Петербургские женщины XVIII века

Метала в небеса.

Арсеньева, цветя, век старый избирает,

Служанку с живостью Алымова играет,

Под видом Левшиной Заира умирает.

Скажите им,

С почтением моим,

И дщерям Талии, и дщерям Мельпомены,

Что если б из земных восстал от гроба недр

И расточенные свои он собрал члены,

Восхитился б, то зря в России, мудрый Петр,

Воздел бы на небо свои тогда он руки,

Во совершенстве зря хитрейший вкус науки,

Возвысил бы герой со радостию глас:

«В России Геликон, на севере Парнас».

С какой бы радостью, подобну райску крину,

Среди дворянских дочерей

Не в образе царей,

Но в виде матерей

Он зрел Екатерину!

Она садила сей полезный вертоград,

Коликих вами ждет с Россиею сей град

И счастья, и отрад!

Предвозвещания о вас мне слышны громки,

От вас науке ждем и вкусу мы наград

И просвещенных чад.

Предвижу, каковы нам следуют потомки.

Блаженна часть твоя, начальница Лафон,

Что ты орудие сих дев ко воспитанью

И венценосице к отличному блистанью!

Лафонше это вы скажите без препон.

Скажите Бецкому: сии его заслуги

Чтут россы все и все наук и вкуса други,

И что, трудясь о сем, блажен на свете он.

1774 г.

* * *

Общество, особенно лица приближенные ко двору, приветствовали этих «новых девушек» изъявлениями восторга.

Так, Сумароков, верный поклонник смолянок, описывая первое появление смолянок перед публикой в Летнем саду, писал:

Не нимфы ли богинь пред нами здесь предстали?

Иль сами ангелы со небеси сошли,

Ко обитанию меж смертных на земли,

Что взоры и сердца всех зрителей питали.

Как солнечны лучи, так взоры их сияют;

С красой небесною краса сих нимф равна;

С незлобием сердец невинность их явно;

Конечно, божество они в себе являют.

Как сад присутствием их ныне украшался,

Так будет краситься вся росская страна.

Предбудущая в них нам польза уж видна:

Не тщетно каждый, зря девиц сих, восхищался.

Их воспитанием исправлены умы

Всех добродетелей примеры нам представят,

Сердца испорченны и нравы злых исправят.

Сколь много должны в них Екатерине мы!

1773 г.

Городская газета, публикуя репортаж об этом событии, специально отмечает то, с какой «благородной незастенчивостью» и «благопристойной смелостью» смолянки держали себя, каким «знающим и похвальным образом» они делали замечания о скульптурах, увиденных ими в Летнем саду, и как «со всеми и обо всем изъяснялися свободно, непринужденно и с особливой приятностью, и на все вопросы отвечали к удовольствию каждого любопытствующего узнать об их понятии и знаниях».

А вот описание достопамятного гуляния, составленное неугомонной «черномазой Левушкой»: «Если бы Ваше Величество могли скрытно видеть нас, Вы бы увидели, какой мы вызвали восторг. Уверяю Вас, казалось, будто ведут на прогулку пятьдесят обезьян – до того народ толпился за нами со всех сторон, и с боков, и сзади; одним словом, мне кажется, что весь Петербург был в саду… вот что значит принадлежать Вам: все на нас смотрят с удовольствием, а нам очень приятно видеть публику, так как она осыпала нас любезностями…».

У нас есть воспоминания ученицы первого выпуска Глафиры Ивановны Алымовой, в замужестве Ржевской, получившей по окончании Золотую медаль первой величины с золотым шифром, ставшую сразу после выхода из института фрейлиной Екатерины II. Она рисует Смольный времен Екатерины как в высшей степени демократичное заведение, дававшее отличное образование и воспитание.

«Сироты, бедные и богатые, имели одинаковое право пользоваться прекрасным воспитанием, основою которому служило совершенное равенство. Это была община сестер, подчиненных одним правилам. Единственным отличием служили достоинства и таланты. Скрывая всегда расстояние, отделяющее подданных от государыни, мать и покровительница заведения не могла лишь скрыть от воспитанниц великих качеств, ее отличавших. Дозволяя детям короткое обращение с собою, она никогда не роняла своего величия.

Первый выпуск, к которому я принадлежала, наиболее воспользовался всеми выгодами заведения.

Г.Д. Левицкий. Портрет воспитанницы Императорского воспитательного общества благородных девиц Глафиры Ивановны Алымовой. 1773 г.

Плоды хорошего воспитания проявляются во всяком положении: я это испытала как в счастии, так и в горе. Теперь же, в преклонных летах, я с признательностию вспоминаю об этой счастливой поре моей жизни. Прожив долго в свете и при Дворе, среди вражды и страстей людских, я вполне могу оценить прелесть этого мирного приюта. …Она (Екатерина. – Е. П. ) с намерением поместила его вне города, дабы удалить воспитанниц от сношения с светом до той поры, когда вполне развитый разум и твердо вкоренившиеся в сердце нравственные начала способны будут охранить их от дурных примеров… В свете ничего нет прочного; обычай берет верх над правилами. Видишь лишь обезьян и попугаев, а не встретишь самобытного характера, отличающего человека от других, как отличается он чертами лица; но, при всеобщем однообразии, резко выдаются характеры девушек, воспитанных в наших заведениях, из них каждая имеет свой личный характер. Так называемая оригинальность их, которую осмеивали многие, имела весьма хорошие стороны. Из них вышли прекрасные супруги. Им приходилось бороться против существовавших предубеждений насчет институтского воспитания, встречаемых даже в собственной семье, и против общего нерасположения. Во всех испытаниях они действовали прямо, энергично защищая свои права. Лишь немногие из них отступили от данного им хорошего направления…

Между нами царило согласие: общий приговор полагал конец малейшим ссорам. Обоюдное уважение мы ценили более милостей начальниц, никогда не прибегали к заступничеству старших, не жаловались друг на друга, не клеветали, не сплетничали, потому не было и раздоров между нами. В числе нас были некоторые, отличавшиеся такими качествами, что их слова служили законом для подруг. Вообще большею частию были девушки благонравные и очень мало дурных, и то считались они таковыми вследствие лени, непослушания или упрямства. О пороках же мы и понятия не имели».

В 1776 году состоялся выпуск из института девиц «старшего возраста». Императрица заказала художнику Д.Г. Левицкому портреты семи наиболее отличившихся воспитанниц, которые пользовались ее особым благоволением. Левицкий использовал увеселения, сопровождавшие выпуск в качестве «сюжетной основы» портретов «благородных девиц». Благодаря таланту художника мы можем увидеть, словно в волшебном зеркале, первых смолянок – образцовых «новых женщин, для новой России»: на фоне театральных декораций танцуют Нелидова и Борщова, в танцевальной позе изображена Левшина, сценку из спектакля разыгрывают Хованская и Хрущева, Глафира Алымова играет на арфе. Даже самые младшие смолянки – Давыдова и Ржевская – демонстрируют свои светские манеры. Такими они и остались в веках.

Г.Д. Левицкий. Портрет воспитанницы Императорского воспитательного общества благородных девиц Екатерины Николаевны Хрущевой и княжны Екатерины Николаевны Хованской. 1773 г.

В конце XVIII века в России начали появляться первые частные пансионы. Они, как правило, организовывались иностранками – француженками, бежавшими из родной страны от ужасов революции и террора, и немками, просто приезжавшими в Россию на заработки. Содержательницы пансионов и воспитательницы, работавшие в них, редко имели педагогическое образование и учили девочек лишь тому, что хорошо знали сами: рукоделию, танцам, музыке, иностранным языкам и хорошим манерам. Впрочем, дворянской семье без запросов такой набор казался вполне достаточным. Но всегда находились девушки, которые мечтали не только обметывать края у платков и щебетать по-французски.

Писательницы, поэтессы и переводчицы

Хотя ни одна из смолянок XVIII века не стала чем-то большим, чем светская дама или мать семейства, некоторые девушки, получившие более индивидуализированное домашнее воспитание, рискнули если не выйти из домашнего круга, то поведать о своих взглядах и переживаниях публике. Они стали писательницами и поэтессами.

Пример показывала сама императрица, написавшая несколько пьес для дворцового театра. Арсений Введенский в предисловии к изданию 1893 года пишет: «Лучшими из комедий Екатерины считаются „О время!“ и „Именины г-жи Ворчалкиной“. Первую из них, имевшую поистине замечательною предшественницей только комедию Фонвизина „Бригадир“, литературная критика признала началом русской общественной комедии и критики общественных нравов». Он также цитирует слова одного из литературных критиков прошлого, полагавшего, что «Екатерина проводит в комедиях свои гуманные идеи, объясняет и защищает свои реформы, осмеивает не одни старые грубые суеверия и пороки, а и новую грубость, и невежество, покрываемые лоском французской образованности, пристрастное увлечение всем иностранным с презрением ко всему отечественному».

В первой пьесе острие сатиры направлено на «госпожу Ханжахину» – барыню, кичащуюся своей богомольностью и приверженностью старым порядкам, но при этом дающую деньги в рост, разоряющую обратившуюся к ней за помощью вдову с пятью детьми и помыкающую своими дворовыми, как рабами.

Интересен диалог Христины, внучки Ханжахиной, со служанкой Маврой. Девушка, воспитанная «в страхе» и в старых правилах, чрезвычайно застенчива, при встрече с женихом не смеет и слова молвить, отчего кажется ему такой же равнодушной ханжой, как ее бабка.

«Мавра. Что ж, разве вы не хотите идти замуж?

Христина. Я не знаю. Кажется, я никакого желания не имею.

Мавра. Да разве господин Молокососов вам не нравится?

Христина. Этого не могу сказать. Нет… Ну… да как он тебе кажется?

Мавра. Неужто вы хотите замуж идти по моему выбору? Ведь вам с ним жить, а не мне.

Христина. Ты меня любишь, Маврушка, так скажи мне, что мне делать?

Мавра. Я вас люблю, это правда; однако в этом деле вы боле на себя полагаться должны. Должны вы прежде себя разобрать, чувствуете ли вы к нему склонность или нет?

Христина. Лицом он не дурен; да только говорит так, что я и половины слов его не разумею. Он говорит или не по-русски, или по-книжному; а ты ведь знаешь, что я чужих языков не знаю, да и грамоте худо умею.

Мавра. Любовь и безграмотные разумеют. На что тут грамота? Надобно только сердце.

Христина . Я думаю, что сердце-то у меня есть; и я пойду за него, если он меня возьмет. А ежели не возьмет, то и я не желаю быть за ним.

Мавра. Какое это равнодушие! Если б вы его любили, то бы не так говорили.

Христина . Я не могу сказать, чтоб он мне противен был. Я не знаю, люблю ли я его, только мне хочется его видеть; да однако…

Мавра. Что однако? Когда он говорил вам о своей страсти, что он вас любит, что вы прекрасны, вы тогда сидели, потупя глаза, и молчали, как будто бы у вас языка не было; он переменял речи, он то то, то се вам говорил, а вы таки все в одном, и глазами, и телом, и языком, остались положении; и его с равногласным „да“ и „нет“ ответом и отпотчивали.

Христина . Мне было стыдно, Маврушка. Ты ведь знаешь, что я с мужчинами, кроме Фалелея, бабушкина дурака, ни с кем не говаривала; да бабушка с другими и говорить не приказывает. Я взросла в девичьей горнице и оттуда никогда не выхаживала: так что ж мне делать? Пожалуй, душенька, читай мне почаще „Помелу“, чтоб я могла перенять, как с людьми говорить. С тобой так говорится, а с другим – ни с кем, право, не умею».

«Помела», которую Христина просит почаще себе читать, это «Памела, или Награжденная добродетель» – роман Семюэля Ричардсона, главная героиня которого крестьянская девушка Памела своей скромностью и набожностью сумела перевоспитать развратного помещика. Вероятно, Екатерина намекала, прежде всего, на третью и четвертую части романа, где уже замужняя Памела рассказывает о своей светской и семейной жизни, рассуждает о правильном поведении жен и принципах воспитания детей.

Во второй пьесе «Именины госпожи Ворчалкиной» автор высмеивает ограниченность и причуды провинциального дворянства. Кроме того, Екатерина написала еще ряд легких, но едких комедий как бытовых («Невеста-невидимка», «Расстроенная семья отстрожкой и подозрением», «Передняя знатного барина», «Госпожа Вестникова с семьею»), так и политических (исторические драмы «Из жизни Рюрика», «Начальное правление Олега»), комические оперы «Горе-богатырь Косометович», «Новгородский богатырь Боеславович».

В комедии «Обольщенный» приводится забавный список качеств, которые девушка мечтает найти в своем женихе. Он состоит из трех разделов:

1)  Как ему быть надлежит: «Дозволяется черноволосие; не запрещено и беловолосие; исключаются брови и ресницы рыжия; также Калмыцкий оклад и стан; глазам изъятия нет, лишь бы были с огнем; рост не ниже среднего, и не выше двух аршин десяти вершков; ума и знания чрезвычайного не требуется…»

2)  Отрицания от картежной игры и иного мотовства; также от непрестанной езды с собаками: «Чего обещаться: не делать долгов, ремесленникам платить в срок».

3)  Что дозволяется: «Глазами глядеть; но не глазеть; ходить пешком, ездить на бегуне, но о бегуне говорить не более трех минут; изредка обедать в гостях…».

Не отставала от Екатерины Великой и «Екатерина Малая», написавшая в 1786 году комедию «Господин Тоисеков» о безвольном и пустом светском человеке, которым помыкают его слуги.

Об обстоятельствах создания комедии «Тоисеков» Е.Р. Дашкова свидетельствует в своих «Записках»: «Однажды утром, когда мы были вдвоем, она (Екатерина II. – Е. П. ) попросила написать пьесу на русском языке для Эрмитажного театра. Напрасно я говорила, что у меня нет и тени таланта для создания такого рода сочинений. Она много раз возвращалась к этому разговору, объясняя свою настойчивость тем, что по опыту знает, насколько подобная работа развлекает и занимает самого автора. Я была вынуждена пообещать исполнить ее желание, но с условием, что, когда сделаю первые два акта, она прочитает их, поправит или откровенно скажет, что лучше бросить мое сочинение в огонь. Соглашение было заключено, и в тот вечер я написала два акта, а на следующее утро отнесла их к императрице. Пьеса была названа по имени главного персонажа «Господин Тоисеков». Не желая давать повод к предположениям, что я имею в виду определенное лицо, живущее в Петербурге, я выбрала характер самый распространенный, то есть человека бесхарактерного, какими, к несчастью, изобилует общество. Ее величество удалилась со мной в свою спальню, чтобы прочитать мой экспромт, который я считала не заслуживающим такой чести. Императрица смеялась над многими сценами и, то ли по своей снисходительности, то ли по некоторому пристрастию, которое иногда проявляла ко мне, нашла эти два акта превосходными. Я рассказала ей о плане и предполагаемой развязке третьего действия. Тут ее величество настоятельно попросила меня сделать пьесу в пяти актах. Я думаю, что растянутая благодаря этому пьеса отнюдь не выиграла; мне было досадно, что из-за бесполезных добавлений интрига становилась более вялой. Как могла, я закончила работу, через два дня пьеса была переписана набело и отдана императрице. Ее играли в Эрмитаже, а позднее напечатали».

Кроме того, под псевдонимом «Некая россиянка» Екатерина Дашкова опубликовала сказку-утопию, повествующую о жизни «зельтов», которые равны между собой, не знают частной собственности, учреждений, оружия и сельского хозяйства – сама природа заботится об их пропитании.

* * *

Дочь вице-адмирала Воина Яковлевича Римского-Корсакова и жена правителя Курского наместничества Афанасия Николаевича Зубова Мария Воиновна Зубова прославилась тем, что на званых вечерах с большим успехом исполняла русские народные песни. По-видимому, она сама сочинила знаменитый романс «Я в пустыню удаляюсь…»:

Я в пустыню удаляюсь

От прекрасных здешних мест;

Сколько горестей смертельных

Мне в разлуке должно снесть!

Оставляю град любезный,

Оставляю и того,

Кто на свете мне милее

И дороже мне всего.

Пременить нельзя предела,

Нельзя страсти истребить.

Знать, судьба мне так велела,

Чтоб в пустыне одной жить.

В тех местах уединенных

Вображать буду тебя.

О надежда мыслей пленных!

Ты тревожишь здесь меня.

Повсечасно буду плакать

И тебя воспоминать;

Ты старайся, мой любезный,

Взор несчастной забывать.

Уж вздыханьем и тоскою

Пособить не можно нам,

Коль несчастны мы судьбою

И противны небесам.

Здесь собранья, здесь веселье,

Здесь все радости живут,

А меня на зло мученье

В места страшные влекут.

Уменьши мое мученье

И в разлуке тем уверь;

Не забудь меня, несчастну,

Тем тоску мою умерь.

Знаю, что и ты страдаешь

И вздыхаешь обо мне;

Но и ты знай, мой любезный,

Что я мучусь по тебе.

Ах, прости, прости, любезный!

Разлучили нас с тобой!

Не забудь меня, несчастну,

И не будь пленен иной.

1791 г.

Великий русский композитор Николай Андреевич Римский-Корсаков приходился Марии Воиновне внучатым племянником. Первой русской поэтессой, чьи стихотворения были напечатаны, стала Екатерина Александровна Сумарокова – дочь знаменитого драматурга екатерининских времен Александра Петровича Сумарокова. Отец поощрял дочь к стихосложению и публиковал ее опыты в своем журнале «Трудолюбивая пчела», однако он не советовал ей писать любовные элегии. Екатерина Александровна, конечно, писала о любви, но… от лица мужчины, чтобы никто не догадался.

Мы друг друга любим, что ж нам в том с тобою?

Любим и страдаем всякой час,

Боремся напрасно мы с своей судьбою,

Нет на свете радостей для нас.

С лестною надеждой наш покой сокрылся,

Мысли безмятежные отняв:

От сердец разжженных случай удалился,

Удалилось время всех забав.

Зрю ль тебя, не зрю ли, равну грусть имею,

Равное мучение терплю:

Уж казать и взором я тебе не смею,

Ах! ни воздыханьем, как люблю.

Все любовны знаки в сердце заключенны,

Должно хлад являти и гореть:

Мы с тобой, драгая! вечно разлученны;

Мне тебя осталось только зреть.

Жизнь мою приятну пременил рок в злую,

Сладость обращенна в горесть мне:

Только ныне в мыслях я тебя целую,

Говорю с тобою лишь во сне.

Где любови нашей прежние успехи,