Джез выглянула из-за угла ящика, выискивая парня, которого она подстрелила. Но вместо этого увидела другого, который перебежками от укрытия к укрытию, пытался получить нужный угол обстрела. Он исчез до того, как она успела прицелиться в него.
— Нужно быть начеку и держать глаза пошире открытыми с этими сукиными детьми, выбегающими из-за угла, — сказала она.
— А она не недотрога, надо отдать ей должное, — сказал Фрей Малвери.
— Девчонка, что надо, — согласился доктор.
Еще несколько человек из банда Макарда подтянулись и заняли позиции позади двухместного «Флаера». Крейк осыпал их выстрелами.
— Экономь патроны! — напомнил Малвери.
Фрей отпрянул, когда от залпа выстрелов расщепился деревянный пол и полетели щепки от ящиков. Малвери ответил из своего ружья, достаточно громко, чтобы отговорить нападавших и отступил, чтобы перезарядиться.
Джез высунула голову снова, озабоченная тем, что она потеряла из виду человека, который пытался зайти к ним с фланга. Вопреки ее предупреждению, компаньоны были заняты перестрелкой с контрабандистами, приближающимися спереди.
Она заметила быстрое движение, там был еще один! Третий человек, занимал позицию для выстрела сбоку, оттуда, где их баррикады из ящиков были бесполезны.
— Здесь трое из них! — крикнула она.
— Мы немного заняты сейчас, — терпеливо ответил Фрей.
— Ты будешь занят, доставая пулю из своего уха, если ты не… — начала она, но тут ее подстрелили.
Вспышка боли, вышибла из нее дух и взорвала ее чувства. Ее словно огрели бревном. Удар отбросил ее назад в сторону Крейка, который подхватил ее, когда она падала.
— Её подстрелили! — закричал Крейк.
— Уже? — ответил Фрей. — Черт, они обычно возятся дольше. Малвери, взгляни.
Доктор сделал два выстрела, заставив контрабандистов пригнуть головы, и встал на колени рядом с Джез. Ее нездоровая бледность стала еще белее. Темно-красная кровь сочилась сквозь куртку из плеча.
— Ох, девочка, держись, — пробормотал он, — не вздумай умереть или что-нибудь в том же духе.
— Я в порядке, Док, — сказала она, стиснув зубы. — Я в порядке.
— Просто не двигайся.
— Нет времени не двигаться — ответила она, с трудом вставая на ноги. — Я говорила вам они идут из-за угла! Где тот, кто…? — она замолчала, увидев кого-то сзади них, спускающегося по трапу из корабля.
— Что это?
Малвери повернулся посмотреть.
— Это? Это — Бесс.
Восемь футов роста и пять в ширину, полутонное бронированное чудовище вырисовывалось из тени в утреннем свете. Не было ничего, что могло указывать на то, что это существо женского пола. Ее торс и конечности были покрыты пластинами из тусклого металла, зазубренная кольчуга качалась снизу. Она стояла, сутулясь, гребень на ее спине был выше, чем ее огромные плечи. На лице ее была металлическая решетка из пересекающихся толстых прутьев, как у сточной канавы. Все, что было видно за ней — это два мерцающих огня: глаза создания.
Джез задержала дыхание. Голем. Она только слышала о таких созданиях.
Создание издавало низкий рык, глухой и резонирующий. Затем она стала спускаться с трапа, ее массивные ботинки тяжело ударяли по полу, когда она ускорилась. Она прыгнула в сторону с трапа и приземлилась грохотом, от которого задрожала земля. Рука в перчатке, зачерпнула бочонок, от которого у среднего человека вылезла бы грыжа, и швырнула его в контрабандиста, который прятался за кучей ящиков. Бочка сокрушила ящики и обрушилась на человека за ними, похоронив его в лавине сломанных досок.
— Она раздражена, это хорошо, — сказал Фрей. — Старая добрая Бесс.
Голем бросился как ревущая гора ярости к контрабандистам, которые подкрадывались с флангов. Пули отскакивали от ее брони, оставляя только царапины и мелкие вмятины. Один контрабандист, запаниковав, выскочил из укрытия. Она схватила его за горло с громким хрустом, а потом бросила безжизненное тело к его сотоварищам.
Другой попробовал пробежать мимо неё, пока она стояла к нему спиной, но голем оказался гораздо быстрее, чем казалось можно быть при таких размерах. Она прыгнула за ним и схватила его огромными пальцами. От такой хватки его кости сломались. Недолгие вопли ее жертвы прекратились, когда она вырвала его руку и ей же ударила его по лицу, так сильно, что он тут же умер.
Остатки банды Макарда внезапно потеряли интерес к битве. Они просто развернулись и побежали.
— Что вы делаете? — заорал на них Макард из своего укрытия, вдалеке от конфликта, — тащите свои желтые грязные задницы обратно, и застрелите эту штуку!
Бесс развернулась и сосредоточила свое внимание на нем, глухой рокочущий звук раздался из ее груди. Макард с трудом сглотнул.
— Никогда не возвращайся обратно, Фрей, слышишь? — крикнул он, сделав несколько шагов назад.
— Если когда-нибудь вернешься, ты покойник! Ты слышишь меня? Покойник! Я вырву твои глаза, Фрей!
Его одинокий выстрел был едва слышен, потому что он сделал его, улепетывая со всех ног. Скоро он исчез из вида, догоняя своих людей в переплетении улочек Скарвотэр.
— Отлично, — сказал Фрей. — Вот так.
— Корабль готов к взлету, Капитан! — крикнул Сило, стоя наверху грузового трапа.
— Совершенно вовремя, как всегда, — ответил Фрей.
— Малвери, как там новый наёмник?
— Я в порядке, — сказала Джез. — Она прошла навылет.
Малвери облегченно вздохнул.
— Что ж, тогда ничего не нужно доставать. Немного дезинфекции, бандаж и ты будешь в порядке.
Джез странно посмотрела на него. — Я полагаю.
— Она стойкая малышка, капитан, — сказал Малвери с оттенком гордости в голосе, будто это он сделал ее отважной.
— В следующий раз, постарайся не нарваться на пулю, — посоветовал ей Фрей.
— Меня бы не подстрелили, если бы вы просто послушали меня.
Фрей закатил глаза. — Док, отведи ее в лазарет.
— Со мной все будет в порядке! — запротестовала Джез.
— У тебя всего лишь дырка от пули в плече, — крикнул Фрей.
— Это лечится!
— Может вы двоё просто пройдете в чертов самолет? — спросил Фрей.
— Крейк! Забери Бесс. Мы отчаливаем через десять минут.
Фрей пошел за Малвери и Джез вверх по трапу внутрь «Кетти Джей». Когда они скрылись из виду, Крейк осторожно перешагнул обломки и положил ладонь на руку голема. Она повернулась к нему с тихим шорохом цепи, кольчуги и кожи. Он погладил ее по забралу, ласково смотря на нее.
— Отлично, Бесс, — пробормотал он, — вот моя девочка!
Четыре
В жизни Джэндрю Харкинса было очень мало моментов, про которые можно было сказать, что он действительно отдыхал. Даже когда он спал, он трепетал и корчился, его мучили сны о войне или, время от времени, ему снилось, что его душит Слэг, кот с «Кетти Джей», который имел злую привычку использовать его лицо в качестве постели.
Но здесь, уютно устроившись в тесном кубрике на «Фаеркроу», с ревом протановых двигателей в ушах, здесь был покой.
Был тихий день светило пронзительное осеннее солнце. Они направлялись на север, следуя линии гор Хукхоллоу. «Кетти Джей» летела в полумиле впереди него по правому борту. «Скайланс» Пинна гудел рядом. В небе не было ничего, кроме фрегата Флота громыхавшего, пересекая линию горизонта, на запад и грузового судна с Ауленфея, чья поверхность была словно из облаков, которые погрузились в море почти полностью, кроме вершин. На востоке можно было увидеть крутые стены Восточного Плато, находившегося на краю гор Хукхоллоу. Далеко на юге виднелись мрачные облака вулканического пепла, плывущие по направлению к Блакендрафтской равнине.
Он посмотрел наверх, сквозь ветровое стекло купола кубрика. Небо было превосходным, ясным, темно-синим. Бесконечным.
Харкинс счастливо вздохнул. Он проверил приборы, сомкнул свои руки в перчатках на штурвале и распрямил плечи. Снаружи этого замкнутого металлического пространства, мир был странным. Люди были странными. Мужчины были пугающе непредсказуемы, а женщины и того хуже, полны странных намеков и скрытых желаний. Громкий шум заставлял его подпрыгивать, толпа вызывала у него клаустрофобию, среди умных людей он чувствовал себя тупым.
Но кубрик Кейберийского «Фаеркроу» был его убежищем, и был он этим убежищем уже двадцать лет. Любая неловкость или смущение не касались его, пока он был заключен в эту броню. Здесь никто над ним не смеялся. Корабль был его безмолвным слугой, а он в кои-то веки — хозяином.
Некоторое время он наблюдал за далеким фрегатом Флота, предавшись воспоминаниям. Однажды, когда он был юным, он путешествовал в корабле подобном этому. Ожидая вызова, чтобы забраться в свой «Фаеркроу» и взвиться в небо, он с нежностью вспоминал пилота, который его обучал. Он никогда не был популярным, но его принимали, и он был частью команды. Это были хорошие времена.
Но хорошие времена закончились, когда начались Аэриумные Войны. Пять лет американские солдаты сражались. Пять лет, когда каждый вылет мог оказаться последним. Пять лет изматывающих нервы воздушных боев, в которых его три раза сбивали. Он выжил, но многим из его друзей не так посчастливилось.
Потом настали мирные времена, хотя это было относительно. Вместо американских солдат, Флот гонялся за пиратами и флибустьерами, которые за время войны стали процветать, благодаря экономике черного рынка. Харкинс сражался с контрабандистами на своей земле. Враги были не очень хорошо экипированы, но они были отчаянные, даже дикие. Началась борьба за землю, и стало еще хуже.
А потом, невероятно, но началась Вторая Аэриумная война, не более чем через четыре года после первой. И Харкинс снова боролся за Американских солдат и их приверженцев против Тацианцев. В первый раз они победили — все погибли, их подвели политики. Дело стало за малым, обезвредить Самарланские силы, но враг вернулся с удвоенной энергией.
Конфликт был коротким и бесчестным. Люди обоих сторон были деморализованы. В конце концов, было заключено внезапное и неудовлетворяющее стороны перемирие. Американцы чувствовали, что их обманули. Харкинсу было наплевать. У него было слишком много неудач, слишком часто ему не везло, он видел лицо смерти чаще, чем кто-либо другой. Он стал дрожащей оболочкой. Они уволили его за две недели до окончания войны, после четырнадцати лет службы. Скудное пособие, которое ему дали, это все что мог позволить себе Флот после столь разорительного десятилетия.
Те годы были самыми худшими.
Харкинс пришел к пониманию, того что мир изменяется слишком быстро, и это было не слишком хорошо для тех кто не мог приспособиться. У него не было иных навыков, кроме тех, которые он получил как летчик-истребитель, а ни кто не нуждался в пилоте без крыльев. В мрачное серое время, он работал на заводах, выполняя случайную работу и зарабатывая гроши. Наскребая на жизнь.
Это была не военно-морская жизнь, которую он потерял, с ее дисциплиной и устройством. Не было духа товарищества, который скис после того, как многие его друзья умерли. Потеря «Фаеркроу» оказалось действительно болезненной для него.
Хотя он и летал на дюжине различных «Фаеркроу», которые имели минимальные отличия и улучшения, с течением времени, для него они все были одинаковы. Рев мотора, пульсация аэриумных двигателей, нагнетающих топливо в балластные цистерны, окружающая жесткость кубрика. «Фаеркроу» присутствовал при всех его триумфах и трагедиях. Он вел его в чудесное небо, он был с ним в особо отчаянных воздушных боях, но иногда он бросал корабль, когда из него уже не чего было выжать. Все действительно важное, что случалось с ним в жизни, моменты чистейшей радости и абсолютного, явного ужаса, происходили с ним в кабине «Фаеркроу».
Затем в самые мрачные времена, появился свет. Он почти поверил в Алсоул и в непостижимые разговоры Бодрствующих. Почти, но не полностью.
Его попечитель на заводе, знал о прошлом Харкинса, в качестве пилота Коалиционного Флота. Это все, что рассказывал Харкинс, когда он вообще что-то говорил. Когда его попечитель встретил человека в баре, который продавал «Фаеркроу», он упомянул Харкиса.
Так Харкинс встретил Дариана Фрея, который выиграл Керберийского «Фаеркроу» у невероятно удачливого Рэйка, и теперь не представлял, что с ним делать. У Харкиса едва хватало денег, чтобы содержать крышу над головой, но он пошел к Фрею, чтобы умолять его. Он продал бы собственную душу, если бы это помогло оказаться снова в рубке. Фрей не думал, что его душа стоит много, вместо этого он предложил сделку.
Харкинс мог летать на «Фаеркроу» в интересах Фрея. За богатое жалование, и непредсказуемый, возможно опасный и обычно нелегальный образ жизни. Харкис обязан делать все, что скажет Фрей, а если нет, то Фрей заберет самолет обратно.
Харкинс согласился еще до того, как Фрей закончил выставлять свои условия. Это был счастливый день в его жизни.
Путешествие от того фрегата Флота до сюда было длинным, он пролетал над Хукхоллоускими горами, следуя за Дарианом Фреем. Харкинс не имел больше той храбрости, которая была у него, когда он был юным пилотом. У него никогда не было той неприличной отваги, как у Пинна, который смеялся над смертью потому, что был слишком туп, чтобы постигнуть ее. Но он хорошо почувствовал, что такое жизнь на земле, без возможности взмыть над облаками к солнцу. Он решил, что никогда не вернется к такой жизни.
Он тревожно огляделся, не наблюдает ли кто-нибудь за ним. Затем опустился обратно в твердое кресло «Фаеркроу» и позволил себе широко и довольно улыбнуться.
Крейк не был так доволен. Он апатично бродил по узким коридорам «Кетти Джей». В его желудке была странная пустота, будто там гулял ветер. Он медленно бродил, словно печальный призрак.
В первый раз, когда он остался в полупустом грузовом отсеке, на него начало давить ограниченное пространство, и Бесс начала беспокоиться, почувствовав, его тревожное настроение. После этого он пошёл в столовую и выпил несколько кружек крепкого кофе, сидя за маленьким общим столом. Но кухня тоже была унылой, потому что там никого не было.
Тогда он забрался по трапу, ведущему из кухни в коридор, который соединял рубку в носу корабля с инженерной комнатой в корме. Между ними было несколько комнат, которые использовались командой как жилые помещения. Скользящие двери комнат, были испачканы древними, маслянистыми пятнами. Электрические огни отбрасывали тусклый свет на мрачные металлические стены.
Он подумал о том, чтобы пойти в рубку и взглянуть на небо, но он не мог глянуть в глаза Фрею, прямо сейчас. Он решил пойти к себе в кубрик, и может быть почитать, но это тоже не было особо привлекательным. Наконец, он вспомнил, что их новичка подстрелили, и он решил, что неплохо было бы пойти и поинтересоваться ее здоровьем. С этой мыслью, он пошел по коридору в лазарет Малвери.
Когда он пришел туда, дверь была открыта, Малвери сидел, задрав ноги, с кружкой рома в руках. Комната была крошечная, запущенная, в полной антисанитарии. Мебель в комнате включала в себя только дешевый шкаф, привинченный к стене, раковину, пару деревянных стульев и операционный стол. Шкаф, возможно, был предназначен для тарелок и прочей кухонной утвари, но здесь ему нашли другое применение, в нем хранились все виды неприятно выглядящих хирургических инструментов. Они были очень блестящими — единственная чистая вещь в комнате — и еще они выглядели так, будто ими никогда не пользовались.
Малвери убрал ноги с кресла, на котором они лежали, и подтолкнул кресло Крейку. Затем он налил большую порцию рома в другую кружку, которая стояла на шкафу. Крейк вежливо сел и взял предложенную кружку.
— Где новая девушка? — спросил он.
— Наверху в кабине. Управляет.
— Разве ее не подстрелили?
— Ты бы так не подумал, судя по ее поступкам, — сказал Малвери. — Когда она позволила взглянуть на ее рану, кровь уже остановилась. Пуля прошла на вылет, как она и говорила.
Он просиял.
— Все, что мне нужно было сделать, намазать ее антисептиком и поставить заплатки. Потом она встала и сказала, что у нее есть работа.
— Ты был прав, она стойкая.
— Она удачливая, вот что. Не могу поверить, что ущерб такой небольшой.
Крейк глотнул рома. Ром был потрясающе резкий, он вторгся в мозг, где начал свою работу по разрушению ментальных функций.
Малвери поправил свои круглые, окрашенные в зеленый цвет очки и хмыкнул.
— Ну, теперь выкладывай.
Крейк осушил свою кружку и протянул ее снова, чтобы Малвери ее наполнил. Он подумал секунду. Он не знал, как выразить свои чувства: потрясение, предательство, возмущение; так чтобы Малвери действительно его понял. Поэтому он просто сказал:
— Он собирался позволить мне умереть.
Он рассказал Малвери, что произошло после того как их с Фреем схватили. Было трудно рассказывать объективно, придерживаясь фактов, но он сделал все, что было в его силах. Четность была важна. Эмоциональные вспышки были противны его натуре.
Когда он закончил, Малвери налил еще одну порцию и сказал:
— Хорошо.