Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!

— Борис, много комаров — к чему это? — крикнул стоящему в зарослях камыша сержанту полковник.

— Так к теплу и дожжику, вашвысокоблагородие, — откликнулся егерь. — У нас в деревне говорили: много комаров — готовь по ягоду коробов. А ещё примечали, коли много комаров, то земляники много будет, ну и овса добрый урожай.

— Земляника это хорошо, овёс и тепло тоже неплохо, а вот дожди — не очень, — поёжился Егоров. — Дожди нам пока совсем даже ни к чему.

— Есть, есть, крупная! — воскликнул Аникеев. — Братцы, помогай, а то сорвётся!

Рыбаки кинули свои удилища и бросились к Борьке. Скоро пламя костра освещало прыгающего в траве крупного леща.

— И правда ведь земляники много, — пробормотал Егоров, обходя поутру полянку у лагеря. Сладкие, красные, ароматные ягоды так и таяли во рту. Поднявшееся над верхушками деревьев июльское солнце начало припекать, роса высохла, и от утренней прохлады не осталось и следа. Со стороны реки слышались весёлые крики и плеск купальщиков.

— Ваше высокоблагородие, вы бы окупнулись, — крикнул подходящему командиру Аникеев. — День-то сегодня такой — только и купаться!

— А какой сегодня день, Боря? — спросил заинтересовавшийся Гусев.

— Так Агафены Купальницы, Сергей Владимирович, — ответил тот. — Вода нынче особое здоровье даёт купальщику, ну и травы тоже в самой силе. У нас в деревне в этот день завсегда купались и стар и млад, и зверобой с матрёшкой для чая заготавливали.

— Пошли тогда в речку, Серёга! — скидывая порты, кивнул на реку Алексей. — Баб и девок нет рядом, можно и нагишом. За мной! А-а-а! — С криком, словно мальчишка, он понёсся к воде и с разбега прыгнул на глубину. — Ох, хороша водица! — вынырнув и отфыркиваясь, проговорил он в блаженстве.

— Гой ты, Русь моя родная,

Хаты — в ризах образа…

Не видать конца и края

Только синь сосёт глаза….

— Чего-о? — спросил вынырнувший рядом Гусев.

— Хорошо, говорю, водица как парное молоко, — ответил Лёшка и, подняв волну, с фонтаном брызг поплыл вразмашку к берегу.

Никита вернулся на следующий день с починенной осью.

— Рубь и два гривенника пришлось в кузне отдать, ваше высокоблагородие, — доложился он полковнику. — Торговались знатно. Сначала вообще два с полтиной запросили за работу, но ничего, потом скинули. Говорят, всё надёжно сделали, можем ставить.

Скоро, общими усилиями, на карету поставили ось и колесо, всё надёжно закрепили и сняли её рычагами с чурбаков. Отдохнувшие на выпасе кони взяли резво с места. Через два дня были в Смоленске, переночевали и продолжили путь на Витебск под проливным дождём. Именно через этот город и должен был проходить в сторону Пскова полк. Догнали его в Невеле.

— Хотели мы до Пскова без долгих остановок идти, — пояснял обрадованный встречей Милорадович. — Да Рогозин воспротивился. Если, говорит, недельную передышку коням не дать, потом тянуть не будут, вдвое дольше дорога в итоге выйдет. «Кони это вам не люди», — представляешь, мне заявляет. Их не пожалеешь — потом, дескать, сам в телеги впряжёшься.

— Ну, если так Рогозин заявил, тогда конечно, — усмехнулся Алексей. — Нам в телеги впрягаться ни к чему. Пусть и кони, и егеря, все отдыхают, вы и так вон как хорошо шли.

— Да и быстрее бы получилось, только вот неделю уже дождит, — показал Живан на затянутое тучами небо. — А по такой дороге не больно-то и разбежишься.

— Это всё Аникеев виноват, — кивнул на ведущего в поводьях лошадей сержанта Алексей. — Признайся, Боря, напророчил нам «дожжик и тепло»?

— Дык это не я, вашвысокоблагородие, — проговорил тот с опаской. — Это же всё комары, вон их как на Угре много было.

Продолжили путь уже в конце июля по просохшей дороге. В Псков полк вступал на Ильин день. Звонили колокола древних церквей, народ с интересом смотрел на топающих в сторону гарнизонных казарм егерей.

— Менее трёх сотен вёрст, братцы, до столицы осталось, — проговорил идущий в растянутой колонне Южаков. — А капитан сказывает, что мы аж полторы тыщщи их прошли. Ужасть как далеко топали!

— И ещё не знай сколько топать будем, — проворчал Лыков, поправляя ремень фузеи. — Чего, Ванька, думаешь край, что ли, эта самая столица? Нам опосля неё ещё топать и топать к чухонцам в болота. А на носу чего? О-осень! — протянул он важно. — Ох и намаемся мы там, по грязи шагая. Ох и намучимся мы с этим обозом, повозки вытаскивая.

— Ты, Рябой, не пужай и не скули раньше времени, — одёрнул его шагавший рядом Горшков. — С Киева выходили, тоже вон гундел, что в Белоруссии дорог нет. И как, прошли ведь?

— И ничего я не гундел, сами такие! — огрызнулся Тихон.

— Подтянись! Ногу взяли! — послышалось от головы колонны. — Народ честной смотрит! Твёрже шаг!

К Санкт-Петербургской заставе у Обводного канала голова колонны подошла после праздника Преображения Господня. Перед мостом через канал стояла изба и сбитая из корявых досок караульная будка. Дорогу же перекрывала длинная жердина — шлагбаум с намалёванными на ней чёрными поперечными полосами. Возле будки и шлагбаума стояли четверо солдат часовых с примкнутыми к ружьям штыками и унтер-офицер. Около моста виделось ещё пятеро. Рядом с избой под раскидистой берёзой дремали две стреноженные кобылы. Проходящие через пост путники или телеги проверялись караулом, у людей испрашивали разрешительные к проезду документы, а уже потом те следовали далее. Из города через мост проехала большая, крытая чернёной кожей карета и остановилась прямо перед шлагбаумом. Проверив поданную ему пассажиром бумагу, унтер махнул рукой. Пара солдат подхватили жердину и завернули её к обочине, освобождая проход.

— Но-о! — донеслось до идущего во главе полка Егорова. Кучер щёлкнул кнутом, и карета покатила навстречу.

— Вправо принять! — рявкнул полковник, освобождая дорогу.

Видя подходящую войсковую колонну, часовые заволновались, и один из них по приказу унтер-офицера метнулся в избу.

— Во-о, а путь-то ведь закрыт, никак нам теперяча тут не пройти, — послышалось насмешливое из строя.

Из избы выбежал офицер и поспешил к шлагбауму. На его горжете светился золотом имперский орёл.

— Поручик Красницкий, лейб-гвардии Измайловский полк! — козырнул он. — С кем имею честь говорить?

— Полковник Егоров, отдельный особый полк егерей, — приложил ладонь к каске Алексей. — Идём с Буга, из Екатеринославского наместничества, ранее состояли в Южной Дунайской армии князя Потёмкина. Полку военной коллегией приказано проследовать в Санкт-Петербург.

— Никаких распоряжений про вас от начальства не было, — озадаченно проговорил поручик. — Так-то наш полк уже весь август очередную охранную службу несёт. Одну минуту, подождите, господин полковник, — и прошёл к избе. Выйдя из неё с толстым журналом, он раскрыл его и пролистал страницы. — Никак нет, не имею никакого распоряжений про вас, — пожал он плечами.

— Ну так доложитесь своему начальству, господин поручик, — начиная закипать, процедил Егоров. — Мои егеря почти две тысячи вёрст отмахали от Османской границы, чтобы потом в эту палку упереться, — стукнул он кулаком по шлагбауму. — Кто-то же должен принимать решения? Вот, читайте выписку из приказа военной коллегии.

— «…Начать движение к Санкт-Петербургу. Прибыть в оный не позднее середины сентября. Полковнику Егорову А.П. быть готовым представить свой полк всемилостивой императрице Екатерине II. Президент военной коллегии, генерал-аншеф, граф Салтыков Н.И.», — шептал, зачитывая текст, поручик. — Так вон оно что-о… — протянул он. — Тут дата прихода аж на сентябрь стоит! У вас ведь ещё целый месяц хода есть. Быстро же вы до нас добрались, господин полковник. Видно, потому и не ожидают вас сейчас, и нам указания соответствующие не даны. Селантий! — крикнул он, обернувшись к унтер-офицеру. — Скачи к премьер-майору Луцкому, доложись, что егерский полк к заставе подошёл, тот, который в сентябре ждут, и что командир у него полковник Егоров. Всё ли запомнил?

— Так точно, ваше благородие, запомнил, — кивнул тот.

— Поспешай тогда, — махнул рукой поручик. — Егеря с дороги устали, вон сколько они шли. Господин полковник, вы уж меня извините, — проговорил измайловец, уважительно поглядывая на золотые орденские кресты. — Порядок у нас таков, будет разрешение от начальства — так мы вас сразу, куда вам прикажут следовать, пропустим. А пока вам обождать здесь придётся. Егеря тут на пустыре расположатся, а вас я в караульную избу со штаб-офицерами попрошу.

— Спасибо, поручик, мы лучше со своими егерями на свежем воздухе побудем, — поблагодарил старшего городской заставы Алексей. — Подождём пока, порядок есть порядок, — и обернулся к колонне. — Полк, слушай мою команду! Разбиваем стоянку с этой стороны на пустыре! У нас есть время подготовиться ко встрече с матушкой императрицей. Пыль с мундиров и сапог всем сбить, что где можно починить — чините! Готовьтесь лучше, братцы, чтобы в грязь лицом не ударить! Капралам и унтер-офицерам проверить своих людей!

Примерно через час прискакал посланный в гарнизонный штаб унтер-офицер. Колонну догнали полевые кухни, и егеря, запоздало пообедав, теперь приводили себя в надлежащий вид.

— Ничего, не хуже любого армейского полка будем иметь вид, — проговорил, оглядывая разбившихся по артелям егерей, Рогозин. — Правильно, что во Пскове мундиры сменили. Как раз те старые дорвали, а эти не успели ещё под солнцем выцвести и прохудиться. С гвардейскими мы, конечно, не сравнимся, — кивнул он на стоящих у шлагбаума измайловцев, — они-то вон все как на парад одеты, но и не опозоримся.

С города прискакали несколько всадников, они спрыгнули с лошадей и одному из них, самому важному, доложился старший заставы.

— Кажется, по нашу душу, Алексей Петрович, прибыли, — кивнул на идущего в их сторону штаб-офицера Гусев.

— Господин полковник, — безошибочно определив старшего, вскинул два пальца к виску гвардеец. — Дежурный помощник коменданта, премьер-майор лейб-гвардии Измайловского полка Луцкой Александр. Велено ваш полк сопроводить на Семёновский плац, куда вскорости прибудет и сама государыня. Прошу прощения, но обоз велено вам оставить тут до завтра, — кивнул он на виднеющиеся ряды повозок. — Сами понимаете, как они на плацу смотреться нелепо будут. Как только станет ясно, где вы расположитесь, туда и их позже переправят.

— Всё ясно, господин премьер-майор, — кивнул Егоров. — Пять минут — и мы будем готовы следовать за вами. Внимание, полк, заканчиваем привал! Выходи к дороге! Строиться поротно! — отдал он общую команду. — Александр Павлович, ты всё сам слышал, что майор сказал, — обратился он к стоящему рядом Рогозину, — повремените пока в город заезжать. Вставайте здесь на ночёвку и выставляйте караулы, как только что-то ясно будет — вас известят, куда далее обозу следовать.

— Слушаюсь, господин полковник, — ответил тот. — Ну вот и славно, хоть на параде не придётся шагать. Не беспокойтесь, Алексей Петрович, все повозки тут квадратом поставим, перед ними у караульных костров часовых, сами же в серёдке расположимся. Всё в порядке будет.

Капралы и унтера ходили вдоль строя рот, ровняя ряды, слышались их окрики и ворчание.

— Внимание, полк! — прокричал Егоров. — Слушай мою команду! Штыки на ружья надеть! Медали суконкой до блеска так натереть, чтобы всякий обыватель видел, что это воины-победители от Дуная идут! Ротным и батальонным офицерам встать перед своими подразделениями! Знамённой группе — в голову колонны! Знамя полка из чехла вынимай! Расправьте его, ребята, пусть народ боевым стягом егерей любуется! Честь великая выпала вам, братцы, по столице маршировать. Не трусимся, идём гордо и твёрдо! Помните, вы — егеря-волкодавы, которые Очаков, Измаил на свой штык взяли, несколько знамён у турок отбили, алай беслы начисто выбили! Чего вам тут-то бояться?! Вперёд, егеря!

Под ритм барабанного марша полковая колонна вошла в город.

— Раз, раз, раз-два-три! Раз, раз, раз-два-три! — задал счёт Алексей. — Твёрже шаг!

Одноэтажные лачуги сменились домами покрепче. Вот пошли двухэтажные, бревенчатые, а потом среди них начали кое-где попадаться и каменные. С каждой сотней саженей их становилось всё больше и больше. Народ и кучера конных повозок, освобождая центр улицы, глазели на ровные ряды проходящих мимо егерей и жались к обочине.

— Раз, раз, раз-два-три! Раз, раз, раз-два-три! — доносилось от головы колонны. Гремела барабанная дробь и слышался монолитный топот тысяч пар сапог. Блеск штыков на ружьях, положенных на плечи, и реющее на ветру золотое, зелёно-чёрное знамя с имперским орлом и короной в центре.

— Раз, раз, раз-два-три! Раз, раз, раз-два-три!

— Господин полковник, Семёновский плац, — крикнул следующий верхом на лошади сбоку от егерей майор. — Располагайтесь лицом вон к тому штабному зданию гвардейцев. В линию вы тут весь полк выставите, здесь места с избытком.

Действительно, площадь была огромной (26,5 га.). В этом районе были расквартированы лейб-гвардии Семёновский и Московский полки, а также несколько гарнизонных батальонов и рот. В результате казарменной застройки как раз и образовалась одна из самых больших площадей Санкт-Петербурга. Тринадцать сотен егерей расположились на ней, заняв самый центр. Ждать пришлось около полутора часов. Солнце уже скатывалось к горизонту, и от зданий потянулись длинные тени. Егеря стояли по команде «вольно», и от их шеренг доносился гул множества голосов.

— Едут, едут! — вдруг раздались выкрики. С северной стороны, с улицы, ведущей к Фонтанке, выскочила кавалькада богато украшенных карет в окружении сотни блестящих кавалергардов.

— Полк, равня-яйсь! Сми-ирно! — набрав полную грудь воздуха, скомандовал Егоров. — Равнение на середину!

Замершие в шеренгах егеря широко открытыми глазами смотрели, как из отделанных золотом, блестящих на солнце карет выходят богато одетые господа. А вот и сама государыня императрица с перекинутой через правое плечо голубой Андреевской лентой и большой восьмиконечной звездой на груди. Екатерина оглядела выстроенные перед ней воинские ряды и, колыхнув оборками пышного платья, пошла к ним.

Правой ногой шаг вперёд, поворот на носочках — и с отмашкой рук Алексей ударил приставным навстречу Екатерине.

— Ваше императорское величество! — рявкнул он, не доходя трёх шагов. — Отдельный особый полк егерей, совершив марш, по вашему приказанию прибыл в Санкт-Петербург! Докладывает командир полка, полковник Егоров!

— Здравствуйте, сударь, — кивнула Екатерина. — Рада вас в полном здравии видеть. Слышала, ранены опасно были. А шустрые же у вас солдаты, раньше времени в столицу пришли. Не оборвались в дороге, не обезножили, словно бы из летних лагерей пригорода они возвращались, а не с дальней южной границы. Отрадно сие! Здравствуйте, егеря-мо́лодцы! — оглядев шеренги, крикнула она вдруг неожиданно звонким для такой солидной дамы голосом[8].

— Здравжелаемвашимператорское величество! — оглушительно рявкнул полк.

— Ах, хороши! — покачала она головой. — Ваших преображенцев, Иван Алексеевич, даже перекричали, — кивнула она стоящему в свите генералу. — А уж они-то у вас ох и здоровяки. — Пойдёмте, полковник, проведите меня мимо своих волкодавов. Ведь так их в Южной армии нарекли?

— Так точно, ваше императорское величество! — кивнул Алексей, пристраиваясь сбоку.

— А отчего же так? Напомните-ка мне. Не оттого ли, что они каких-то султанских гвардейцев постреляли?

— Так точно, государыня, — кивнул Алексей, — и за это тоже. С той ещё, с Первой турецкой войны, мы с этим элитным алаем османов воевали. Беслы тех султанских гвардейцев звали.

— Да-да, что-то такое припоминаю, — покачала головой Екатерина. — Это ведь за вас Григорий Александрович ходатайствовал, чтобы на головных уборах егерей волчьи хвосты, споротые с малахаев турецких гвардейцев, можно было нашивать? Очень занимательная история. Так это, выходит, их, этих самых беслы, хвосты на стрелках? — кивнула она на стоящего перед ней, совершенно бледного лицом Южакова.

— Так точно, государыня, от шапок беслы, — подтвердил Алексей.

— А потом вы у того алая ещё и знамя отобрали, — хмыкнула она. — Вместе с крепостным стягом и казной. Хороши! Смотри-ка, у многих егерей Очаковская и Измаильская медали на груди, как вот у этого крепыша. Хороший воин, вон как зубы крепко стиснул, силён, стоит аж не дышит, — покачала головой Екатерина, оглядывая с головы до ног остолбеневшего Южакова. — Интересно, и погоны ведь на обоих плечах, а не на одном, как у всех остальных в войсках. Тоже ведь помню, с тех ещё, с Кременчугских манёвров мне что-то эдакое рассказывали.

— Убрать, матушка? Один, как и у всех, на плече оставить? — подскочив, спросил императрицу важный генерал.

— Николай Иванович, убрать всегда легко, — нахмурившись, произнесла Екатерина. — То Гришенькой так решено было, пускай же так и дальше остаётся. Полк-то ведь этот особенный, не зря он к нему благоволил, — и пошла дальше вдоль строя.

Дошла очередь и до учебной роты. Пройдя мимо офицеров, императрица остановилась перед седым унтером.

— Отец, у тебя вся грудь в медалях, за Прусскую викторию вот вижу, Кагульская, за первую турецкую кампанию. Как самого звать? Сколько лет отечеству служишь?

— Старший сержант Дубков Иван, — прищёлкнув каблуками, представился Макарович, — тридцать пять лет службы в марте месяце исполнилось, ваше императорское величество!

— Платоша, поди сюда, — кивнула высокому молодому красавцу Екатерина. — Дай-ка ты мне империал, душа моя.

— Да, матушка, вот, — проговорил тот, сияя. — Может, ещё чего?

— Ступай ко всем, — качнула та головой. — Надо будет — позову.

— Вот, отец, от меня тебе за долгую верную службу, — Екатерина вложила в руку ветерана золотую монету.

— Благодарю покорно, ваше императорское величество! — рявкнул ветеран.

— Служи и дальше, сержант, — кивнула Екатерина. — Кому как не тебе молодым, у кого на касках хвостов ещё нет, егерскую науку передавать? Мало таких вот старых служак в полку? — поинтересовалась она у Егорова.

— Иван Макарович у нас самый возрастной, — вздохнул Алексей, — все остальные или в землю уже давно легли, или с увечьями от армии отставлены.

— В сенат бумага подана из военной коллегии, — задумчиво произнесла императрица, — в ней предложения по реформированию армии, и одно из них — это как раз предоставление пенсиона таким вот старым служакам, как твой сержант. Думаю, справедливо давать отдых тем, кто четверть века верой и правдой своей отчизне служил[9]. Сам-то как мыслишь, полковник?

— Всецело за! — тряхнул головой Алексей. — Такие отставники надёжной опорой престола на самых низах будут. Уж кто-кто, но такой ветеран никогда к бунту или к злословию супротив власти склонен не будет.

— Верно говоришь, Алексей, о том и я уже думала. А это что за команды такие у вас? — кивнула она на стоящие отдельно подразделения.

— Отборные полковые стрелки и пионеры, государыня, — доложил Алексей. — Сии стрелки вооружены сугубо винтовальным оружием с удлинённым стволом и могут вести точную стрельбу за семь сотен шагов. Пионеры же ответственны за минное и инженерное дело и могут вести огонь из полевых орудий, коих у нас в полку десять штук. Все вместе же они сводятся в общую оружейную полковую команду, где чинят оружие и смотрят за его уходом в стрелковых ротах. В ротах же есть и свои отборные стрелки, и пионеры, но вот эти, полковые, они самые лучшие.