Похождения Тома Соуэра

— Въ чемъ же?

— Мы опредѣлили время на-угадъ. Можетъ быть, чуть-чуть позже, или чуть-чуть раньше полуночи.

Гекъ выронилъ изъ рукъ заступъ.

— Вотъ оно что! — сказалъ онъ. — Въ этомъ вся бѣда и намъ придется это дѣло совсѣмъ оставить. Мы никогда не сможемъ опредѣлить часъ совсѣмъ точно; притомъ, все это слишкомъ страшно: и время такое, въ которое снуютъ вѣдьмы и всякіе духи. Мнѣ все чудилось, что за мною кто-то стоить, и я не смѣлъ оборотиться: думаю, а что какъ столкнусь съ кѣмъ-нибудь, кто тоже своего счастія ищетъ? Съ тѣхъ поръ какъ мы здѣсь, меня все морозъ по кожѣ подираетъ.

— И со мною тоже самое, Гекъ. И ты знаешь, что они всегда зарываютъ мертвеца подлѣ своего клада, для того чтобы онъ его сторожилъ?

— Страсти какія!

— Да, это такъ. Мнѣ всегда говорили.

— Томъ, мнѣ совсѣмъ не понутру возня тамъ, гдѣ мертвецы. Съ ними только въ бѣду попадешь.

— И мнѣ оно непріятно, Гекъ. И представь себѣ, вдругъ онъ выставитъ свой черепъ и скажетъ что-нибудь!

— Перестань, Томъ, это страшно.

— Страшно, Гекъ. Мнѣ такъ не по себѣ…

— Слушай, Томъ, бросимъ мы это мѣсто и выберемъ другое,

— Хорошо, это лучше будетъ.

— Куда же направимся?

Томъ подумалъ немного и рѣшилъ:

— Въ тотъ домъ, гдѣ «нечисто». Самое лучшее.

— Не скажи! Я не люблю домовъ, гдѣ «нечисто», Томъ. Въ нихъ еще хуже, чѣмъ съ мертвецами. Мертвецъ скажетъ тебѣ что-нибудь, можетъ быть, но наврядъ-ли станетъ онъ подкрадываться въ саванѣ, совсѣмъ незамѣтно, чтобы вдругъ выглянуть тебѣ изъ-за плеча и заскрипѣть зубами, какъ это дѣлаютъ привидѣнія. А такой штуки я не выдержу, Томъ; да и не выдержать никому.

— Такъ оно, Гекъ, но привидѣнія расхаживаютъ только по ночамъ; они не помѣшаютъ намъ работать днемъ.

— Вѣрно; однако, какъ ты самъ знаешь отлично, никто не любитъ ходить къ этому дому, не только ночью, но и днемъ.

— Это потому, что люди избѣгаютъ всегда тѣхъ мѣстъ, гдѣ было убійство. Я тебѣ скажу тоже, что даже и ночью никто не видывалъ тамъ привидѣнія; только синіе огоньки выскакиваютъ иногда изъ оконъ, вотъ и все; настоящихъ привидѣній нѣтъ.

— Ты развѣ не знаешь, Томъ, что если гдѣ порхаетъ такой огонекъ, то позади его идетъ призракъ? Это ясно, потому что, какъ извѣстно, эти огоньки употребляются одними призраками, больше никѣмъ.

— Совершенная правда, но если привидѣнія не бродятъ днемъ, то чего же намъ бояться?

— Ну, ладно. Если тебѣ такъ хочется, поищемъ въ томъ домѣ; но, повторяю, дѣло рискованное.

Они спускались съ холма въ это время. Посерединѣ освѣщенной луною долины стоялъ заколдованный домъ. Онъ возвышался совершенно особнякомъ; ограда его давно разрушилась, крыльцо заросло ползучими растеніями, трубы осыпались, рамы были выбиты, одинъ уголъ въ крышѣ совсѣмъ провалился. Мальчики постояли немного, поджидая, не вылетитъ-ли изъ котораго-нибудь окна синій огонекъ; потомъ, разговаривая вполголоса, какъ то требовалось часомъ и обстоятельствами, они повернули круто направо, сторонясь подалѣе отъ нечистаго мѣста, и пустились домой въ обходъ Кардифскаго холма.

ГЛАВА XXVII

На слѣдующій день, около полудня, они воротились къ засохшему дереву, чтобы взять свои инструменты. Тома такъ и подмывало пойти скорѣе въ заколдованный домъ; Гекъ былъ тоже вовсе не прочь, но остановился вдругъ и сказалъ:

— Постой-ка, Томъ; можешь ты сказать, что у насъ за день сегодня?

Томъ перечислилъ въ умѣ истекшіе дни недѣли и вскинулъ быстро на Гека растерянный взглядъ.

— Вотъ тебѣ разъ! Я и не подумалъ объ этомъ, Гекъ!

— И я не думалъ. Только теперь, вотъ, вспомнилось мнѣ: вѣдь у насъ пятница!

— Да. Хорошо, что сообразили во время. Въ какую передрягу могли бы попасть, начавъ такое дѣло въ пятницу!

— Могли бы! Скажи лучше, навѣрное влопались бы. Есть иные счастливые дни, только уже никакъ не пятница.

— Это всякій дуракъ знаетъ. Не ты эту штуку открылъ, Гекъ, могу тебя увѣрить.

— Развѣ я говорю, что я?.. Да это еще не все, что сегодня пятница. Я видѣлъ очень дурной сонъ этой ночью: крысы все чудились.

— Да?.. Это худое предвѣщаетъ. Дрались онѣ?

— Нѣтъ!

— Ну, это еще хорошо. Когда онѣ не дерутся, это значитъ, что только угрожаетъ опасность и надо быть на-сторожѣ, держать ухо востро, вотъ и все. Оставимъ дѣло на сегодня и будемъ играть. Ты слыхалъ о Робинъ Гудѣ, Гекъ?

— Нѣтъ. Это кто еще, Робинъ Гудъ?

— Это одинъ изъ самыхъ великихъ людей, которые только были въ Англіи… И самый лучшій. Разбойникъ онъ былъ.

— Эхъ, хотѣлось бы и мнѣ быть! Кого онъ грабилъ?

— Только шерифовъ, епископовъ, богачей, королей и тому подобный народъ. Бѣдныхъ не трогалъ. Онъ ихъ любилъ. И всю добычу дѣлилъ съ ними поровну.

— Славный малый былъ, какъ видно.

— Да, ужь нечего говорить, Гекъ. Это былъ самый благородный человѣкъ на свѣтѣ. Такихъ уже и нѣтъ теперь, можно сказать. Онъ могъ побороть всякаго въ Англіи, даже привязавъ себѣ одну руку назадъ. Или возьметъ онъ свой тисовый лукъ и попадетъ, за цѣлыя полторы мили, въ десятицентовую монетку.

— Какой это тисовый лукъ?

— Я не знаю. Какой-нибудь родъ лука, вѣроятно. И если попадетъ не въ самую десятицентовку, а только задѣнетъ ее за край, то опустится онъ на землю и зарыдаетъ… и заругается. Будемъ играть въ Робинъ Гуда. Игра благородная. Я тебя научу.

— Давай!

Они проиграли въ Робинъ Гуда все время послѣ полудня, бросая, изрѣдка, тоскливые взгляды на заколдованный домъ и перекидываясь замѣчаніями о своихъ завтрашнихъ планахъ и возможныхъ случайностяхъ. Потомъ, когда солнце стало клониться къ западу, они направились домой, пересѣкая длинныя тѣни, ложившіяся отъ деревьевъ, и скоро исчезли за чащами Кардифскаго холма.

Въ субботу, вскорѣ послѣ полудня, мальчики были снова у павшаго дерева. Они покурили и поболтали въ тѣни, а потомъ принялись рыть опять свою послѣднюю яму, безъ особой надежды, но единственно потому, что, по словамъ Тома, случалось такъ, что люди бросали работу, не дойдя только дюймовъ на шесть до клада, а являлся посторонній человѣкъ и открывалъ сокровище однимъ ударомъ лопаты. Дѣло не удалось имъ, однако; тогда они взвалили себѣ инструменты на плечи и пошли прочь въ томъ сознаніи, что они не шутили съ судьбою, а исполнили, по крайней мѣрѣ, рѣшительно все, что требуется при правильномъ исканіи кладовъ.

Когда они добрались до заколдованнаго дома, то мертвая тишина, господствовавшая здѣсь среди палящаго зноя, показалась имъ до того страшной и тягостной, пустынность и разрушеніе до того полными всякихъ ужасовъ, что они не осмѣливались, сначала, вступить въ домъ. Потомъ, пробравшись къ крыльцу, они пугливо заглянули внутрь… Глазамъ ихъ представились обширныя сѣни съ землянымъ поломъ, старая печь, окна безъ рамъ, и все это было покрыто лохматою, запыленною паутиной, висѣвшею клочьями; полуразрушенная лѣстница вела отсюда вверхъ. Мальчики вошли осторожно, съ бьющимся сердцемъ, говорили лишь шепотомъ, прислушивались къ малѣйшему шороху, напрягали всѣ свои нервы, готовясь къ поспѣшному бѣгству въ случаѣ опасности.

Но мало по малу они ободрились, свыкаясь съ своимъ положеніемъ и разбирая его критически: они гордились своею смѣлостью, сами удивляясь ей въ то же время. Потомъ, имъ захотѣлось взобраться наверхъ. Это могло отрѣзать имъ путь отступленія, но они подзадоривали другъ друга, что привело, разумѣется, къ тому, что они бросили свои инструменты въ уголъ и стали подниматься по лѣстницѣ. Вверху лежала тоже на всемъ печать разрушенія. Въ одномъ углу оказался шкафъ, обѣщавшій нѣчто таинственное, но онъ обманулъ ожиданія: въ немъ не было ничего. Они теперь уже совсѣмъ разошлись, были готовы приняться за дѣло, и хотѣли спуститься внизъ, чтобы начать работу, какъ вдругъ…

— Тсъ! — шепнулъ Томъ.

— Что такое? — проговорилъ Гекъ, блѣднѣя отъ страха.

— Тсъ!.. Вотъ опять… Слышишь ты?

— Да!.. Пропали мы… Убѣжимъ!

— Молчи!.. Не шелохнись!.. Идетъ кто-то прямо къ двери…

Они прилегли на полъ, приложивъ глаза къ щелямъ въ полу и замирая отъ ужаса.

— Остановились… Нѣтъ, идутъ… Не дохни, Гекъ… Господи Боже, зачѣмъ насъ сюда принесло!

Въ домъ вошли два человѣка. Оба мальчика подумали разомъ: «Одинъ изъ нихъ — тотъ глухонѣмой испанецъ, который толкался недавно тутъ, въ нашемъ мѣстечкѣ… но другой совсѣмъ чужой».

«Другой» былъ очень оборванное, всклокоченное существо съ крайне непріятной наружностью. Испанецъ былъ въ своемъ плащѣ, широкополой шляпѣ, изъ подъ которой вились его длинные сѣдые волосы, и въ зеленыхъ очкахъ. Бакенбарды у него были тоже сѣдыя, густыя. Входя, «другой» говорилъ что-то вполголоса; они сѣли оба на полъ, лицомъ къ дверямъ, спиною къ стѣнѣ, и «другой» продолжалъ говорить. Онъ теперь уже менѣе остерегался и возвышалъ голосъ по мѣрѣ развитія своей рѣчи.

— Нѣтъ, — говорилъ онъ, — какъ я ни думалъ, а не хочется мнѣ. Дѣло опасное.

— Опасное! — проворчалъ «глухонѣмой» къ крайнему изумленію мальчиковъ, — квашня ты!

При этомъ голосѣ, мальчики содрогнулись и замерли. Это былъ голосъ Инджэна Джо!.. Наступило молчаніе, потомъ Джо сказалъ:

— Почему это опаснѣе, чѣмъ то, прошлое?.. А сошло же.

— Это разница, То было за рѣкой, вдали отъ всякаго жилья.

Никому и не догадаться, что мы тамъ старались, пока своего не добьемся.

— Ну, а скажи ты мнѣ, что опаснѣе того, что мы пробираемся сюда такъ, среди бѣлаго дня? Всякій насъ можетъ увидѣть и заподозрить.

— Вѣрно, только не было подъ рукою у насъ другого мѣстечка, чтобы укрыться послѣ той глупой штуки. Я и не хочу оставаться долѣе въ этихъ прекрасныхъ мѣстахъ! Ушелъ бы и вчера, да мѣшали эти проклятые мальчишки, которые играли тутъ на холмѣ, прямо напротивъ…

«Проклятые мальчишки» снова замерли при этомъ благосклонномъ отзывѣ о нихъ и благодарили судьбу за то, что «пятница» заставила ихъ отложить свое предпріятіе до слѣдующаго дня. Зачѣмъ, думалось имъ, не отложили мы его и на годъ!.. Джо и его товарищъ вынули, между тѣмъ, какую-то провизію и стали закусывать. Послѣ долгаго, задумчиваго молчанія, Джо произнесъ:

— Слушай, пріятель. Ты отправишься вверхъ по рѣкѣ въ свое мѣсто; но обожди тамъ, пока я не подамъ тебѣ вѣсть о себѣ… Я изловчусь побывать еще разъ въ этомъ поселкѣ, чтобы высмотрѣть… и мы сыграемъ ту «опасную» штуку, когда я увижу, что есть случай благопріятный… А потомъ, мы въ Техасъ! Отмахаемъ вмѣстѣ дорогу!

«Другой» согласился. Оба они стали зѣвать и Инджэнъ Джо сказалъ:

— Смерть спать хочу! Твоя очередь сторожить.

Онъ свернулся среди заросли и скоро захрапѣлъ. Товарищъ толкнулъ его раза два, и онъ замолкъ. Но тогда и сторожившій началъ кивать головою; она опускалась у него все ниже и ниже; наконецъ, раздался двойной храпъ.

Мальчики вздохнули свободнѣе. Томъ шепнулъ:

— Надо воспользоваться этой минутой… Идемъ!

— Ни за что! — возразилъ Гекъ. — Я умру, если они проснутся!

Томъ сталъ настаивать, но Гекъ не соглашался. Наконецъ, Томъ поднялся осторожно и двинулся съ мѣста одинъ. Но, при первомъ же его шагѣ, старыя половицы скрипнули такъ, что онъ присѣлъ, полумертвый отъ страха. Онъ не рѣшился на вторую попытку и оба мальчика продолжали лежать, считая медленно ползшія минуты и думая, что времена уже кончились и занимается заря вѣчности. Имъ стало легче, когда они замѣтили, что солнце заходитъ.

Одинъ храпъ замолкъ. Инджэнъ Джо приподнялся… поглядѣлъ съ угрюмой усмѣшкою на своего товарища, уронившаго себѣ голову на колѣна, растолкалъ его ногой и спросилъ: — Это ты такъ сторожишь?

— Я?.. Все благополучно, кажется… Неужели я уснулъ?

— О, немножечко… Но время и въ путь, пріятель. Но какъ намъ быть съ тѣмъ запасцемъ, что у насъ тутъ хранится?

— Но знаю… Полагаю, что лучше всего не трогать его. Зачѣмъ намъ тащить съ собою, прежде мы пустимся на югъ? Шестьсотъ пятьдесятъ серебряною монетою не малый грузъ.

— Твоя правда. Оставимъ здѣсь… Зайти взять потомъ будетъ немудрено.

— Разумѣется… только придемъ тогда ночью, какъ всегда дѣлали; оно вѣрнѣе.

— Хорошо, но, вотъ что: я найду, можетъ быть, еще не скоро подходящій случай для той штуки. Мало-ли что встрѣтится… а деньги то не въ совсѣмъ надежномъ мѣстѣ лежатъ. Лучше зароемъ ихъ по настоящему, да поглубже…

— Умно разсудилъ, — сказалъ другой, переходя въ другой конецъ комнаты. Онъ опустился здѣсь на колѣни, приподнялъ одинъ изъ заднихъ кирпичей въ печкѣ и вытащилъ оттуда мѣшокъ, позвякивавшій очень привѣтливо. Взявъ изъ него двадцать или тридцать долларовъ для себя и столько же для Инджэна Джо, онъ передалъ мѣшокъ ему. Джо стоялъ на колѣняхъ въ другомъ углу и рылъ землю своимъ большимъ ножомъ.

Мальчики забыли, въ одно мгновеніе, всѣ свои страхи, все, что уже вытерпѣли. Они слѣдили загорѣвшимся взглядомъ за всѣмъ, что происходило. Вотъ счастье-то, оно превосходило всѣ ихъ ожиданія. Шестьсотъ долларовъ!.. Этого было достаточно, что бы обогатить полдюжины ребятъ! Кладъ давался самъ въ руки, нечего будетъ угадывать мѣсто, гдѣ онъ зарытъ. Они подталкивали другъ друга въ бокъ каждую минуту; толчки были краснорѣчивы и означали: «Не доволенъ-ли ты теперь тѣмъ, что мы здѣсь?»

Ножъ Инджэна Джо ударился о что-то.

— Слушай-ка! — проговорилъ метисъ.

— Что тебѣ? — отозвался его товарищъ.

— Полусгнившая доска… нѣтъ, шкатулка. Подойди, засунь руку; надо узнать, что такое… Суй прямо, я пробилъ дыру.

Тотъ засунулъ руку и вытащилъ ее назадъ.

— Пріятель, вѣдь деньги!

Оба они стали разсматривать вытащенную пригоршню монетъ. Оказывалось золото. Мальчики были въ не меньшемъ волненіи и восторгѣ, нежели Джо и его товарищъ. Этотъ послѣдній сказалъ:

— Мы скоро добудемъ шкатулку. Я видѣлъ тутъ, въ углу, среди заросли, какой-то заржавленный ломъ… тамъ, по ту сторону печки… за минуту передъ этимъ видѣлъ.

Онъ побѣжалъ и принесъ домъ и заступъ, оставленные мальчиками. Инджэнъ Джо взялъ ломъ, осмотрѣлъ его внимательно, проворчалъ что-то и потомъ принялся за работу.

Шкатулка была скоро вырыта изъ земли. Она была не особенно велика, окована желѣзомъ и порядочно прочна, повидимому вначалѣ, но попортилась отъ времени. Товарищи смотрѣли на нее въ блаженномъ молчаніи.

— Знаешь, тутъ не одна тысяча долларовъ будетъ! — сказалъ Джо.

— Толковали, что въ здѣшнихъ мѣстахъ сильно работала, однимъ лѣтомъ, шайка Морреля, — замѣтилъ ему товарищъ.

— Слышалъ я, — сказалъ Джо, — и можно предполагать, что это ими запрятано…

— Ну, теперь тебѣ нѣтъ надобности въ этой продѣлкѣ.

Метисъ нахмурился и возразилъ: