Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!

— У первенца твоего я самолично крёстным буду. Второму вон хоть ротного командира в крёстные можешь брать, но чтобы у первого я! Идёт?!

Лужин, словно онемев, лишь кивал согласно головой.

— Поздравляю, Фёдор! Поздравляю тебя, дорогой! — Алексей выскочил из-за стола и порывисто обнял Цыгана. — Очень я рад за тебя!

Отгремел изысканной музыкой вечер, устроенный градоначальником в честь проводов егерей в Спасском дворце. Отшумела весёлая свадьба у повенчанной отцом Валентином четы Лужиных. Третьего мая, за неделю до установленного военной коллегией срока, особый полк егерей выступил в сторону Елисаветграда. Погода благоприятствовала маршу, дождей уже неделю как не было, потому дорога была достаточно просохшая, а всё вокруг зеленело и радовало глаз.

Большие, семейные, крытые плотной парусиной повозки катили посередине огромной, растянутой на три версты колонны. Детвора с них спрыгивала, устраивала возню на обочине, а потом догоняла под крики матерей.

Первая ночёвка была незабываемой. Устроились на берегу реки, и вся огромная поляна осветилась сотней костров. На большом растянутом пологе мальчишки толкались и, обжигаясь, закидывали в рот разваристую солдатскую кашу деревянными ложками. Мужчины ели не спеша, степенно, обсуждая полковые дела. Женщины и вовсе чуть поклевали и теперь разливали из закопчённого медного котла по глиняным кружкам степной, с лёгкой горчинкой чай. Протопал стороной караульный плутонг с новой дежурной сменой, десяток конных егерей ускакали дозорить в ночь. Стало холодать, от реки веяло прохладой, и всю детвору загнали в одну из повозок к бабушке Йоване под присмотр.

— Пойдём мы посты, что ли, проверим с Сергеем и Фёдором, — подхватив с полога штуцер, проговорил Алексей. — Недолго, недолго, — ответил он, опережая вопрос Катарины. — Вы тут тоже особо не засиживайтесь и глядите, без нас Авдотью не обижайте, — кивнул он на статную супругу Лужина.

— Ну что вы, Алексей Петрович! — засмущалась та. — Никто меня тут не обижает. Все ведь вокруг свои.

— Идите уже на свою проверку, — махнула рукой Катарина, — нам тут прибраться нужно, а вы над душой стоите.

— Фёдор Евграфович, ты давай-ка своих посмотри и секреты проверь, — распорядился Егоров. — Серёж, на тебе внешнее кольцо караульных будет. А я пойду посмотрю, как там табун на выпасе сторожат.

Многие артели уже поужинали, и егеря устраивались спать на растянутых пологах, укрывшись шинелями. Сверху не капало, и выставлять палатки смысла никакого не было.

До Елисаветграда полк дошёл за шесть суток, здесь людям и лошадям дали два дня отдыха и продолжили движение в сторону Черкасс. Путь этот занял четверо суток. Далее дорога лежала вдоль правого берега Днепра на Киев. Сто шестьдесят вёрст прошли менее чем за семь дней неспешным ходом. Теперь можно было отдохнуть и основательно поправить все те неполадки, которые вылезли в дороге.

— Мне нужно не менее четырёх дней, Алексей Петрович, — заявил Рогозин на малом совете. — Киевское и Черниговское наместничества весьма богатые, война их особенно не коснулась, так что на закупке провианта и фуража можно хорошо сэкономить. Всё равно ведь все деньги на прогон полка до Санкт-Петербурга истратятся, так хоть закупимся наперёд побольше. Треть повозок в починке к тому же ещё нуждаются, котёл на одной кухне надобно запаять, да и так, по мелочи. Всегда ведь так — пока готовишься к дороге, всё вроде у тебя в порядке, а сотню вёрст пройдёшь, где слабо и тонко, вот там всё и рвётся. Егерям опять же передышка нужна, обувку оглядеть и поправить, мундиры подштопать, ну и в банях отмыться.

— Ну, значит, четыре дня, — согласился со своим главным интендантом Егоров. — Я, Александр Павлович, вас пока оставляю. Мы завтра с Сергеем Владимировичем свои семьи повезём в поместье, а уже потом нагоним. Полковая казна и все прогонные документы у полковника Милорадовича. Маршрут движения, путевые отрезки и места отдыха — всё определено, так что особых трудностей в пути не предвижу.

— Да а какие трудности? — пожал тот плечами. — Лишь бы серьёзных поломок в обозе не было, чтобы зазря не простаивать. Но так-то у нас и запасные повозки, и подменные лошади имеются. Погода только бы не подвела. Вон как пока с ней нам везло. Два дня лишь дождик пролил, и то потом быстро всё выветрило. Езжайте, Алексей Петрович, сами мы со всем справимся.

Двадцать пятого мая две дорожные, крытые чёрной кожей кареты в сопровождении пятёрки верховых егерей, гонящих с собой сменных коней, выехали из Киева в сторону Чернигова. Переправившись в городе через Десну, небольшая колонна взяла по малому тракту на Брянск, а потом по Московской дороге на Сухиничи. Все места были Алексею знакомые, сколько раз за эти два десятка лет он их тут уже проезжал. В первый раз в далёком семидесятом, а потом был Кагул и двадцать два года в егерях.

Глава 11. В поместье

— Папа, папа, а мы к тётушке заедем или она нас в деревне будет ждать? — волновалась двенадцатилетняя Настя. — Мальчишки-то её уже и не помнят, а я вот не забыла. Тётя Аня, она очень добрая! Мы с ней опять кукол наряжать будем.

— Заедем, — кивнул Алексей, — обязательно. Вон уже и пригороды Козельска показались.

Уездный город ни в чём не изменился: такие же пыльные и кривые улочки, стайки босоногих мальчишек да сонные прохожие, глазеющие на скачущих верхом военных и громыхающие по колдобинам кареты.

Вот и приметный дом отставного полковника Ляпина. Аникеев, соскочив с коня, бросился к двери и заколотил по ней кулаком. Из соседних домов выглядывали любопытные обыватели, с каким-то испугом глазея на военных.

— Иду, иду! — послышалось из-за двери. — Кого там принесло?

Стукнул внутренний засов, и в открывшуюся щель выглянул пожилой смотритель.

Сержант отступил в сторону, освобождая проход Егорову.

— Харитон Матвеевич, ты ли это? — подойдя ближе, спросил тот старика.

Смотритель открыл шире дверь и пристально вгляделся в полковника.

— Ляксей Петрович! — воскликнул он, наконец его признав. — Ох я и дурак старый! Где же мои глаза! Проходите, проходите, — засуетился он, отступая внутрь дома. — Ох, радость-то какая! Гла-ашка! — крикнул он вглубь. — Подь сюда быстрей, ро́дный брат хозяйки с войны приехал!

— Харитон Матвеевич, а Анна Петровна где? — спросил его Алексей. — Неужто опочивать изволит? Так уже обед вроде?

— Да нет её, барин! — отмахнулся старик. — Она в поместье вашем, в Егорьевском, месяц уже обретается. Как господин подполковник с войны без руки приехал, частенько туда ездила, какие-то снадобья от лекаря возила, а теперь и вовсе как на Пасху уехала, так пока и не возвращалась. Пару раз старшего конюха Осипа только присылала к врачу за порошками и зельем, ну тот и наведывался к нам, обедал, привет от неё передавал да расспрашивал, всё ли тут в порядке. Ой, обед же, обед! — замахал тот рукой. — Ба-атюшки! Это всё ваши детки, Ляксей Петрович?! — запричитал он, разглядев стайку ребятни.

— Не только мои, Харитон Матвеевич, — улыбнулся Егоров, — тут ещё и Сергея Владимировича, и Милицы. У них двое. Помните сестру жены? А вон и сама Катарина с ней у кареты стоит. А там вон тёщенька наша, Йована.

— Да как же не помнить?! — всплеснул тот руками. — Конечно, всех помню! Они ведь частенько к нам погостить приезжали, когда в поместье жили. А солдаты-то все ваши? Ох и грозные! — выглянул он в дверную щель. — С ружьями все, в сапогах!

— Мои, — усмехнулся Егоров. — Все тут мои.

— Ой-ёй-ёй! — покачал головой смотритель. — Страсти-то какие! Цельный отряд! Глашка! — обернулся он к крепкой румяной девке. — Беги за мамкой, пущай сюда поспешает. Господ и солдат кормить срочно нужно. Ну-у, ты чего столбом стоишь, дура? Бегом! — рявкнул он, и девка пулей выскочила на улицу. — Внучка моя, — с гордостью кивнул ей вслед Харитон Матвеевич. — Работящая. Хозяйка с неё хорошая будет. Сейчас вот с мамкой прибегут, настряпают, кормить вас, Алексей Петрович, будем.

— Да вы бы не утруждались, Харитон Матвеевич, — пожал плечами Егоров. — Мы бы просто чай попили здесь и сразу в поместье отъехали. Знал бы я, что Ани нет здесь на месте, так и не заезжал бы вовсе.

«Чай» затянулся, и в Егорьевское отправились часа через три, уже под вечер. Проехали по старому мосту через речку Жиздру, и вдоль дороги потянулись рощи да помещичьи угодья. Многие из полей были распаханы и засеяны, и на них зеленели тонкие всходы хлебов. Заезжали в усадьбу в сумерках.

Переполох поднялся знатный. Не прошло и четверти часа как от лежащего внизу у реки Егорьевского сбежалось к господскому дому всё село от мала и до велика. Анна обнимала и тискала деток, а приковылявший на протезе Ёлкин протёр на груди медали и громко по-военному доложился:

— Ваше высокоблагородие, во вверенном вами для пригляда поместье без происшествий! Всё по установленному распорядку! Докладывает отставной старший каптенармус Ёлкин Потап.

— Вольно! — крикнул весело Егоров. — Отставить всякую уставную строгость! Здорова, егеря-волкодавы! — И под громкое «Здравжелаю, вашвысокблагородие!» крепко обнял улыбающегося Кулгунина. — Как ты тут, Олег Николаевич? Всё ли хорошо, всё по душе здесь?

— Всё, Алексей Петрович, — кивнул покрасневший от волнения подполковник. — Как родного меня здесь приняли. Заботой и домашним уютом окружили.

— Ну ладно, Олег, поговорим ещё, — опять стиснул его в объятиях Егоров.

— Поговорим, — прошептал тот.

— Да ведь не на службе уже! — пожимал Алексей руки каждому стоящему в строю инвалиду. Все семь отправленных из батальона, а потом и из полка покалеченных егерей были здесь. А прибывшая с полковником конная пятёрка уже тискала Ёлкина.

— Всё, все разговоры завтра! — объявила громко Анна. — Они месяц как в пути были. Все расходимся по домам, чай, не субботний вечер ныне, а завтра не воскресенье! Катарина, Милица, заводите детей в дом. Они вон уже тут в темноте игры затеяли.

— Алексей Петрович, позвольте, отставники ребяток с собой заберут? — попросил Егорова Потап. — Ну чего они за господским столом будут мяться? Да и я бы, если позволите, тоже бы с ними?

— Ступай, ступай, Потап Савельевич, — усмехнулся Алексей. — Понимаю тебя прекрасно. Тогда давай завтра, не раньше обеда, и поговорим обо всех делах.

— Так точно, ваше высокоблагородие, — вытянулся тот, приняв уставной вид. — Я как раз в город за Иваном Кузьмичом да за Татьяновским и Покровским управляющими пошлю. У них у всех свои бумаги для вас есть. Вы не волнуйтесь, ваше высокоблагородие, всё будет в порядке с егерями, безо всяких излишеств. Порядок небось знаем.

— Иди уже, Савельевич, — махнул рукой Егоров. — Не волнуюсь я. Дети, а ну-ка все быстро в дом! Не заставляйте тётушку Анну ругаться! Вон как темно уже на дворе!

Вновь как когда-то давно сидели за огромным столом в гостиной родительского дома близкие Алексею люди. Потрескивая, горели свечи и лампады, освещая лица. Малышня угомонилась и, поужинав, заснула прямо на своих местах. Их отнесли в разобранные кровати и продолжили разговоры.

На следующий день, после обеда, как и сказал Ёлкин, у Алексея собралось всё местное начальство в лице управляющих поместьями, механической и каретной мастерской, крахмальной мануфактуры, маслобойни и, разумеется, самым главным коммерсантом, купцом уже теперь первой гильдии, Лазаревым Иваном Кузьмичом.

— Алексей Петрович, вот тут вот в отдельную подшивку всё по каждому нашему делу сведено, — положил перед Алексеем на стол стопу канцелярских журналов Ёлкин. — Мы ведь как знали с Кузьмичом, перед посевной большую ревизию во всех хозяйствах учинили. А тут ещё удачно и Олег Николаевич приехал, помог нам всё просчитать и воедино свести. Будем прямо сейчас отчёт каждый держать, или когда вы уже всё поглядите?

— Я-то, конечно, всё посмотрю, — кивнул Алексей, — а пока вы вкратце, в пяти-шести предложениях, общее каждый по своему делу скажите. Прибыльное, доходное ли оно, есть ли куда развиваться, или уже всё, край и дальше некуда, до самого предела дошли. Может, какие-то предложения у вас будут? Давайте-ка мы с механической мануфактуры, или как Курт Оттович гордо её называл, — с механического завода начнём.

— Архип, говори! — толкнул сидящего на скамье крепкого, конопатого, ещё молодого мужика Ёлкин. — Да не мнись ты и не стесняйся!

— Ну что сказать, — стиснув в руках свою суконную шапку, пробасил тот, — ума-разума на новое у нас, конечно, шибко не хватает. Всё то, что было при Оттовиче, так и осталось. Ничего нового измыслить пока не могём. Каретная мастерская даёт хороший доход, заказы к нам аж с самого губернского города идут, потому как Курт Оттович подвеску хитрую придумал, которая мягкий ход сработанным у нас повозкам даёт. Ну, там ещё эти пластины, с особым изгибом которые…

— Архип, ты бы не лез в эти дебри, тебе же говорили, коротко, самое главное скажи. Чего сейчас делаешь, чего ещё для улучшения надо? — оборвал главного механика Ёлкин.

— Кузню нужно перестраивать, — встрепенулся тот, — мала она уже. И большой молот, как на фабриках, с водяным приводом нам нужен. Потому как, бывает, большую деталь проковать требуется, а вручную это — ну никак. Вот и везут её в Калугу, на казённый завод, а это ведь большие деньги. Когда пять лет назад стволы ружейные задумали тут сверлить, даже кое-какие приспособы сладили. Станок вот только осталось прикупить и начинать, но без Курта Оттовича я уже точно не решусь на такое, — вздохнул Архип. — Очень это дело сложное и тонкое. А так мы всё больше одним ремонтом заняты. Из поместья нам всякое приносят, ну и со всего уезда тоже, конечно, везут. Доход вроде небольшой приносим.

— Тысячи полторы чистого годового, — кивнул Лазарев, — но раньше и больше трёх даже было. Вдвое он упал, потому как хозяин грамотный для всего этого дела нужен. Это я не в укор Архипу, конечно. Он-то как может старается.

— Да-а, хозяин, — вздохнул Алексей. — Где же его взять-то такого? Грамотных механиков на казённые или большие частные заводы с руками и ногами отрывают. Иноземцев сманивают. Жаль, мало вам, Архип, с Куртом Оттовичем вместе поработать довелось. Глядишь, ещё бы лет пять — и сами потом смогли бы новое производство развивать. Ну ладно, что уж тут говорить. Давайте следующий.

Старший маслобойни Игнат, смуглый, хмурый, коренастый мужик, был краток.

— Семечко давим с конца сентября по май месяц. Потом, как оно заканчивается, встаём на ремонт и на всякие доделки до начала нового сезона. Работа отлажена, нареканий никаких нет. Если расширяться, то надобно жаровню увеличивать, пре́ссы новые ставить, фильтровальную. А так и это всё, что сейчас есть, с урожаем пока справляется.

— Пять сотен десятиведёрных бочек вырабатываем, — кивнул Лазарев, — с разным отжимом и с очисткой-фильтрованием, смотря кому и для каких нужд. На масло ряд на год вперёд уже у нас есть. Санным путём в Калугу, а уже оттуда потом по Оке в разные концы страны оно вывозится. Подсолнечное это масло, самое доходное наше дело, чистыми двадцать пять тысяч рублей дохода приносит.

— И больше бы могли, Алексей Петрович, но тогда расширять посевные и сам маслобойный заводик нужно, — вставил своё Елкин. — А пока вот так.

Дальше доложились по выделываемому из картофеля крахмалу, мукомольному делу, посевным злаковым культурам, птичнику и прочим хозяйским делам.

— Земли-то у нас хватает, Алексей Петрович, — подвёл итог всему сказанному Ёлкин. — С покупкой Покровки много десятин пахотной прибавилось. И ещё есть куда расти, ежели болотину осушить. С переработкой урожая вот только вопросы появляются. Мельница наша ветряная не справляется уже. Если мы раньше и чужое зерно на помол брали, то теперь чаще всего отказываем, своё бы успеть переработать. У новых сортов ржи и пшеницы урожайность больше, а с переходом от барщины на оброк и с раздачей в аренду всех пахотных клиньев крестьянам она ещё сильнее возросла. У них теперь интерес как бы заработать больше появился. Стараются, а тут и мы им то семена, то инвентарь какой подкидываем. Ну вот и всем с того хорошо. А с переработкой надобно что-то решать.

— В Государственном заёмном банке у нас восемьдесят пять тысяч, Алексей Петрович, сейчас лежат, — доложился Лазарев. — Проценты, конечно, там совсем небольшие капают, всего-то пять годовых, но это ведь куда лучше, чем они просто в кубышке останутся. Ежели вдруг расширяться задумаете или построить чего-нибудь серьёзное, то всегда на них можно рассчитывать.

— Ладно, хорошо, понял вас, — кивнул Алексей. — Будем думать, причём все вместе. Если у кого какие предложения появятся, то не стесняйтесь, смело подходите и рассказывайте, я ещё три недели тут буду, а уже потом в полк отъеду. Да и после побывки, коли у кого дельные мысли появятся, прямо к Потапу Савельевичу подходите. А он уже знает, как их на бумагу перенести, а потом и мне переправить. Ну а если Олег Николаевич будет к нам расположен, так мы и к нему за помощью подойдём. Так ведь, господин подполковник? — подмигнул он Кулгунину.

— Да я только рад буду, — кивнул тот. — Хоть какое-то, глядишь, дело появится. Я, конечно, не очень сам в хозяйственных делах сведущ, тут лучше бы тот же отставной полковой интендант подошёл вам, но чем могу, тем с радостью помогу.

— Ну вот и здорово, — улыбнулся Егоров. — Вот вам, дорогие мои, и ещё один грамотный и надёжный человек в наших поместных делах. Так что набрасывайтесь на него смело, пока он не передумал. А то видите, скучает он уже.

Выйдя со всеми во двор, Алексей попросил Лазарева:

— Иван Кузьмич, отойдём в сторонку. Я вот что с тобой хотел обговорить с глазу на глаз. Кем для меня был Курт, ты ведь, небось, и сам хорошо знаешь, как брат он мне. С юности мы с ним вместе. И умирал он на моих руках в Румелии, а перед тем как глаза свои закрыть, попросил за Егорку. Я ему, Иван Кузьмич, обещал там, что он мне сыном будет. И я его не оставлю. Внук он твой, и ты вправе воспротивиться тому, чтобы я его усыновил, но всё же прошу тебя, подумай. Катарину он уже с самого младенчества мамкой кличет, а я ему вместо отца теперь буду. Как ты сам на это смотришь?

— Егорка, Егорка, — покачал Лазарев головой. — Была бы жива Варенька… Теперь-то что об этом говорить… — и надолго замолчал.

Алексей не торопил. Так и стояли они оба в молчании.

— Всё верно, Алексей Петрович, всё правильно, — наконец, проговорил он со вздохом. — Волю умирающего не исполнить али помешать ей — грех есть великий. Не пойду я на такое и никому не посоветую. Пусть будет так, как вы и сказали. Для нас с бабкой он ведь и так останется внучком. Думал я, вот перехожу в почётную, первую купеческую гильдию, ему всё потом останется. Его всё это будет. Да ведь вряд ли он захочет купеческим делом заниматься, по военной линии, небось, тоже пойдёт?

— Ну, это уж пусть он сам решает, Иван Кузьмич, — пожал плечами Алексей. — Неволить его никто не будет. Пусть пока подрастёт, а там уж видно будет, по какому пути идти. Да, и вот ещё что. К себе в Козельск, когда надо, забирайте внука погостить. Здесь никаких ограничений вообще даже быть не может.

— Спасибо, Алексей Петрович, — улыбнулся купец, — это мы с бабкой с радостью. Я бы и всех ребятёнков взял хоть прямо сегодня с собой, если, конечно, позволите?

— Ну, Кузьмич, это уже тебе к Катарине, к Анне и ко всем остальным женщинам, — усмехнулся Алексей. — Они с ними как наседки нянькаются. Думаю, кого-нибудь вам в помощь точно туда для пригляда отправят. Сами-то вы вряд ли с такой оравой справитесь.

Глава 12. Ваше Высокородие

Три недели побывки в Егорьевском пролетели незаметно, и вот Никита опять запрягал в каретную упряжь коней. Пятёрка егерей подтягивала подпругу верховым, а около Алексея с Гусевым толпились провожающие.

— Как только мы на место встанем, немного обживёмся, сразу тебе отпишусь, — пообещал Катарине Алексей. — Да вам тут не скучно всем будет, вон сколько своих вокруг, — кивнул он на большую толпу. — Да не переживай ты так, солнце моё, — обнял он жену, — не на войну же я еду в конце-то концов, обычная линейная служба.

— А ты всё равно бы поберёгся, Лёшенька, — прошептала та, прижимаясь к груди, — ради меня и деток, причём даже ещё не рождённых.

— Чего-о? — непонимающе пробормотал Алексей и постарался заглянуть Катарине в глаза.

— Того, — уткнулась она в егерский доломан, — что слышал. Вот и берегись теперь, не лезь в горячее, у тебя вон уже сколько детей, а через полгода, бог даст, и ещё будет.

— Мамочки мои! — воскликнул огорошенный Лёшка. — Три месяца уже, и ты всё молчала?

— И дальше бы молчала, — проговорила та, наконец подняв глаза на мужа. — Ты же ничего сам не замечаешь, то у тебя полк с егерями, то хозяйские дела с управляющими, и поговорить-то по душам с женой времени нет. Молчала бы, да мама настояла сказать.

— Ну прости, прости меня, — поцеловал её Лёшка. — Ну дурак я, да-а, что со мной поделать.

— Исправишься? — улыбнулась Катарина.

— Обязательно! Клянусь! — энергично кивнул он головой. — Береги себя, родная, и я обещаю тебе, что беречься буду.

Скрылась уже усадьба вдали, проехали сосновый бор, а Лёшка всё вспоминал последние минуты прощания.

— Вот дела-а-а! — проговорил он, качая головой.

— О чём ты? — спросил заинтересованный видом командира Гусев. — Случилось, что ли, чего?

— Да нет, я просто, — отмахнулся тот. — Так, Серёг, расставаться со своими тяжело. Когда это ещё доведётся увидеться?

— Это да-а, — кивнул тот. — Далековато же нас забрасывают, с крайнего юга империи да на самый её север, в карельские леса. Ну ничего, и там люди живут. Говорят, Суворов с десяток крепостей успел в Финляндии заложить, а каждая потом предместьями обрастает и со временем городом становится. Всё хорошо будет. Может, и санным путём зимой их уже заберём.

— Ох, не знаю, навряд ли, Сергей, — покачал головой Егоров. — Ну чего их в необжитое тащить, и так только ведь с Буга заехали. Вы смотрите с Милицей, конечно, сами, но я так думаю, что мои пока в усадьбе жить останутся.

Чтобы срезать путь, поехали через Мосальск, и уже за ним, на полпути к Смоленску, на ухабах разбитой дороги у кареты отлетело колесо. При тщательном осмотре оказалось, что на задней оси образовалась приличная трещина.

— Нам бы, Никита, до Смоленска только добраться, а уж там основательно её сможем починить, — проговорил Алексей. — А если временно пока это колесо установить?

Вестовой поднял глаза на полковника и огорчённо покачал головой.

— Никак невозможно дальше ехать, ваше высокоблагородие. Тут даже не в колесе дело — колесо что, это мелочь. Ось меня всех более заботит. Наденем мы на неё колесо, а через версту там всё обязательно рассыплется и заклинит. Надобно к хорошему кузнецу ехать, а лучше бы сразу в каретную мастерскую. Может, мы с ребятками её снимем с кареты, да и свезём в Мосальск, пока далеко от него не отъехали, а потом с мастерами сюда приедем и прямо здесь, на месте починим?

Делать было нечего, и скоро все, включая и господ офицеров, налегли на длинные шесты-рычаги. Карету немного приподняли, поставили её на большие чурбаки, закрепили, и после долгой возни освободили треснутую ось из крепежей. Уже в сумерках три всадника со вьючными лошадьми ускакали в сторону города, а путники в это время разбивали лагерь у речки Угра. Голь на выдумку хитра: надёргав из хвостов лошадей волос и смастерив самодельные крючки из присутствующей в карете стальной проволоки, трое оставшихся егерей с азартом удили рыбу. Скоро в большом котле варилась сорожка, плотва, уклейка и прочая рыбная мелочь. Для вкуса закинули ещё с десяток ершей и пару подлещиков. Несколько пойманных на кузнечиков довольно крупных голавлей завернули в лопухи и потом зажарили на углях.

— А хорошо-о, — потянувшись, проговорил Гусев. — Ни тебе построений и пушечной канонады, ни тебе этих штабных бумаг и докладных реляций. Костерок потрескивает, в реке вон рыба плещется. Тепло и сытно. Ещё бы комары не кусали, — и хлопнул себя по лбу. — Хоть с башкой в костёр лезь, окуривайся.