Нужно, наверное, сначала пояснить, что означает «письменное изложение друзей суда» (amici curiae brief). Начну с конца — с amicus curiae (множественное число латинского «друг» — «друзья»: amicus — amici). Это такой замечательнейший институт, которые перекочевал в IX веке в Английское право из Римского. «Друзья суда» — это независимая группа лиц (или организаций), которые никак не связаны с конкретным иском, рассматриваемым судом, равно как и не связаны с одной из тяжущихся сторон, однако при этом кровно заинтересованы в исходе дела.
Соответственно, для выражения своего мнения и его доказательства «друзья суда» составляют пространный «бриф», то самое «письменное изложение» или «трактат», который и передают в суд на предмет приобщения его к делу.
В российском законодательстве понятие «amicus curiae» и — соответственно — связанные с ним процессуальные действия не предусмотрены. Есть какие-то зачатки в практике Высшего Арбитражного Суда, который время от времени приглашает представителей научного сообщества для консультирования, но эти «свидетельства» никак процессуально не оформляются. Послушали, приняли к сведению (или не приняли) и пошли дальше (кому интересны перспективы адаптации amicus curiae в российском кодексе, могут почитать эту замечательную статью).
Так вот: недавно газета The New York Times, компания The McClatchy, издательский дом Advance Publications и Newspaper Association of America, которая представляет, ни много ни мало, 200 американских газет подали коллективное «письменное изложение друзей суда», а г-жа Дениза Коут его и приобщила к делу The Associated Press против Meltwater.
Как же эта огромная армия поддержки аргументирует позицию АР? Кому интересно, найдут оригинал «брифа» по этой ссылке, остальным излагаю вкратце претензии:
- Поскольку Meltwater не является поисковой системой в чистом виде (как то утверждает ответчик), на нее не должны распространяться привилегии, позволяющие делать исключения из копирайта на основании практики «fair use»; - Существование Meltwater ставит под угрозу существование нормальный средств массовой информации, поскольку напрямую конкурирует с ними и уводит клиентов; - Meltwater полноценный халявшик (free-rider), поэтому его модель бизнеса паразитическая; - Принцип fair use не должен распространяться на участников рынка, которые позволяют себе чужую копировать информацию (пусть даже и сугубо новостную) в промышленных масштабах («the routine commercial copying of the amount of expression taken by Meltwater is not fair use»); - Признание нарушения законов копирайта со стороны Meltwater вовсе не означает, что Meltwater должен прекратить работу. От компании лишь требуется «платить за контент, столько важный для ее бизнеса, также как она платит за аренду помещений, электроэнергию и страхование, а не воровать или требовать на основании воображаемого общественного интереса для себя права бесплатного использования этого контента».
Ключевое обвинение, звучащее в «письменном изложении друзей суда», выступающих на стороне The Associated Press: то обстоятельство, что Meltwater не передает своим клиентам целиком статьи, принадлежащие третьим лицам (в том числе АР или других СМИ), а лишь заголовки статей в сопровождении короткого дайджеста (ledes), ровным счетом ничего не меняет в идее воровства контента и нарушении копирайта, потому что Meltwater «передает клиентам самую ценную часть того, что создают новостные агентства и рынок, а именно: заголовки и ledes«.
То есть вы понимаете, о чем идет речь: неважно, какой вариацией дата-майнинга занимается компания — агрегацией новостей, ньюз-клипингом, селективным поиском по массивам данных, свободный доступ к которым предоставляет интернет и т.п. — а важно, что по мысли коллективной банды «друзей суда» все эти формы деятельности — чистое воровство и нарушение копирайта.
Meltwater пыталась не допустить приобщения «письменного изложения друзей суда» к делу на том основании, что газеты и издательства, составившие этот коллективный документ не могут считаться объективными и непредвзятыми, поскольку они напрямую заинтересованы в победе одной из сторон тяжбы (The Associated Press). Но судья Коут не прислушалась и приобщила brief к делу.
Здесь мы прервемся и я оставляю читателей на какое-то время в размышлениях над позицией копирастической партии в данном судебном деле. Вдумайтесь основательно в то, что нам предлагают. И особенно подумайте над последствиями решения суда в пользу The Associated Press для всего информационного пространства современности.
В ближайшем Битом Пикселе я изложу аргументы ответчика, а также основные положения другого «письменного изложения друзей суда», которое составили и добились приобщения к делу две организации — Electronic Frontier Foundation и Computer & Communications Industry Association, которые (оба) выступают на стороне Meltwater.
Также в следующей колонке я позволю себе следка пофантазировать на тему того, что произойдет с миром, если судья Дениз Коут удовлетворит иск The Associated Press к Meltwater.
Очки с замочком, или Как нам осчастливить Россию
С некоторых пор заметил, что с меньшей охотой читаю современных прозаиков-реалистов. Ну что может написать прозаик-реалист, пашет ли он на ниве фантастики, разрабатывает ли недра производственной темы или просто бродит по улочкам городского романа? Деревенщики – те вообще слились с пейзажем, есть они или вымерли, непонятно. Итак? Писатель может выпукло, отделяя главное от второстепенного, обрисовать окружающую меня действительность, моё положение в этой действительности, мою судьбу. Хорошо, не персонально мою, а судьбу типичного представителя соответствующего слоя общества. Но зачем мне это читать? Будто я сам не вижу действительности, не осознаю своего положения в ней и не догадываюсь, что из этого получится.
И вижу, и сознаю, и догадываюсь! Так к чему сыпать солёную землю на раны, расковыривать их ржавым гвоздиком? Раз уж вылечить ничего нельзя, стоит ли резать правду-матку в глаза, да ещё заявлять при этом, что писатель-де не лекарство, писатель – боль! У нас в стране никогда не ощущалось недостатка боли. Во всех её проявлениях. Вот и не расхватывают боль, оставляя её на прилавках книжных лавок. Издатели, глядя на это, делают выводы. То ж и читатели. Мол, пишут скверно. Нет, господа и товарищи, пишут хорошо. Но вот незадача: чем лучше пишут, тем горше становится. Оно нам нужно – горше?
Неужели нет у писателя приятно пахнущей присыпки, маскирующей язвы? Или обезболивающего бальзама для наружного и – особенно! – внутреннего применения? Нет? Ну, тогда я водочки, оно и дешевле.
Погоди бежать за водкой, кричит вслед приказчик, не в литературе дело, в тебе! Не то читаешь! У нас книг, навевающих сон золотой, – завались, бери любую!
Насчет золотого сна приказчик погорячился, золота не было, была пластмасса «под золото», но я попробовал. Получилось! Искусство, безусловно, искусство! Внушающее веру и оптимизм, показывающее, что есть и место подвигу, и сами подвиги. Не здесь, так неподалёку. Герои крушат врагов и утверждают повсюду позитивный образ нашей дорогой страны. То Батыю накостыляют, то Наполеона образумят, то в недалёком будущем наводят порядки на просторах вашингтонщины, приводя в трепет кровожадных бледнолицых. Занятно! Почитать часок-другой, тоску и снимет, как рукой. Одна беда: стоит отложить книгу и посмотреть вокруг, как начинаешь чувствовать несовпадение. Как говорит сосед, тот, что создал личный пенсионный фонд в бутылках водки: «Испытывать когнитивный диссонанс». Теперь я читаю те книги, зато вижу и слышу не ту реальность.
В одном из новых интересных романов прочитал, как набивают мошну мелкие начальники: пишут в ведомостях хорошую дворницкую зарплату, а убирают территорию гастарбайтеры за гроши. Разницу начальство всяких жилищно-эксплуатационных контор кладёт в карман.
А я в Гвазде гастарбайтеров-дворников не вижу. Реальная жизнь решила проблему проще, исключив – в отдельных местах, не стану обобщать – реальных дворников из цепочки кругооборота денег вообще. Провели по ведомости и забрали деньги целиком. А грязь, что грязь… Не сорите! И потом, есть такая традиция – весной и осенью проводить субботники.
Или совсем уж тяжёлый пример. Писал я как-то о коровах, которых из заграницы за большие деньги уговорили переехать в нашу губернию генофонд улучшать. И вот на днях новость: в одном из хозяйств губернии коровы в количестве пяти сотен голов, тех самых, абердин-ангусской породы, внезапно погибли. А ещё пять сотен – на грани смерти. Поначалу думали на эпидемию, но оказалось, причина много обыкновеннее. Голод, холод и плохой уход. Полагали, верно, что коровы закалённые, на подножном корму зиму проживут, а вышло опять как всегда.
Фотографии показывать не буду. Не для слабонервных. Да вы и видели их, наверное – Освенцим, Майданек, Бухенвальд… Конечно, корова не человек, но все мы – коровы, каждый хочет тепла и сытости, каждого из нас по-своему доят, а снижаются надои – под нож…
Но опять – к чему этот негатив? Ведь есть же хозяйства, где коровы живут вполне счастливо, почему не они занимают охотников за плохими новостями? По счастью, случилось челябинское диво, что отвлекло от мрачных раздумий. Я и версию придумал: летел над городом челябинец на новом звездолёте и от избытка чувств нажал на клаксон. А клаксон особой мощности, вот и получилось, что получилось. Разве не в духе человека, у которого возможность есть? Сам Чкалов, говорят, поезда пугал, когда пролетал рядышком, окно в окно. Или шалуны-лётчики, преодолевающие звуковой барьер прямо над утренней деревенькой? А тут не самолёт, а звездолёт. Как очутился челябинский парнишка за штурвалом звёздного истребителя класса Ку-дельта три, способного продержаться в фотосфере Солнца до полутора часов, максимальная скорость три лайта (то есть миллион километров в секунду), суммарная мощность удара пять триллионов ватт? Ну, это отдельная золотопластмассовая история, и если кому интересно, можно её и рассказать, стандартные шестьсот тысяч знаков.
Но опять же: а что делать, когда история закончится, книгу вернут на полку или сотрут из памяти ридера? Хвататься за новую? Посмотреть разудалое кино? Но кино большей частью не про нас, не про челябинских парнишек и провинциальных докторов. Что ж, кроме как за водочкой бежать, выхода нет?
И тут мне попался материал об очках дополненной реальности.
Вот оно, понял я. Окончательное решение вопроса. Смотришь на мир сквозь умные очки и видишь его таким, каким запрограммируешь. Очки показывают мир, добавляя, убирая или исправляя необходимые детали. Вместо кучи сора – клумба с роскошными цветами. Фасады и даже задники домов отремонтированы, словно ждут прибытия президента. Небо над городом прозрачное и синее, трава сочная и зелёная, улицы широкие, квартиры просторные, мебель красного дерева, пол подметён, посуда вымыта… Ямы на дорогах? Метеоритные воронки с надписью «изучается учёными».
Другая грань: внешность. Говорят, товарищ Сталин не любил себя на телеэкране. И запрещал показывать. Ведь телевидение для народа появилось на излёте жизни Иосифа Виссарионовича. Старенький, маленький, увечный — разве это Великий Вождь? Иное дело Геловани, неоднократно исполнявший роль Сталина в кино. Кто мешает подавать на очки дополненной реальности образ вождя вечно молодого? Как Геловани, только лучше. Ну, и для личного потребления тоже: муж выбирает внешность жены, жена – мужа. Надоест – поменял не жену, а образ жены. А если дополнить наушниками дополненной реальности! Прийти домой и вместо «где деньги, скотина?» услышать: «Дорогой, у нас небольшая финансовая проблема, но мы легко её уладим». Все довольны.
Полноценные, высокого разрешения, очки дополненной реальности обещают нам если не сегодня, то очень скоро, и её, реальность исправленную и дополненную, смартфон сможет либо создавать сам, либо передавать созданную кем-нибудь, на то уполномоченным. Бизнесом. Или правительственными институтами. Сегодняшний официоз пытается создать дополненную реальность традиционным способом, но утрачено умение. Куда ему до возможностей официоза середины прошлого века: «И Ленин, такой молодой…»
Всё потому, что человек волен смотреть проправительственное телевидение (слушать радио, читать газету), а волен и не смотреть.
Значит, следует очки дополненной реальности снабдить неотпираемым замочком. Надел в салоне – и навсегда, то есть до следующей версии. Помните книги Александра Волкова? Изумрудный Город, Гудвин, Страшила? Все до единого жители и гости Изумрудного города обязаны были носить зелёные очки. Очень полезно, поскольку в очках стекляшки представлялись изумрудами. Уверенность в том, что судьба города-государства обеспечена невероятным количеством драгоценностей, делала горожан счастливыми. Когда же после внезапной отставки Гудвина горожанам разрешили снять очки, на Изумрудный Город обрушились бедствия: деревянные солдаты и другие напасти. Страшила был разумным созданием, повелел вернуться к очкам с замочками. И всё вроде бы наладилось (до следующих книг, ведь без беды нет и сюжета).
Потому следует сделать очки, которые невозможно снять. Или что-нибудь подобное, например интраокулярную линзу вместо хрусталика, линзу, которая будет проецировать исправленную реальность на сетчатку. И вовсе это не мир Матрицы: в Матрице человек находится в автоклаве, где его кормят, поят и обиходят, как тех коровок. Но судьбу коровок мы знаем, и наша Матрица имеет очень большой шанс подопечных уморить в первый же год. Не говоря уж о том, что я так и не понял, зачем Матрице люди. Ради тепла и электричества? Не верю. Нет, у нас будет ни разу не Матрица, даже не футурологический конгресс: химия инертна, действует по-разному, мы же будем видеть одинаково, а реальность будет меняться в зависимости от цен на нефть и других сверхъестественных факторов. Главное различие: химия скрашивает распад, угасание, а очки способствуют процветанию. Люди не бездельничать станут, а вести активную жизнь: учиться в роскошных школах, работать на прекрасных заводах, торговать на замечательных базарах, рыть изумительные каналы, лечиться в превосходно оснащённых больницах и доживать век в райских кущах. Крепить трудом богатство и могущество лучших граждан страны. И ежедневно к каждому, именно к каждому будет обращаться вождь – умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете умственных и физических сил. Да, скажет он, сегодня ты прожил день не зря, спасибо. Я на тебя рассчитываю.
Ну, а уж мы не подкачаем. На доброе слово ответим ударным трудом. Мы такие – в дополненной реальности.
IT-рынок
Покаяние Тома Йорка: почему релиз альбома Radiohead «In Rainbows» оказался ошибкой
В 2007 году, теперь уже таком далёком, случилось знаменательное событие: группа Radiohead выпустила свой альбом «In Rainbows» в открытый доступ и предложила поклонникам команды самим назначить цену за эту запись. По итогам эксперимента группа объявила, что заработала на этом куда больше, чем за предыдущие альбомы, выпускавшиеся традиционным образом.
На следующий год аналогичным образом попытался поступить Трент Резнор («Nine Inch Nails», «How To Destroy Angels_»), в 2008 году выложивший альбом The Slip на своём сайте бесплатно и экспериментировавший с самостоятельной дистрибуцией и «селф-релизами».
Надо заметить, что успех «In Rainbows» стал поводом провозгласить наступление большого и чистого светлого будущего, в котором поклонники музыкальной группы всегда поддержат её (точнее, будут её просто содержать, исправно посещая концерты и покупая студийные альбомы, покрывая тем самым производственные расходы), а жадные лейблы с их грабительскими расценками на носители и беспощадной эксплуатацией артистов в прошлом вылетают в трубу. Может быть, даже фановую.
Чуда, однако, не случилось: уже к 2010 году стало очевидно, что успех Radiohead оказался одноразовым явлением. Не случайным, нет: к тому моменту, как группа выпустила In Rainbows, у них за душой были уже шесть успешных альбомов и преданная аудитория по всему миру. Они могли себе позволить широкий жест. Кто-либо другой менее знаменитый на их месте — едва ли.
И тем не менее борцы с копирайтом продолжают упорно убеждать себя и других в том, что успех сетевого релиза In Rainbows что-то такое доказал. И вот на дворе 2013 год и лидер Radiohead Том Йорк выражает фактически сожаление по поводу того, что группа Radiohead сделала в 2007 году.
- Мы были погружены в интернет уже во времена [альбома 2000 года] «Kid A». Мы, правда, думали, что это может быть великолепным способом для связи и общения. И очень скоро мы стали встречаться с людьми, которые называли всё то, что мы делаем, «контентом». Они показывали нам письма от крупных медиакорпораций, предлагавших нам миллионы за какие-то контракты, связанные с мобильными телефонами, или что это такое было? — и говорили, что всё, что им нужно, это немного «контента». А я спрашивал тогда, а что такое этот ваш «контент»? Просто заполнение времени и пространства чем-либо, эмоциями например, так, чтобы вы могли это продавать?
По словам Йорка, тогда им казалось, что они ниспровергают корпоративную музыкальную индустрию, однако теперь он высказывает опасения, что они играли на руку Apple, Google и им подобным:
- Для поддержания стоимости своих акций им приходится всё превращать в товар, однако тем самым они обесценили весь контент, включая музыку и газеты, и на том нажили свои миллиарды. И это то, чего мы хотели добиться? Я до сих пор полагаю, что всё это рано или поздно рухнет. Для меня в этом нет никакого смысла.
Вот, как говорится, и сказочке конец. «Борьба с копирайтом», на знамёнах которой в течение всех последних лет красовался «успешный опыт Radiohead», привела исключительно к перераспределению капиталов от одних корпораций к другим. И это даже не смена шила на мыло: если лейблы хоть как-то пестовали артистов, на чью продукцию шлёпали свои штампы, то для упоминаемых Йорком Apple и Google значение имеет только уже произведённый контент, а артисты — не их профиль.
Кому борьба с копирайтом точно не принесла ничего хорошего, так это самим музыкантам.
Известный московский промоутер (и музыкант) Илья Зинин в середине января опубликовал в «Русском репортёре» статью, в которой, в частности, говорится следующее:
- Если вспомнить практически все музыкальные прорывы прошлого десятилетия, то связаны они будут не собственно с музыкой, а с технологиями. Сначала появился mp3-формат, потом файлообменники, потом торрент-трекеры, теперь же практически вся когда-либо записанная и опубликованная музыка доступна для онлайн-прослушивания. Каждое из этих новшеств сопровождалось ворохом позитивных футуристических прогнозов, смысл которых сводился к тому, что музыкант больше не будет зависеть от мейджоров, радио и ТВ и что любой, даже самый немассовый артист сможет найти свою аудиторию. По факту вышло иначе: CD-носитель умер, музыканты лишились заработков от продаж дисков, небольшие влиятельные инди-лейблы либо разорились, либо еле-еле сводят концы с концами, а музыки в интернете стало настолько много, что в этом изобилии можно потеряться.
И даже если сегодняшний слушатель, привыкший, что вся музыка мира располагается от него на расстоянии поисковой строки, находит в общем изобилии что-то действительно интересное для себя, никаких гарантий того, что ему вообще придёт в голову поддержать артиста, нет. Взять хотя бы ресурс Spotify, у которого по состоянию на декабрь 2012 было около 20 млн пользователей: из них около 5 млн оформили платную подписку. Четверть. И это ещё много.
В 2008 году Трент Резнор спонсировал выход альбома «The Inevitable Rise and Liberation of NiggyTardust!» рэппера (а также актёра и поэта) Саула Уильямса. Из 150 тысяч человек, скачавших записи Уильямса, лишь 18 процентов согласились вообще хоть что-либо за них заплатить.
Вся эта статистика, к слову, опровергает старый довод насчёт того, что достаточно предоставить людям удобный сервис, и они будут готовы раскошелиться. Может быть, будут, но для них это не является необходимым условием для получения интересующего их «развлекательного продукта» ни с практической, ни с этической точки зрения.
Главный вопрос теперь — это что будет дальше. Вариантов, как всегда, несколько, самый реалистичный из которых выглядит примерно следующим образом.
Индустрия звукозаписи в её нынешнем виде уходит в небытие; следом за ней медленно, но неотвратимо «усыхают» профессиональная звукозапись (автоматически снижается средний уровень качества новых записей, выкладываемых в онлайн), сокращается производство музыкального оборудования (в том числе инструментов), материальные носители становятся элитной категорией товаров, а то и коллекционной редкостью.
Что касается музыкантов, то, конечно, их меньше не станет. Просто станет меньше профессионалов и меньше высококачественного звука — наступление эры дилетанта пророчат давно, и интернет весьма способствует ускоренному её наступлению.
Ещё больше, чем сегодня, станет электроники: как на днях справедливо заметил Трент Резнор, благодаря компьютерам «сегодня умение играть на музыкальном инструменте — не обязательное условие для того, чтобы делать музыку, которая зацепит аудиторию» (это притом, что сам Резнор — весьма крепкий мультиинструменталист).
Ну, а в целом рок-музыкантов, например, ждёт та же судьба, что постигла джазистов и академистов: пребывание в «элитарной нише», с цементированием установленных исполнительских и композиционных канонов. Не худший, в общем-то, вариант, наверное.
Но на протяжении некоторого, довольно длительного, видимо, времени на поверхности информационного поля будет болтаться нечто в худшем смысле
Так что самым востребованным участником музыкальной группы скоро станет не хороший барабанщик, например, а гиперактивный, сверхобщительный персонаж, способный продать снег эскимосам — и пропихнуть малоизвестную команду в десять разных клубов в неделю.
Сэм Розенталь, лидер легендарной субкультурной формации Black Tape for a Blue Girl и, заодно, глава довольно успешного, хоть и маленького, инди-лейбла Projekt, как-то отметил: «Сегодня артист должен работать в качестве полномасштабной SMM-машины. Вот что такое сегодня музыкальная группа: маркетинговый отдел, который пишет музыку». И это говорит человек, которого никак нельзя обвинить в том, что он выпускает какой-то попсовый примитив.
Есть и другой, более благоприятный, кажется, вариант развития событий: «тотальный краудфандинг«. Сбор коллективных пожертвований сегодня — это самый честный способ финансирования творческой работы. Если через краудфандинговую платформу собирается нужное количество денег, процесс качественной студийной записи оказывается как минимум полностью профинансирован целевой аудиторией — людьми, которые заранее знают, что получат нечто им интересное. И этот подход на практике оказывается ближе всех прочих к тому «прекрасному новому миру», где отпадает — на первый взгляд — необходимость в посредниках между музыкантами и целевой аудиторией (функции таких посредников на протяжении ХХ века выполняли лейблы). Финансирование записи берёт на себя ЦА, а продюсирование выполняет сам артист (кстати, возникает вопрос, как скоро дойдёт дело не только до коллективного финансирования, но и коллективного продюсирования музыкальной записи).
Однако на деле посредники никуда не деваются: просто лейблы заменяют краудфандинговые платформы, которые «снимают сливки» — берут свой процент с успешно проведённых кампаний. При этом артисты всё равно получают куда меньше, чем во времена, когда доходы с продажи винила, кассет и CD составляли значительный процент от общего их заработка: жертвователи на Kickstarter дают деньги строго на запись и обещанные им бонусы, а не на «достойную жизнь артиста». Вдобавок для того, чтобы убедить ЦА оплатить, например, студийные расходы, артистам придётся опять-таки заниматься той самой деятельностью, которую раньше брали на себя лейблы, — маркетингом. Без него теперь никуда просто потому, что общедоступной музыки стало
Возвращаясь назад, к эпизоду с In Rainbows, необходимо сказать вот что. Модель, которую предложила группа Radiohead — Pay What You Want, не получила массового (серийного) распространения в музыкальной сфере, но это ещё не является окончательным доказательством её безуспешности. Существуют примеры успешного применения в других областях. Например, компания Humble Bundle Inc. распространяет по этой модели видеоигры независимых разработчиков, и довольно успешно (счёт доходам идёт на миллионы). В ноябре в режиме бета-тестирования начала некая платформа Generous, создатели которой обещают поставить на массовые рельсы модель Pay-What-You-Want, предлагая всем желающим, от музыкантов до инструкторов по йоге, выставлять свои услуги по ценам, которые предложит ЦА. И хотя насколько эта платформа будет успешной, остаётся пока большим вопросом, вероятность того, что это будет своего рода «новый» Kickstarter, заметно отличается от нуля.
Браво, Марисса! Как Yahoo! запретила работу из дома (и почему поступила правильно)?
Я трудоголик, чего греха таить, но, встречаясь с друзьями, обычно не вдаюсь в детали своего рабочего распорядка. Потому что хоть работаю не в Google или Valve Software, в значительной степени пользуюсь теми же привилегиями, которые достаются счастливчикам, пробившимся в эти компании. Просыпаюсь я фактически за рабочим столом и всё утро вкалываю, зато ещё до обеда успеваю сходить на лыжах в лес (благо, он у меня прямо за дверью) или сгонять на велике по ближайшим холмам, вздремнуть полчасика-час, чтобы потом трудиться дальше, возможно до самой ночи. В процессе приходится отвлекаться ещё на всякие бытовые мелочи — увы, жизнь семейная — но я волен кроить режим по своему усмотрению, перетаскивая задачи с часа на час как сам того захочу (см. «Сонный час в рабочий полдень»). В таком режиме я работаю сколько себя помню, а именно последние два десятка лет, и за всё это время был
Я горжусь тем, что оказался в первой волне массовой миграции из офиса обычного в офис домашний. Интернет, во второй половине 90-х внезапно ставший пригодным для широкого круга задач, освободил миллионы человек — не от труда, конечно, а только от тупой необходимости каждый день тащиться на рабочее место. А работодателям дал возможность сэкономить на аренде площадей, кормёжке: да мало ли какие ещё статьи расходов можно урезать, оставив сотрудников дома! Но речь не только о деньгах и времени. Одновременно формировалось сознание «удалённого работника». «Компьютерра» была и остаётся самым прогрессивным из моих российских работодателей, но вне зависимости от того, трудился я в журнале или на себя, крепла привычка распоряжаться своим временем и мозгами самостоятельно. И сегодня попытка принудить к стандартному девятичасовому трудодню рождает только возмущение и интуитивный протест.
Если человек не силах заставить себя трудиться сам, то и никто его не заставит. А уж если он в состоянии мотивировать себя, то и предоставленный самому себе наверняка сделает больше, чем сделал бы, сидя прикованным к офисному стулу. Вот почему когда на прошлой неделе Марисса Мейер — одна из самых заметных технарей современности — предъявила своим подчинённым ультиматум «либо сидите в офисе, либо ищите себе новую работу», у меня полезли на лоб глаза. И не у меня одного: весь деловой Запад, привыкший за полторы декады считать дистанционный труд следующей ступенькой для бизнеса, тоже, мягко говоря, был удивлён.
Мейер — ослепительная блондинка и, вопреки своим внешним данным, спец по AI — начинала карьеру в Google, с самых низов, и долго разбавляла там почти исключительно мужскую компанию. Считается, что Пейдж с Брином обошлись с ней несправедливо, в какой-то момент ограничив её карьерный рост (см. «Ищите женщину!»). «Двойняшкам Гугл» никто не указ — вот он, главный минус узурпации власти в корпорации (вспомните «Кто уволил основателя Groupon»)! Что ж, прошлым летом Марисса сделала Гуглу ручкой и реализовала себя по соседству, возглавив ни много ни мало классика интернет-коммерции Yahoo!
К тому моменту Yahoo! уже сильно болела. Меняя генеральных директоров как перчатки, страдая от отсутствия понимания своего места и видения перспективы, она была близка к расчленению и продаже по частям (см. «Метишь в CEO? Купи диплом!»). И вот тут Марисса пришлась как нельзя кстати. Яркая, современная, самостоятельная, предположительно обиженная на бывших начальников и гарантированно не имеющая негативного багажа (в Google она приложила руку ко всем самым ярким продуктам и двигалась только вверх), она была лучшей, на кого могла рассчитывать Yahoo! И она взяла быка за рога.
Одним своим появлением на капитанском мостике Yahoo!, Марисса прекратила все разговоры о возможной продаже компании. А перестройку начала изнутри. Она ввела бесплатные обеды, поменяла дряхлые служебные Blackberry на новенькие Айфоны и Андроиды, стала регулярно выводить начальство на встречи с рядовыми сотрудниками. Всё ради одного: заставить каждый винтик в подчинённой корпоративной машине работать, а интернет-портал в целом, входящий в пятёрку самых посещаемых ресурсов Сети и живущий главным образом с рекламы, начать производить что-то интересное для посетителей. Но вот чего никто от неё не ожидал, так это запрета на «удалёнку».
С июня все 14 тысяч сотрудников Yahoo! обязаны трудиться в офисе — и никакого «гибкого графика», никаких отлучек. Формально, цель та же самая: столкнув работников, стимулировать общение и в конечном счёте повысить продуктивность. Позже, в интервью, Мейер объяснила, что приняла решение поставить крест на работе из дома, увидев как часто логинятся удалённые сотрудники в корпоративную локальную сеть. Точнее, как редко: по мнению Мариссы, работники проводят в локалке непозволительно мало времени! Но могла ли она предположить, какую бурю вызовет её решение? Сделав, возможно, самую стремительную женскую карьеру в мире высоких технологий, а попутно ещё и родив ребёнка (кресло CEO она заняла уже беременная), Мейер стала не просто генеральным директором бывшей интернет-компании номер один, но символом, на который в определённом смысле держит равнение весь деловой Запад. Ничего удивительного, что атака на «удалёнку» спровоцировала реакцию и за стенами Yahoo!
Справедливости ради следует отметить, что кое-кто Мариссу поддержал. Например, Майкл Блумберг (тот самый, основатель одноимённой медиаимперии, миллиардёр и мэр Нью-Йорка). По его словам, толпиться в курилке, ну, то есть, простите, у кулера — совсем не то же самое, что чатиться через Сеть. Только столкнув сотрудников лицом к лицу можно надеяться на эффективный коллективный творческий процесс!
И всё же большинство откликов оказались отрицательными. Среди таких — мнения Ричарда Брэнсона и Шерил Сэндберг (операционный директор Facebook): в век, когда удалённая работа дёшева и эффективна как никогда, когда коммуникации обещают перевернуть не только жизнь человека, а жизнь женщины, избавив её, вечно разрывающуюся между семьёй и работой, от необходимости торчать в офисе постоянно, так вот отказываться в такую пору от «удалёнки» кажется по меньшей мере странным.
Сейчас, по прошествии недели, когда страсти поутихли, критиков Мейер можно разделить на три группы. Первая и самая крупная образована работающими мамами и вообще молодыми родителями. Дистанционная работа и гибкий график позволяли им совмещать основные обязанности с уходом за ребёнком. Если же работодатели кинутся вслед за Yahoo! сокращать удалённые рабочие места, таким сотрудникам придётся нелегко. Кстати, если верить New York Times, Мейер для своего чада выделила кабинет по соседству с собственным. И пусть даже она сделала это за свой счёт, понятно, что позволить подобную роскошь себе могут не все.