Сибирь 2028. Армагеддон

– Брысь, – пробормотал я.

И не успел я приступить к поеданию продукта, как вздрогнул, банка выскользнула из рук, и меня от горла до пупка уделало томатным соусом! Совсем рядом хрустели стекла под ногами, грузно топали башмаки! Люди возникли внезапно, вошли с улицы и направлялись не куда-нибудь, а в мое убежище! Они переговаривались – негромко, хрипло. Какая неосмотрительность! Я машинально потянулся к автомату, но его не оказалось под рукой – я совсем забыл про него! Последнее, на что хватило смекалки, – рухнуть навзничь, отбросив левую руку и сунув правую за отворот бушлата. При этом я вывернул голову, изобразил стеклянный взор и в меру оскалил зубы.

Я попал точно в тему! В мой мирок вторгся некто, присвистнул и позвал товарищей. И вот их стало четверо!

– Ни хрена себе, и здесь жмур, – пророкотал бархатистый голос, и на мои хладеющие мощи улеглась тень. Я не мог скосить глаза, изображал из себя мертвеца и радовался, до чего удачно сложилось с килькой. Если не всматриваться, то на полу валялся труп, залитый кровью.

– Ага, еще один терпила, – согласился второй – гнусавый и охрипший. – Подох, скотина, не стал дожидаться, пока полегчает… Смотри-ка, как далеко заполз.

Я затаил дыхание – четыре крепких мужика висели над душой. От них воняло потом и тленом. Они с любопытством меня разглядывали.

– А что, пацаны? – прорезался третий. – Нормально живем. Чем то жмурье из развалин и железных фраеров выковыривать, освежуем этого, его надолго хватит. На рожу вроде не больной, подох от раны, а не от болезни… Гуляем, пацаны?

Я чуть не задохнулся от избытка чувств. Уголовники-людоеды! Вот так фарт! Я слышал, что существует такая прослойка городских жителей, предпочитающих не заморачиваться добычей традиционных продуктов питания, но лично с таковыми ни разу не сталкивался. Генезис явления проследить было сложно, да и надо ли это делать? Сейчас вас будут кушать, Алексей Витальевич, подсказало неясное чувство.

– Что-то псиной тут попахивает, – потянул ноздрями четвертый. – С чего бы это, пацаны? Оборотень, что ли?

Компания похихикала. Везет парням, – тоскливо думал я, – вопрос с пропитанием утрясли… А где пес? – вдруг кольнула интересная мысль. В данной точке пространства его уже не было, уполз куда-то, трусишка зайка серенький. Я даже расстроился. Легко пришел – легко ушел? Как пожрать – так преданнее собаки нет существа, а как постоять за жизнь кормильца, так мы не местные? Мне страшно хотелось моргнуть, наполнить легкие воздухом – надоело уже изображать бездыханное тело!

– А неслабый у него свинокоп, зацени, братва, – объявил сипатый. Он поднял мой нож, разглядывая его. – Будет чем пошинковать капусту.

– А ну, дай заценить, – востребовал обладатель бархатистого голоса.

– Хрен тебе, Шпиндель, – гоготнул сипатый. – Соплю вон свою зацени – сейчас проглотишь.

– Чё-то ты звякало свое разнуздал, Кишка, – угрожающе проворчал бархатистый. – По хавке давно не обреталось? Смотри, за этим не станет.

– А он точно помер? – насторожился их товарищ – тот, у которого еще не полностью атрофировалось обоняние. – То ли померещилось, то ли чё… – Я чувствовал, как надо мной склоняются и изучают очень пристально. – Слышь, братва, да он вроде придуривается…

– А ты дай ему по хлеборезке, – гоготнул третий. – Сразу и поймешь…

Я выдернул руку из-за отворота бушлата. Но не пустую, а с пистолетом Макарова! Пока лежал, спустил предохранитель. Отличная привычка держать патрон в стволе! Я начал стрелять по склонившимся надо мной фигурам, всаживал в них пулю за пулей и просто наслаждался фактором внезапности. Загавкал синюшный бородач в кожаном «обмундировании» – угловатый, покрытый угреватой сыпью, драматично схватился за грудь, отъехал, как по рельсам. Рухнул без долгих качаний лупоглазый тип с опухшей мордой – пуля пробила глаз, разворошила остатки мозгов и с треском вынесла заднюю стенку черепа. Дергался, как заведенный, и не мог упасть субъект с землисто-серым лицом и голым черепом, украшенным разводами татуировок. Упал, куда деваться? Взревел последний – бородка, как пучок соломы, глаза навыкат, мешки под глазами каскадом – занес над головой тесак, похожий на кривую турецкую саблю… и словно подавился, застыл, выставив выпуклые гляделки в черное дуло пистолета.

– Эй, постой, приятель… – хрипло исторг он.

– Исполнишь три желания? – усмехнулся я и надавил на курок.

Пистолет сухо щелкнул. Похоже, я разучился считать до восьми. Обидно, я ведь даже не встал! Затряслись мешки под глазами, людоед гаденько захихикал. Но не стал наслаждаться превосходством и тянуть драматическую паузу (я бы за это время обязательно что-нибудь придумал), бросился, замахнувшись тесаком. И вдруг раздался громкий скрежет, треск, зазвенела жесть – из груды строительных неликвидов, издавая утробное рычание, вылетела хвостатая комета и впилась в предплечье занесенной руки молодыми зубами! Вот так номер – «пёс в руку»! Каннибал взревел, как простуженный лодочный мотор – зубы сомкнулись, и кровь фонтаном полилась из прокушенной артерии. Пес болтался у него на руке, как оторванный ломоть, ослабли пальцы, вывалился тесак. Я не стал дожидаться завершения душещипательной сцены, переломил ему колено пяткой, а когда он свалился, как подпиленный столб, загнал его же собственный тесак в сердце.

Похоже, я перенервничал. Сердце билось неритмично. Первые секунды я совершал какие-то лунатические движения, а мой спаситель сидел на усыпанном крошкой полу и, склонив голову, за мной наблюдал. На собачьем носу жирным пятном отпечаталась вражеская кровь.

– Спасибо, малыш. – Я обнял его, погладил по свалявшейся шерсти и торжественно пообещал: – Мы с тобой еще доедим эту кильку.

Я взвалил полегчавший рюкзак на спину, перезарядил ПМ, отобрал у трупа свой нож, повесил на плечо автомат. Посмотрел по сторонам – ничего не забыл? Наши взгляды с Молчуном пересеклись, я с усилием сглотнул, почувствовав себя не в своей тарелке.

– Слушай, – пробормотал я, – не подумай, что я какая-нибудь неблагодарная скотина, но как бы тебе помягче объяснить, чтобы ты понял…

Не оставалось времени на объяснения! Мои мозги хорошо тряхнуло этой ночью. Забыл основное правило поведения: устроил тарарам, не стой во всем этом! Под сумрачными сводами парковки уже раздавались крики. Убиенная четверка промышляла не одна – работала банда, имеющая на вооружении полевую артиллерию и навыки ведения боевых действий. Остальные откапывали из-под завалов моих погибших товарищей и боевую технику (там одной горючки банде на год хватит!), и выстрелы из «макарова» в стороне показались им какими-то подозрительными. Протяну резину – точно меня съедят!

– Пошли, приятель, пошли, – забормотал я, присматриваясь к проему, обрамленному обрывками гипсокартона. Там матово поблескивал дневной свет. – Потом поговорим… Только сделай, пожалуйста, так, чтобы мне не пришлось краснеть за твое неадекватное поведение…

Я протискивался в щель, молясь, чтобы ничего не упало. Выполз на улицу, весь в цементной маске, с ободранными боками. А за спиной уже билась о стены площадная ругань, обильно разбавленная уголовным арго – людоеды обнаружили мертвых товарищей. Не хотелось как-то представлять, что они будут делать дальше. Я полз по буеракам, перевалился за останки «плавающего» бордюра, скатился в покатую яму и обнял Молчуна, который съехал за мной и съежился, став каким-то маленьким.

– Самому страшно, старина, – прошептал я. – Но ты можешь вернуться, найти себе безопасную норку, я ведь не тащу тебя на аркане, верно? – Я засмеялся, потрепал его за ухом. – И не прикидывайся тут пугливым щенком, я ведь знаю, на что ты способен…

Мы ползли вдоль гигантского котлована, в который провалилась парковка перед «МЕГОЙ». Пес послушно повторял мои движения, не высовывался. В прошлой жизни он, наверное, был человеком. Над разрушенным городом вставал новый день – точная копия предыдущего. Сизые сумерки, пронизанные запахом пепла, накрыли Кировский район, завихрения дыма витали над головами. Но дым сегодня был не плотным, сохранялась видимость метров в триста. Я мог бы, помолившись, пуститься в обратную дорогу, до Зоны Безопасности километров двенадцать, не бог весть какой крюк, но разве я этого хотел? Даже если дойду – полковник ждет с распростертыми объятиями. А когда узнает, что из всей экспедиции выжил только я… И почему я, собственно, оказался в экспедиции? Можно представить реакцию Гнатюка и его последующие действия в отношении моей скромной личности. Делать нечего, мосты сожжены. Кажется, Черчилль сказал: «Если попал в ад, не останавливайся, двигайся дальше»…

Мы огибали парковку, перебирались через разрушенные пролеты местного мостика, под которым был въезд в торговый комплекс. «Вот и съездили в «МЕГУ», – билось удрученно в голове. В тылу уже кто-то кричал, кряхтел мотор неведомого транспортного средства, но эти звуки пока не трогали. Не могли нас заметить, а если и могли, не проедут по «бездорожью» даже на вездеходе. Пешком догонять придется. Мы крались вдоль улицы Ватутина к центру левобережья, миновали разрушенную мечеть. Завершил свои дни молельный мусульманский дом довольно странно – стены основного здания сложились внутрь, крыша с куполом улеглась сверху. А вот соседствующий минарет, с которого муэдзин призывал правоверных на молитву, просто провалился – как будто под ним в момент удара образовалась пустота – и теперь над землей возвышался лишь шпиль, до которого при желании можно было допрыгнуть. Простиралась волнами, убегая к площади Маркса, улица Ватутина. Ее и раньше называли «Пьяной дорогой» благодаря волнообразной конфигурации, а сейчас она и вовсе превратилась в застывший шторм. Но провалов на ней не наблюдалось. Мы бежали по дороге (бежать здесь можно было только по проезжей части), спеша убраться в дым, выйти из «зоны ответственности» банды людоедов. Молчун скакал галопом, высунув язык, тяжело отдувался, а мне приходилось беречь дыхание. Остались позади разбросанные вдоль дороги пролеты эстакады, я перешел на шаг, передохнул. Сердце выскакивало из груди. Еще чуть более километра, и можно свернуть на улицу Немировича-Данченко, упирающуюся в Коммунальный мост. Молчун по инерции проскочил дальше, а потом завертелся, заскулил, решив, что я его бросил. Обрадовался, как ребенок, обнаружив, что я еще здесь, помчался ко мне, начал виться кругами.

До перекрестка оставалось метров четыреста, когда за спиной взревел двигатель! Я ругнулся, встал и начал всматриваться в клубящую серость. От «МЕГИ» в нашем направлении двигалось мутное пятно. Оно огибало препятствия, его носило из стороны в сторону. Вот оно выпрыгнуло из дымки, превратилось в навороченный джип с колесами от трактора и встало. Даже это чудище, способное взбираться на стены, не могло проехать дальше. Дорога превращалась в долину сталагмитов и могла покориться только пешим. Из машины выпрыгивали люди, что-то кричали. Забился в припадке установленный на крыше пулемет. Я схватил за холку извивающегося Молчуна, повалил его и сам упал. Пули выли над головой, выбивали комья из вздыбленного асфальта, гоняли пыль. Пес жалобно скулил, поедал меня глазами, а я терпел. Пулемет заткнулся, похоже, в механизме что-то замкнуло. Люди припадочно орали. Я вскочил. Из дымки вырисовывались бегущие – они всерьез намеревались до меня добраться, взбешенные гибелью товарищей. Эта публика была не в лохмотьях, их облачение вполне соответствовало условиям выживания в мертвом городе. Вот же грехи наши тяжкие… Они стреляли на бегу, но пока опасность представляли лишь шальные пули. Я помчался дальше, пригибаясь к земле. То и дело озирался – погоня не отставала, у людоедов было больше сил, чем у меня, они уже сокращали расстояние!

Открывалось второе дыхание. Я должен был добраться до пересечения улиц и укрыться в развалинах пятиэтажек. Сделать раньше это было невозможно – мы с Молчуном были как на ладони!

Мы добежали до перекрестка – бывшего очага аварийности в Кировском районе! Я машинально повернул направо – к мосту. И чуть не обделался, когда навстречу повалила толпа зараженных! Я попятился, откуда?! Вероятно, эти твари обретались в близлежащих руинах, звуки выстрелов привлекли их внимание, а если нет мозгов под черепными коробками, а кушать хочется…

Эх, страна ЗОмбезия… Похоже, у этой публики вырабатывался инстинкт бродить стадами. У них имелись даже вожаки! Один из таковых – здоровенный, бывший спортсмен, с угловатой перекошенной челюстью, которая начинала разлагаться – бежал впереди планеты всей, размахивая разводным ключом. Они уже были практически рядом! Я скинул «Вал» с плеча, опустошил магазин в набегающую толпу. Мощные пули рвали этих особей в клочья. Я прикончил штук шесть, в том числе «пана спортсмена», но они и не думали останавливаться. Иссяк магазин, времени на перезарядку не было, я попятился, выхватывая из подсумка гранату. Швырнул одну, швырнул другую. Изделия слабые, наступательного действия, больше калечат, чем убивают, но ударная волна на уровне. Толпу смело, возникла заминка, а я, подвывая от ужаса, уже мчался дальше, спотыкаясь об Молчуна – напрямик через перекресток. К мосту уже не пройти, но ничего, можно сделать круг – через площадь Маркса и проспект с таким же названием…

– Идиот! – вопил я. – Не путайся под ногами, рядом беги!

По наши души уже выстраивалась очередь. Оглянувшись метров через семьдесят, я обнаружил, что зараженные бегут за нами, исполняя жутковатое хоровое пение. А ведь позади еще и людоеды! Как интересно… В тылу разразилась суматошная стрельба. Людоеды не терпели конкуренции, обрушили град свинца на зараженных. Те бросились врассыпную, оставив на дороге несколько извивающихся тел. Но были и такие, кто оказывал сопротивление, им было безразлично, на кого бросаться. К тому же из развалин к ним, похоже, прибывало подкрепление – хоровое пение делалось объемнее. Мы получали незначительную фору, не использовать которую было бы странно.

– Поднажмем, дружище, – сипел я. – Еще не все потеряно. Нам еще есть что терять…

Но я уже задыхался, ноги с трудом волоклись. За спиной смыкалась мглистость, вуалируя конкурирующие партии и их разборки. Молчун подпрыгивал от нетерпения, заглядывал мне в глаза. У молодой собаки, в отличие от меня, было больше сил. Мы приближались к площади Маркса – когда-то самой здоровой и бестолковой площади города. К 2016 году на ней работало не меньше десятка торговых центров, красовались бельмом на глазу заброшенные долгострои, здесь была конечная станция метро, куча автобусных остановок, два автомобильных кольца, запутанная система подземных переходов и прочих скрытых коммуникаций. Через этот транспортный узел ежедневно проходили сотни тысяч людей, пробка в районе площади в часы пик была неистребима.

Дым уплотнялся, над центральной частью левобережья он висел особенно густо, напоминал туман. Он скрывал части переломившейся пополам телевышки, «Эверест» строительного хлама на месте торгово-развлекательного комплекса «Сан-Сити». Мы подбегали к пересечению с Новогодней улицей, подгоняемые звуками битвы за спиной. За перекрестком начиналась площадь. Мы имели реальные шансы уйти, но тут из груды кирпича по левую руку – дай Бог памяти, там была обыкновенная пятиэтажка с банком и обувным магазином – раздалось утробное урчание. Наперерез метнулись две поджарые четвероногие фигуры! С оглушительным хриплым лаем они выскочили из тумана и без прелюдий бросились на нас! Я, в принципе, представлял, что такое собаки-мутанты, пару раз с ними сталкивался и каждый раз чуть не делался заикой. Развитые бесхвостые тела, отдаленно напоминающие тела догов, непропорционально большие головы, пасти вытянуты, как у муравьедов – и такого крупного формата, что в них без усилия поместится человеческая голова! Сила у этих тварей была не собачья, вечно голодные, страшные, бесноватые…

Эх, край золота и пушнины! К черту этих разбойниц с большой дороги! Я вскинул автомат, но не мог прицелиться, руки дрожали. Я поливал огнем вокруг себя, но такое ощущение, что стрелял себе под ноги, а к автомату прицепили чугунную гирю. У тварей имелся инстинкт самосохранения – они разлетелись в разные стороны, принялись виться кругами, рыча и скаля свои угловатые пасти. Визжал Молчун, как будто его резали на шашлык. Увидев этих тварей, он чуть не окочурился от страха! Я и опомниться не успел, как мой бесстрашный друг уже улепетывал в обратную сторону, в развалины стоматологической клиники. Видно, неспроста, у каждого свои страхи… Я пятился, стрелял, но ни в кого не мог попасть. Твари вились по радиусу, сужая круг – они чувствовали, что я на грани. Я споткнулся, а падая, запустил руку в подсумок, выхватил гранату – они неплохо помогали в моем нелегком деле! – выдернул чеку, досчитал до двух – и когда две жуткие образины, разинув свои кошмарные пасти, синхронно бросились на меня, швырнул комочек железа им под ноги…

Особо похвастаться было нечем. Судя по всему, ни одно животное не пострадало. Собаки увернулись от осколков, их разбросало ударной волной, меня тоже отчасти сплющило. Когда я пришел в себя и смог поднять голову, твари уносились в свои развалины, их основательно болтало из стороны в сторону. Молчуна нигде не было – я вертел головой, пытался навести резкость. И в дыму на «Пьяной дороге» вдруг стало подозрительно тихо. Ну, очень тихо и подозрительно – не к добру… Я подпрыгнул, подхватив свой автомат, исторг с кашлем:

– Молчун, ты где, трус несчастный?!

Но у пса основательно замкнуло в голове при виде своих «обращенных» собратьев. Он умчался бог ведает куда и, видимо, заблудился. Или пал жертвой других сюрпризов. Ждать уже не было смысла – тишина в дыму становилась чреватой. И вдруг без всякого предупреждения, без шума и копоти – из нее поперла вооруженная толпа! Плечистые рослые мужики (отъелись, падлы, на человеческом мясе), в затертых кожаных куртках, обмотанные шкурами, в причудливых головных уборах, напоминающих шапки бедуинов. А у того, что всех обогнал, еще и плечи торчали вверх – такое ощущение, что он в них вставил черепа младенцев. Физиономия у этого индивидуума была исписана цветастыми драконами. Ну, сливки общества, не могу… Узрев меня, они страшно обрадовались, загомонили, а главарь гортанно проорал, что неплохо бы взять этого кузнечика живьем. Но это не исключало рваную стрельбу, которую они затеяли в мою сторону! Ахнув, я помчался, как пятиклассник на перемену – наискосок через перекресток, под остов пятиэтажной парковки торгового центра. И людоеды, впечатленные этой прытью, передумали брать меня живьем, открыли огонь на поражение! Воронка мелькала перед глазами, я мчался зигзагами, как заяц, прыгнул в нее вперед ногами, бороздил засохшую глину пятками. Но равновесие удержать было трудно, крышка канализационного колодца радостно бросилась мне на грудь! Зачем я прыгнул в эту западню?! Однако в последний момент перед столкновением я заметил, что крышка частично сдвинута, значит, не все еще потеряно! Боль ошеломила, я качественно отбил грудину. За спиной уже горланили – исключительно непечатными оборотами, а я кряхтел, тужился, сдвигал неподъемную чугунную крышку, как-то даже не задумываясь, что делает крышка колодца в воронке (да, собственно, и сам колодец). Подо мной была густая тьма, я сбросил в нее автомат, нырнул сам, успев схватиться за вмурованную в кладку скобу. Неисповедимы пути Господни. Потом была вторая скоба, третья… а четвертой не было! Я рухнул вниз, отбив себе еще и позвоночник. Лететь, по счастью, пришлось недолго, вскоре я сидел на коленях и шарил вокруг себя. План спасения оказался сыроват, следовало отправить его на доработку. Имелась единственная горизонтальная шахта, по которой я мог ползти. И я отправился куда-то вбок, энергично отталкиваясь пятками и таща за собой автомат на ремне. Я догадывался, что будет дальше, и спешил удалиться от вертикального створа. Охотники уже прыгали в воронку – доносились глухие крики. Что-то подсказывало, что дальше они не полезут, но и просто так не уйдут. Так и случилось – прошуршало что-то по вертикальной шахте, упало на пол – и рвануло так, что заложило уши! Взрывная волна ударила по пяткам, но это еще полбеды. Осколки и упругая сила взрыва выламывали кирпичи из шахты! Выпало несколько огрызков, за ними посыпались еще, на освободившееся место съехал целый пласт. Взметнулась пыль, накопившаяся в колодце не только за годы «мертвого сезона». Я лежал в трубе в десяти метрах от этого светопреставления, дышал в рукав, потом сообразил, что сейчас меня накроет осыпь, пополз дальше, встал на колени, засеменил – благо высота трубы позволяла. Потом упал без чувств, не в состоянии справляться с болью, которая терзала ВЕЗДЕ…

После тяжелой, но скоротечной болезни я очнулся и подумал, что неплохо бы сделать выводы. Нельзя превращаться в тряпку. Мужчины не плачут. Только ноют, если очень больно. Я извлек фонарик, осветил пройденный путь. Глухая стена. Колодец, по которому я прополз в подземелье, в результате взрыва оказался полностью завален. Очень мило. Зато теперь меня не догонят. Если впереди такие же завалы, то будет КРАЙНЕ мило. Я осветил пространство вокруг себя. Я лежал в бетонном желобе. Над головой была кирпичная кладка, прочность которой вызывала опасения. Впрочем, высота коллектора была небольшой, и кирпич, дождавшийся хорошего человека, повлек бы лишь небольшое сотрясение мозга. В годы «самого справедливого общества», а впоследствии – недоразвитого капитализма – по этой трубе струились нечистоты. По прошествии множества лет здесь всё еще пахло. Я пополз, стараясь не думать о боли…

Не впервые приходилось осваивать подземные коммуникации, но с таким дискомфортом под землей я еще не сталкивался. Коллектор постоянного диаметра перешел в иное измерение, я постоянно куда-то проваливался и сползал. Потянулись перпендикулярные ответвления, в одно из которых я рискнул заползти. Труба то сужалась, то расширялась. Судя по двум изгибам и количеству пройденного расстояния, я находился примерно под зданием ГУМа. Я опускался все ниже, что в плане безопасности, наверное, было неплохо, но… зачем мне ниже? Катакомбы под площадью Маркса были мечтой диггера, я бы ничуть не удивился, повстречавшись здесь с колонией людей. Контакты батареек отошли от клемм, я чертыхнулся, оказавшись в темноте, потряс фонарик. Заряд еще не иссяк, отстала задняя крышка. Я принялся остервенело ее закручивать – находиться в темноте было зверски неуютно. И вдруг мурашки поползли по коже, из темноты на меня кто-то пялился! Померещиться не могло – оттого и жив до сих пор, что научился прислушиваться к ощущениям! Я нащупал спусковой крючок автомата, тряхнул фонарик – и тот загорелся.

В паре метров от меня изготовилась к прыжку огромная лохматая крыса! Просто барсук какой-то! Тошнотворная, драная, с жирными боками. Вытянутый нос ходил ходуном, щерилась пасть, усыпанная мелкими зубами. Бусинки глаз источали арктический холод. Я ужаснулся – неужели бросится? Хорошо, что не стал тянуть резину, вскинул ствол. Но до выстрела не дошло, тварь была в курсе, что такое стрелковое оружие в человеческих руках! Крысы не такие уж глупые создания! Она проворно развернулась и пустилась наутек, волоча по полу два длинных голых хвоста! И здесь мутации, черт их подери! Я мог бы выстрелить, но воздержался, пальба в подземной глуши могла иметь последствия. Я шикнул ей вдогонку, швырнул огрызок кирпича. Тварь исчезла за дальним поворотом. Преследовать ее я не стал, свернул раньше и вскоре оказался на какой-то аварийной винтовой лестнице. Она и привела меня в замшелую бойлерную. Это было довольно вытянутое помещение с обвалившимися стенами и оторвавшимися трубами, унизанными чугунными вентилями. И самое занятное, что здесь жили люди…

В убежище было довольно тепло. И людно. Имелось подобие печки (очевидно, дым какими-то зигзагами выводился наружу). Вдоль стен в ворохе мешковин лежали и сидели люди. Когда я появился, весь такой в ореоле электрического света, некоторые из них зашевелились, стали приподниматься, глухо заворчали. Я тоже немного оробел. Их лиц я практически не видел, да и нечего там было рассматривать. Я выключил фонарик, чтобы они не нервничали, прошептал самым добрым голосом:

– Люди, пожалуйста, я не сделаю вам ничего плохого, я такой же, как вы. За мной гнались, я заблудился…

От поезда отстал… Бурного ажиотажа мое появление не вызвало. Тела под грудами зловонного рубища повозились и успокоились. Здесь царили апатия, подавленность и полное равнодушие к своей судьбе. Это были какие-то переселенцы – трудно представить, что они прожили в бойлерной двенадцать лет! По-хорошему, я должен был развернуться и уйти, продолжать свой скорбный путь, но что-то меня остановило. Поколебавшись, я логично предположил, что с обратной стороны каменного мешка должен иметься выход на улицу (ведь не замурованные они тут сидят?), и стал деликатно протискиваться между телами. Это было неприятно. Из-под мешковин выбирались землистые лица с ввалившимися носами и истонченной кожей, провожали меня глазами. Кто-то храпел, кто-то жалобно охал.

– Мужчина, угостите даму обедом… – без надежды пробормотал условно женский голос. Я не был Иисусом Христом, способным прокормить толпу одной булкой, но что-то дрогнуло в груди. Я остановился, стряхнул со спины рюкзак, извлек две первые попавшиеся банки и открыл их ножом. Вокруг меня образовалась толпа. Сердце сжалось, когда я смотрел, как эти люди – без лиц, без будущего – тянутся к еде заскорузлыми руками, зачерпывают пальцами, жадно едят, смотрят на меня голодными глазами – не расщедрюсь ли еще.

– Простите, граждане, – бормотал я, пятясь дальше, – но больше нет, неурожай, знаете ли… – горели уши, но, видит Бог, еды оставалось с гулькин нос, я сам не знал, где ее добывать.

Я уходил все дальше, прошел мимо печи, где концентрация населения была наибольшей. У многих людей не было сил что-то говорить, просить. Они смотрели на меня с полной отрешенностью, и я уверен, выхвати я автомат и начни поливать их огнем, они бы даже не шевельнулись.

– Ты откуда, парень? – пробормотал мужчина, сидящий в одиночестве у стены. Он не подстригался лет десять, закручивал волосы и притягивал их к голове резинкой. На плечи у него был наброшен рваный и выцветший тулуп Деда Мороза (нашел же где-то). Нога, похоже, была сломана – охая от боли, он пытался вытащить ее из-под себя. Я пришел на помощь, приподнял его под мышки – ей-богу, его тулуп весил больше, чем он сам! Он пристроил свою конечность, поблагодарил. Я кратко поведал, кто я и откуда.

– Я слышал, в городе Оби нормальная жизнь… – с усилием выдавил «Дед Мороз». – Но нам туда уже никак не добраться… Уж мне-то точно… Посижу еще тут немного – да, наверное, и хватит… Вон уже скольких пережил…

– Давно вы тут живете? – поинтересовался я, покосившись на стену у мужика за спиной, испещренную вертикальными отметками.

– Два месяца… – Он надрывно закашлялся, а я невольно отпрянул, вспомнив о таблетках, которые давно не принимал. – Или около того, эти дни уже учету не поддаются, но можешь посчитать по зарубкам… Мы жили на Планировочной, у Оби, сразу за Горским массивом… Там уцелело большое гаражное хозяйство, оно почти не пострадало. Мы нормально себя там чувствовали, держали оборону, ставили сети на реке… не поверишь, парень, но в Оби еще осталось немного рыбы… а отдельная так мутировала, что даже сети эти монстры рвали… Но все хорошее кончается, ты сам об этом знаешь… Это были не каннибалы – и то хоть хорошо. Прорвали заграждение, ворвались ночью на грузовиках, веселые такие, пьяные, с нацистской символикой. Заявили, что это «рыбное место» отныне их, всех поселенцев они, так и быть, отпускают, а если есть желающие сопротивляться, то милости просим к стенке… Нам даже вещи не дали собрать, просто выгнали… Кто-то добрел до площади Маркса, здесь не такой уж дальний свет, нашли этот уголок обетованный… В городе практически не осталось еды, кроме крыс, их приходится варить часа по три, чтобы добиться хоть чего-то съедобного…

– А еще в этом районе люди есть? – поинтересовался я.

– Да сколько угодно, – ответствовал мужчина. – Ты не поверишь, но люди есть везде – даже там, где их по определению быть не может… На этой площади их не меньше трехсот – и здесь под ГУМом, и под недостроенным концертным залом, и под «Версалем». Многие зарылись так глубоко, что до них ни людоеды, ни зараженные не доберутся. Кое у кого есть оружие, они еще могут защищаться, здесь можно найти воду, дрова на растопку… Вот только людоеды частенько лютуют, устраивают облавы на тех, кто ходит верхом, чтобы добыть еды… Глубоко под землю они спускаться не любят…

Мужчина оказался говорливым, он мог болтать часами, вспомнил, как трудился мастером на заводе «ЭЛСИБ», как за месяц до землетрясения купил себе приличную «Хонду» с левым рулем – она и провалилась вместе с дачей, огородом и семьей, которая дожидалась его в машине, пока он бегал к соседке отдавать ключи. Так обидно, соседка заговорила зубы, лучше бы он провалился вместе со своей женой и восьмилетними близняшками… Он продолжал еще что-то бормотать, а я уже уходил – не был я охотником выслушивать истории про жизнь.

Когда помещение изогнулось, превратившись в коридор, меня окликнули:

– Эй, ты, постой…

И в грудь бесцеремонно ткнули дулом «калашникова». Я чуть не офигел от такой наглости, вот и делай людям добро после этого! Перед глазами колыхались две фигуры – видимо, из того же сообщества, но еще способные держать оружие и выказывать свое превосходство.

– А ну отставить! – возмутился я. – Мужики, не наглейте, я же просто мимо иду, никого не трогаю. Не бандит, не людоед, не мутант…

– Ты что-то имеешь против мутантов, приятель? – скрипнул один из собеседников.

Я догадался включить фонарик, предварительно выставив его на рассеянный свет. Эти двое не возражали, когда их озарило «лунное» мерцание. Я вздрогнул, хотя и постарался не подать вида. У того, что повыше, была искривлена фигура, он выглядел так, словно отражался в кривом зеркале. При этом правая челюсть протянулась почти до ключицы, а левая напоминала обкусанный логотип компании «Apple». У второго, что был приземист и коренаст, поперек физиономии простиралась глубокая канава, в которой хорошо просматривалось содержимое рта, носоглотки и разрезанная пополам пустая глазная впадина. «Морда треснула», – подумал я.

В последнем вопросе, очевидно, скрывался какой-то подтекст.

– Да мне плевать, какие у вас рожи, – пожал я плечами. – Ну, вырвалось, простите. А вообще-то, парни, невежливо шпынять стволами человека: а) имеющего дружелюбные намерения и б) накормившего шестью хлебами ваших людей.

Действительно, что я мог иметь против мутантов? Я не полковник Гнатюк – это его расистские чувства задевает факт существования данного человеческого подвида, и он с упоением истребляет их в Зоне Безопасности. А в прочем «свободном мире» все люди братья и никаких межэтнических конфликтов. Люди и мутанты мирно сосуществуют, при этом первые уже ничем не отличаются от вторых, а вторые – от первых.

Ствол «калашникова» продолжал контактировать с моим пузом. Я мог бы попытаться им завладеть, но я слышал, что мутанты народ резкий, и с реакцией у них порядок, невзирая на неуклюжий внешний вид.

– Оставь свой мешок, автомат и уходи, – угрюмо вымолвил красавчик с треснувшей мордой. – Спасибо, парень, что накормил наших людей, но у нас такое впечатление, что они не наелись. Прости, ничего не имеем против тебя.

Когда-нибудь эти глупцы дождутся, что Я против них стану что-то иметь! Испортили такое меланхолическое настроение, мерзавцы! Я тяжело вздохнул, сделал вид, что собираюсь снять мешок, украдкой произвел небольшую манипуляцию в кармане, а когда открыл ладошку, на ней лежала самая настоящая граната с выдернутой чекой и отведенным рычагом! За четыре секунды, что остались до взрыва, я испытал моральное удовлетворение – эти двое отшатнулись к стене, первый выронил автомат, второй зачем-то закрылся руками. Впрочем, насладился я этим за две секунды, по окончании которых быстренько прижал рычаг к корпусу гранаты и констатировал – что-то я тоже переволновался.

– Психологический тренинг, господа, – объяснил я обомлевшим мутантам. – А вот теперь стоит мне разжать руку – и будет большой бах. Поверьте, вы имеете дело с обыкновенным сумасшедшим, который верит в свое бессмертие и, не задумываясь, разожмет руку. Еще вопросы?

– Ты кто такой? – проворчал мутант-громила.

– Обыкновенный сумасшедший, – повторил я (хотя на самом деле так не считал), подтянул рюкзак и побрел своей дорогой разочарований.

– Ладно, прости, – проворчала в спину треснувшая морда. – Ты должен понять, нам тут жрать нечего…

– Так добывайте себе еду, – разозлился я. – Объединитесь с другими людьми, которых здесь больше, чем грязи, подотрите сопли, врежьте хотя бы разок людоедам, чтобы больше сюда не являлись, пометьте свою территорию, живите достойно. Кому сейчас легко? Конечно, куда удобнее плакаться на судьбу, побираться, ждать, когда тебя прикончат… Выход где? – вспомнил я.

– Прямо, налево и еще раз прямо, – вздохнул громила. – Выйдешь из подвала недостроенной второй очереди «Подсолнуха»… Это мое, кстати, СМУ ее когда-то не достроило, денег не было, я там начальником строительства был…

– Поздравляю, – проворчал я. – То есть тебе не привыкать жить и работать спустя рукава, надеясь на авось и на дядю.

– Да ладно тебе… Слушай, парень, как там, это… – Мутант замялся. – Ну, на улице, погода, в смысле? А то мы уж, почитай, две недели не выходили…

«На крыс охотимся», – чуть не закончил я, но не стал вгонять его в дополнительную краску.

– Нормально, – рассмеялся я. – Холодает, ветер умеренный, до сильного. Зима скоро. Как говорят у нас на флоте, хочешь узнать погоду – поднимись на палубу. Ну, бывайте, мужики, влачите дальше.

Я юркнул за угол, извлек из-за щеки чеку и принялся впихивать ее обратно в запал…

С улицы этот выход был практически незаметен. Часть недостроенного здания, отделанного нарядной плиткой, упала и развалилась, другая часть держалась на спаренных двутавровых опорах. От лестницы из подземелья остались только перила. Но я поднялся по перилам, залег под сваями в груде мусора. Я находился в районе Башни – названном по имени одноименного водонапорного сооружения, ставшего местным символом. По диагонали через дорогу красовалось мало пострадавшее пятиэтажное здание. Когда-то в нем была студенческая «тошниловка», потом пельменная. Потом пришли чудесные годы капитализма, здание усилили дополнительным каркасом, приделали к нему две башенки и сдали в аренду торговым организациям. Продавалась здесь в основном компьютерная техника. На втором этаже – цифровой супермаркет «DNS», на первом – «Компьютерные системы». Благодаря второму каркасу оно и устояло. Между строением и соседствующей с ним горкой битого кирпича имелась щель, сквозь которую я мог проникнуть во внутриквартальную территорию. С позиции просматривался фрагмент взорвавшейся газораспределительной станции. Отсюда по диагонали можно выйти на проспект Маркса, а там уж прямым ходом на мост.

Я перебежал дорогу, на которой отпечатались следы протектора (плотный трафик, надо же), собрался нырнуть в щель, но не смог удержаться от соблазна и забежал на минутку в «Компьютерные системы», куда была распахнута не только дверь, но и изрядный кусок стены. Здесь не было ни одной живой души, в чем я тщательно убедился. Словно зачарованный, я бродил между пыльными витринами, таращился на образцы продаваемой продукции, которые стояли на полках как ни в чем не бывало. Плазменные телевизоры под слоем грязи и плесени – некоторые, разбитые, валялись на полу, в других зияли трещины и дыры. Ноутбуки, фотоаппараты, планшеты, сопутствующая продукция. Магазин «зачищали», товар разбрасывали, но тотальному разграблению торговое место не подверглось. Тащили в основном батарейки, аккумуляторы, то есть вещи, имеющие прикладное значение. Кого в условиях конца света интересуют предметы, работающие от розетки? Большая часть продукции по-прежнему находилась в магазине. Я задумчиво провел пальцем по серебристой крышке ноутбука всемирно известного производителя – прорисовал углубление в залежах пыли. С первого раза раскрыть не удалось, пришлось приложить усилие, чтобы отклеить монитор от клавиатуры. Я машинально надавил на кнопку включения и отшатнулся, когда в утробе системного блока что-то прогудело, и зажегся синим экран! Аккумуляторы еще работали! Это было так неожиданно, как если бы из бутылки токсичной смогонки выбрался джинн и предложил все вернуть, как было. Я зацепил плечом висящую на соплях витрину, подломилась алюминиевая нога, и целая полка с аппаратурой, издавая немыслимый грохот, обрушилась на пол! Взметнулась пыль, я не удержался, чихнул короткой очередью.

И в этот же момент, четко по закону подлости, загудел двигатель! У входа в «Компьютерные системы» затормозило очередное чудо техники – смесь бульдога с носорогом, нечто среднее между стенобитным орудием, унизанным стальными пиками, и пародией на участника соревнования «Париж – Дакар». На крыше у этого дредноута имелся люк. Оттуда одновременно выбрались две угрюмые бритые хари с вытатуированными на лбах «дополнительными» глазами и вереницами цифр (очевидно, инвентарные номера) и уставились на приглашающе распахнутые двери магазина. Я прижался к витрине, которую еще не успел повалить, притворился неодушевленным предметом. Я находился в глубине помещения, они не могли меня увидеть.

– Слышь, Шакир, там кто-то есть, – угрюмо вымолвила первая физиономия. – Гадом буду, в натуре, мля, там кто-то есть.

– И, мля? – лаконично вымолвила вторая физиономия.

– Проверить бы надо. Этот хрен походу еще где-то здесь. Эй, к машине, заспанцы! Заодно и район прочешем!

По их физиономиям отчетливо читалось, какую кухню они предпочитают в это время дня. Мне снова стало неуютно. Давно не виделись, господа антропофаги. Это были не те людоеды, что преследовали нас с Молчуном по «Пьяной дороге», но явно из родственного формирования. Слово «хрен» мне крайне не понравилось (само слово-то нормальное, но кого он имел в виду?). Вспомнились слова волосатого обитателя подземелья о регулярных облавах в районе, что устраивают каннибалы. Но они не стали делать резких движений, и я не стал. Зловещая публика выбиралась, потягиваясь, из своего бреда на колесах, а я закрыл крышку ноутбука, чтобы бананово-лимонный Сингапур на заставке не смог меня скомпрометировать, на цыпочках подался в глубину торгового зала, где имелась дверь в служебные помещения. Я юркнул в коридор, прошуршал по осыпавшейся облицовке, пару раз свернул и выбрался во внутренний дворик рядом с символической Башней (ее уже, впрочем, не было). Дверь черного хода давно обвалилась, крыльцо украшала груда кирпичей. Я перебирался через них, практически не глядя по сторонам. А зря. Начал терять сноровку. Я выпрыгнул на ровный участок двора… и чуть не обомлел. По пустырю блуждала женщина в бесформенных обносках, резиновых сапогах и легкомысленной шапочке из бутика. Казалось, что минуту назад она очнулась от глубокого похмелья и не может понять, кто она такая и где находится. Она стояла вполоборота ко мне. Подрагивали растопыренные пальцы. Дрожали колени, обтянутые дырявыми рейтузами. Вот она стала медленно поворачиваться – словно боялась, что упадет. С губ молодой еще женщины стекала кровь, щеки обрастали синюшными пятнами. Она то глупо улыбалась, то становилась какой-то пресной. Вопросов не было – налицо нарушенная координация движений, резкие перепады настроения… И тут она обнаружила, что в этом дворе есть кто-то еще! Резко повернулась, распахнула воспаленные глаза. Тараканы в голове встали строем! Она поедала меня глазами, сначала недоверчиво, потом с жадным интересом. Процесс второй стадии болезни, когда человека еще можно излечить, успешно перетекал в третью. Атрофировалась речь, разжижались мозги, возникало щекотливое чувство голода…

Я бы мог пристрелить эту барышню. Автомат практически бесшумен, выстрела людоеды не услышат. Но я таращился на нее и не мог решиться спустить курок, хотя прекрасно понимал, что сейчас она на меня бросится. Дело в том, что я знал эту женщину!

Не заразись она «проказой» новейшего времени, все равно бы изменилась за двенадцать лет. Болезнь состарила ее еще больше. Но я узнал эту даму. Она проживала под нами с Маринкой – этажом ниже. Молодая, но уже разведенная, оттяпала у мужа квартиру, самого изгнала. Если память не подводит, она работала в каком-то складском офисе – то ли майонез пересчитывала, то ли памперсы. Дважды в день она выгуливала смешного мопса, в котором души не чаяла. И вдруг влюбилась в меня, хотя я повода не давал ей никакого! Она же видела, что мы счастливы с Маринкой, ведем совместное хозяйство, собираемся пожениться. Поначалу я ловил ее пылкие взоры, мы здоровались, она касалась меня невзначай, если проходила мимо, томно вздыхала. Потом караулила во дворе, когда я был один, пыталась завести беседу. А однажды выложила все карты, не оставив себе ни козыря – дескать, я тебя люблю, прогоняй свою «шлюху полицейскую», только я смогу дать тебе счастье… В ней было что-то гипнотическое, цыганское. Большие глаза, просто втягивающие тебя вовнутрь. Временами я чувствовал, что меня засасывает. Но это была полная дурь – я безумно любил свою Маринку! «Она плохая, Лешенька, – с придыханием шептала соседка, припирая меня к стене подъезда: – Я вижу, что она плохая, я чувствую, она не для тебя, она тебе всю жизнь загубит… Ну, давай, зайди ко мне, попробуй разочек, чтобы было потом с чем сравнивать…»

Я держался, как долговременная огневая точка. Потом Маринка почувствовала неладное, стала присматриваться к соседке. Потом у той кто-то умер из близких родственников, она уехала в пригород на похороны, где и застряла. Потом случился незабываемый День Города. Выходит, успела вернуться перед самым-самым…

Бывшая соседка не узнала меня. Но сладострастно задышала, пена потекла с губ, вспыхнули безжизненные глаза. Она побежала ко мне, сначала валко, потом уверенно, убыстряясь, простирая загребущие лапы…

А я все нервничал, мялся. Не мог я в нее выстрелить! Я вообще не любитель стрелять по знакомым людям, в каком бы сумрачном состоянии они ни находились. Оставалась, конечно, бледная вероятность, что сердце ей что-то подсказало, и она просто хочет обнять меня…

– Нет уж, Маша, извини, – пробормотал я, вскидывая «Вал». – Мы и раньше-то не подходили друг другу, а теперь и подавно…

Я выстрелил ей в ногу. Соседка переломилась, как ствол охотничьего ружья. Убегая, я оглянулся – она лежала на боку, подтягиваясь судорожными рывками, волокла за собой простреленную ногу и угрожающе рычала. Перепрыгнув через яму, оставшуюся после «унесенного ветром» столба, я снова обернулся – и весьма своевременно успел спрятаться за обгорелую трансформаторную будку. Из задней двери «Компьютерных систем» выбегали людоеды, напоминающие в своем обличии охотников на крупную добычу. Один из бритоголовых развязно гоготнул, обнаружив посреди двора «стреноженную» женщину. Он вскинул помповое ружье, прицелился ей в лоб. Соседка хищно ощерилась, подалась к нему, растопырив пальцы. Выстрел опрокинул ее навзничь, из распахнувшегося затылка хлынуло селевым потоком…

Я отползал за подстанцию, подмечая тропки к отступлению. Похоже, у людоедов в этом районе были крупные планы. Их высыпало на задний двор «Компьютерных систем» не меньше десятка. Охотники энергично совещались, щедро используя непечатную лексику. Потом рассыпались цепью, но пока никуда не спешили. Возможно, грохот в магазине они ошибочно связали с зараженной во дворе. Долговязый упырь в замшевом жакете – горло у него было обмотано длинным шерстяным шарфом – вынул рацию, демонстрируя неплохую техническую оснащенность банды. Долетали отдельные фразы.

– Груздь, мы уже на месте – пришлось тут свернуть, не доходя… Сивый и Шашлык уже перекрыли Космическую?.. Алмазно, чуваки… Хорошо, ждем еще несколько минут и начинаем выдвижение…