— Ты меня не знаешь:.. По крайней мѣрѣ, не понимаешь всего въ этомъ дѣлѣ… Тутъ не просто разбой… это месть! — Въ глазахъ его блеснулъ зловѣщій огонекъ. — Ты поможешь мнѣ въ въ этомъ дѣлѣ… А когда повершимъ его, тогда и въ Техасъ. Иди теперь съ своей Нанси и малышамъ, и жди, пока не дамъ тебѣ знать о себѣ.
— Хорошо, если такъ рѣшаешь. А что съ этимъ сдѣлать? Зарыть опять?
— Я думаю… (Восторгъ наверху). Нѣтъ, клянусь великимъ Сахемомъ, нѣтъ! (Глубокое уныніе тамъ же). Я чуть было не забылъ: на ломѣ-то свѣжая земля была! (Мальчики едва не лишились чувствъ отъ ужаса). Какъ могли появиться здѣсь этотъ ломъ и этотъ заступъ?.. Кто занесъ ихъ сюда и куда дѣвался?.. Нe слышалъ ты ничего?.. Не видѣлъ кого-нибудь? Мы зароемъ деньги опять, а тѣ придутъ и замѣтятъ, что земля была взрыта?.. Нѣтъ, это не годится, никакъ не годится!.. Мы уберемъ все въ мою берлогу.
— Дѣло! Не подумалъ я прежде объ этомъ. Ты разумѣешь нумеръ первый?
— Нѣтъ… нумеръ второй… подъ крестомъ. Первое мѣсто не годится; слишкомъ людно.
— Правда. Идемъ, что-ли? Уже довольно стемнѣло.
Инджэнъ Джо сталъ переходить отъ одного окна къ другому, осторожно выглядывая наружу, потомъ сказалъ:
— Кто же могъ принести сюда эти инструменты, однако? Нѣтъ-ли уже кого наверху?
У мальчиковъ перехватило дыханіе. Инджэнъ Джо взялся за рукоять своего ножа, постоялъ съ минуту въ нерѣшительности, потомъ поворотился къ лѣстницѣ. Мальчики вспомнили о шкафѣ, но силы уже имъ измѣнили. Ступени на лѣстницѣ заскрипѣли… Невыносимое сознаніе опасности оживило Тома и Гека, они уже приподнялись, чтобы броситься въ шкафъ, но въ это мгновеніе раздался трескъ и Джо полетѣлъ на полъ, вмѣстѣ съ обломками обрушившейся лѣстницы. Онъ поднялся, ругаясь, а товарищъ его сказалъ:
— Полно тебѣ! Если тамъ и сидитъ кто наверху, пусть и сидитъ себѣ… Намъ-то что? А угодно имъ спрыгнуть и покалѣчить себя… милости просимъ!.. Но черезъ четверть часа совершенно стемнѣетъ, и если они даже соберутся тогда гнаться за нами, то что же, сдѣлайте одолженіе! Но, по моему мнѣнію, тотъ, кто занесъ эти инструменты сюда, подмѣтилъ насъ послѣ, принялъ за привидѣнія, чертей или тому подобное, и удралъ поскорѣе!
Джо поворчалъ, но согласился съ товарищемъ въ томъ, что надо было воспользоваться остатками дневного свѣта, чтобы собраться къ уходу. Черезъ нѣсколько минутъ они выюркнули изъ дома и направились, среди сгущавшихся сумерекъ, съ своею драгоцѣнною шкатулкой къ рѣкѣ.
Гекъ и Томъ поднялись, измученные, но чувствуя, что гора свалилась у нихъ съ плечъ, и стали слѣдить за уходившими, сквозь щели въ стѣнахъ. Гнаться? Не до того было имъ: они были рады, что выбрались съ верхняго этажа, не сломавъ себѣ шеи, и могли пуститься домой проселочною дорогою, черезъ холмъ. Они мало разговаривали между собою, были слишкомъ поглощены злобою на самихъ себя: дернуло же ихъ притащить сюда заступъ и ломъ! Не будь этого, Инджэнъ Джо не заподозрилъ бы ничего. Онъ не воротился бы за своимъ золотомъ и серебромъ, пока не «отмстилъ» бы тамъ кому-то, а когда явился бы за сокровищемъ, то уже и не нашелъ бы его. Что за несчастье изъ-за этихъ инструментовъ, принесенныхъ ими сюда!.. Они порѣшили, что будутъ подсматривать за этимъ испанцемъ, когда онъ явится опять въ мѣстечкѣ, ища случая для своего мщенія, и потомъ прослѣдятъ за нимъ до его нумера второго. Вдругъ, страшная мысль озарила Тома…
— Мщеніе?.. Что, если это касается насъ, Гекъ?
— О, замолчи ты! — проговорилъ Гекъ, чуть не падая въ обморокъ.
Они стали обдумывать дѣло, а когда вошли въ поселокъ, то рѣшили, что Джо можетъ разумѣть тутъ и кого-нибудь посторонняго; или же, по крайней мѣрѣ, одного Тома, потому что одинъ только Томъ свидѣтельствовалъ противъ него.
Но плохо, очень плохо утѣшала Тома та мысль, что подвергается опасности онъ одинъ! Ему думалось, что терпѣть за компанію съ другими гораздо отраднѣе…
ГЛАВА XXVIII
Происшедшее въ этотъ день страшно отозвалось на сновидѣніяхъ Тома въ ту же ночь. Четыре раза ему снилось, что сокровища уже у него въ рукахъ, и четыре раза они обращались въ ничто, когда сонъ отъ него отлеталъ, возвращая его къ горькой дѣйствительности. Лежа рано по утру и вспоминая всѣ подробности знаменательнаго дня, онъ замѣтилъ, что онѣ странно стушевывались, стали какъ-то далекими, точно происходили гдѣ-то въ иномъ мірѣ и въ давно прошедшее время. Ему подумалось вдругъ, что и все великое приключеніе могло быть только сномъ! Одно обстоятельство говорило даже очень сильно въ пользу такого предположенія: количество монетъ было слишкомъ велико для дѣйствительности. Томъ не видывалъ никогда болѣе пятидесяти долларовъ въ одной кучкѣ и, подобно всѣмъ ребятамъ его возраста и положенія въ обществѣ, полагалъ, что «сотни» и «тысячи» были только украшеніемъ слога; въ сущности же, такія суммы существовать не могли. Онъ не могъ и представить себѣ, чтобы кто-нибудь обладалъ, не шутя, цѣлою сотнею долларовъ. Если бы можно было разобрать вполнѣ его представленіе о кладахъ, лежащихъ въ землѣ, то вышло бы, что ему мерещится пригоршня настоящей мелкой серебряной монеты, и, затѣмъ, цѣлый боченокъ другихъ, неопредѣленныхъ, великолѣпныхъ и недоступныхъ для осязанія.
Потомъ, все стало опять представляться ему яснѣе, по мѣрѣ того, какъ онъ перебиралъ въ умѣ всѣ подробности. Онъ началъ склоняться къ той мысли, что это могъ быть и не сонъ… Надо было разрѣшить окончательно такое сомнѣніе; съ этою цѣлью онъ проглотилъ наскоро свой завтракъ и отправился къ Геку.
Гекъ сидѣлъ на шкафутѣ плоскодоннаго судна, болтая безучастно ногами въ водѣ, и казался очень грустнымъ. Томъ рѣшилъ, что предоставитъ ему заговорить первому о данномъ предметѣ. Если онъ не заговоритъ, это будетъ значить, что все было не болѣе какъ сонъ.
— Ау, Гекъ!
— Ау, самъ ты!
Минута безмолвія.
— Томъ, если бы мы оставили эти противные инструменты тамъ, у засохшаго дерева, денежки были бы наши. Не ужасно-ли это?
— Такъ это былъ не сонъ, значитъ! Не сонъ!.. Мнѣ даже хотѣлось, чтобы все это былъ сонъ! Провалиться мнѣ, если не хотѣлось!
— Что было бы сонъ?
— Да все вчерашнее. Я уже почти былъ увѣренъ.
— Сонъ! Если бы не обрушилась лѣстница кстати, ты увидѣлъ бы, какой это сонъ!.. Но мнѣ чего только не мерещилось въ эту ночь… все лѣзъ на меня этотъ чортовъ испанецъ съ своими буркалами… чтобъ ему околѣть!
— Нѣтъ, зачѣмъ ему околѣвать… надо намъ найти его прежде… выслѣдить, гдѣ деньги…
— Не найти намъ его, Томъ. Человѣку только разъ лѣзетъ въ руки такое счастье, какъ намъ, а мы его упустили. И я тебѣ скажу, что мнѣ страшно теперь встрѣтиться съ этимъ Джо.
— И мнѣ страшно; а все же, я хотѣлъ бы увидать его, выслѣдить до самаго его нумера второго…
— Нумеръ второй, такъ. Я много раздумывалъ объ этомъ нумерѣ. Что онъ означаетъ, по твоему?
— Не знаю. Загадочно. Послушай, не нумеръ-ли дома?
— Вотъ тебѣ разъ! Нѣтъ, Томъ, не то. Во всякомъ случаѣ, не годится по нашему захолустью: здѣсь и нумеровъ-то на домахъ нѣтъ.
— Это правда. Дай мнѣ подумать съ минуту… Вотъ! не нумеръ-ли комнаты при харчевнѣ?
— А и вправду! И харчевень здѣсь всего двѣ. Можно легко разузнать.
— Ты обожди меня здѣсь, Гекъ, пока я не ворочусь.
Томъ пустился во всю прыть; онъ не любилъ показываться вмѣстѣ съ Гекомъ въ публичныхъ мѣстахъ. Отсутствіе его продолжалось полчаса, но онъ успѣлъ узнать, что въ одной харчевнѣ, наиболѣе приличной, второй нумеръ былъ уже издавна занятъ однимъ молодымъ юристомъ. Но въ другомъ заведеніи, поплоше, нумеръ второй представлялъ что-то таинственное. Сынокъ содержателя этой харчевни разсказывалъ, что эта комната заперта цѣлый день и что онъ не видывалъ, чтобы кто-нибудь входилъ въ нее или выходилъ оттуда иначе, какъ ночью. Причины такой странности были ему неизвѣстны; хотѣлъ было разузнать, но любопытствовалъ не особенно сильно; вообще же, склонялся болѣе къ той мысли, что тутъ было «нечисто». Въ прошедшую ночь въ этой комнатѣ свѣтился огонекъ.
— Вотъ все, что я успѣлъ разузнать, Гекъ. Я полагаю, что это и есть нумеръ второй, который мы ищемъ.
— И я такъ полагаю, Томъ. Что же будемъ дѣлать теперь?
— Дай подумать.
Томъ раздумывалъ долго. Наконецъ, онъ сказалъ:
— Вотъ что. Задняя дверь этого нумера второго, это та самая, которая выходитъ на узенькій закоулочекъ между харчевней и старымъ входомъ въ кирпичный складъ. Ты соберешь всякіе дверные ключи, которые только можешь достать; я достану тоже всѣ тетины, и мы пойдемъ подбирать ихъ къ той двери въ первую же темную ночь. А ты все же подстерегай Инджэна Джо: вѣдь онъ говорилъ, что явится сюда, чтобы выбрать случай для мщенія. Если увидишь его, то и поди за нимъ слѣдомъ. Если онъ отправится не въ этотъ нумеръ второй, то, значитъ, мѣсто не то.
— Ну, ужь нѣтъ! Мнѣ нѣтъ охоты идти за нимъ!
— Послушай, вѣдь это будетъ, навѣрное, въ темнотѣ. Онъ и не увидитъ тебя… а если и увидитъ, то ничего не подумаегъ.
— Хорошо, если будетъ очень темно, я пойду, выслѣжу его… Да нѣтъ… не удастся… Попытаюсь…
— Повѣрь, что я-то непремѣнно буду тоже слѣдить за нимъ, если только будетъ совершенно темно. Ты представь себѣ, что онъ можетъ вовсе не найти случая для своего мщенія, и пойдетъ прямо за деньгами.
— Вѣрно, Томъ, вѣрно. Я буду слѣдить, клянусь!
— Вотъ это рѣчь! Смотри же, не раскисни опять, Гекъ! А я-то ужь нѣтъ!
ГЛАВА XXIX
Томъ и Гекъ приготовились къ своему ночному похожденію. Они бродили въ окрестностяхъ харчевни до десятаго часа вечера; одинъ изъ нихъ наблюдалъ издали за закоулкомъ, другой за входомъ въ харчевню. Погода обѣщала быть ясною во всю ночь. Томъ отправился домой, условившись такъ съ Гекомъ: если станетъ помрачнѣе, то Гекъ придетъ и «помяучитъ»; тогда Томъ захватитъ ключи и выскользнетъ изъ дома, чтобы ихъ попробовать. Но ночь оставалась свѣтлою; Гекъ пересталъ караулить и завалился спать въ пустую бочку изъ подъ сахара, послѣ полуночи.
Во вторникъ мальчиковъ постигла такая же неудача. Тоже было и въ среду, но четвергъ казался болѣе благопріятнымъ. Томъ выбрался изъ дома въ свое время, съ старымъ жестянымъ фонаремъ тети Полли и большимъ полотенцемъ для его укутыванія. Запрятавъ этотъ фонарь въ бочку Гека, мальчики стали «на часы». Незадолго до полуночи харчевня закрылась и огни въ ней (единственные еще во всемъ мѣстечкѣ) были потушены. Никакого испанца не показывалось. Никто не входилъ въ закоулокъ и не выходилъ изъ него. Все было подозрительно. Кругомъ было темно, хоть глазъ выколи; полная тишина нарушалась лишь отдаленными раскатами грома.
Томъ взялъ свой фонарь, зажегъ его въ бочкѣ, завернулъ въ полотенце, и оба заговорщика стали прокрадываться ближе къ харчевнѣ. Гекъ остался «на часахъ», а Томъ пробрался въ закоулокъ. Наступили минуты ожиданія, которыя повисли тяжелою горою на душѣ Гека. Ему хотѣлось, чтобы изъ фонаря вырвался лучъ свѣта; это перепугало бы его, но онъ зналъ бы, по крайней мѣрѣ, что Томъ живъ…
Казалось, что прошли уже цѣлые часы съ тѣхъ поръ, какъ Томъ скрылся. Можетъ быть, ему сдѣлалось дурно?.. Можетъ быть, онъ умеръ уже?.. Сердце его разрывалось отъ волненія и страха?.. Въ тревогѣ своей. Гекъ приближался, все болѣе и болѣе, къ закоулку, представляя себѣ всякаго рода ужасы и ожидая, каждую минуту, такой катастрофы, которая отниметъ послѣдній вздохъ у него. Немного уже и требовалось для этого: онъ едва дышалъ, а сердце у него билось такъ, что не могло долго выдержать. Вдругъ, совсѣмъ подлѣ Гека, сверкнулъ огонь и Томъ пронесся мимо, крича:
— Бѣги… Бѣги, спасайся!
Повторять было незачѣмъ; довольно было и одного возгласа: Гекъ мчался уже со скоростью тридцати или сорока миль въ часъ, прежде чѣмъ Томъ произнесъ вторично свое слово. Мальчики остановились, лишь добѣжавъ до покинутой бойни, въ противоположномъ концѣ деревни. Едва успѣли они укрыться въ это убѣжище, буря разразилась и полилъ дождь. Переведя духъ немного, Томъ сталъ разсказывать:
— Гекъ, это было страсть что такое! Я перепробовалъ два ключа, тихохонько, какъ только могъ тише, но они звякали такъ, что я едва могъ передохнуть, до того меня это пугало. А въ замкѣ они не поворачивались, что ты хочешь! Между тѣмъ, самъ того не замѣчая, я какъ-то надавилъ дверную ручку… глядь, дверь-то и отворяется! Она не была заперта!.. Я сунулся въ комнату, уронилъ съ фонаря полотенце и… великій духъ Цезаря!..
— Что, что ты увидѣлъ, Томъ?
— Гекъ! Я ввалился въ пасть самому Инджэну Джо!
— Ну!..
— Да. Онъ лежалъ тутъ на полу, крѣпко спалъ… Старые очки на немъ, руки раскинуты…
— Господи, что же ты?.. Проснулся онъ?
— Нѣтъ, и не шелохнулся. Нализавшись лежитъ. Я поднялъ скорѣе полотенце и, давай Богъ ноги!
— Признаюсь, я и не вспомнилъ бы о полотенцѣ!
— Ну, а я вспомнилъ. Досталось бы мнѣ отъ тетки, если бы оно потерялось.
— Говори же, Томъ, ты видѣлъ шкатулку?
— Гекъ, я не могъ стоять, да осматриваться. Не видалъ я ни шкатулки, ни креста. Не видалъ я ничего, кромѣ бутылки и жестяного стакана на полу, возлѣ Джо!.. Да, примѣтилъ я еще два боченка и множество бутылокъ въ этой комнатѣ. Теперь понимаешь, что «водится» въ этой комнатѣ?
— Что?
— Тутъ «водятся» тѣ духи, что въ водкѣ. Можетъ бытъ, во всѣхъ харчевняхъ «Общества Трезвости» бываютъ такія комнаты, какъ думаешь, Гекъ?
— Очень можетъ быть. Кому придетъ это въ голову!.. А вотъ что, Томъ: теперь, когда Инджэнъ Джо такъ пьянъ, самое лучшее время похитить шкатулку.
— Именно. Ты и попытайся.
Гекъ содрогнулся.
— Нѣтъ… я не согласенъ.
— И я тоже. Одна только бутылка возлѣ Инджэна Джо, этого мало. Будь три, тогда онъ былъ бы достаточно пьянъ, и я рѣшился бы пойти.
Они просидѣли долго въ раздумьи, потомъ Томъ сказалъ:
— Слушай, Гекъ, оставимъ дѣло до тѣхъ поръ, пока Инджэна Джо тамъ не будетъ. При немъ слишкомъ страшно. Мы будемъ караулить каждую ночь, и когда увидимъ, что онъ ушелъ, и навѣрняка въ томъ убѣдимся, тогда и похитимъ мигомъ шкатулку.
— Ладно. И я готовъ дежурить насквозь цѣлую ночь, такъ-таки каждую ночь, если ты возьмешь на себя остальную половину дѣла.
— Согласенъ. Ты тогда пробѣги по Гуперъ-Стриту до конца и начни мяукать; а если я буду спать, то швырни мелкими камешками въ окно, это меня разбудитъ.
— Хорошо… По рукамъ!
— А теперь, Гекъ, буря прошла и я отправлюсь домой; часа черезъ два уже разсвѣтетъ… Ты пойдешь и посторожишь до тѣхъ поръ?
— Сказано, Томъ, и будетъ сдѣлано. Я не спущу глазъ съ этой харчевни по ночамъ, будь то цѣлый годъ. Днемъ буду высыпаться, а ночью стоять на часахъ.
— Отлично будетъ. Гдѣ ты будешь ложиться?
— А на сѣновалѣ у Бена Роджерса. Онъ позволяетъ, и негръ его отца, дядя Джэкъ, тоже. Я таскаю воду для Джэка, когда ему требуется, а онъ и накормитъ меня, когда попрошу, если что достанетъ. Это очень добрый негръ, Томъ. Онъ любитъ меня, потому что я никогда не показываю, что я выше его, иной разъ я даже присяду и ѣмъ вмѣстѣ съ нимъ. Только ты этого не разсказывай. Мало-ли на что рѣшаешься. когда голоденъ; нельзя же считать этого за принятое правило.
— Хорошо, Гекъ, если ты мнѣ не будешь нуженъ днемъ, то я тебя и будить не буду. Не стану ничѣмъ мѣшать. А когда ты замѣтишь что ночью, то бѣги однимъ махомъ ко мнѣ и начинай мяукать.
ГЛАВА XXX
Первою новостью, долетѣвшею до Тома въ пятницу утромъ, было нѣчто очень пріятное: семья судьи Татшера воротилась въ мѣстечко наканунѣ вечеромъ. Въ первую минуту Инджэнъ Джо съ его сокровищами отодвинулся для Тома на второй планъ и Бекки заняла главное мѣсто въ его помыслахъ. Онъ повидался съ нею и потомъ провелъ время въ неописанномъ удовольствіи, играя съ нею и съ цѣлою ватагою другихъ дѣтей въ «прятки» и въ «пятнашки». День завершился и увѣнчался особеннымъ счастьемъ Бекки приставала къ своей матери, прося ее устроить на завтрашній же день давно обѣщанный и все откладываемый пикникъ, и мистриссъ Татшеръ согласилась. Восторгъ Бекки былъ безграниченъ; Томъ не отставалъ отъ нея въ этомъ случаѣ. Приглашенія были разосланы еще до захода солнца, и вся мѣстная дѣтвора погрузилась тотчасъ же въ лихорадочныя приготовленія, предвкушая будущее удовольствіе. Возбужденіе Тома помогло ему не засыпать до поздняго часа и онъ очень надѣялся, что заслышитъ мяуканье Гека, добудетъ шкатулку, а завтра поразитъ Бекки и прочихъ участниковъ пикника видомъ своихъ сокровищъ. Но ожиданія его не сбылись. Никакого сигнала не было подано въ эту ночь.
Утро наступило въ свое время и, часу въ одиннадцатомъ, въ домѣ судьи Татшера собралось веселое шумное общество, готовое въ путь. Пожилые люди, по обычаю, никогда не портили пикниковъ своимъ присутствіемъ. Дѣти считались вполнѣ безопасными подъ крылышками нѣсколькихъ молодыхъ восемнадцатилѣтнихъ особъ и молодыхъ джентльменовъ лѣтъ двадцати трехъ или около того. Для переправы всѣхъ былъ нанятъ старый паровой паромъ и скоро оживленная толпа двинулась по улицѣ, неся съ собою корзиночки съ провизіей. Сидъ былъ боленъ и не могъ участвовать въ удовольствіи; Мэри осталась дома, чтобы ухаживать за нимъ.
На прощанье мистриссъ Татшеръ сказала Бекки:
— Вамъ придется возвращаться уже поздно, не лучше-ли тебѣ, дитя мое, остаться переночевать у кого-нибудь изъ живущихъ близь паромной пристани?
— Я могу остаться у Сюзи Гарперъ, мама.
— И хорошо. Смотри же, веди себя, какъ слѣдуетъ, не шали.
Лишь только всѣ пошли, Томъ сказалъ Бекки:
— Знаете, что надо сдѣлать? Вмѣсто того, чтобы вамъ идти къ Гарперамъ, мы взберемся на холмъ и зайдемъ къ вдовѣ Дугласъ. У нея сливочное мороженое!.. Всякій день это мороженое… и сколько, цѣлыя груды!.. А она будетъ очень рада намъ.
— Что же, это превосходно!
Потомъ Бекки подумала съ минуту и проговорила:
— А что скажетъ мама?
— Какъ же она узнаетъ?
Дѣвочка призадумалась опять и произнесла нерѣшительно:
— Оно не хорошо… хотя…
— О, вздоръ все! Если мать ваша ничего не будетъ знать, то въ чемъ же горе? Заботится она только о томъ, чтобы съ вами не случилось худого, и я увѣренъ, что если бы ей самой только пришла въ голову мистриссъ Дугласъ, она посовѣтовала бы вамъ идти къ ней. Я знаю, что такъ!