Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!

— А-ха-ха-ха! — закатился Зубов. — А ты мне нравишься, бригадир Алексей Петрович! Пошли козу смотреть!

— Хороший выстрел, — угодливо улыбаясь, проговорил один из сопровождающей свиты, и все вельможи в один голос тут же загомонили, расхваливая точный глаз и твёрдую руку Платоши.

— А то! — выпятив грудь колесом, улыбался тот довольный. — Только вот где вы все были, когда эта коза из лесу выскочила? Хоть бы один, как вон бригадир, своё ружьишко мне протянул!

— Так далеко же коза была, — мялись те, — куда уж там из наших ружей да в такую даль стрелять?

— И то правда, Платон Александрович, гладкий ствол на таком большом расстоянии совсем не работник, — отвёл грозу от льстецов Егоров. — Может, самое время из тех особых штуцеров пострелять? А мои ребятки пока тут косулю освежуют, да на костре её начнут запекать?

— Постреляем, — согласился фаворит и, глядя, как споро работают ножами егеря, покачал головой. — Умелые они у тебя, бригадир Алексей Петрович. Гляди-ка, с этими волчьими хвостами прямо как стая. Пяток минут — и уже зверя освежевали.

— Так сколько ножами-то пришлось работать, Платон Александрович, — пожал тот плечами. — Не один караул турок каждый за войну вырезал.

— Н-да-а, умельцы, — хмыкнул тот. — С виду все низенькие, любому из старой гвардии своей ста́тью уступят, а сами-то вон чего. Прямо ухорезы!

— Да нет, они смирные, верные и дисциплиной железной спаяны, по-другому бы на войне не выжили, — отвёл от скользкой темы фаворита Егоров. — «Не хватало ещё опасения у таких людей вызвать!» — мелькнула в голове мысль. — Яков, мишени за три сотни шагов выставляй! — крикнул он возящемуся у вьюков унтеру.

Тот скомандовал своим людям, и они начали отсчёт дистанции.

— Ваше высокородие! — гаркнул подскочивший Афанасьев. — Все пять штуцеров здесь и заряжены. Раскладываю?

— Давай, Василий, — кивнул бригадир. — Здесь вот большой полог расправьте и пока на него штуцера кладите. Сейчас Крылов со своими людьми мишени установит и начнём.

— Три сотни шагов? — кивнул на установленные в поле чёрные прямоугольники Зубов. — Далековато, конечно, но ничего. Кто стрелять с нами будет?

— Штуцера мы для вас брали, Платон Александрович, — пожал плечами Егоров. — Вы уж сами решайте. Мы-то ведь уж досыта настрелялись из них.

— Ага, ну-у тогда давай так, бригадир Алексей Петрович, — потёр тот в азарте ладони, — коли винтовальные ружья вам знакомы, стреляйте от егерей, — и он обвёл взглядом стоящих рядом людей. — Да вот хотя бы вдвоём с поручиком. А мы с Валерьяном и с обер-егермейстером против вас втроём. На кон ставим по своему клинку, — и вытащил из ножен богато украшенный кинжал. — Идёт?

— Идёт, — согласился Алексей. — Только вы уж не обижайтесь, Платон Александрович, если что. В стрельбе — не в карты, тут мы, егеря, без поддавков.

— А-ха-ха-ха! — опять закатился Зубов. — Без обид, бригадир Алексей Петрович. Ты не бои-ись, у меня полно тех, кто, если что, мне поддастся. Так ведь скучно вот так, иной раз аж тошно становится, какие же все приторные.

— Ну, как скажете, — хмыкнул Егоров и выложил на полог свой Гольбейн.

Скоро на парусине лежало пять ножей и кинжалов, а от установленных вдали мишеней бежали егеря.

— По три выстрела, думаю, достаточно будет, — примеряясь к тяжёлой винтовке, проговорил Зубов. — После того как в косулю стрелял, и так ещё плечо не отошло, зудит.

— Вы, Платон Александрович, приклад к плечу прижимайте сильнее, — посоветовал, поднимая второй целик-шитик, Егоров. — Такой штуцер очень крепкий хват любит.

— Ладно, — проговорил тот и вслед за бригадиром поправил прицельную планку. — Я первый стреляю, за мной ты, Иван Сергеевич, — кивнул он обер-егермейстеру, — потом Валерьян. Ну а дальше уж вы, егеря.

Прицеливался он долго и, наконец, выжал спусковой крючок. Дым отнесло в сторону, и вслед за Платоном с большими паузами отстрелялись двое из его команды. Егеря целились быстро. Не прошло и пяти секунд, как они отложили разряженные штуцера на полог.

— Ну что, поглядим?! — возбуждённо прокричал Зубов и лёгкой трусцой направился к мишеням. — Тут ждите! — рявкнул он на бросившуюся следом за ним свиту, и люди послушно вернулись на свои места.

Сбоку от Егорова семенил короткими ножками невысокий грузный обер-егермейстер[10].

«Второй чин Табели о рангах! — думал Егоров, поглядывая на него. — Это же на армейский манер аж цельный генерал-аншеф. Обалдеть! С другой стороны, сколько таких вот, как он, около Платоши вертятся и пытаются ему услужить».

— Есть! Есть! — в восторге выкрикнул фаворит, осматривая свою мишень. — Считается ведь?! Ну ведь считается?! — показывал он на отверстие в самом краю мишени. — Да вот она дыра! — и потыкал в неё пальцем. Фу ты, грязь какая-то!

— Холстина сажей чернёна, — пояснил Егоров, — дабы мишень на снежном поле была видна. Цель поражена, Платон Александрович, — и переместился к следующим мишеням. — А вот тут две пустые, убедитесь сами.

Как ни искали пробоины Валерьян с обер-егермейстером, однако их там не было. В мишенях егерей же они были в самом центре.

— Ладно, пошли ещё стрельнём, — проговорил Зубов. — Валерьяша, Иван Сергеевич, надо бы расстараться! Неужто вы свои кинжалы решили егерям подарить?

На огневом рубеже Платон сам проверил штуцера у своих людей и выставил вверх вторые из имевшихся четырёх на казённике шитики. Грохнули выстрелы, и стрелки опять побежали к мишеням. Теперь новые отверстия появились во всех, кроме Валерьяна. И опять у егерей они зияли в самом центре, а у остальных стрелков были раскиданы на чернёной холстине.

— У нас три, у егерей четыре дырки, — оживлённо втолковывал своей команде Платон. — Если мы сейчас не промажем, а у кого-нибудь из них рука дрогнет, призы наши. Иван Сергеевич, ты же старый охотник?! Расстарайся, дорогой. Валерьян, промажешь как сейчас, я тебя точно во дворце поколочу! — мотивировал он свою команду.

Опять долгое прицеливание и растянутые по времени выстрелы. Егеря стреляли, как и в первый раз, что называется, «с лёту».

— Валерьян, я тебя прибью! — кричал у мишеней раздосадованный Платон. — Ну неужели постараться было нельзя?! Ты же ведь отменный стрелок!

— Да ведь ружьё незнакомое и расстояние большое, — оправдывался тот.

— А у егерей что, ихнее? — выговаривал старший брат. — Видел, у бригадира и у поручика какие были свои? С короткими стволами! Эх ты-ы! Забирайте, — кивнул он на лежащие клинки, — ваши они, егеря!

— Платон Александрович, а вы ведь нас всех тут перестреляли, — произнёс так громко, чтобы слышали все окружающие, Егоров. — Так что извините, но этот ваш по праву, — и подал богато украшенный кинжал своему владельцу.

— Не понял? — протянул озадаченный Зубов. — Поясните, сударь, что вы имели в виду? Даже если с вами меня одного равнять, то столько же раз, как и вы, я из штуцера поразил цель.

— Нет, Платон Александрович, на одну, но всё же больше, — усмехнулся Егоров. — Вот ещё одна, — кивнул он на зажариваемую на вертеле-жердине косулю. — Ещё одна пуля из штуцера, прошу заметить — из короткоствольного, и тоже на три сотни шагов и опять же в цель. Причём в цель движущуюся. Так что уж в личном первенстве победа ваша по праву и кинжал ваш.

— Поздравляем, Платон Александрович! — завопила свита. Седые величавые вельможи скакали, словно малые дети, всячески показывая свой восторг, а Егоров махнул рукой и взял у подскочившего Афанасьева из рук штуцер с удлинённым стволом.

— А коли победа ваша, то значит, с нас причитается, — проговорил громко Лёшка и протянул винтовку фавориту.

— Ура Платону Александровичу! Ура лучшему стрелку империи! — завопил сообразивший быстрее всех обер-егермейстер.

Поглаживая среди общего ажиотажа массивный ствол, Зубов был на седьмом небе от счастья.

«Неплохой, в общем-то, человек, — думал про него Алексей. — Однако что с ним власть сделает? А ведь матушка императрица не вечная».

Потом были возлияния и тосты за государыню, за удачную охоту, за меткий глаз и твёрдую руку Платоши. Подоспело зажаренное мясо, и на морозце оно было особенно вкусным.

— А ведь слово твоё верное, бригадир Алексей Петрович, — улыбнулся Егорову Зубов. — Теперь перед каждой охотой к тебе посылать буду за советом, — и громко расхохотался.

Весело смеялась с ним вся свита, а многие из неё оценивающе поглядывали на командира егерей. Похоже, этот служака попадал в особую милость к фавориту.

— И много у тебя, бригадир Алексей Петрович, умелых стрелков в полку? — поинтересовался Зубов.

— Большинство, Платон Александрович, — ответил тот. — Мы совсем уж неумелых в интендантскую службу сразу отправляем. А шибко удачных, напротив, в особые стрелковые команды.

— И всем им вот такие штуцера даёте? — поинтересовался Платон.

— Да нет, что вы, таких вот удлинённых у нас едва ли полтора десятка будет, — покачал тот головой. — Очень сложное в изготовлении оружие. Это ведь опытные образцы. У нас ими главный оружейник Курт Шмидт занимался, пока не погиб, — вздохнул Алексей. — На казённых заводах пытались заказ пристроить, да куда уж там! И короткие-то не успевают сколько положено сделать. А у нас вообще планы грандиозные по обучению точной стрельбе были. Хотели при полку стрелковую школу открыть, чтобы с других в неё способных людей присылали. Полгода бы их поучили, а потом бы обратно с выданным и пристрелянным штуцером отправляли. Вот и были бы в армии команды особых стрелков-штуцерников. Сами посудите, как полезно бы сие было. В баталии ведь зачастую один точный выстрел может весь её исход решить. Останется противник без командующего или наступающая колонна без командира — и дрогнет.

— Ну вам же, помнится, государыня сама сказала — пишите штаты, каким вы свой полк видите? — задумчиво проговорил Зубов.

— Да, говорила, — вздохнул Егоров. — Писал я, — махнул он рукой, — не раз. Только вот что толку? Тут даже и второй эскадрон не дают набрать. Какая уж там стрелковая школа!

— Хм, интересно, — проговорил Платон и обернулся к свите. — Всё, собираемся, господа! Совсем скоро смеркаться уже начнёт, а нам ещё до Шушар лесом скакать. Сворачиваем лагерь!

Разгорячённые выпивкой вельможи, горланя, пошли к осёдланным коням, а слуги быстро прибирались на поляне.

— Андрей Владимирович, половину егерей вперёд пускай, — приказал Воронцову Егоров. — Сейчас быстро обратно поскачем, нас ждать точно никто не будет.

Глава 2. Аптекарский остров

— Поговаривают, что с февраля месяца нас тоже в гарнизонные караулы определят, — прошепелявил Южаков и, приноровившись, резко ударил молотком, загоняя гвоздь в подмётку. — Так же, как и остальная вся гвардия, будем на заставах стоять и ночным патрулём прохожих по улицам пугать.

Он взял ещё один зажатый губами гвоздь и приставил его к подошве.

— А чего бы гарнизонные батальоны для этого не держать? — произнёс недовольно Лыков. — Вон даже в Яссах и в Николаеве, когда на квартирах стояли, для этого такие были. А тут аж целая столица! Так нет ведь, везде опять гвардию нужно засунуть!

— Рябой, ты всего-то ещё полгода как гвардия, а уж гонору! — усмехнулся Лошкарёв. — Ежели тебе делать нечего, так подмогни нам лежаки сдвинуть? Тяжёлые, втроём с ними не справимся, ещё один нужен.

— А у меня дел много, ещё сапоги вон начищать, — проворчал тот, но, однако же, пошёл к большой, в два яруса кровати. — Вот что за жизнь? В одну казарму весь батальон запихнули, так и опять подселяют! Ещё бы и в три яруса приказали всем ложиться. А ну взяли, а ну давай!

Егеря поднапряглись и сдвинули тяжеленную кровать. Проход стал заметно у́же.

— Теперь эту тащим, — показал пальцем Горшков. — Ну чего я сделаю? Их благородие приказали всем уплотниться, ещё в эту залу будут народ класть. Сейчас все капральства начнут свои лежаки тоже двигать. Взялись, братцы, а ну пошла-а!

С кряхтением и матюгами передвинули всё. В это самое время в длинном казарменном помещении этим же делом занимались и другие плутонги и отделения.

Путь Алексея лежал на Аптекарский остров. Здесь в восточной его части располагался основанный по повелению Петра I Аптекарский огород, переименованный позже при царствовании Анны Иоанновны в Медицинский. Для Лёшки же он был Ботаническим садом, так ему было привычнее. Впрочем, именно это название совсем скоро за ним и закрепится.

За спиной громко бахнуло. Полдень. С Нарышкина бастиона Петропавловской крепости просигналила пушка. Алексей прибавил шаг и, пройдя через мост реки Карповки, зашёл в знакомую калитку. Перед ним раскинулись огромные теплицы и оранжереи с бережно выращиваемыми в них растениями. Расспросив несколько работников, Алексей пошёл в сторону большого деревянного дома, где и нашёл в одном из его комнат того, кто и был нужен, а именно — Болотова Андрея Тимофеевича. Учёный был занят тем, что вываривал какие-то измельчённые корнеплоды в большом медном котле. Рядом с ним на противне лежала вязкая тёмно-коричневая масса, а в ведре виднелась самая обычная белая свёкла.

— Ну и запах тут у вас, Андрей Тимофеевич, — обнявшись со старым знакомым, проговорил Егоров. — Как вы это всё переносите?

— Запах как запах, — усмехнулся тот. — Вы в баталиях и не такой, небось, чуете. А то уж я не знаю! Не забыли, что до капитанского чина в Прусскую кампанию дослужился? Ну, рассказывайте, Алексей Петрович, как там у вас жизнь? — оглядел он фигуру офицера. — Под шинелью вот горжета не вижу. Небось, в полковничьих чинах уже изволите пребывать?

— В бригадирских, Андрей Тимофеевич, — усмехнулся Лёшка. — Вот, с Дуная сюда на службу со своим полком определили. Как вы-то сами поживаете? Сто лет ведь вас уже не видел!

— Бригадир, смотри-ка ты! — покачал головой учёный. — А я ведь вас ещё майором молоденьким помню, а вот, уже и ваше высокородие. Не шутки! Ещё шажок — и в генералы?

— Да полно вам! — отмахнулся Лёшка. — Какие генералы, только вот повышение дали. Вы лучше о себе расскажите. Чем заняты? Над чем работаете сейчас? Я ведь вам, Андрей Тимофеевич, очень благодарен за те голландские сорта картофеля, что вы мне подарили. Исключительно удачный семенной материал! Как вы и советовали, не просто для еды сию культуру в своём поместье выращиваем, а и для производства крахмала. Все сорта зерновых обновили, из семечек подсолнечного цветка масло на прессах давим и фильтруем. Очень, знаете ли, прибыльное дело.

— Масло подсолнечное? Как же, слышал, слышал, — улыбнулся Болотов. — Вот видите, и на наших российских угодьях мы вполне себе даже запросто можем нос всяким «европам» утереть. Косности, консерватизма вот только у нас много, всё новое с трудом всегда пробивается. Но зато как уж начнём, так начнём! Надобно пробивать всё полезное, Алексей Петрович, чем я и пытаюсь, в меру своих скромных сил, заниматься. А так у меня всё то же: стараюсь обобщить опыт в земледелии, в лечебном травоведенье, в скотоводстве, садоводстве и в ведении огородов. Работаю, как и прежде, с Императорским вольным экономическим обществом. Николай Иванович Новиков в своих «Московских ведомостях» аж целый лист мне выделил под названием «Экономический магазин». На сегодняшний день за двенадцать лет четыре тысячи статей в «Ведомостях» уже вышло. Вот, собираю всё теперь в одну общую энциклопедию, ну и тут на императорских медицинских огородах тоже, конечно, работаю. Кстати, у меня для вас будет три новых прекрасных сорта картофеля, привезённых совсем недавно из Голландии. Не откажетесь их принять, так сказать, для испытаний на наших родных российских землях?

— Да я-то с удовольствием, Андрей Тимофеевич! — воскликнул Алексей. — Я и пришёл к вам за советом, чем бы ещё у себя в поместье заняться. Земли сейчас уже достаточно. Три деревни объединены со всеми угодьями в одно большое общее хозяйство. Сейчас вот ещё около тридцати десятин леса и пашни сосед продаёт, другой думает болотистые неугодья уступить. Так что есть где развернуться. Зерновой клин серьёзно увеличил, картофель и, конечно же, подсолнечник хороший доход приносят, но хочется, знаете ли, чего-нибудь эдакого, чего-нибудь нового.

— Прекрасно вас понимаю, Алексей Петрович, чувствуется душа изыскателя. И сам ведь такой! — махнул рукой учёный. — Ну что я могу вам посоветовать. Из зерновых, пожалуй, только пару новых сортов пшеницы и ржи, кукуруза вот у нас — культура весьма недооценённая пока. Вся южная Европа и уже даже Азия с ней давно работают, урожаи хорошие берут, а мы вот всё капризничаем. А ведь зерно с неё очень даже питательное для человека, да хоть даже и для той же скотины. Кстати, она вполне себе годится для перегонки на спирт, для выжимки из неё масла и даже для выделки всё того же крахмала, что и из картофеля. Только, пожалуй, сам процесс этот будет гораздо более трудоёмким. Лучше всего, наверное, её возделывать в новоприобретённых землях империи на юге, хотя и в наших условиях средней русской полосы она тоже обычно успевает вызревать. Во всяком случае в моём родовом поместье, в тульской губернии, кукуруза даёт прекрасный урожай!

— Ну, винокуренным делом я не собирался заниматься, — покачал головой Егоров, — а вот над всем остальным можно было бы и подумать.

— Спирт — очень полезное зелье, голубчик, зря вы так, — покачал головой Болотов. — Не токма ради пития, но ещё много для чего он может быть весьма и весьма полезен.

— Да, согласен, — кивнул Алексей. — У меня у любого капрала в полку в военное время при себе фляжка с ним всегда была, чтобы им раны можно было обработать и промыть.

— Вот видите! — встрепенулся учёный. — А настои лекарственных растений? А натирание и как основа медицинских препаратов? А парфюмерия? Как растворитель для тех же красок или как топливо? Да ведь он же горит гораздо лучше любого масла! Чем вам не основа для тех же боевых зажигательных масс? Во-от, просто у нас с ним всё в хмельное дело упирается. Если винокурня, то значит, она для бражничества! Так ведь везде считают? Так, так, сам знаю. И для кабаков всё выгнанное заводчики отпускают, потому что о быстрой прибыли лишь думают, о своём барыше.

— Всё правильно, Андрей Тимофеевич. Так оно и есть, — кивнул Алексей. — Без пития нам, увы, никак. Тут лишь бы всё с умом и с мерой было.

— А мера у каждого разная! — рассмеялся учёный. — У кого-то это чарка-другая, а кому и большого штофа будет мало!

— Точно! — усмехнулся Алексей.

— Ну да, ну да, по садоводству я бы посоветовал вам, сударь, посмотреть, — продолжил излагать далее Болотов. — Не для дохода, а скорее для души. Да и приятно ведь будет близким и всем прочим людям вкусные и душистые фрукты вкушать. Разбейте хороший сад, Алексей Петрович, в своей усадьбе. Не пожалейте и засадите семь-восемь десятин саженцами груши, яблони и вишни, да ещё и ягодными кустарниками, а рядом пасеку поставьте для лучшего опыления. И свежее будут все у вас кушать, и на варенья с киселями тех плодов и ягод хватит. Насушите их вдоволь, ещё и на продажу будете потом отправлять. Так, что ещё. Птичник у вас, как я помню, неплохой, скотный двор… А-а, вот что ещё может быть интересно, так это племенное коневодство. Да, да, Алексей Петрович, вы не ослышались. Страна сейчас остро нуждается в хороших конях. Армия всё время увеличивается, а с ней растёт и кавалерия. С каждым годом конных полков становится всё больше и больше, а вот конского поголовья для них не хватает. Сейчас этим, конечно, занимаются заводчики, но то, что они дают, слишком мало для покрытия всех потребностей. Казна готова тратить огромные средства, не скупясь, для военных нужд, а ведь лошади нужны ещё и в хозяйстве, как та же тягловая сила. Так что присмотритесь вы к племенному коневодству, вот мой вам добрый совет. Сейчас выведены породы и для строевой службы, как у графов Орловых, где изящество арабского скакуна сочетается с массивностью и мощью датских и голландских пород, и местные в донских степях, и на Кубани есть прекрасные горские. А имеются ведь ещё и Воронежские битюги-тяжеловозы или вон хоть та же народная, Вятская порода.

— Понял, спасибо, я подумаю, Андрей Тимофеевич, — кивнул Егоров. — А это у вас что? Вроде бы на свёклу похоже.

— Да это она и есть, — вздохнул Болотов. — Намаялся я с ней, да видно, всё впустую. Знаете, в Пруссии был такой фармацевт и химик Андреас Маргграф. Так вот, он сумел определить, что в обычной свёкле содержится аж чуть ли не полтора процента сахара от общего веса. И даже сумел его немного выделить путём каких-то хитрых манипуляций. По его стопам пошёл ученик Франц Карл Ашар, который якобы с помощью селекции вывел пару сортов с большим процентом содержания сахара. Вот я и пытаюсь установить, правда ли сие, и нельзя ли заменить нам дорогое заморское привозное тростниковое сырьё на наше, на своё, русское? Согласитесь, если бы это получилось, насколько бы этот продукт удешевился? Сейчас только лишь богатый человек может себе его позволить.

— И что, у вас не получается? — кивнул на кипящую коричневую массу Алексей.

— Пока не особо, — признался учёный. — Даже если мы и будем выделять из обычной свёклы сахар, это будет настолько затратно, что сравнимо с тем, как если бы мы дорожку в саду выложили не из самого обычного песка, а из полудрагоценных камней.

— А сколько пруссаки над выведением сортов работали? — спросил заинтересовавшийся Егоров.

— Свои опыты Маргграф начинал ещё в сороковых годах. Так что, считайте, полвека, — пожал плечами учёный.

— Значит, сейчас у немцев в ходе селекции есть полувековой отрыв, — проговорил задумчиво Алексей. — Нам их в этом деле просто так точно не догнать?

— Да, я тоже, кстати, об этом думал, — кивнул Болотов. — В переписке с Ашаром он мне поведал, что сейчас проводит опыты в своём поместье Кульсдорф, неподалёку от Берлина. И ещё заметил, что изучая многие сорта, он натолкнулся на одно интересное открытие: как оказалось, корнеплоды, головки которых не выступали над поверхностью земли, имели гораздо большую сахаристость, чем те, у которых головки возвышались над грунтом. То есть в его селекции намечается прорыв, и он готов вывести новый сорт с высоким содержанием сахара в корнеплодах.

— Эх, вот бы выкупить горсть семян его сортов, — вздохнул Алексей. — Так ведь не продаст же.

— Отчего же? — удивился Болотов. — Он за неимением средств в развитии своего опытного хозяйства уже пытался их продать французам и австрийцам, но заинтересовался только лишь свой, родной король — король Пруссии Фридрих Фильгельм, который в итоге так и не выделил ему денег. После чего его дела пребывают в полнейшем расстройстве.

— Андрей Тимофеевич, нужно попытаться купить эти семена и продолжить опыты у себя, — глядя в глаза Болотову, проговорил Алексей. — Пятьдесят лет отставания в селекции убрать можно, а потом дорабатывай сорта у себя в России для промышленного мануфактурного производства.

— Так ведь это же пять, пять империалов за одно семечко?! — схватился за голову Болотов. — Уму непостижимо! Да кто же такие деньжищи выделит на них?

— Я, — спокойно проговорил Алексей. — Я и пришёл к вам сюда с небольшим пожертвованием за вашу помощь и за ваши труды, — и положил на стол тугой кошель.

— Нет-нет-нет! — воскликнул Болотов. — Мне от вас ничего не нужно. Мне ведь и самому важно было посмотреть, как всё у вас будет в поместье работать! Не нужно никаких денег!

— Андрей Тимофеевич, а это не вам, — улыбнулся Алексей, — это пожертвование российской науке в вашем лице на продолжение служению Родине. Сколько ещё полезного можно будет сделать, имея для того средства? Вот, возьмите, пожалуйста. Тут всего-то пятьдесят империалов. Я очень вас прошу. Вам ведь всегда есть на что их потратить.