительный отпуск без предоставления содержания.
Последний раз подобная неприятная ситуация возникала 17 лет назад, когда администрация Билла Клинтона точно так же выкручивала руки республиканцам, проталкивая свою повестку дня, а республиканцы мстили, замораживая утверждение бюджета.
В первые два дня (вторник и среду) мировые финансовые рынки делали вид, что правительственный кризис в США их не касается, и реагировали разнонаправленно — в соответствии со своей внутренней повесткой дня. В четверг стало очевидно, что тактика выкручивания рук, к которой из года в год упрямо прибегают Барак Обама и партия демократов, не даёт быстрых результатов — и республиканцы, похоже, идут на принцип и отказываются утверждать бюджет в отрыве от «Обамакэра», поэтому рынки занервничали и стали потихоньку обваливаться. Полагаю, что если в ближайшее время кто-то (не важно, кто — демократы или республиканцы) не прогнётся, на всех биржах планеты пройдет волна обвалов.
Такова общая канва политической коллизии, однако тема моего поста вовсе не ограничена ликбезом. В контексте технической приостановки работы ведомств федеральной власти меня заинтересовал вопрос так называемого прямого урона. Иными словами, захотелось посмотреть, кто больше всего пострадает от неспособности политиков договариваться между собой. Тут-то и вышел сюрприз, представляющий прямой интерес для профессиональной ориентации нашего портала:
И ещё одно важное обстоятельство: изучая цифры, обратил внимание, что ИТ как-то незаметно и тихо превратились из некогда модной и престижной сферы трудовой занятости чуть ли не в главную парию общества! То есть профессии, связанные с информационными технологиями (программный менеджер ИТ, менеджер ИТ-проектов, специалист по ИТ-безопасности, аналитик ИТ-систем, системный администратор, сетевой инженер, работник службы пользовательской поддержки и т. п.) не только сегодня лишены какого бы то ни было престижа, но и вообще подлежат первоочередному сокращению при малейшем намёке на кризис (не говоря уже о таких полноценных форс-мажорах, как «схлопывание правительства»).
Ситуация складывается и в самом деле парадоксальная. В 2010 году на службе федерального правительства состояло 75 900 работников ИТ-профиля. В конце 2012-го — почти 83 тысячи. Формально можно говорить о прогрессе (как-никак о добавлении более 7 тысяч новых рабочих мест). Однако этот рост отражает совершенно не те тенденции, что можно было предположить: просто Барак Обама анонсировал курс на отказ правительственных структур от аутсорсинга. То есть ИТ-задачи, которые раньше традиционно выполнялись за счёт контрактов с частными компаниями, предлагалось впредь решать собственными силами. Отсюда и дополнительный наём ИТ-работников. Главным архитектором подобной политики был CIO в администрации Обамы того времени (в период с 2009 по 2011 год) индус Вивек Кундра.
В марте 2013 года, как только начался секвестр правительственных расходов (результат прошлогоднего противостояния демократов и республиканцев), в первую очередь полетели «ИТ-головы»: к началу лета было сокращено уже 600 рабочих мест (с 83 000 до 82 400), однако это сокращение не явилось результатом какой-то одноразовой акции, а отражало устойчивую тенденцию.
 Технически сокращение рабочих мест в ИТ-секторе связано, безусловно, с секвестром бюджета, однако есть и другая — гораздо более глубокая — тенденция: «консолидация инфраструктуры и сокращение размеров информационных центров», проводником чего, кстати, выступил всё тот же Вивек Кундра.
Разумеется, индийско-американский человек ничего сам не придумал: дополнительный наем ИТ-сотрудников объяснялся простой бережливостью (частные фирмы, работающие с правительством по ИТ-контрактам, слишком дорого брали за услуги), а
Именно в этом перепроизводстве и зарыты все собаки, предопределившие и падение престижа и массовое снижение спроса на профессии, связанные с информационными технологиями. Знаете, кого сделали временными безработными в первые же минуты после «схлопывания правительства»? Не полицейских и не работников консульских отделов посольств, а представителей службы пользовательской поддержки. Если финансирование правительства не возобновится в ближайшее время, кандидатами на безработицу сразу же станут уже и менеджеры ИТ-проектов, программисты, аналитики ИТ-систем.
Кстати, мне бы очень не хотелось связывать даунгрейд информационных технологий исключительно с финансовыми кризисами. На мой взгляд, у этой проблемы гораздо более глубокие корни. В частности, думаю, речь идет о глобальной переоценке информационных запросов общества. В конце концов, компьютерные технологии — это инструмент не эвристики, а прикладной обработки. То есть подручное средство, призванное облегчить работу, а не генерировать новые идеи. Как-то жило ведь человечество без персональных компьютеров, смартфонов и планшетов и в 50-е, и в 60-е, и в 70-е, и в 80-е годы прошлого столетия — вполне технологичная эпоха с технологичными достижениями и замечательной эвристикой. Впрочем, это уже совсем другая тема (наверное, стоит к ней вернуться при оказии в будущем).
VMEM: Грустное соло на потерянной скрипке
В пятницу небольшая ИТ-компания из калифорнийской Санта-Клары Violin Memory, Inc. (биржевой символ VMEM, NYSE) пережила свой первый день на Нью-Йоркской фондовой бирже. Пережила в печали: назначенная для публичный торгов цена в $9 за акцию даже рядом не отражала реального спроса. Торги VMEM открылись по $7,41, но и этого рынку показалось много: сессия завершилась на отметке $7,02 — на 22% ниже запланированного андеррайтерами уровня.
Неудачу Violin Memory можно было, конечно, списать на общее состояние рынка (переходящего в стадию широкомасштабной коррекции на фоне политического кризиса в Америке), однако в тот же самый день (27 сентября) со своим первичным предложением на биржу вышел ещё один ИТ-новичок — RingCentral, Inc. (также, кстати, родом из Калифорнии), акции которого в первый день торгов выросли на 45% относительно стартовой цены предложения ($18,35 против заявленных $13 за штуку).
Первое, что приходит в голову — рынок дискриминирует по профессиональному признаку: мол, инвесторам импонирует бизнес RingCentral и не нравится Violin Memory. Что ж, вполне жизненная гипотеза; давайте проверим.
Violin Memory занимается разработкой и продажами накопительных систем для корпоративных пользователей, основанных на твердотельной (SSD) технологии. Накопительные комплексы компании дополняются программным пакетом собственной разработки (Violin Maestro), который обеспечивает ускорение, связывание, миграцию и защиту данных в информационных центрах предприятий. Violin Memory реализует свою продукцию на всех континентах по самым разнообразным спектрам корпоративного рынка — в торговых, образовательных, правительственных, промышленных организациях, а также в сфере финансовых услуг, телекоммуникациях, здравоохранении, транспорте и т. п.
RingCentral — преимущественно софтверная компания, реализующая свою продукцию главным образом на территории Соединённых Штатов. Основной продукт RingCentral — RingCentral Office — коммуникационный коммутатор промышленного уровня, позволяющий сотрудникам компании общаться по каналам факсимильной, голосовой и текстовой связи на любых типах устройств (смартфонах, планшетах, ПК, стационарных телефонах).
Не требуется особых дидактических способностей, чтобы усмотреть в бизнесе Violin Memory несопоставимо больший потенциал для развития, чем у RingCentraname = "note" темпы роста рынка накопительных систем, основанных на технологии SSD, сегодня составляют 60% в год. Объясняется это глобальной миграцией потребителей от традиционных НЖМД к флеш-дискам, обусловленной не столько очевидными преимуществами SSD-дисков, сколько качественным снижением их стоимости. Что касается коммуникационных программных комплексов, то это даже не вчерашний день.
И тем не менее: RingCentral подняла на бирже в первый же день своего появления на ней более $1 млрд, а Violin Memory — только $119 млн.
Может быть, дело в размере компаний? Ан нет: здесь у них полный паритет (у Violin Memory 445 сотрудников в штате, у RingCentral — 399). Тогда остается последнее — непосредственные деловые достижения, которые демонстрируют компании.
Давайте сравнивать: доход за последний отчетный период у RingCentral составил $1 36 млн. Динамика замечательная — почти 40% роста за год, но при этом убытки (EBITDA), понесенные компанией, достигли почти $29 млн. Денежный поток по операционной деятельности тоже аховый — минус $18,5 млн.
Доход Violin Memory — $94 млн, годовой рост — 32 %, при этом итоговый убыток составил $101 млн. Денежный поток — минус $58 млн.
Можно, конечно, сказать, что дела у RingCentral обстоят получше. Хотя бы потому, что их убытки много ниже потенциальных доходов даже на их текущем уровне (притом что, предположительно, эти доходы будут увеличиваться), в то время как у Violin Memory убытки превышают уровень дохода: очень тревожная ситуация. Проблема, однако, в том, что показатели RingCentral хоть и лучше, чем у Violin Memory, но тоже плохие. Очевидно, что обе компании на биржу заставила прийти крайняя нужда в оборотных средствах. При таком раскладе наказание инвесторами Violin Memory в первый день торгов должно было сопровождаться наказанием и RingCentral. Пусть и меньшим, но всё-таки наказанием, а никак не 45-процентным ростом котировок!
Что же всё-таки не так?! Почему рынок гнобит Violin Memory и благосклонно относится к RingCentral, предоставляя последней отличный шанс выкарабкаться из затруднительного финансового положения за счёт льготного биржевого инвестирования? Это тем более удивительно, что рынок, на котором оперирует Violin Memory, находится в стадии исторического подъёма.
Читатель наверняка уже догадался, что я старательно подвожу его к чему-то важному. Так оно и есть: неудача IPO Violin Memory служит хрестоматийной иллюстрацией звериного чутья, которое демонстрирует фондовый рынок в отношении любого мертворождённого бизнеса! Биржа чувствует, что Violin Memory — это зомби, а потому не желает поощрять попытку компании собрать денег по-лёгкому.
Дело в том, что, вопреки лучезарным перспективам рынка твердотельных накопителей как в потребительском, так и в корпоративном секторе, у Violin Memory нет шансов на выживание. И вот почему.
Компания была основана в 2005 году. На разработку своего первого продукта у неё ушло четыре года. С самого начала Violin Memory приходилось конкурировать с очень серьёзными соперниками (класса EMC), однако интенсивное развитие рынка SSD ещё два года назад позволяло надеяться мелким компаниям (вроде Violin Memory) на выживание. Так, в июне 2011 года на биржу вышел полный аналог Violin Memory — компания из Юты Fusion-io, Inc. (FIO, NYSE) — и сделал это весьма успешно. Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что сегодня даже у FIO шансов выдержать конкуренцию нет никаких:
Что же такого неприятного случилось на рынке SSD за последние два года, из-за чего замечательные и перспективные маленькие компании вроде Violin Memory оказались за гранью выживания?
После того как Violin Memory представила рынку свой накопительный SSD-комплекс, на неё обратил внимание гигант Hewlett-Packard. В 2011 году НР заключила с Violin Memory дистрибьюторское соглашение, и это обстоятельство поддерживало VMEM на плаву больше года. Финансирование ($268 млн), полученное от группы инвесторов во главе с Toshiba, также вселяло надежду на спокойное и безоблачное ведение бизнеса: в 2012 году доход компании вырос с $11,4 млн до $73,8 млн: казалось, Violin Memory сумела ухватить за хвост свою жар-птицу.
В 2012 году 65% доходов Violin Memory приходились на Hewlett-Packard. Сегодня эта цифра составляет... 10%. Параллельно убытки увеличились с $16,7 млн до $109,1 млн. Что случилось?! Ничего особенного: Hewlett-Packard отказалась продлевать дистрибьюторское соглашение!
Причина: крупные игроки (не только НР, но и CISCO, IBM, Dell, Hitachi Data Systems) поверили наконец в будущее SSD и неизбежность окончательного отказа от НЖМД и решили либо открыть собственные подразделения, либо скупить перспективные стартапы! В одночасье Violin Memory оказалась один на один с гигантами, которые рано или поздно со стопроцентной гарантией выдавят калифорнийского малыша с рынка. Обанкротят либо — в лучшем случае — проглотят.
Не знаю, является ли утешением для Violin Memory то обстоятельство, что шансов на выживание нет не только у неё, но и у всех остальных мелких игроков на рынке SSD (Nimbus Data Systems, Pure Storage, Kaminario), упустивших важнейший период (с 2005 по 2010 год) для ускоренной капитализации и роста.
Как бы там ни было, Violin Memory нужно было выходить на биржу не в 2013 году, а как минимум тремя годами ранее. Сегодня же единственная надежда у компании — на то, что её кто-нибудь купит. Да хоть та же Hewlett-Packard.
В любом случае фондовый рынок понимает бесперспективность ставки на самостоятельное будущее Violin Memory и отказывает хорошим ребятам в капитализации.
Народные деньги полились в технологии? Жди беды!
Два дня назад в своем «Твиттере» я косвенно намекнул на пертурбацию, которая ожидает нас в скором времени на фондовом рынке: «На этой неделе Twitter делает IPO Filing — поприветствуем самоубийц! Это ж надо было так «удачно» подгадать под грядущий обвал рынка!»
Поделиться книгой: