С самого начала российское телевидение начинает лгать о том, сколько в здании находится заложников. Говорят, что их три сотни — хотя заложница Лариса Мамитова, выпущенная боевиками из школы, чтобы передать требования — успевает сказать, что заложников тысяча сто. В Беслане понимают: это — для того, что бы потом скрыть количество погибших при штурме. Боевики тоже слышат это — несмотря на наличие технических средств, не проводится глушение частот, боевики свободно говорят по сотовым, в том числе возможно и с кем-то, кто оставлен у школы наблюдать за обстановкой. К милиционерам, военным подходят подозрительные люди, угощают сигаретами. Спрашивают, кто они, из каких частей, сколько их, какие приказы они получили. Никакие меры не предпринимаются. Никак не организовывается взаимодействие с населением, с местными, которые знают подходы к школе, возможно скрытные.
С самого начала у антитеррористического штаба возникает сомнение в том, что захват заложников является конечной целью террористов. Террористы требуют для переговоров президента Северной Осетии Дзасохова и президента Ингушетии, бывшего генерала ФСБ Мурата Зязикова, одного из самых ненавидимых людей на Кавказе. Не исключено — что Зязиков и есть главная цель террористов. Дзаховов уже на месте, Зязикова не могут найти. Потом появляется слух — что Зязикова «изъял из обращения» лично Путин — но все это ерунда. Для трусости, органической черты характера многих российских военачальников — Путина не надо. Она и так есть…
Заложников собрали в спортивном зале — единственном месте в школе, где можно контролировать большое количество людей. С самого начала — террористы продемонстрировали, что отлично усвоили уроки Норд-Оста. По всему залу разместили взрывные устройства, все их выходы вели на выключатель-лягушку, на котором постоянно была нога одного из террористов. Стоит убрать ногу — взрыв.
О том, что большая часть взрывных устройств большей частью представляет из себя пустышку, с мощностью в разы меньшей, чем у нормальной взрывчатки — террористы не знали{Любой сапер подтвердит — подрыв того количества взрывчатки, которое было у террористов (не менее 7–8 килограмм) в замкнутом пространстве гарантированно вело к гибели заложников от действия ударной волны. Заложники же большей частью погибли от пулевых ранений и осколков ручных гранат. Пусть кто-то объяснит — как такое возможно.}.
Устанавливая взрывную сеть, террористы разбили все стекла — теперь при пуске усыпляющего газа он не мог достичь нужной концентрации. Террористы отказались принимать пищу и воду для заложников — это при том, что большую часть заложников составляли дети, школьного и даже садикового возраста. Тем самым — они резко ограничили оперативный штаб по времени. По израильским методикам — в таком случае, штурм надо было начинать в течение одних суток. Вероятно, террористы просто не рассчитывали на то, что российские «правоохранители» будут мурыжить ситуацию почти трое суток…
С самого начала террористы отделяют мужчин от всех остальных. Мужчины — это угроза для них, они прекрасно знают Кавказ и прекрасно знают, что мужчины — просто так сидеть не будут. Их выводят в коридор, часть расстреливают. Остальных — заставляют стоять у окон или складывать баррикады или просто стоять, положив руки на стену. При малейшем движении — избивают…
— Ты куда?
Закутанная в черное — так, что только глаза оставались — террористка коротко и страшно посмотрела на мужчину с автоматом. Никогда так кавказская женщина не смела смотреть на мужчину, любого мужчину. Но под черным одеянием был пояс шахида и это — меняло все.
Выйдя из пропахшего потом и страхом зала, она пошла по коридорам. Они были завалены мебелью — здесь готовились к обороне, к боям в самом здании. Тут же были заложники, они старались не смотреть на нее.
Зайдя в комнату, она достала телефон. Набрала номер. У нее были дети, двое. Младшему — примерно как самым маленьким в зале. Это не мешало ей нести террор.
— Салам… — машинально сказала она.
— Салам… — ответил ей мужской голос.
— Ты кто?
— Ты нехорошо поступаешь, Алия. Очень нехорошо поступаешь…
Ноги окаменели…
— Будь ты проклят… — сказала она, — будь ты проклят…
— Ты сама виновата!
— Не трогай их, Аллахом прошу.
— Не трогай их, тварь!!! — завопила террористка.
— Ты знаешь, что должна сделать во имя Аллаха, Алия! Аллах с тобой…
Выпустив из рук телефон — он упал и ударился об пол — Алия сделала шаг назад. Потом еще один… Она стояла спиной к выходу — и получалось, что она шла к выходу.
Да… Это и есть выход.
— Сестра, что с тобой?
Шахидка — сцепив зубы, соединила провода детонатора. Последней ее мимолетной мыслью было то, что детонатор не подвел. Потом — рвущая боль навсегда вырвала ее из мира людей.
Руслан Хучбаров, «Полковник»
Главарь террористов
— Отец…
Худой, изможденный, с морщинистым лицом старик не пошевелился.
Мысленно попросив прощения у Аллаха, Руслан подобрал камешек, бросил в отца. Камешек попал по ноге…
— Отец! Да'й{Отец (ингушск)}.
Отец пошевелился. Начал оглядываться…
Руслан негромко постучал палкой по забору.
— Отец!
— Руслан!
Отец направился к нему, опираясь на палку.
— Отец, нет! Нет!
— Ты ранен?
— Нет! Иди в дом! Открой дверь, я приду!
— Здесь никого нет.
— Только Аллах знает это наверняка. Иди…
В доме — Руслан набросился на нехитрую еду, которую выставил на стол отец. У него был остаток мясного ингушского пирога, который ему дали с собой на свадьбе дальних родственников. Тагир Хучбаров был беден: он не воровал и честно работал, он не гнал водку, не бадяжил бензин — и потому его дом был одним из самых бедных в поселке. Здесь была единственная комната — стол, стул, окно, печь и все.
Перед тем, как есть — Руслан задернул занавеску наглухо. Отец с тревогой наблюдал за его действиями.
— С тобой все в порядке?
— Хвала Аллаху! — Руслан набивал пирогом рот, ел торопливо и жадно.
— При чем тут Аллах… — с горечью сказал отец.
Руслан глянул на него, но ничего не сказал и продолжил есть.
— Как твой сын?
Руслан недоуменно глянул на него.
— Ты о чем, отец?
— О твоем сыне. Ты не забыл о том, что он есть?
У Руслана была женщина в Чечне. Вдова — таких там было много. Он подумал, что речь идет о ней.
— Нет, не забыл.
Руслан, не прекращая жевать, достал откуда-то из-за пазухи пачку денег. Положил на стол.
— Трать осторожно…
Отец не прикоснулся к деньгам.
— Ты чего?
— На этих деньгах — кровь.
Руслан покачал головой.
— Они честные. За работу.
— Кем ты работаешь?
Руслан ничего не ответил.
— На этих деньгах — кровь. Кровь Башира.
Руслан ощерился.
— Я знаю. Братья сказали… Отомщу.
— У тебя нет братьев. У тебя есть брат. Точнее — был.
Руслан перестал жевать.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты вышел из леса.
Руслан отрицательно покачал головой.
— Юхлоарджо. Позор.
— Этот позор, я возьму на себя. Вернись… можно договориться обо всем.
— Позор…
Руслан Хучбаров, живший на взводе — даже за стеной уловил осторожные шаги. Они шли его путем — через огороды…
Ничего не сказав — он бросился бежать, резко подорвался с места, как зверь. Зазвенело стекло. На улице — остановившаяся, перекрывшая дорогу неприметная Нива, стрелок с автоматом, ствол которого напоминает водопроводную трубу — за ней. Спецназ! Он кувыркнулся — пули прошли совсем рядом, одна рванула одежду, обожгла кожу.
Дом находился на самом краю поселка. Совсем рядом — кукурузное поле.
Бежать!
Тело с хрустом вломилось в зеленую стену толстых, мясистых стеблей. За спиной — отрывистый лязг команд, пули идут выше. Хотят живьем брать, гады…
На ходу он выхватил пистолет. Выстрелил несколько раз назад, в сторону преследователей. Пистолет был плохой, маломощный — ПМ, который он снял с убитого милиционера. К тому же — он сообразил, что пуля ПМ никого не убьет, а вот свое местоположение — он выдал.
Выругавшись, он резко сменил направление. Ему надо было не к лесу… там то его и ждут. Надо было к проселочной дороге — может быть, он поймает машину. И тогда спасется.
Хвала Аллаху, не было слышно вертолетов. Если у федералов есть вертолеты — тогда от них не уйти…
На проселочную дорогу он не вышел — а буквально вывалился, хватая ртом воздух. И — о, Аллах — на дороге была машина, он едва не напоролся на нее. Это был УАЗ с чеченскими номерами, хвала Аллаху…
— Д'адита! — он вспомнил нужное слово по-чеченски, заколотил по двери кулаком, — Д'адита!
Среднего роста, пожилой, лысоватый, с волчьими глазами водитель открыл дверь машины.
— Садись, — по-русски сказал он.
Беслан, Северная Осетия
Улица Коминтерна, школа N 1
1 сентября 2004 года
Тот, кто звонил, не рассчитал одно — шахидка была не в зале, и не рядом с ним. Она вышла и отошла довольно далеко, чтобы позвонить…
Кроме террористки погибли двое заложников — мужчин, работающих на возведении баррикад, шестеро получили ранения разной степени тяжести. Один из террористов смертельно ранен, еще один ранен, но не так тяжело. Террористы думают, что начался штурм и начинают стрелять, от пуль получают ранения еще несколько заложников. Там, где подорвалась шахидка, вся стена забрызгана кровью, кричит от боли умирающий террорист, но вот чудо — один из заложников, находящихся в нескольких метрах от эпицентра не пострадал совершенно! Обычно пояса шахидов куда мощнее и производят куда более страшные разрушения.
Немного восстановив порядок, террористы дают приказ выкинуть на улицу расстрелянных ранее заложников — мужчин. Когда выбрасывали трупы, одному из заложников удается бежать.
Время идет своим чередом. Когда заложники начинают постепенно выходить из-под контроля, одного из заложников выводят на середину зала и приставляют к голове ствол. В коридорах мужчин — заложников заставляют строить баррикады и говорят, что скоро всех расстреляют.
Один из мужчин — заложников по имени Казбек Дзарасов, строя баррикаду, спрашивает одного из террористов — почему они не отпустят хотя бы детей, ведь дети ничего не понимают и по всем кавказским традициям не участвуют в войне. Террорист отвечает: им и не надо ничего понимать, довольно того, чтобы они подохли.
Примерно в полночь главный переговорщик, детский врач по имени Леонид Рашаль, который вел переговоры и при захвате заложников в театральном центре на Дубровке, набирает номер террористов. Ему просто и незатейливо объясняют правила: отключите телефон — расстреливаем заложников, увидим солдат — расстреливаем заложников, выключите свет — расстреливаем заложников. Рашаль спрашивает — вы разве не знаете, как часто отключают свет. После недолгого молчания террорист говорит — три минуты. Если через три минуты после отключения свет не включат — будет стрельба. И если один подойдешь (без президентов Ингушетии и Осетии) к школе — расстреляем.
Рашаль пытается завязать переговоры, ему нужно договориться об освобождении хотя бы части заложников или о передаче им еды и воды (до этого террористы сказали, что заложники объявили голодовку, протестуя против политики правительства России на Кавказе и им не нужны ни еда ни вода). И вот тут — впервые внешне спокойный террорист срывается. Следует истерический крик: «Пошел ты, жидовская морда, ты нам один не нужен! Подойдешь к школе один — будешь труп!»
Становится понятно, что цели у террористов совершенно другие, не такие, как в предыдущих терактах. Дети — только предлог.
Но от этого никому не легче.