Помоги проекту - поделись книгой:
Ингушетия, Назрань
Лето 2003 года
В конце девяносто девятого года штурмом был взят город Грозный. Никем не признанная чеченская государственность, государство террористов и похитителей людей — перестало существовать. Двадцать девятого февраля этого года — был взят последний город, находившийся под контролем бандформирований — Шатой. Лидерам бандитских формирований, Масхадову, Басаеву и Хаттабу удалось скрыться. Генерал полковник Геннадий Трошев, командующий объединенной группировкой — заявил об окончании активной части операции против бандитского режима. Но все понимали — ничего не кончилось. Все только начинается…
Модная, черная «девяносто девятая» резко тормознула у тротуара на окраине Назрани рядом с неторопливо идущим человеком — и человек отшатнулся, падая на тротуар и выхватывая пистолет.
Опустилось стекло — но вместо автоматного или ружейного ствола в нем показалось лицо. Лицо рано поседевшего мужчины с жесткими, черными глазами.
— Тащ подполковник, ужинали сегодня? Если нет, то приглашаю…
Чеченец ловко, словно ему и не было за пятьдесят, встал с тротуара, не отряхиваясь и не отводя от машины и человека в ней ствола своего пистолета. Прохожие — привычные ко всему за последнее время — старались как можно быстрее уйти.
— Тебе что нужно?
— Покушать. Поговорить. Садитесь назад, там нет никого.
Это было жестом доверия — ни один опытный человек, сидя на переднем сидении машины, не пустит на заднее врага…
Подполковник спрятал пистолет. Сел в машину, сильно хлопнув дверью. Машина отъехала от тротуара. В салоне было жарко, поставленный на приборную панель вентилятор не мог разогнать жару. На внутрисалонном зеркале висели самодельные четки из дорогой породы дерева и небольшая табличка из дерева на медной цепочке — примерно как русская икона. На ней — была выжжена и достаточно искусно рука с поднятым вверх указательным пальцем и надпись арабской вязью. Надпись гласила — Аллах Акбар!
В магнитофоне хрипел Тимур Муцураев, который в то время был еще мало кому известен. Это потом его стали называть «Чеченским Высоцким».
Подполковника — ничего это не обмануло. Он знал, что хозяин машины — истинный хамелеон, русский, выросший в Грозном и имеющий большие счеты с чеченцами. Очень большие, идущие еще с подросткового возраста счеты.
— Куда мы едем?
— Люди шашлык пожарили. Вино привезли. Меня пригласили. А разве не сказано: «Любой дар Аллаха удваивается, если разделить его с другом»?
Теплов — а это был именно он, постаревший, но все же он — сидел на правом переднем сидении, пассажирском. На водительском — был молодой человек, крепкий, едва помещающийся за рулем, футболка едва не рвалась под напором мускулов. У него не было усов, но была короткая бородка… и подполковник милиции Иса Гурдаев понял, что это — не чеченец, а тоже русский. За долгие годы противостояния русские тоже кое-чему научились…
Судя по тому, как шла машина — Гурдаев понял: сбрасывают хвост. И — откинулся на сидении, вверив свою судьбу одному лишь Аллаху…
Дом, куда их пригласили на шашлык — был не в самой Назрани, в селе Плиево недалеко от города. Дом был богатым, таким, какие строят местные бандиты и чиновники — и те и другие не слишком то сильно отличались друг от друга по методам работы и степени праведности. Широкий, типично кавказский дом, два этажа, толстый кирпичный забор. На входе — автоматчики, молодые, все как один в дорогих американских противосолнечных очках, в которых красиво отражается заходящее солнце. Весь двор замощен плиткой, но ни фонтана, ни павлинов нет — это значит, что владелец дома человек богатый, но недостаточно влиятельный в политическом смысле. На стоянке перед домом уже стояло несколько машин, все дорогие, престижные, девяносто девятая тут была совсем не к месту. Вкусно тянуло дымком…
— Володя, подожди здесь… — бросил Теплов, выбираясь из машины. Гурдаев с удовлетворением отметил этот факт — хватка старого пса-разыскника никуда не делась…
Вместе с Тепловым они прошли по мощеным дорогой красной плиткой дорожкам, мимо вооруженных автоматами людей и вышли на задний двор дома. Там — на специальной, посыпанной песком площадке еще не свернулась кровь только что зарезанного барана, а первые шампуры с его мясом — лежали на мангале и кто-то — махал фанеркой, раздувая угли…
Человек, по возрасту примерно равный Гурдаеву — повернулся к ним. До этого — он смотрел на кровь, на мангал — и казалось, что в его глазах до сих пор тлеют угли костра.
— Салам алейкум, Михаил… — сказал этот человек и не протянул ему руку, что лучше всего говорило об их взаимоотношениях.
— Салам алекум, Салман. Это Иса. Хороший человек…
— Салам алейкум.
— Салам алейкум.
На Кавказе понятие «хороший человек» было всеобъемлющим и исчерпывающим.
— Прошу к столу. Преломим хлеб, выпьем вина. И поговорим…
Шашлык подоспел минут через десять. К нему — была зелень, грузинское вино и тонкий, армянский лаваш — настоящий интернациональный стол, где взято самое лучшее, дабы усладить вкус взыскательного гурмана. Свежее, жестковатое, почти живое, спрыснутое уксусным соусом мясо — брали кусками от лаваша, клали туда зелень и ели. Еще был козий сыр и некоторые чеченские национальные блюда типа жижиг-галынш.
Никто из троих не пил, хотя вино стояло на столе. Ни гости не порывались, ни хозяин не заставлял. Это не было кавказским застольем в обычном смысле этого слова — шумным, веселым, с тостами и танцами. Трое волков насыщались, рвали зубами почти что парное мясо — и думали, как сподручнее вонзить клыки в глотку сородича…
Насытились быстро. Сполна — такое мясо насыщает быстро и плотно, без обмана…
— Салман-эфенди, разрешите…
— Можно вымыть руки? — перебил подполковник Гурдаев.
— Да… вон там.
Судя по заминке и тому, как неуверенно человек показал на место, где находится умывальник — он здесь не хозяин, а гость, просто пользуется этим домом. Это и было то, что хотел узнать подполковник Гурдаев — с руками можно и с грязными посидеть.
Вымыв руки, подполковник вернулся за стол. Ему надо было увидеть и дом с другой стороны — чтобы просчитать маршрут бегства, если все пойдет не так, как нужно…
— Салман-эфенди…
— Начни ты, Михаил… — сказал по-русски человек, накормивший их шашлыком.
— Разговор пойдет о бандитах, — начал Михаил, — о псах, забившихся в волчьи норы. Разве псы достойны занимать место волков?
Черный сентябрь
Ингушетия
Пограничная зона, Район населенного пункта Инарки
Лесополоса
1 сентября 2004 года
Ясин, уалькъур'анильхакими иннакаламинал мурсалина гъаля сираддин мустакъим.
Танзиляль гъазизиррахим. Ли тунзира къауман ма унзира абаухум фахум гъафилюн. Ля къад хакъкъаль къаулю гъаля аксарихим фахум ля ю'минун. Инна джагъальня фи агънакъихим агълялян фахия[62]…
Владимиру Ходову, украинцу по происхождению, ваххабиту по вере — арабский язык Корана, вечной и великой книги давался легко. Его мелодичный напев содержал в себе непостижимую мудрость и непоколебимое спокойствие, дарованное мятежной душе. Возмездие Аллаха грядет!
… илаль азкъани фахум му'махун. Уаджагъальна мимбайни айдихим саддан, уамин хальфихим саддан, фаагъшайнахум фахум ля юбсирун. Уасауа ун гъаляйхим а анзартахум амлям тунзирхум ля ю'минун. Инна ма тунзиру манитабагъазикра уахащияррахмана биль гъаиб, фабаширху биммагъфиратин уааджрин карим. Инна нахну нухьи маута уаннактубу ма къадда му асарахум уа кулля щайин, ахсайнаху фи имамин муббин…
Он не один. Рядом с ним — такие же, как он. Люди, родные ему не по крови, но по духу. Люди, которые придали смысл его бессмысленной до этого жизни…
Их амир — амир Хучбаров, ингуш по национальности, а в группе — есть чеченцы, есть ингуши, есть арабы, есть дагестанцы. Есть даже русская по имени Наташа — ей больше незачем жить, потому что ее любимый человек стал шахидом на пути Аллаха. Кто-то предал, и спецназ русистов приехал и окружил дом. Несколько братьев, находившихся в доме, решили драться — и в течение нескольких часов стали шахидами, последних раздавили гусеницами танков. Танки много раз стреляли по дому — но так ничего и не могли с теми, кто встал на путь джихада.
А Наташа — наблюдала за этим, наблюдала за тем, как умирает ее мужчина через стальную цепь оцепления. Один из муджахеддинов был ранен, она выехала за лекарствами — а когда вернулась, было уже поздно.
Тогда она не смогла умереть. Сегодня, иншалла, Аллах милостиво даст ей шахаду[63]. Она молится вместе со всеми, ислам запрещает женщинам молиться вместе с мужчиной, но здесь — нет ни женщин, не мужчин. Есть воины джихада. Люди, готовые положить свою жизнь перед Господом миров, обменять ее на рай и высшее общество. И если в народе много лицемеров и недостаточно воинов — что ж, тогда женщины смогут спасти честь такого народа, если мало мужчин. Наташа — возносит хвалу Аллаху перед ним в маленькой рощице недалеко от пограничного ингушского села. Еще темно… солнце еще не взошло. Но те, кто идет по пути джихада — могут воздать хвалу Аллаху в любое время, им — не запрещено…
Аллаху Акбар. Аллаху Акбар! Мухммед расуль Аллах…
Завершив намаз, террористы молча рассаживались по машинам…
Северная Осетия
Район населенного пункта Хурикау
Майор милиции Султан Хурашев, едва ли не единственный представитель власти в населенном пункте Хурикау, близ границы с Ингушетией и Чечней — тоже встал с рассветом…
Он был единственным милиционером не в самом спокойном месте — Хурикау находится как раз в том самом месте, где сходятся границы Ингушетии, Чечни и Осетии. Полно полевых дорог, которые никто не контролирует. Население в основном состоит из мусульман, что для христианской и воевавшей с Ингушетией республики — несколько «не айс». Нет ни воды, ни газа, ни проводного телефона. Сам Хурашев — единственный представитель власти и что удивительно — на него никогда не было покушений. Дело в уважении и в справедливости — он уважаемый и справедливый человек и все это знают. Если кто-то поднимет на него руку — вся деревня встанет на его защиту.
В этот день — майор Хурашев встает, как и обычно, в шесть часов утра. Должность милиционера в таком месте необременительна — никто не посмеет красть у своих, убийств на его памяти вообще не было — но он все равно каждый день проводит объезд села на своей машине — это белый Ваз 2107. Его путь лежит по единственной сельской улице к близлежащему холму — только там работает сотовая связь, а ему нужно дозвониться до своего начальства, получить указания и доложить о ситуации. Дорога, которая проходит через село — является частью проселочной дороги, ведущей из Ингушетии и дальше — на Беслан и Владикавказ. Конечно же — она не перекрыта ни милицейскими ни тем более пограничными постами — внутри единого государства границ быть не может.
Машина завелась «с полтычка», он выехал на дорогу, неспешно поехал по селу, смотря по сторонам. Те, кто поднялся в такую рань — приветствовали майора взмахами руки, и он приветливо отвечал. В обычных селах первое сентября — это день знании, на улицах полно детей, затаенно-гордых, с цветами идущих в школу — но только не здесь. Здесь нет школы — и детей школьного возраста уже отправили в интернат, где им и предстоит учиться. Детей здесь много — как и везде на Кавказе. У самого Хурашева — их восемь.
Привычно загнав машину на обочину, майор поднялся на холм, начал набирать телефонный номер. Хорошо, если удастся дозвониться быстро… многое зависит от погоды. Отсюда, с холма — если погода хорошая, вдали видны горы Большого Кавказского хребта…
Погода была хорошей…
На телефоне — было всего одно деление, вместо трех — связь на самом пределе — но трубку взяли быстро…
— Дежурный, подполковник Маликов.
Хурашев узнал голос Маликова, дежурного по республиканскому МВД, Верней, одного из дежурных, эта должность была сменной.
— Салам алейкум, Григорий Магомедович. Это Хурашев.
— О, ва аллейкум ас салам. Как там у тебя обстановка?
— Все в порядке. Ориентировки новые есть?
— Нет, все тихо. Всех на обеспечение дернули. У тебя то что — кто-то идет?
— Не в этом году.
— А у меня внук. Первый…
— Поздравляю.
— В общем, неси службу.
— Есть.
Майор отключил телефон — и замер. Что-то было не так…
Он прислушался — и услышал далекий, завывающий звук двигателя — так звучит двигатель перегруженной машины, взбирающейся в гору.
Сведущие люди говорят, что тот, кто будет повторять этот айят — над тем все это время будет заступничество Аллаха и неверные — не сделают ему зла, потому что просто не увидят его.
Владимир Ходов сидел впереди, на переднем сидении двигающегося по дороге перегруженного Газ-66 — он был русским и выглядел как русский. Поэтому он и сидел впереди — а рядом сидел Муса Цечоев. Владелец грузовика и профессиональный террорист. Он уже находился в черных списках, участвовал в массовом нападении на Назрань — но по определенным причинам совершенно не боялся. По тем же, по каким не боялся и Владимир Ходов…
Цечоев, сидевший за рулем, больно ткнул Ходова в бок, оторвав его от произнесения айята, который должен был сделать его невидимым.
— Мент!
— Где?
— На дороге! Ты что, не видишь?
Они увидели милицейскую машину, стоящего около нее милиционера. Одного.
— О Аллах, здесь не должно было быть поста!
— Заткнись! И делай как я!
Хурашев нахмурился, глядя на приближающуюся машину. Он знал все машины в окрестностях, а такой машины — не знал…
Дело в том, что многие местные, чтобы выжить, промышляли контрабандой спирта и изготовленного из него самопального алкоголя. Колхозов не было, за шерсть и мясо не дают настоящей цены — а кто даст, если все соплеменники бедны, как и ты сам. Остается только это — с той стороны кавказского хребта непризнанная республика Южная Осетия, там много родственников и можно получить спирт, переправляя его тайными тропами. Россия большая, желающих выпить много, а из-за налогов цена на водку такая, что тот, кто занимается спиртом — на рубль делает два. А если в семье по пять, семь, восемь, а то и больше детей — как их иначе поднимать?
Майор Хурашев знал о том, что некоторые его соплеменники занимаются этим. Знал — но закрывал глаза….
Машина приближалась. Он увидел надпись на боку крытого грузового кузова КУНГа — прокуратура России. Написать можно все что угодно — но эту машину он и в самом деле не знал. И он поднял руку, требуя остановиться…
Автомат он и не подумал взять.
Остановив машину в нескольких метрах от любопытного мента — Цечоев выпрыгнул из-за руля, уже с пистолетом. Следом — выпрыгнул Ходов, с короткоствольным автоматом.
— Руки вверх! Руки вверх! — Цечоев кричал по-русски, потому что это был единственный язык, который понимали все.
— Вейнах саг вий хьо[65]? — спросил Хурашев, не поднимая рук.
В кунге открылась дверь — выпрыгнули еще несколько боевиков с автоматами.
Поделиться книгой: