Помоги проекту - поделись книгой:
— Что же у вас, полковник, хорошего офицера не нашлось ими командовать? — удивилась Екатерина. — Вижу только сержанта во главе.
— Был, матушка государыня, офицер, — глухо проговорил Алексей. — Погиб смертью храбрых незадолго до победы. Подпоручик Курт Шмидт.
— Упокой господи душу убиенного воина, — перекрестилась императрица. — Много храбрых мужей на полях брани полегло. Тем и победа нам эта дороже. А это что за отряд? — кивнула она на стоящих самыми последними конных егерей. — По выправке ну прямо настоящие драгуны, при ружьях и с саблями, в ножнах штык на боку, а вот мундиры на них егерские.
— То временный эскадрон, государыня, — пояснил Егоров, — создан на время этого перехода. Исполнял в пути дозорную и конвойную службу. Конные егеря весьма хороши и для разведки, и при преследовании неприятеля. Чтобы донесения быстрее доставить командованию или связь между полковыми подразделениями держать.
— Слышал, Николай Иванович? — обернулась к свите императрица. — Ты только вот мне записку про конно-егерские полки наподобие французских шассеров подавал, коих даже у Людовика уже числом шесть было, а сейчас-то, небось, и того больше, а тут вот они как раз-то и стоят. Сколько у нас подобных полков?
— Пять, государыня, — поклонившись, произнёс вельможа. — Сейчас бывший Елисаветградский в конные егеря переводим и ещё два готовимся формировать, коли на то ваша воля будет.
— Пять, — покачала головой Екатерина. — И тут мы от французов отстаём, опять Гришенька был прав. Давайте ход делу, генерал-аншеф, — кивнула она и, развернувшись, отошла к середине строя. — Состоянием вашего полка, Алексей Петрович, я полностью удовлетворена, — милостиво кивнула она стоящему подле неё Егорову. — Егеря покрыли себя славой во многих баталиях, исполнили беспорочно особые мои поручения, как то было в Крыму и совсем недавно при заключении мира. Желаю иметь сих молодцев подле себя, на что моим указом перевожу особый отдельный полк егерей в состав гвардии со всеми положенными ей правами. Отныне вы есть лейб-гвардии егерский полк!
Алексей, огорошенный услышанным, застыл на месте. Не растерялся стоящий с боку генерал, тот, что только что подсказывал императрице о конных егерях. Он что-то зло буркнул и толкнул локтем Егорова.
— Ура матушке милостивой императрице Екатерине! — встрепенувшись, что есть мочи заорал Лёшка.
— Ура! Ура! Ура-а-а-а! — восторженно взревели тысячи глоток.
— Молодцы, — произнесла с улыбкой государыня. — Вижу, искренне радуются егеря. По полковым штатам, Алексей Петрович, обсудите со своим начальством, а уже потом предоставите мне письменный проект на утверждение. Жду от вас и реляцию на награждение всех тех офицеров, кто не попал в ранние, Измаильские списки светлейшего князя Потёмкина. Чать, после того у вас ведь ещё и Дунайские поиски, Мачинская баталия и одно особое, деликатное дело были? — прищурившись, взглянула она на Алексея. — Вот и подавайте их, не тяните, ну а я рассмотрю. Иван Алексеевич, несите сюда орденские знаки! — махнула она рукой, и один из стоящих в свите генералов вывел вперёд трёх кавалергардов, держащих перед собой на вытянутых руках малиновые подушечки. — Что ты там мне про особый статус ордена давеча говорил?
— Так ведь только лишь генералам сей орден положен, матушка императрица? — пожал тот плечами. — Зело велик его статус. Ещё Пётр Алексеевич…
— Знаю о том, — перебила его Екатерина. — А был ли случай награждения кого сим орденом в бригадирском чине?
— Был один такой, — признался, замявшись, генерал. — Из рук императрицы Екатерины Первой сей орден был получен бригадиром Лихарёвым Иваном Михайловичем, если мне не изменяет память, в мае одна тысяча семьсот двадцать пятого года, государыня.
— Не изменяет, не изменяет, Иван Алексеевич, — усмехнулась та. — Ну вот, Екатерине Первой, значит, сие награждение было позволительно, а Второй что же, по-вашему, уже и нет? Недостойна? — лукаво спросила она у побледневшего вельможи.
Позади него в свите послышались смешки и перешёптывания.
— Я, я такого не хотел сказать, я даже и не думал… — в растерянности забормотал тот.
— Полноте, Иван Алексеевич, ну что вы, право, так разволновались, ведь я же шучу, — рассмеялась государыня. — Эко же вы неловкий в объяснениях, ну право же, настоящий генерал, а не льстивый придворный, не обтёрлись ещё в дворцовых залах, — и повернулась к командиру егерей. — Полковник Егоров Алексей Петрович, в воздаяние за ратные труды ваши и за проявленную в сражениях воинскую доблесть жалую вас чином бригадира, — громко, на весь плац, произнесла императрица. — А тако же сим днём ввожу вас в кавалерство императорского ордена Святого Благоверного Князя Александра Невского!
«Бригади-ир?! — билась в мозгу мысль. — Орден Александра Не-евского!» Одна из самых высоких наград империи, которой награждали с третьего классного чина Табели о рангах, то есть с генерала-поручика!
Лёшка застыл ни жив ни мёртв, а императрица, заметив его бледность, усмехнулась.
— Полноте, сударь, ну вы-то что так разволновались? Ах, какой бравый полковник ведь был! Какого же мы полковника теряем! Голову склоните, сударь, — и перекинула через плечо Лёшки ярко-красную Александровскую ленту. — Звезду и орденский крест сами на мундир наденете, — и, взяв с подушечек у кавалергардов орденские регалии, вложила их в руку новокрещённого бригадира.
— Благодарю покорно, ваше императорское величество! — собравшись, рявкнул «по-солдатски» Егоров.
— Во-от, узнаю героя, — улыбнулась Екатерина и обернулась к воинским шеренгам. — Благодарю вас за службу, егеря-гвардейцы! — крикнула она звонко.
— Рады стараться, вашимператорсковеличество! — громыхнул оглушительно полк.
— Служите и дальше так же верно и храбро! Каждому в воздаяние за ратные труды на поле брани жалую внеочередной полугодовой оклад! Счастливо оставаться! — и взмахнув на прощание рукой, пошла в сторону карет.
— Ура! Ура! Ура-а-а-а! — оглушительно ревел полковой строй.
— Господин бригадир, поздравляю! — Откуда-то сбоку вынырнул сопровождавший на площадь майор. — И с новым чином, и с великой наградой. Велено вас в семёновских казармах пока разместить. Туда ещё один батальон из летних лагерей не вернулся. Ну а дальше уже будет видно.
— Александр, простите, отчества вашего не имею чести знать, — обратился к измайловцу Егоров. — А кто эти все генералы, которые рядом с императрицей были?
— Александрович моё отчество, господин бригадир, в честь батюшки, погибшего в Первую турецкую, его именем нарекли. Про всю свиту я вам не скажу, и сам половину из неё не знаю, а из главных, которые на глазах были: Салтыков Николай Иванович, генерал-аншеф и президент военной коллегии. Наш с вами самый главный начальник, выходит. Командир преображенцев, к кому государыня обращалась — это генерал-майор, граф Татищев Иван Алексеевич. Кстати, двоюродный брат Николая Ивановича, — понизил до шёпота он голос. — А тот генерал, который кавалергардов с орденскими регалиями выводил, это Шаховский Иван Андреевич, он в военной коллегии старшим советником числится и ещё начальником армейской экспедиции. Государыня, сказывают, ему доверяет, и ввела его недавно в члены Совета при Высочайшем дворе.
— Ух ты, какие люди! — покачал головой Алексей. — А тот молоденький, высокий такой, чернявый, который империал подал… Платоном государыня вроде его называла?
— Так это Зубов Платон, — усмехнулся Луцкой. — Увидитесь ещё и не раз, Алексей Петрович, сейчас после смерти Потёмкина многое через него решается.
Часть II. Нет никому пардона!
Глава 1. Фаворит
За деревянной стеной огромного барачного типа здания казармы лил проливной дождь. Погода в Санкт-Петербурге в ноябре не баловала, два дня только полежал выпавший в понедельник снег, а вот сегодня в четверг от него уже и следа не осталось.
Алексей поднял голову на вошедшего в комнату Гусева и отложил перо.
— Ну что там, Сергей, опять всё впустую?
— Да как обычно, то не так, это не эдак, — проворчал тот, стряхивая с плаща влагу. — По стрелковым батальонам вроде бы всё, согласовали штаты, с учебной ротой согласились, с интендантской, и даже с пионерской, ну и со стрелковой командой. Но вот с этими вот конными эскадронами — ну прямо какой-то ступор. По секрету канцелярские шепнули, что сам Салтыков этому делу ход не даёт. Дескать, нечего при егерском полку ещё один конный батальон пристраивать, а то потом большего чего-нибудь запросим.
— Про стрелковую школу можно, значит, и не спрашивать? — вздохнул Алексей.
— Да какой там! — отмахнулся полковой квартирмейстер. — Блажь это всё. Говорят, тут вон и на обычные батальоны у семёновцев места не хватает, а ещё какая-то стрелковая школа.
— Вот тебе и гвардия, — проворчал Алексей. — Сносного жилья нет, боевого припаса на учебные стрельбы как у скупого хозяина снега зимой не выпросишь, любая задумка сразу на корню рубится. В армии вон и то гораздо проще было! Что-то всё равно нужно нам делать, Серёж, эдак мы до уровня паркетного войска скоро скатимся, только и будем в дворцовых караулах и на парадах топтаться. Пойду я, пожалуй, опять на приём к самому Салтыкову.
— Не-не-не! — поднял вверх обе руки Гусев. — Вот этого точно не нужно, Алексей! Потом, вот увидишь, опять провиант с фуражом задержат и смотрами всякими, проверками замучат. Давай-ка я уже сам бумаги туда поношу, глядишь, поправим их ещё раз, они и проскочат наконец-то наверх.
— Да не проскочат они, — покачал головой Алексей. — Видишь, у Салтыкова своё виденье по нам. Ещё при жизни Потёмкина, оказывается, решено было гвардейских егерей создать. Светлейшего год уже в живых нет, а государыне, видно, запало его предложение, вот и заставила она военную коллегию мысль Григория Александровича до ума довести. А они не рады. Жаль, ушёл он рано, сейчас коли бы жив был, многое проще решить бы через него удалось. Человека большого государственного ума наша империя потеряла!
— Ну не скажи, что проще, — покачал головой, не соглашаясь, Гусев. — Последний год не ладилось у него там, — кивнул он наверх. — Хорошо эдак Зубов и все, кто за ним стоит, оттёрли от дел князя. Поговаривают, что он и не решал более там ничего. Ещё чуть-чуть — и в опалу, глядишь, впал бы сам, как вон с братьями Орловыми перед этим было.
— Н-да-а, Зубов, Зубов, — барабанил по столешнице пальцами Алексей. — Много власти на себя в последнее время забирает Платоша. Перед императрицей ужом юрким вьётся, в рот заглядывает, улыбка с лица не сходит, а без неё барин барином. Генералы чуть ли не пылинки с камзола сдувают, угодить и порадовать молодца норовят. Слывёт за умника, говорит много и обо всём, и всё поверхностно. Пустозвон, вглубь дел далеко не лезет, предпочитает их другим перепоручать. А может, на этом, Серёж, и сыграть нам? Есть ведь у него страсть и слабость?
— Ну-у какая там страсть? — пожал плечами Гусев. — Золото он очень любит, у нас его точно не хватит, чтобы подкупить. Живопись, эллинскую скульптуру, поговаривают, жалует. Хотя думается мне, что притворяется, дабы модным в этом деле выглядеть. Ну что ещё? До лести весьма падок. А-а-а, ну охота, да-а. Вот охотой он очень увлечён, рассказывают — что аж светится, когда зайца или лису загонит. Пострелять мастак, точно пулей бьёт. Говорят, у него хороших, богато украшенных ружей много. Вчера вот гонец прибегал от обер-камергера и от главного егермейстера, полусотню конных егерей затребовал от нас Платоша. Но сам видишь, что с погодой творится, льёт как из ведра, вот и отменили охоту.
— Да, зна-аю, — проговорил задумчиво Алексей. — Лесть, охота и стрельба. Как бы нам это всё увязать воедино, а, Сергей?
— Ну вот что-что, а это уж я не знаю, — покачал головой главный полковой квартирмейстер. У меня что-то ничего пока не вяжется. Да, по награждению и производству в новые чины наших офицеров представления все инстанции прошли и находятся теперь на утверждении у императрицы. Как только плац хорошо подморозит, можно будет объявления высочайшей государевой милости по нашему полку ждать. Лёш, не забудешь про Демутов трактир, тот, что между Большой конюшенной и Мойкой? Там сегодня Воронцов аменины устраивает. Малый зал для полковых офицеров и приглашённых в нём снял.
— Да-да, Сергей, я помню, я не забыл, — заверил друга Егоров. — Ты иди. Я чуть позже подойду. И подарок с собой тоже забери, а? — кивнул он на стоящую у стены богато украшенную охотничью кремнёвку. — Мне ещё часик нужно с бумагами позаниматься — и я сразу к вам.
— Ну, смотри, долго не задерживайся, — вздохнул Гусев, — а то потом под игристое Андрюхе не так интересно такую красоту будет принимать.
Он спрятал ружьё в кожаный чехол, закинул его за спину и вышел из штабной комнаты. А Алексей, макнув перо в чернильницу, склонился над бумагой.
Бригадир поставил размашистую подпись, капнул и, негромко ругнувшись, просыпал её из специальной посудины мелкозернистым песком.
— Вот растяпа, ну никак не могу до конца привыкнуть к этим перьям, — пробормотал он, вздохнув. — Хоть садись и изобретай, или правильнее сказать, повторяй изобретённое. Эх, Курт, Курт, как же мне тебя не хватает, друг!
Второго декабря с ночи подморозило, и на следующий день пошёл снег. Третьего, ранним утром, прискакал гонец от обер-егермейстера с распоряжением выделить назавтра полсотни конных егерей.
— Действуем как и договаривались, — проводив гонца, проговорил собравшимся в штабной комнате офицерам командир полка. — Андрей Владимирович, отбери четыре десятка людей из своего эскадрона, только смотри, чтобы все ваши лошади не из лучших были.
— Понял, господин бригадир, — улыбнулся Воронцов. — Всё как вы сказали сделаем.
Четвёртого числа ещё даже не рассвело, а у знакомой уже заставы перед Обводным каналом расположились егеря. Караульную службу тут нёс плутонг Семёновского полка, и некоторых из солдат стрелки-гвардейцы уже знали.
— Ваше высокородие, может, позволите, мы семёновцами взвара снесём? — обратился к сидящему у костра бригадиру Аникеев. — Соседи ведь они как-никак, да и заколели, небось, бедолаги, цельные сутки на морозе тут и на ветру мёрзнуть.
— Отчего же не снести? Снеси, конечно, Борис, — кивнул Егоров. — Пускай погреются, пока большого начальства нет.
Два егеря подхватили медный котёл и во главе с сержантом понесли его к шлагбауму.
— Угощайтесь, братцы! — крикнул Борис. — Горячий взвар — с мороза что божий дар! Подходи сюда все, не стесняйся! Кружек только две, свои несите, коли есть!
— Да есть, — притоптывая и ёжась, семёновцы подставили свои деревянные, оловянные и глиняные посудины.
— С медком, да на степных травах! — пробасил невысокий коренастый егерь. — Мы эдак завсегда его у Дуная и Буга заваривали, тем, бывалочи, частенько и грелись.
— С таким-то взваром и сухарь за пряник, — весело откликнулся здоровенный семёновец. — Спасибо, братцы, уважили.
Из караульной избы выскочил капрал, нахмурил было брови, но смекнув, что к чему, мигом отобрал две полные кружки у солдат и засеменил обратно.
— Вот зараза, — огорчённо вздохнул здоровяк, — придётся теперь один сухарь грызть. Это пока ещё какая посудина у кого освободится.
— На-а, держи мою, воро-она, — протянул ему свою жестяную с ручкой Борис. — Игнат, Комаров, ну не жадничай ты-ы, дай людям свою, — кивнул он стоящему рядом крепышу. — Только, братцы, потом вместе с котлом всё верните, сами понимаете, казённое добро.
— Вернём, вернём, — обрадованно загомонили солдаты, разливая горячее варево.
Издали, со стороны города, послышался цокот множества копыт, и караульные сразу же всполошились. Половина, отложив кружки, бросилась за мост, остальные засуетились подле шлагбаума и избы. Из неё выскочили молоденький офицер с горжетом подпоручика на груди и знакомый капрал. Через мост, покрикивая, в это самое время проскакали одетые в полушубки всадники.
— Бригадир, почему не на конях ещё?! — заносчиво крикнул один из них. — Нам десять вёрст до Шушар скакать, а потом ещё и вдоль речки Кузьминки! Замедлимся, все следы звериные собьются, свежим снежком их запорошит!
— Коням передышку давал, Платон Александрович, — спокойно ответил Егоров. — Чтобы они далеко от вас не отстали. Не волнуйтесь, добрая охота у вас будет.
— Ну-ну, посмотрим, — волнуя породистого жеребца, процедил Зубов. — Вперёд! Пускай догоняют! — и пришпорил коня.
До Шушар добрались уже на рассвете. Село, где проживали в основном ингерманландцы, осталось по левую руку, и охотничий отряд продолжил путь к нужной речке.
— Что-то какие-то неловкие они у тебя сегодня, бригадир! — крикнул недовольный Зубов. — Вон как растянулись, как будто варёные все, и лошади, и сами всадники.
Державшийся рядом с фаворитом императрицы Егоров пожал плечами.
— Да всадники-то хороши, Платон Александрович, с конями вот неладно в моём полку. И так ведь самых лучших отобрали для выезда, а верховыми в основном лучшие офицеры или унтера. И то вон, видите, как оно.
— Что такое? — не понял его Зубов. — У вас же целый эскадрон в полку конный, и ещё велено один набрать. Неужто не нашлось в них добрых коней?
— Да какой там, Платон Александрович, — отмахнулся бригадир. — Один как был, так и есть, и тот скоро, боюсь, без коней останется. Мы же их сами, на свои деньги у Дуная закупали. А у кого? Да у местных валахов в основном. Какие уж там кони-то у них, так себе, одно только лишь название, что верховые! А так всё больше ездовые, для телег лишь пригодные. Да и тут в половину меры фуража им задаём. И то вон, посмотрите, далеко от вас умудряются не отставать.
— Дурь какая-то! — резко бросил Зубов. — Гвардейские егеря, а лошади хуже драгунских. Ладно, я разберусь! Только смотри, бригадир, ты мне хорошую охоту напророчил, ошибёшься — сильно обижусь!
— Тут уж как бог даст, — улыбнулся Лёшка и чуть-чуть отстал от фаворита.
Охота началась. Из небольшого перелеска спешившиеся егеря, прочесав его растянутой цепью, выгнали трёх зайцев и лису. Одного косого сбил дробью младший брат фаворита — Валериан, второго — сам Платоша. Третий ускакал к речке, и Зубов, бросив сопровождающим разряженное ружьё, устремился верхом за лисой. Лихо гикнув, он сбил её охотничьей нагайкой «волчаткой» на землю и потом, перегнувшись, хлестнул ещё раз по хребту.
— Братцы, попробуйте-ка выгнать того косого, что к реке ушёл, сюда в поле, потешьте важных господ, — попросил Аникеева и стоящего возле него егеря бригадир. — Далеко русаку не уйти, река ещё не до конца замёрзла. Тут он, небось, рядом где-то, в камышах схоронился.
Борис понятливо кивнул, и дюжина стрелков ускакала в сторону прибрежных зарослей. Не прошло и десяти минут, как поднятый с лёжки косой выскочил в поле.
— Ружьё! — дрожа от возбуждения, крикнул Платон. Слуги заметались, а заяц, заметив людей, встал столбиком. — Ну же, ну!
Подскочивший Воронцов подал ему своё заряженное, и Зубов, приложив его к плечу, выжал спусковой крючок. Дым рассеялся, а на снегу лежала окровавленная тушка.
— Спасибо, поручик! — крикнул в восторге стрелок. — А хорошо оно у тебя бьёт! Точно! И красивое, — рассматривая вязь украшений на ложе и у казённика, проговорил он довольный.
— Да этот-то бой что-о, — улыбнулся Воронцов. — Вы, Платон Александрович, из винтовальных ружей наших отборных стрелков ещё не стреляли, вот уж где истинная красота!
— Интересно, — хмыкнул тот. — Отборные стрелки, надо же! Да, помню, на плацу перед матушкой императрицей такая команда у вас стояла. У них ещё штуцера эдакие особенные, с длинными стволами при них были. Интересно из такого стрельнуть.
— Платон Александрович, так мы их пяток как раз с собой и захватили, — проговорил стоящий рядом Алексей. — Можем пострелять в конце охоты.
— Да, обязательно, — кивнул тот. — Пока же удача сама в руки идёт, нужно зверя бить. Ну что, бригадир, будет ещё охота, что ты нам ещё напророчишь?
— Будет, обязательно будет, — усмехнулся Егоров, — отчего ж ей не быть.
Охота была! Проехали три версты вдоль Кузьминки, затем свернули на запад и достигли небольшой речушки Пулковки. Тут, в заболоченном лесу, рассыпанные в цепь егеря заметили следы от копыт. Нагоном, свистя и покрикивая, они выгнали на поляну косулю. Выскочила она шагах в двухстах пятидесяти от фаворита Екатерины, и тот не решался стрелять из своего гладкоствольного ружья.
— Платон Александрович, отдача только сильная, — быстро протянул ему свой штуцер Алексей. — Ну же, уйдёт! Бейте!
Тот быстро прицелился и выстрелил. Косуля подпрыгнула и свалилась на землю.
— Вот это я понимаю добыча! — крикнул в восторге Платон. — Вот это охота! Всё как ты говорил, бригадир, как уж тебя зовут? — спросил он, словно бы в первый раз увидев Егорова.
— Алексей Петрович, можно просто бригадир, — усмехнулся тот.
Поделиться книгой: