Ах, не плыть по голубому морю,Не видать нам Золотого Рога,Голубей и площади Сан-Марка.Хорошо отплыть туда, где жарко,Да двоится милая дорога,И не знаю, к радости иль к горю.Не видать открытых, светлых палубИ судов с косыми парусами,Золотыми в зареве заката.Что случается, должно быть свято,Управляем мы судьбой не сами,Никому не надо наших жалоб.Может быть, судьбу и переспорю,Сбудется веселая дорога,Отплывем весной туда, где жарко,И покормим голубей Сан-Марка,Поплывем вдоль Золотого РогаК голубому, ласковому морю!* * *Ветер с моря тучи гонит,В засиявшей синевеОблак рвется, облак тонет,Отражался в Неве.Словно вздыбив белых коней,Заскакали трубачи.Взмылясь бешеной погоней,Треплют гривы космачи.Пусть несутся в буйных клочьяхПо эмали голубой,О весенних полномочьяхЗвонкою трубя трубой.* * *Рано горлица проворковала,Утром под окном моим пропела:«Что не бьешься, сердце, как бывало?Или ты во сне окаменело?Боже упаси, не стало ль старо,Заморожено ль какой кручиной?Тут из печки не достанешь жара,Теплой не согреешься овчиной».Пташка милая, я застываю,Погибаю в пагубной дремоте,Глаз своих давно не открываю,Ни костей не чувствую, ни плоти.Лишь глубоко уголечек тлеет,В сердце тлеет уголечек малый.Слышу я сквозь сон: уж ветер веет,Синий пламень раздувает в алый.* * *Как странно: снег кругом лежит,А ведь живем мы в центре города,В поддевке молодец бежит,Затылки в скобку, всюду бороды.Jeunes homm'ы[21] чисты так и бриты,Как бельведерский Аполлон,А в вестибюле ходят бритты,Смотря на выставку икон.Достанем все, чего лишь надо нам,И жизнь кипуча и мертва,Но вдруг пахнет знакомым ладаном…Родная, милая Москва!Стих о пустынеЯ младой, я бедный юнош,Я Бога боюся,Я пойду да во пустынюБогу помолюся.Молодое мое телоПостом утрудити,Мои глазоньки пресветлыСлезами затмити.И срублю я во пустынеСебе тесну келью,Стану жить я во пустынеС дивьими зверями.Я поставлю медный крестикНа зелену сосну,Прилеплю я желту свечкуКо тонкой ко ветке —И начну я службу править,Птички зааминят,И услышит ангел БожийТайную молитву.Ни исправник, ни урядникМеня здесь не схватят,Ни попы, ни дьяконыВ церковь не затащат.Никого в пустыне нету,Да не возгорюю,Никого я здесь не встречу,Да не воздохну я.Распевают малы пташкиАрхангельски гласы,Утешают младу душуТе ли песни райски.Не попомню сладких брашен,Одежд многоцветных,Не взыщу я питей пьяных,Друзей прелюбезных.Дерева, вы деревочки,Мои братцы милы,А береза белоножкаДорога сестрица.О, прекрасная пустыня,Мати всеблагая,Приими свое ты чадоВ свои сладки недра!Из книги «Вожатый» (1918)
* * *Все тот же сон, живой и давний,Стоит и не отходит прочь:Окно закрыто плотной ставней,За ставней – стынущая ночь.Трещат углы, тепла лежанка,Вдали пролает сонный пес…Я встал сегодня спозаранкуИ мирно мирный день пронес.Беззлобный день так свято долог!Все – кроткий блеск, и снег, и ширь!Читать тут можно только ПрологИли Давыдову Псалтирь.И зной печной в каморке белой,И звон ночной издалека,И при лампадке нагорелойТакая белая рука!Размаривает и покоит,Любовь цветет, проста, пышна,А вьюга в поле люто воет,Вьюны сажая у окна.Занесена пургой пушистой,Живи, любовь, не умирай:Настал для нас огнисто-льдистый,Морозно-жаркий, русский рай!Ах, только б снег, да взор любимый,Да краски нежные икон!Желанный, неискоренимый,Души моей давнишний сон!* * *А.С. Рославлеву [22]
Я знаю вас не понаслышке,О верхней Волги города!Кремлей чешуйчатые вышки,Мне не забыть вас никогда!И знаю я, как ночи долги,Как яр и краток зимний день, —Я сам родился ведь на Волге,Где с удалью сдружилась лень,Где исстари благочестивыИ сметливы, где говор крут,Где весело сбегают нивыК реке, где молятся и врут,Где Ярославль горит, что в митреУ патриарха ал рубин,Где рос царевич наш Димитрий,Зарозовевший кровью крин,Где все привольно, все степенно,Где все сияет, все цветет,Где Волга медленно и пенноК морям далеким путь ведет.Я знаю бег саней ковровыхИ розы щек на холоду,Морозов царственно-суровыхВ другом краю я не найду.Я знаю звон великопостный,В бору далеком малый скит, —И в жизни сладостной и коснойКакой-то тайный есть магнит.Я помню запах гряд малинныхИ горниц праздничных уют,Напевы служб умильно-длинныхДо сей поры в душе поют.Не знаю, прав ли я, не прав ли,Не по указке я люблю.За то, что вырос в Ярославле,Свою судьбу благословлю!Царевич ДимитрийДавно уж жаворонки прилетели,Вернулись в гнезда громкие грачи,Поскрипывают весело качели.Еще не знойны майские лучи.О май-волшебник, как глаза ты застишьСлезою радостной, как летом тень!Как хорошо: светло, все окна настежь,Под ними темная еще сирень!Ах, пробежаться бы за квасом в ледник,Черемуху у кухни оборвать!Но ты – царевич, царский ты наследник:Тебе негоже козликом скакать.Ты медленно по садику гуляешьИ, кажется, самой травы не мнешь.Глядишь на облако, не замечаешь,Что на тебя направлен чей-то нож.Далекий звон сомненья сладко лечит:Здесь не Москва, здесь тихо и легко…Орешки сжал, гадаешь: чет иль нечет,А жаворонки вьются высоко.Твое лицо болезненно опухло,Темно горит еще бесстрастный взгляд,Как будто в нем не навсегда потухлоМерцанье заалтарное лампад.Что милому царевичу враждебно?На беззащитного кто строит ков?Зачем же руки складывать молебно,Как будто ты удар принять готов?Закинул горло детское невинноИ, ожерельем хвастаясь, не ждет,Что скоро шею грозно и рубинноДругое ожерелье обовьет.Завыли мамки, вопль и плач царицы…Звучит немолчно в зареве набат,А на траве – в кровавой багряницеЦаря Феодора убитый брат.В заре горит грядущих гроз багрянец,Мятеж и мрак, невнятные слова,И чудится далекий самозванецИ пленная, растленная Москва!Но ты, наш мученик, ты свят навеки,Всю злобу и все козни одолев.Тебя слепцы прославят и калеки,Сложив тебе бесхитростный напев.Так тих твой лик, тиха святая рака,И тише стал Архангельский Собор,А из кровавой старины и мракаНам светится твой детский, светлый взор.Пусть говорит заносчивый историк,Что не царевич в Угличе убит,Все так же жребий твой, высок и горек,Димитрий-отрок, в небесах горит.О вешний цвет, на всех путях ты нужен,И в мирный, и в тревожный, смутный миг!Ведь каждая из маленьких жемчужинТвоих дороже толстых, мертвых книг.О убиенный, Ангел легкокрылый!Ты справишься с разрухой и бедойИ в нашей жизни, тусклой и унылой,Засветишь тихой утренней звездой.* * *Я вижу, в дворовом окошкеСклонилась к ребенку мать,А он раскинул ножки,Хочет их ртом поймать.Как день ему будет долог,Ночам – конца словно нет…А год? это – дивный сколокБудущих долгих лет.Вот улыбнулся сонноС прелестью милых котят…Ведь всякая мать – МадоннаИ всякий ребенок свят!Потом настанут суровоТруды, волненье и страсть,И где найти тогда слово,Что не дало бы упасть?Мудры старики да дети,Взрослым мудрости нет:Одни еще будто в свете,Другие уж видят свет.Но в сумрачном бездорожьиУтешься: сквозь страстный пленУвидишь – мы дети БожьиУ теплых родных колен.* * *Не знаешь, как выразить нежность!Что делать: жалеть, желать?Покоя полна мятежность,Исполнена трепета гладь.Оттого обнимаем, целуем,Не отводим влюбленных глаз,Не стремимся мы к поцелуям,Они лишь невнятный рассказО том, что безбрежна нежность,Что в нежности безнадежность,Древнейшая в ней мятежностьИ новая каждый раз!* * *Красное солнце в окно ударило,Солнце новолетнее…На двенадцать месяцев все состарилось…Теперь незаметнее —Как-то не жалко и все равно,Только смотришь, как солнце ударяет в окно.На полу квадраты янтарно-дынныеЛожатся так весело.Как прошли, не помню, дни пустынные,Что-то их занавесило.Как неделю, прожил полсотню недель,А сестры-пряхи[23] все прядут кудель.Скоро, пожалуй, пойду я дорогою…Не избегнут ее ни глупцы, ни гении…На иконы смотрю не с тревогою,А сердце в весеннем волнении.Ну что ж? Заплачу, как тебя обниму,Что есть в суме, с тем и пойду.* * *Какая-то лень недели кроет,Замедляют заботы легкий миг, —Но сердце молится, сердце строит:Оно у нас плотник, не гробовщик.Веселый плотник сколотит терем.Светлый тес – не холодный гранит.Пускай нам кажется, что мы не верим:Оно за нас верит и нас хранит.Оно все торопится, бьется под спудом,А мы – будто мертвые: без мыслей, без снов,Но вдруг проснемся пред собственным чудом:Ведь мы все спали, а терем готов.Но что это, Боже? Не бьется ль тише?Со страхом к сердцу прижалась рука…Плотник, ведь ты не достроил крыши,Не посадил на нее конька!* * *Мы в слепоте как будто не знаем,Как тот родник, что бьется в нас, —Божественно неисчерпаем,Свежей и нежнее каждый раз.Печалью взвившись, спадает весельем…Глубже и чище родной исток…Ведь каждый день – душе новоселье,И каждый час – светлее чертог.Из сердца пригоршней беру я радость,К высоким брошу небесамБеспечной бедности святую сладостьИ все, что сделал, любя, я сам.Все тоньше, тоньше в эфирном горнилеСинеют тучи над купами рощ, —И вдруг, как благость, к земле опустилиЛюбовь, и радугу, и дождь.* * *Под вечер выйдь в луга поемные,На скошенную ляг траву…Какие нежные и томныеПриходят мысли наяву!Струятся небеса сиянием,Эфир мерцает легким сном,Как перед сладостным свиданием,Когда уж видишь отчий дом.Все трепетней, все благодарнееВстречает сердце мир простой,И лай собак за сыроварнею,И мост, и луг, и водопой.Я вижу все: и садик с вишнями,И скатертью накрытый стол,А облако стезями вышнимиПлывет, как радостный посол.Архангельские оперенияЛазурную узорят твердь.В таком пленительном горенииЛегка и незаметна смерть.Покинет птица клетку узкую,Растает тело… все забудь:И милую природу русскую,И милый тягостный твой путь.Что мне приснится, что вспомянетсяВ последнем блеске бытия?На что душа моя оглянется,Идя в нездешние края?На что-нибудь совсем домашнее,Что и не вспомнишь вот теперь:Прогулку по саду вчерашнюю,Открытую на солнце дверь.Ведь мысли сделались летучими,И правишь ими уж не ты, —Угнаться ль волею за тучами,Что смотрят с синей высоты?Но смерть-стрелок напрасно целится,Я странной обречен судьбе.Что неделимо, то не делится:Я все живу… живу в тебе!* * *Господь, я вижу, я недостоин,Я сердцем верю, и вера крепка:Когда-нибудь буду я Божий воин,Но так слаба покуда рука.Твоя заря очам моим брезжит,Твое дыханье свежит мне рот,Но свет Твой легкий так сладостно нежит,Что сердце медлит лететь вперед.Я умиляюсь и полем взрытым,Ручьем дороги в тени берез,И путником дальним, шлагбаумом открытым,И запахом ржи, что ветер принес.Еще я плачу, бессильно бедный,Когда ребенка бьют по щекам,Когда на просьбу о корке хлебнойСлышат в ответ сухое: «Не дам!»Меня тревожит вздох мятежный(От этих вздохов, Господь, спаси!),Когда призыв я слышу нежныйТо Моцарта, то Дебюсси.Еще хочу забыть я о горе,И загорается надеждою взор,Когда я чувствую ветер с моряИ грежу о тебе, Босфор!Еще я ревную, мучусь, немею(Господь, мое счастье обереги!),Еще я легким там быть не смею,Где должны быть крылаты шаги.Еще я верю весенним разливам,Люблю левкои и красную медь,Еще мне скучно быть справедливым —Великодушьем хочу гореть.* * *Какая белизна и кроткий сон!Но силы спящих тихо прибывают,И золоченый, бледный небосклонЗари вуали розой закрывают.В мечтах такие вечера бывают,Когда не знаешь, спишь или не спишь,И каплют медленно алмазы с крыш.Смотря на солнца киноварный знак,Душою умиляешься убогой.О, в этой белой из белейших ракУснуть, не волноваться бы тревогой!Почили… Путник, речью нас не трогай!Никто не скажет, жив ли я, не жив, —Так убедителен тот сон и лжив.Целительный пушится легкий снегИ, кровью нежною горя, алеет,Но для побед, для новых, лучших негПроснуться сердце медлит и не смеет:Так терпеливо летом яблок спеет,Пока багрянцем август не махнет, —И зрелым плод на землю упадет.К ДебюссиКакая новая любовь и нежностьПринесена с серебряных высот!Лазурная, святая безмятежность,Небесных пчел медвяный, легкий сот!Фонтан Верлена,[24] лунная полянаИ злость жертвенных открытых роз,А в нежных, прерывающихся pianoЗвенит полет классических стрекоз.Пусть говорит нам о сиамских девах,Далеких стран пленяет красота, —В раздробленных, чуть зыблемых напевахСлышна твоя, о Моцарт, простота.И легкая, восторженная Муза,Готовя нежно лепестки венца,Старинного приветствует французаИ небывалой нежности творца!* * *Вина весеннего иголкиЯ вновь принять душой готов, —Ведь в каждой лужице – осколкиСтеклянно-алых облаков.На Императорской конюшнеЗаворковал зобатый рой…Как небо сделалось воздушней,Как слаще ветерок сырой!О днях оплаканных не плачьте,Ласкайтесь новою мечтой,Что скоро на высокой мачтеЗабьется вымпел золотой.Ах, плаванья, моря, просторы,Вечерний порт и острова!Забудем пасмурные взорыИ надоевшие слова!Мы снова путники! согласны?Мы пробудились ото сна!Как чудеса твои прекрасны,Кудесница любви, весна!* * *Еще нежней, еще прелестнейПропел апрель: проснись, воскресниОт сонной, косной суеты!Сегодня снова вспомнишь тыЗабытые зимою песни.Горé сердца! – гудят, как пчелы,Колокола, и звон веселыйЗвучит для всех: «Христос воскрес!»– Воистину! – весенний лесВздохнет, а с ним поля и села.Родник забил в душе смущенной, —И радостный, и обновленный,Тебе, Господь, Твое отдам!И, внове созданный Адам,Смотрю я в солнце, умиленный.* * *Просохшая земля! Прижаться к ней,Бессолнечную смену мертвых днейЯсней позабывать и холодней!О, твердая земля, родная мать!Научишь мудро, просто понимать.Отвыкнет бедная душа хромать.Как сладок дух проснувшейся травы,Как старые ручьи опять новы,Какой покой с высокой синевы!Раскиньтесь, руки, по земле крестом!Подумать: в этом мире, в мире томСпасемся мы Воскреснувшим Христом!Кто грудь земли слезами оросил,Кто мать свою о помощи просил,Исполнится неистощимых сил.Солнце-быкКак матадоры красным глаз щекочут,Уж рощи кумачами замахали,А солнце-бык на них глядеть не хочет:Его глаза осенние устали.Он медленно ползет на небо выше,Рогами в пруд уставился он синийИ безразлично, как конек на крыше,Глядит на белый и нежданный иней.Теленком скоро, сосунком он будет,На зимней, чуть зелененькой лужайке,Пока к яренью снова не разбудитАпрельская рука весны-хозяйки.Летний садН. А. Юдину
Пропало славы обветшалойВоспоминанье навсегда.Скользнут в веках звездою шалойИ наши годы, господа.Где бабушкиных роб шуршанье,Где мелкий дребезг нежных шпорИ на глазах у всех свиданье,Другим невнятный разговор?Простой и медленной прогулкойВ саду уж не проходит царь,Не гонит крепость пушкой гулкойВсех франтов к устрицам, как встарь.Лишь у Крылова дремлют бонны,Ребячий вьется к небу крик,Да липы так же благовонны,И дуб по-прежнему велик.Демократической толпоюНарушен статуй странный сон,Но небо светится весною,А теплый ветер – тот же он!Ты Сам устроил так, о Боже,Что сердце (так слабо оно)Под пиджаками бьется то же,Что под камзолами давно.И, весь проспект большой аллеиВымеривая в сотый раз,Вдруг остановишься, краснея,При выстреле прохожих глаз.Но кто же знает точный часДля вас, Амура-чародеяВсегда нежданные затеи?ЗимаБлизка студеная пора,Вчера с утраНапудрил крыши первый иней.Жирней вода озябших рек,Повалит снегИз тучи медленной и синей.Так мокрая луна виднаНам из окна,Как будто небо стало ниже.Охотник в календарь глядитИ срок следит,Когда-то обновит он лыжи.Любви домашней торжество,Нам РождествоПриносит прелесть детской елки.По озеру визжат коньки,А огонькиНа ветках – словно Божьи пчелки.Весь долгий комнатный досуг,Мой милый друг,Развеселю я легкой лютней.Настанет тихая зима:Поля, дома —Милей все будет и уютней.* * *Виденье мной овладело:О золотом птицелове,О пернатой стреле из трости,О томной загробной роще.Каждый кусочек тела,Каждая капля крови,Каждая крошка кости —Милей, чем святые мощи!Пусть я всегда проклинаем,Кляните, люди, кляните,Тушите костер кострами —Льду не сковать водопада.Ведь мы ничего не знаем,Как тянутся эти нитиИз сердца к сердцу сами…Не знаем, и знать не надо!Пейзаж ГогенаК. А. Большакову [25]
Красен кровавый рот…Темен тенистый брод…Ядом червлены ягоды…У позабытой пагодыРуки к небу, урод!..Ярок дальний припек…Гладок карий конек…Звонко стучит копытами,Ступая тропами изрытыми,Где водопой протек.Ивою связан плот,Низко златится плод…Между лесами и селамиВеслами гресть веселымиВ область больных болот!Видишь: трещит костер?Видишь: топор остер?Встреть же тугими косами,Спелыми абрикосами,О, сестра из сестер!Враждебное мореОда[26] В. В. Маяковскому
Чей мертвящий, помертвелый ликв косматых горбах из плоской вздыбившихся седины вижу?Горгона, Горгона,смерти дева,ты движенья на дне бесцельного вод жива!Посинелый языкиз пустой глубинылижет, лижет(всплески – трепет, топот плеч утопленников!),лижет слована столбах опрокинутого, потонувшего,почти уже безымянного трона.Бесформенной призрак свободы,болотно лживый, как белоглазые люди,ты разделяешь народы,бормоча о небывшем чуде.И вот,как ристалищный конь,ринешься взрывом вод,взъяришься, храпишь, мечешьмокрый огоньна белое небо, рушась и руша,сверливой воронкой буравясвои же недра!Оттуда несется глухо,ветра глуше:– Корабельщики-братья, взроемхмурое брюхо,где урчит прибой и отбой!Разобьем замкнутый замок!Проклятье героям,изобретшим для мяса и самокпервый под солнцем бой!Плачет все хмурей:– Менелай, о Менелай!не знать бы тебе Елены,рыжей жены!(Слышишь неистовых фурийнеумолимо охрипший лай?)Все равно Парис белоногийгрядущие все тревогивонзит тебе в сердце: плены,деревни, что сожжены,трупы, что в поле забыты,юношей, что убиты, —несчастный царь, несина порфирных своих плечах!На красных мечахраскинулась опочивальня!..В Елене – все женщины: в нейЛеда, Даная и Пенелопа,словно любви наковальняв одну сковала тем пламенней и нежней.Ждет.Раззолотили подушку косы…(Братья,впервые)– Париса руку чует уже у точеной выи…(впервыеАзия и Европавстретились в этом объятьи!!)Подымается мерно живот,круглый, как небо!Губы, сосцы и ногти чуть розовеют…Прилети сейчас осы —в смятеньи завьются: где былучше найти амброзийную пищу,которая меда достойного дать не смеет?Входит Парис-ратоборец,белые ноги блестят,взгляд —азиатские сумерки круглых, что груди, холмов.Елена подъемлет темные веки…(Навекимиг этот будет, как вечность, долог!)Задернут затканный полог…(Первая встреча! Первый бой!Азия и Европа! Европа и Азия!!И тяжелая от мяса фантазиямедленно, как пищеварение, грезит о вечнойнародов битве,рыжая жена Менелая, тобой, царевич троянский, тобойуязвленная!Какие легкие утром молитвысдернут призрачный сон,и все увидят, что встреча вселеннойне ковром пестра,не как меч остра,а лежат, красотой утомленные,брат и сестра,детски обняв друг друга?)Испуганенужного вечная мать,ты научила проливатькровь братана северном, плоском камне.Ты – далека и близка мне,ненавистная, как древняя совесть,дикая повестьо неистово-девственной деве!..дуй, ветер! Вей, рейдо пустынь безлюдных Гипербореев.Служанка буйного гения,жрица Дианина гнева,вещая дева,ты, Ифигения,[27]наточила кремневый нож,красною тряпкой отерла,среди крикови барабанного воя скифовбратское горлозакинула(Братское, братское, помни!Диана, ты видишь, легко мне!)и вдруг,как странный недуг,мужественных душ усладапод ножом родилась(Гибни, отцовский дом,плачьте, вдовые девы, руки ломая!Бесплодная роза нездешнего мая,безуханный, пылай, Содом!)сквозь кровь,чрез века незабытая,любовьОреста[28] и его Пилада!Море, марево, мать,сама себя жрущая,что от заемного блеска месяцаматкой больною бесится,Полно тебе терзатьбедных детей,бесполезность рваных сетейи сплетенье бездонной рваниназывая геройством!Воинственной девы безличье,зовущеек призрачной брани…но кровь настоящаяльется в пустое геройство!Геройство!А стоны-то?А вопли-то?Проклято, проклято!Точило холодное жметживой виноград,жница бесцельная жнетза рядом ряд.И побледневший от жатвы ущербный серпвалитсяв бездну, которую безумный Ксерксвелел бичами высечь(цепи – плохая подпруга)и увидя которую десять тысячоборваннных греков, обнимая друг друга,крича, заплакали: «ΰαλασσα»![29]Из книги «Эхо» (1921)
ПасхаНа полях черно и плоско,Вновь я Божий и ничей!Завтра Пасха, запах воска,Запах теплый куличей.Прежде жизнь моя текла такСветлой сменой точных дней,А теперь один остатокКак-то радостно больней.Ведь зима, весна и лето,Пасха, пост и Рождество,Если сможешь вникнуть в это,В капле малой – Божество.Пусть и мелко, пусть и глупо,Пусть мы волею горды,Но в глотке грибного супа —Радость той же череды.Что запомнил сердцем милым,То забвеньем не позорь.Слаще нам постом унылымСладкий яд весенних зорь.Будут, трепетны и зорки,Бегать пары по росе,И на Красной, Красной горкеОбвенчаются, как все.Пироги на именины,Дети, солнце… мирно жить,Чтобы в доски домовиныТело милое сложить.В этой жизни Божья ласка,Словно вышивка, видна,А теперь ты, Пасха, Пасха,Нам осталася одна.Уж ее не позабудешь,Как умом ты ни мудри.Сердце теплое остудишь? —Разогреют звонари.И поют, светлы, не строги:Дили-бом, дили-бом-бом!Ты запутался в дороге?Так вернись в родимый дом.Два старцаЖили два старцаВо святой пустыне,Бога молили,Душу спасали.Один был постник,Другой домовитый,Один все плакал,Другой веселился.Спросят у постника:«Чего, отче, плачешь?»Отвечает старец:«О грехах горюю».Спросят веселого:«О чем ты ликуешь?»Отвечает старец:– Беса труждаю.У постника печкаМхом поросла вся,У другого – гостиС утра до полночи:Странники, убогие,Божий люди,Нищая братия,Христовы братцы.Всех он встречает,Всех привечает,Стол накрывает,За стол сажает.Заспорили старцыО своих молитвах,Чья Богу доходчивей,Господу святее.Открыл ВседержительИм знаменье явно:Две сухих березкиНа глухой поляне.«Вместе ходите,Вровень поливайте;Чья скорее встанет,Чья зазеленеет,Того молитваГосподу святее».Трудятся старцыВо святой пустыне,Ко деревьям ходят,Вровень поливают,Темною ночьюКо Господу взывают.За днями неделиИдут да проходят,Приблизились срокиЗнаменья Господня.Встали спозаранокСвятые старцы.Начал положили,Пошли на поляну.Господь сердцеведец,Помилуй нас грешных!Пришли на поляну:«Слава Тебе, Боже!»Глазы протерли,Наземь повалились!У постного братаБереза-березой.У другого старцаРайски распушилась.Вся-то зелена,Вся-то кудрява,Ветки качает,Дух испущает,Малые птичкиСвиристят легонько.Заплакали старцыЗнаменью Господню.– Старцы, вы старцы,Душу спасайте,Кто как возможет,Кто как восхочет.Господь МилосердныйВсех вас приимет.Спасенью с любовью, —Спасу милее.Слава Тебе, Боже наш,Слава Тебе,И ныне, и присно,И во веки веков,Аминь.УспеньеБогородицыно УспеньеНам нетленье открыло встарь.Возликуйте во песнопеньи,Заводите красно тропарь.Во саду Богоматерь дремлет,Словно спит Она и не спит,В тонком сне Она пенью внемлет, —Божий вестник пред Ней стоит.Тот же ангел благовествует,Но посуплен и смутен он,Ветвью темною указует,Что приходит последний сон.Наклонилась раба Господня:– Вот готова я умереть,Но позволь мне, Господь, сегодняВсех апостолов вновь узреть. —Во свечах, во святых тимьянахБогородицы чтут конец,Лишь замедлил во ИндинианахВо далеких Фома близнец.Он спешит из-за рек глубоких,Из-за сизых высоких гор,Но апостолов одинокихНеутешный обрел собор.Говорит Фома милым братьям:«Неужели я хуже всех?Богородицыным объятьямЗа какой непричастен грех?Жажду, братия, поклониться,Лобызать тот святой порог,Где Небесная спит ЦарицаНа распутий всех дорог».Клонит голову он тоскливо,Греет камни пожаром уст…Гроб открыли… Святое диво!Гроб Марии обрящен пуст.Где Пречистой лежало тело,Рвался роз заревой поток.Что ручьем парчевым блестело?То Владычицы поясок.О, цветы! о, ручьи! о, люди!О, небес голубая сень!О златом, о нетленном чудеГоворится в Успеньев день.Ты и Дева, и Мать Святая,Ты и родина в пору гроз:Встанет, скорбная, расцветаяБуйным проливнем новых роз!ЕлкаС детства помните сочельник,Этот детский день из дней?Пахнет смолкой свежий ельникИз незапертых сеней.Все звонят из лавок люди,Нянька ходит часто вниз,А на кухне в плоском блюдеРазварной миндальный рис.Солнце яблоком сгораетЗа узором льдистых лап.Мама вещи прибираетДа скрипит заветный шкап.В зале все необычайно,Не пускают никого,Ах, условленная тайна!Все – известно, все ново!Тянет новая матроска,Морщит в плечиках она.В двери светлая полоскаТак заманчиво видна!В парафиновом сияньиСкоро ль распахнется дверь?Это сладость ожиданьяНе прошла еще теперь.Позабыты все заботы,Ссоры, крики, слезы, лень.Завтра, может, снова счеты,А сейчас – прощеный день.Свечи с треском светят, ярки,От орехов желтый свет.Загадаешь все подарки,А загаданных и нет.Ждал я пестрой карусели,А достался мне гусар,Ждал я пушки две недели —Вышел дедка, мил и стар.Только Оля угадала(Подглядела ли, во сне льУвидала), но желалаИ достала колыбель.Все довольны, старый, малый,Поцелуи, радость, смех.И дрожит на ленте алойПозолоченный орех.Не ушли минуты эти,Только спрятаны в комод.Люди все бывают детиХоть однажды в долгий год.Незаслуженного дараЖдем у запертых дверей:Неизвестного гусараИ зеленых егерей.Иглы мелкой ели колки,Сумрак голубой глубок,Прилетит ли к нашей елкеБелокрылый голубок?Не видна еще ребенкуРазукрашенная ель,Только луч желто и тонкоПробивается сквозь щель.Боже, Боже, на дорогеБыл смиренный Твой вертеп,Знал Ты скорбные тревогиИ узнал слезовый хлеб.Но ведет святая дремаВорожейных королей.Кто лишен семьи и дома,Божья Мама, пожалей!Чужая поэмаПосвящается
В. А. Ш
и
С. Ю. С[30]
1В осеннем сне то слово прозвучало:«Луна взошла, а донны Анны нет!»Сулишь ты мне конец или начало,Далекий и таинственный привет?Я долго ждал, я ждал так много лет,Чтоб предо мной мелькнула беглой тенью,Как на воде, меж веток бледный свет,Как отзвук заблудившемуся пенью, —И предан вновь любви и странному волненью.2Заплаканна, прекрасна и желанна,Я думал, сквозь трепещущий туман,Что встретится со мною донна Анна,Которой уж не снится дон Жуан.Разрушен небом дерзостный обман,Рассеян дым, пронзительный и серный,И командору мир навеки дан…Лишь вы поводите глазами серны,А я у ваших ног, изменчивый и верный.3Как призрачно те сны осуществились!И осень русская, почти зима,И небо белое… Вы появилисьВерхом (стоят по-прежнему дома).О, донна Анна, ты бледна сама,Не только я от этой встречи бледен.На длинном платье странно бахромаЗапомнилась… Как наш рассудок беден!А в сердце голос пел, так ярок и победен.4О, сердце, может, лучше не мечтать бы!Испания и Моцарт – «Фигаро»!Безумный день великолепной свадьбы,Огни горят, зажженные пестро.Мне арлекина острое пероСудьба, смеясь, сама в тот день вручилаИ наново раскинула Таро.Какая-то таинственная силаМеня тогда вела, любила и учила.5Ведь сам я создал негров и испанцев,Для вас разлил волшебство звездных сфер,Для ваших огненных и быстрых танцевСияет роскошь гроздьевых шпалер.Моих… моих! напрасно кавалерВам руку жмет, но вы глядите странно.Я узнаю по томности манер:Я – Фигаро, а вы… вы – донна Анна.Нет, дон Жуана нет, и не придет Сузанна!6Скорей, скорей! какой румяный холод!Как звонко купола в Кремле горят!Кто так любил, как я, и кто был молод,Тот может вспомнить и Охотный ряд.Какой-то русский, тепло-сонный ядРоднит меня с душою старовера.Вот коридор, лампадка… где-то спят…Целуют… вздох… угар клубится серо…За занавеской там… она – моя Венера.7Вы беглая… наутро вы бежали(Господь, Господь, Тебе ее не жаль?),Так жалостно лицо свое прижалиК решетке итальянской, глядя вдаль.Одна слеза, как тяжкая печаль,Тяжелая, свинцово с век скатилась.Была ль заря на небе, не была ль,Не знала ты и не оборотилась…Душой и взором ты в Успенский храм стремилась.8И черный плат так плотно сжал те плечи,Так неподвижно взор свой возвелаНа Благовещенья святые свечи,Как будто двинуться ты не могла.И золотая, кованая мглаТебя взяла, благая, в обрамленье.Твоих ресниц тяжелая иглаЛегла туда в умильном удивленьи.И трое скованы в мерцающем томленьи.9Еще обрызгана златистой пылью(О солнце зимнее, играй, играй!),Пришла ко мне, и сказка стала былью,И растворил врата мне русский рай.Благословен родимый, снежный крайИ розаны на чайнике пузатом!Дыши во сне и сладко умирай!Пусть млеет в теле милом каждый атом!И ты в тот русский рай была моим вожатым.10А помнишь час? мы оба замолчали.Твой взор смеялся, темен и широк:«Не надо, друг, не вспоминай печали!»Рукой меня толкнула нежно в бок.Над нами реял нежный голубок,Два сердца нес, сердца те – две лампадки.И свет из них так тепел и глубок,И дни под ними – медленны и сладки, —И понял я намек пленительной загадки.11В моем краю вы все-таки чужая,И все ж нельзя России быть родней,Я думаю, что, даже уезжаяНа родину, вы вспомните о ней.В страну грядущих непочатых днейНесете вы культуру, что от векаБожественна, и слаще, и вольнейЯ вижу будущего человека.12О донна Анна, о моя Венера,Запечатлею ли твой странный лик?Какой закон ему, какая мера?Он пламенен, таинствен и велик.Изобразить ли лебединый клик?Стою перед тобой, сложивши руки,Как руки нищих набожных калик.Я – не певец, – твои я слышу звуки.В них все: и ад, и рай, и снег, и страсть, и муки.Странничий вечерО, этот странничий вечер!Черный ветер речнойСутулит попутные плечиУпорной, тугой волной.Мелкий дождя стеклярусСорвался, держаться не смог.Бьется пальто, как парус,Меж худыми ходульками ног.Неужели только похожаНа правду бывалая печь?Что случилось, что случилось, Боже,Что даже некуда лечь?Чуть вижу в какой-то истоме:Ветер и струи – злы, —Как грустны в покидаемом домеСвязанные узлы.Скаредно лампы потухли,Паутина по всем углам,Вещи – жалкая рухлядь,Когда-то любимый хлам.Закрыл бы глаза на все это,Не смотрел бы больше кругом.Неужели не будет света?Не найдется приютный дом?Взгляните ж, мой друг, взгляните ж,На время печаль отложив.В глазах ваших – тихий КитежСтеклянно и странно жив.И мозглый пар – целебен,И вновь я идти готов,Когда дребезжит молебенНевидных колоколов.Пролог к сказке Андерсена «Пастушка и трубочист»Вот, молодые господа,Сегодня я пришел сюда,Чтоб показать и рассказатьИ всячески собой занять.Я стар, конечно, вам не пара,Но все-таки доверьтесь мне:Ведь часто то, что слишком старо,Играет с детством наравне.Что близко, то позабываю,Что далеко, то вспоминаю,И каждый день, и каждый часПриводит новый мне рассказ.Я помню детское окошкоИ ласку материнских рук,Клубком играющую кошкуИ нянькин расписной сундук.Как спать тепло, светло и сладко,Когда в углу горит лампадкаИ звонко так издалекаНесется пенье петуха.И все яснее с каждым годомЯ вспоминаю старый дом,И в доме комнату с комодом,И спинки стульев под окном.На подзеркальнике пастушка,Голубоглазая вострушка.И рядом, глянцевит и чист,Стоит влюбленный трубочист.Им строго (рожа-то не наша)Китайский кланялся папаша.Со шкапа же глядела гордоУрода сморщенная морда.Верьте, куклы могут жить,Двигаться и говорить,Могут плакать и смеяться,Но на все есть свой же час,И живут они без нас,А при нас всего боятся.Как полягут все в постель,Таракан покинет щель.Заскребутся тихо мыши, —Вдруг зардеет краска щек,Разовьется волосок, —Куклы вздрогнут… тише, тише!От игрушек шкапик «крак»,Деревянный мягче фрак,Из фарфора легче юбки,Все коровы враз мычат,Егеря в рога трубят,К потолку порхнут голубки…Смехи, писки, треск бичей,Ярче елочных свечейГенералов эполеты —Гусар, саблей не греми:За рояль бежит Мими,Вертят спицами кареты…Теперь смотрите лучше, дети,Как плутоваты куклы эти!При нас как мертвые сидят,Не ходят и не говорят,Но мы назло, поверьте, имВсех хитрецов перехитрим,Перехитрим да и накажем,Все шалости их вам покажем.Давно уж солнце закатилось,Сквозь шторы светится луна,Вот няня на ночь помолилась,Спокойного желает сна,Погасла лампа уж у папы,Ушла и горничная спать,Скребутся тоненькие лапыМышат о нянькину кровать.Трещит в столовой половица,И мне, и вам, друзья, не спится.Чу, музыка! иль это сон?Какой-то он? Какой-то он?Из книги «Нездешние вечера» (1921)
* * *Тени косыми угламиПобежали на острова,Пахнет плохими духамиСкошенная трава.Жар был с утра неистов,День, отдуваясь, лег.Компания лицеистов,Две дамы и котелок.Мелкая оспа пота —В шею нельзя целовать.Кому же кого охотаВ жаркую звать кровать?Тенор, толст и печален,Вздыхает: «Я ждать устал!»Над крышей дырявых купаленПростенький месяц встал.* * *Всю тину вод приподнял сад,Как логовище бегемота,И летаргический каскадЧуть каплет в глохлые болота.Расставя лапы в небо, ельКартонно ветра ждет, но даром!Закатно-розовый кисельПолзет по торфяным угарам.Лягушке лень профлейтить «квак»,Лишь грузно шлепается в лужу,И не представить мне никакВот тут рождественскую стужу.Не наше небо… нет. ИдуСквозь сетку липких паутинок…Всю эту мертвую страдуИ солнце, как жерло в аду,Индус в буддическом бредуПридумал, а не русский инок!Пейзаж Гогена(второй)Тягостен вечер в июле,Млеет морская медь…Красное дно кастрюли,Полно тебе блестеть!Спряталась паучиха.Облако складки мнет.Песок золотится тихо,Словно застывший мед.Винно-лиловые гроздиСпустит с небес лоза.В выси мохнатые гвоздиНам просверлят глаза.Густо алеют губы,Целуют, что овода.Хриплы пастушьи трубы,Блеют вразброд стада.Скатилась звезда лилово…В траве стрекозиный гром.Все для любви готово,Грузно качнулся паром.ХодовецкийНаверно, нежный Ходовецкий[31]Гравировал мои мечты:И этот сад полунемецкий,И сельский дом, немного детский,И барбарисные кусты.Пролился дождь; воздушны мысли.Из окон рокот ровных гамм.Душа стремится (вдаль ли? ввысь ли?),А капли на листах повисли,И по карнизу птичий гам.Гроза стихает за холмами,Ей отвечает в роще рог,И дядя с круглыми очкамиУж наклоняет над цветамиВ цветах невиданных шлафрок.И радуга, и мост, и всадник, —Все видится мне без конца:Как блещет мокрый палисадник,Как ловит на лугу лошадникОтбившегося жеребца.Кто приезжает? кто отбудет?Но мальчик вышел на крыльцо.Об ужине он позабудет,А теплый ветер долго будетЛаскать открытое лицо.Фузий в блюдечкеСквозь чайный пар я вижу гору Фузий,На желтом небе золотой вулкан.Как блюдечко природу странно узит!Но новый трепет мелкой рябью дан.Как облаков продольных паутинкиПронзает солнце с муравьиный глаз,А птицы-рыбы, черные чаинки,Чертят лазури зыблемый топаз!Весенний мир вместится в малом мире:Запахнут миндали, затрубит рог,И весь залив, хоть будь он вдвое шире,фарфоровый обнимет ободок.Но ветка неожиданной мимозы,Рассекши небеса, легла на них, —Так на страницах философской прозыПорою заблестит влюбленный стих.Античная печальСмолистый запах загородью тесен,В заливе сгинул зеленистый рог,И так задумчиво тяжеловесенВ морские норы нереид нырок!Назойливо сладелая фиалкаСвой запах тычет, как слепец костыль,И волны полые лениво-валкоПереливают в пустоту бутыль.Чернильных рощ в лакричном небе ровноРяды унылые во сне задумались.Сова в дупле протяжно воет, словноВзгрустнулось грекам о чухонском Юмале.[32]Белая ночьЗагоризонтное светилоИ звуков звучное отсутствиеЗеркальной зеленью пронзилоОстекленелое предчувствие.И дремлет медленная воля —Секунды навсегда отстукала, —Небесно-палевое поле —Подземного приемник купола.Глядит, невидящее око,В стоячем и прозрачном мреяньи.И только за небом, высоко,Дрожит эфирной жизни веянье.Персидский вечерСмотрю на зимние горы я:Как простые столы, они просты.Разостлались ало-золотоперыеПо небу заревые хвосты.Взлетыш стада фазаньего,Хорасанских, шахских охот!Бог дает – примем же дань Его,Как принимаем и день забот.Не плачь о тленном величии,Ширь глаза на шелковый блеск.Все трещотки и трубы птичьиПерецокает соловьиный треск!* * *Я встречу с легким удивленьемНежданной старости зарю.Ужель чужим огнем горю?Волнуюсь я чужим волненьем?Стою на тихом берегу,Далек от радостного бою,Следя лишь за одним тобою,Твой мир и славу берегу.Теперь и пенного РоссиниПо-новому впиваю вновьИ вижу только чрез любовь,Что небеса так детски сини.Бывало, плача и шутя,Я знал любовь слепой резвушкой,Теперь же в чепчике, старушкой,Она лишь пестует дитя.* * *Весны я никак не встретил,А ждал, что она придет.Я даже не заметил,Как вскрылся лед.Комендантский катер с флагомРазрежет свежую гладь,Пойдут разнеженным шагомВ сады желать.Стало сразу светло и пусто,Как в поминальный день.Наползает сонно и густоТревожная лень.Мне с каждым утром противнейЗаученный, мертвый стих…Дождусь ли весенних ливнейИз глаз твоих!?* * *Мы плакали, когда луна рождалась,Слезами серебристый лик омыли, —И сердце горестно и смутно сжалось.И в самом деле, милый друг, не мы лиЧитали в старом соннике приметыИ с детства суеверий не забыли?Мы наблюдаем вещие предметы,А серебро пророчит всем печали,Всем говорит, что песни счастья спеты.Не лучше ли, поплакавши вначале,Принять, как добрый знак, что милой ссоройМы месяц молодой с тобой встречали?То с неба послан светлый дождь, которыйНаперекор пророческой шептуньеТвердит, что месяц будет легкий, спорый,Когда луна омылась в новолунье.* * *Успокоительной прохладойУж веют быстрые года.Теперь, душа, чего нам надо?Зачем же бьешься, как всегда?Куда летят твои желанья?Что знаешь, что забыла ты?Зовут тебя воспоминаньяИль новые влекут мечты?На зелень пажитей небесныхСмотрю сквозь льдистое стекло.Нечаянностей нет прелестных,К которым некогда влекло.О солнце, ты ведь не устало…Подольше свет на землю лей.Как пламя прежде клокотало!Теперь ровнее и теплей.Тепло волнами подымаясь,Так радостно крылит мне грудьЧто, благодарно удивляясь,Боюсь на грудь свою взглянуть.Все кажется, что вот наружуВоочию зардеет ток,Как рдеет в утреннюю стужуЗимою русскою восток.Еще волна, еще румянец…Раскройся, грудь! Сияй, сияй!О, теплых роз святой багрянец,Спокойный и тревожный рай!Смерть
