Золотая рота

Андрей опустился на корточки и принялся изучать следы. Дорогой пользовались редко. В последнюю неделю дождей не было – следы отпечатались четко. Как-то странно – люди, не пускающие посторонних в страшную тайну, не позаботились о том, чтобы ликвидировать следы. Напрашивался вывод, что они не мыслители. Это несколько вдохновляло. Неясное чувство, хорошо знакомое с интуицией, подсказывало, что в этом месте произошло что-то важное, определяющее – отсюда все и началось! Куприн избороздил дорогу носом. Чичо ходил за ним хвостом, стараясь не затаптывать следы, а остальные благоразумно держались в стороне и не вмешивались. Протяженный тормозной след – водитель яростно тормозил, автобус встал, здесь и протекло масло. Другая машина объезжала автобус, встала поперек дороги – видимо, из-за нее он и топил педаль. Судя по протектору, большой джип. Тот самый джип, который видели деревенские. Теперь Андрей точно знал, где располагались транспортные средства в ответственный момент. Разбитое стекло – множество мелких осколков. «Лобовик» посыпался, хотя, возможно, это была передняя дверь – напротив водителя. Несколько осколков на обратной стороне дороги – пули летели насквозь. Пятна крови – кому-то здесь досталось. Несколько гильз от автомата Калашникова, несколько гильз от патрона «магнум» 45-го калибра. В сторону джипа от автобуса тащили несколько окровавленных тел. В полуметре от протектора обрывались следы волочения и пятна крови – убитых или раненых загрузили в джип. Еще один след от автобуса… Андрей, почувствовав легкую тошноту, опустился на колени и отправился по следу. Человек полз, оставляя за собой кровавую дорожку. Полз в направлении левой обочины – той, что рядом с джунглями. Он царапал землю ногтями, сил у него почти не было. Он дополз до канавы и свалился в нее. Лужа крови, две стреляные гильзы от «калашникова», четкий отпечаток кроссовки сорок второго размера. Кто-то подошел и двумя выстрелами в упор добил раненого. А потом его тащили за ноги к джипу…

Здесь погибли или получили ранения не меньше трех или четырех человек. А потом произошло не менее занятное событие: джип развернулся и покатил обратно – к трассе на Алькабучо. А автобус продолжил движение в северо-западном направлении. Почему? Андрей закрыл глаза и принялся представлять, что же здесь могло произойти. Вырисовывались несколько версий: парочка правдоподобных, остальные фантастические…

– Вы что-нибудь решили, Эндрю? – поинтересовался Чичо, присаживаясь рядом на корточки.

Куприн задумчиво почесал затылок.

– Да что тут непонятного? – фыркнул развалившийся в траве Генка. – Сыщики, ё-мое… Местные отморозки на джипе подкараулили автобус, решили поживиться. Ведь у туристов частенько водятся деньжата, нет? Остановили, грабанули, кто-то стал сопротивляться, по ним открыли огонь, потом тела увезли в багажнике, чтобы не оставлять их тут…

– Глупо, Генка, – отмахнулся Андрей. – Туристов на Эстреме не грабят – к тому же таким нахальным способом. Ну, допустим, ограбили залетные гастролеры, не боящиеся гнева мафии. Зачем перегружать тела в свой джип? Не проще оставить их в автобусе? Зачем их куда-то увозить? Не проще ли выкинуть в лес? Зачем воровать автобус, набитый живыми людьми?

– Мало ли, – пожал плечами Проценко. – Мы не разбираемся в психологии отморозков.

– Почему автобус оказался на пустынной дороге, никак не связанной с пещерами Рападора?

– Срезать решил? – предложил наиглупейшую версию Крикун.

– О боже… По этой дороге он никогда не приедет к пещерам. Имею несколько любопытных вариантов… Чичо, а ты что думаешь? Какое отношение к бойне имеют трое загадочно пропавших американских граждан? Могли находиться в автобусе – затерялись среди российских туристов? С какой стати? Подсели по дороге в экскурсионный автобус, водитель которого имеет строгие инструкции никого не подвозить? Предложили хорошие деньги, и он не устоял?

– Я много думал об этом, Эндрю… – пробормотал детектив. – Мы не знаем, кто ехал в джипе и кто, помимо ваших туристов, находился в экскурсионном автобусе. Мне кажется, именно в этом кроется загадка – КТО находился в автобусе… А туристы ни в чем не виноваты; просто жертвы, попались под руку. Хотя… я точно пока не знаю, может, и из туристов кто-то замешан…

Удивительно, но Чичо озвучил именно то, что закрепилось в голове у Андрея.

– Если ехать дальше, вон за теми холмами, – Чичо показал подбородком, – будет деревня Мугамба. Там обитают выходцы с Гаити, у них что-то вроде клана. Я опрашивал этих людей… – он боязливо поводил плечами, – но с ними лучше не связываться, они такие… в общем, странные, проповедуют вуду и вообще… Они сказали, что видели автобус, проезжающий мимо, а больше ничего не знают. С ними трудно общаться, они говорят на гаитянском креольском языке, диалект фаблас – похожий на французский, но впитал в себя много африканского, португальского, английского. Я могу их понимать, но очень плохо… Ваши люди, Эндрю, не говорят по-французски?

– Они похожи на полиглотов? – удивился Андрей.

– Ах, простите мой французский… – простонал Генка, закатывая глаза.

Внезапно Андрея охватило странное чувство. Кожа на спине вдруг покрылась мурашками. Он резко обернулся, хватаясь за рукоятку пистолета, застыл, поводя глазами. Нахлынувшее чувство было знакомым: именно оно ударяет в мозг, когда на тебя кто-то долго и пристально смотрит. Его не описать словами – его нужно знать и уметь им руководствоваться. Не каждому такое дано. Он затаил дыхание. Неужели показалось, черт возьми? Во взгляде не было враждебности, но и дружелюбия в нем не было. Словно кто-то оценивал… Пустынная дорога, выжженная степь, глухая стена тропической сельвы, в которую не было никакого желания заходить. В джунгли кто-то забрался? Маугли? Тарзан? Чушь, прости господи…

– Что-то не в порядке, Андрей Николаевич? – насторожился Генка.

– Да нет, вряд ли… – Он уже не чувствовал постороннего присутствия, мурашки под рубашкой рассосались, неужели почудилось? Годы идут, старость не за горами… – Все в порядке, Генка, – буркнул он. – Мерещится нечистая сила. Собираемся, едем в деревню…

В подкорке – настороженность к подобной публике. Кровавые жертвоприношения, зомби, встающие из могил, куклы вуду, зловещее отправление культа с неприятными последствиями для кое-кого… Бойся того, чего не знаешь. Вся эта чушь может оказаться далеко не чушью. И если уж нанесешь оскорбление этим людям…

Десантники притихли, посмурнели, а садясь в машину, стали прятать подальше свои трофейные пистолеты. В деревню въезжали уже через несколько минут. Поселение не выглядело процветающим. Компактно, никакой разбросанности. Широкий проезд, а вокруг него сбитые в кучку постройки. Вытянутые бараки, у каждого – веранды, подпираемые столбами, на верандах столы, стулья, проходы в жилища, завешанные тряпьем. Со стрех свисала солома, стебли тростника, увязанные пучками. Убогость, нищета, существование впроголодь. Видимо, духи, которым здесь истово молятся, снабжают островитян всем чем угодно, кроме того, что нужно для жизни. В разрывах между постройками стояли примитивные повозки, проржавевший остов древнего «Шевроле» без колес. В глубинах деревни кудахтали куры, кукарекал «прокуренным» голосом петух.

Не успели выгрузиться из машины, как стали объектом настороженного внимания – из открытых дверей высовывались чернокожие женщины – многие с непокрытыми головами, другие в алых платочках, напоминающих пионерские галстуки. Мужчины в майках и рубашках – худощавые, сухие, как отмирающие деревья. Объявился дохлый тип в бейсболке и серой рубахе до колен, пристально глянул на прибывших и пристроил на плечо старинную пищаль едва ли не Колумбовых времен. Чичо устремился к нему, начал что-то лопотать, доказывать. Тип в бейсболке с недоверием косился на десантников, которые в эту минуту были воплощением миролюбия и добродетели.

– Он говорит, что я уже был здесь, разговаривал с вождем Жискаром Люмбо, – транслировал Чичо. – Я пытаюсь ему объяснить, что вам тоже интересно, пропали ваши родственники, у вас безутешное горе, вы не хотите никому зла и просите помочь – может, они вспомнят еще что-нибудь…

– Давай в том же духе, Чичо, – кивнул Андрей. – Скажи, что мы желаем им процветания и благоденствия.

Вслед за типом с пищалью из жилища выбрался, опираясь на палку, морщинистый старец, что-то бросил сыщику. Вероятно, это и был так называемый вождь. Чичо подался к нему, принялся осыпать любезностями – судя по подобострастной физиономии. Из щелей под верандами выбирались чумазые дети – один другого мельче. Опомниться не успели, как они окружили растерявшихся десантников и машину, полезли на капот; кто-то забрался в салон, оседлал руль и «поехал», важно надувая губы. Андрея дергали за штанины страшные детишки с большими глазами, что-то лопотали, протягивали ладошки. Леха Крикун тупо смотрел, как кнопка с косичками-дредами – малютка, от силы год с копейками – забирается ему в карман на бриджах, гремит монетками, высунув язычок.

– Не прогоняйте их! – опомнился Чичо. – Пусть делают что хотят, вам хуже не будет. А если прогоните, на милость не рассчитывайте! – И снова принялся что-то доказывать морщинистому старцу.

К Андрею тянулись грязные ладошки, что-то мямлили беззубые рты. Подошла пожилая женщина с отвисшими грудями под растянутой майкой и тоже сунула ладошку, заворковала на языке, отдаленно напоминающем французский.

– Мужики, дайте им денег, – сообразил Андрей. – Давайте, не жмотитесь, фирма платит всем помаленьку. Пусть купят себе какой-нибудь жратвы…

Он принялся опустошать карманы, всовывая бумажные песо в простертые длани. Мгновенно вокруг него образовалась толпа – взрослые, дети, все тянули руки, галдели. Он раздавал купюры, уже не всматриваясь в их достоинство, товарищи занимались тем же. Генка при этом скорчил такую физиономию, словно сам просил милостыню. Денег больше не было; он виновато улыбался, выворачивал карманы, а к нему продолжали тянуться голодающие.

Старик, наблюдавший за этой сценой, покачал головой и что-то бросил Чичо. Тот принялся семафорить Андрею – за мной, мол. Они взбирались на веранду по скрипящим ступеням и пропадали во чреве бараков. Тонкие перегородки из тростника и фанеры, куцые коврики на полу, которые они предусмотрительно обходили, чтобы не испачкать. Худая негритянка, черная, как космос, кормила грудью младенца – зрелище душераздирающее. Ковылял одноногий старик – спешил перебежать дорогу, словно черная кошка. Пахло нечистотами, корой какого-то дерева, потом… Старик провел их через барак, спустились со ступеней во внутренний дворик. Андрей испытывал тошноту. Валялись кучкой отрубленные петушиные головы. Посреди двора возвышался синий столб, грудились несколько барабанов, окрашенных пестро и абстрактно, – они напоминали гигантские бочонки для игры в лото. В углу возвышался гладкий камень в половину человеческого роста, уставленный металлическими и каменными фигурками, похожими на людей, но с несуразными пропорциями, огромными жабьими глазами, вывернутыми конечностями. С фигурок свисали ленточки, клочки ткани. Там же стояли какие-то чаши, глиняные формочки.

– Алтарь вуду… – гулким шепотом пояснил Чичо. – Это талисманы… Здесь они проводят свои очистительные жертвоприношения, пляшут под музыку непристойные танцы. Называется хунфор – святилище. Столб – митан, дорога богов. Я однажды был свидетелем этой церемонии… Начинают барабанщики, каждый выстукивает что-то свое, ужасный диссонанс… Потом горланят песню-прошение к верховному духу: «Папа Легба, открой ворота, папа Легба, дай пройти…» Колдунья пляшет вокруг шеста, рисует струйкой воды из кувшина магический круг в честь папы Легбы, чтобы отогнать от людей злых духов. Помощники колдуньи посыпают пол мукой, чертят символы лоа – папы Легбы… Потом безумная пляска под барабанный бой – женщины должны быть в белых платьях, а мужчины в черных костюмах. Они тут нищенствуют, им есть нечего, но у всех есть белые платья и черные костюмы… Публика разогревается, впадает в экстаз, приносят петуха, рубят ему голову. Потом у них транс, ни черта не соображают, танцуют что попало – в это время на них нисходит благодать духов, они готовы встретиться со своим лоа…

В следующем бараке на тощей циновке лежала больная женщина, укутанная в покрывала. Вылитая мумия. Половина головы была голой, а там, где сохранились волосы, они висели безжизненными прядями. Старик опустился на колени, произнес несколько слов. Женщина кивнула, скосила глаза, скользнула пустым взглядом по пришельцам.

– Блин, в бою как-то уютнее… – поежился Проценко.

– Имеется свежая информация, – встрепенулся Чичо. – Благословенный Жискар Люмбо просит разрешения у достопочтенной Жозефины поговорить с ее сыном Пьером – он что-то видел. Жозефина, к сожалению, неизлечимо больна, не уследили за ней добрые духи, а может, прогневила их чем-то…

«Достопочтенная» Жозефина к истории отношения не имела – Андрей уже понял. Старик привел насупленного парнишку лет тринадцати с плутоватой мордашкой и ввалившимся животом. Четыре мускулистых мужика пацана не испугали, он смерил их пренебрежительным взглядом. Андрей вспомнил, что в заднем кармане джинсов осталась купюра в тысячу песо. Денежный знак мгновенно перекочевал в целеустремленную ладошку. Потом мальчуган и Чичо уединились в глубине барака и принялись шептаться, а десантники остались наедине с угрюмым старцем и умирающей женщиной, от которой уже исходил запах тлена.

Вернулся Чичо, теперь и его глаза плутовато поблескивали:

– Слушайте, господа, слушайте, Эндрю… Примерно неделю назад Пьер видел этот злосчастный автобус… Они с приятелями играли в мяч за озером Макоча – там у них что-то вроде площадки для игр. Мяч улетел в лес, и Пьер побежал за ним. А там узкая лесополоса, и он увидел, как вдоль опушки движется автобус. Он проехал совсем рядом, парень видел водителя – бледного, у того руки тряслись. Окно было разбито, из автобуса доносились крики… Здесь несколько старых дорог. – Чичо принялся загибать пальцы: – Одна через озеро Макоча на бывшую ферму Хосе Малагоса – она уже десять лет заброшена, и дорога такая же… Другая – к водопаду Аскориал, но туда давно отменили экскурсию – опасно, несколько раз автобусы срывались в пропасть еще в девяностые годы, дорогой тоже никто не пользуется… Третья – через деревню Ла Винья; восемь лет назад там была облава на незаконных иммигрантов, власти всех выгнали, а потом люди мафии за какие-то грехи сожгли деревню… Мы бы тыкались по этим дорогам неизвестно как долго…

– Мы могли найти следы от колес, – резонно заметил Андрей. Он запомнил рисунок протектора, оставшийся на дороге.

– Не получится, – возразил Чичо. – На прошлой церемонии общения с духами люди из деревни молили папу Легбу о дожде. И не поверите… – Чичо распахнул до упора глаза. – Нигде в округе дождя не было, а над деревней и немного севернее он пролился! Подошла громадная туча, выплеснула воду… На дорогах все раскисло, и не уверен, что мы найдем следы. Зато теперь мы точно знаем, куда поедем…

Старик раздраженно гримасничал, подавал какие-то знаки, словно отмахивался от назойливой мухи: уходите же отсюда, уходите! Сделали свое дело, получили чего хотели, ступайте прочь!

Никто не возражал – оставаться на «обед» в благословенной папой Легбой местности как-то не хотелось. Десантники прыгнули с крыльца, Крикун сунул в рот два пальца и разбойничьим свистом разогнал ребятню, разбирающую «Чероки» на запчасти.

– Приметы есть у автобуса? – спросил Андрей. – Ну, белый – понятно, здесь все автобусы белые. А еще?

– Не знаю, – простодушно пожал плечами Чичо. – Автобус… как это сказать по-русски… не очень вместительный. Номер неизвестен – фирма пропала, никто не скажет. Какая разница? Ты думаешь, Эндрю, что мы перепутаем этот автобус с другим – в той местности, где не водятся никакие автобусы? А-а, вспомнил… Автобус не новый, и на борту у него вот такая надпись, ее разглядел один из парней в деревне Умгуба – его когда-то обучали грамоте. – Чичо послюнявил зачем-то палец и вывел на пыльном капоте: «[e-mail]». – Это что-то связанное с автобусными перевозками. Возможно, этот автобус был закуплен в Испании…

Андрей рассмеялся. Все посмотрели на него с удивлением.

– А что смешного? – не понял Генка.

– Да так, не обращайте внимания, – отмахнулся Андрей. – Буква «j» в испанском языке читается как наша «х».

– Ну, что ж, отправляемся на поиски «нахерабуса», – деловито сказал Генка, запрыгивая на подножку.

– Внимание… – насторожился Андрей.

Чуткое ухо уловило урчание мотора. Он подал знак – подобрались, рассыпались. Урчание становился отчетливее, навязчивее, а затем за северной околицей деревни появился длинный, как Тянитолкай, размалеванный какими-то карнавальными мотивами джип, перегородил дорогу и встал. Он не въезжал в деревню, благоразумно оставался за ее пределами. Открывались двери, выбирались люди, увешанные оружием. В массе чернокожие, мулаты, но был там и белый – красовался выбритым до блеска черепом. Двое носили широкие камуфляжные штаны, подвязанные на лодыжках, свободно свисающие майки; кто-то – бриджи, кто-то шорты и расписные гавайские рубахи. Голову здоровенного мулата украшала пиратская бандана. Они сжимали оружие, но пока не спешили пускать его в ход: короткие «АКСУ» – десантные автоматы Калашникова, вездесущие «М-16» – автоматические американские винтовки. Грудь мулата в бандане перечеркнули разъемно-звеньевые пулеметные ленты, а на плечо он небрежно взвалил облегченный вариант американского пулемета «М-60» – популярного в 60-е годы, прозванного «свиньей» за несуразный внешний вид и недостатки конструкции. Враждебных действий вооруженные люди не предпринимали, двое встали у капота, остальные рассредоточились. Потянулся сизый табачный дымок. Прибыли эти «граждане отдыхающие», очевидно, не просто так – смотрели на десантников с любопытством, скалились, что-то обсуждали между собой. Семь рыл, насчитал Андрей. Холодок побежал по спине. Очередь из пулемета вдоль деревни – и можно выносить готовеньких. А они из своих маломощных полицейских «браунингов» даже не достанут до них…

Тихо стало в деревне, жители попрятались.

– О святой Доминик… – Чичо присел от страха и стал покрываться «трупными» пятнами. – Я так и знал, что они появятся… Это люди Адольфо Сабатеро, они выследили нас… Нам конец… – И пополз на корточках за ближайшие ступени.

«Во всяком случае, это доказывает, что мы на верном пути», – подумал Андрей. Он покосился по сторонам – десантники рассредоточивались, вынимали оружие. Крикун и Проценко спрятались за машину. Генка попятился к веранде, перебрался за перила и выдал оттуда бесспорную истину:

– Насыщенный выдался денек.

– Чего им надо-то? – проворчал Крикун.

– Проезд загородили, – фыркнул Проценко. – А что, здесь платные дороги?

– Намекают, что лучше нам поехать назад и не лезть не в свое дело, – предположил Генка.

– Сомневаюсь, – проворчал Андрей.

Он держал ухо по ветру и услышал, как подъехала еще одна машина – сзади. На южной оконечности деревни остановился другой джип – не такой пестрый, но весь увитый стальными трубами и с таким клиренсом, что, казалось, без усилий мог взобраться на вертикальную стену. Из джипа выгружалась аналогичная публика. Становилось ясно, что выпускать из деревни чужаков бандиты не намерены.

– Появляется интрига, – прокомментировал Генка. – Может, поговорить хотят? Так мы не против…

– В бой вступать невыгодно, – проворчал Проценко, – слишком много у них железа. Чем бы ни кончилась свалка, потери у нас будут, а что-то мне не хочется никого из вас терять.

– Могу предложить одно, – подал голос Андрей. – Если начнут стрелять, не разбегаемся кто куда, а валим дружно и целеустремленно вон туда. – Он кивнул на хлипкое строение по левую руку. – Собираемся и будем действовать вместе. В этих бараках пусть еще попытаются нас переловить… Чичо, у тебя как с идеями?

У омертвевшего от страха сыщика с идеями было худо. Он молился, скорчившись за крыльцом, и после каждой лицевой судороги его блестящая от пота физиономия меняла цвет.

В крохотных окнах мелькали испуганные лица, юркнул мальчишка под скособоченный фундамент. Вывалился на крыльцо возмущенный староста Жискар Люмбо, но седая женщина схватила его за плечи, оттащила в дом.

А за пределами деревни происходило что-то настораживающее. Между разрозненными отрядами бандитов, очевидно, имелась связь. Джип, застрявший на южной околице, тронулся задним ходом, съехал с дороги и пропал из вида. Оставшиеся люди принялись разбредаться, охватывая полукольцом южные подходы к деревне. Спустя минуту вдоль дороги на южной стороне никого не осталось.

– Черт… – ужаснулся Андрей. Как-то туговато он сегодня соображал. – Ходу, мужики!.. – И забросил ногу на крыльцо.

Свирепый шквал огня пронесся по дороге. Публика от расписного джипа строчила из всего, что у нее было! Воинственно орал мулат в бандане, разя от бедра из несуразного пулемета. Остальные, рассыпавшись в цепь, лупили из «калашниковых», из «М-16» и подбадривали себя криками. Свинцовый ураган накрыл деревенскую улицу. Пули взбивали пыль, кромсали столбы, на которых держались козырьки веранд, обрушивались на «Чероки», рикошетили во все стороны… Андрей свалился в пыль, прежде чем накрыло, зажал голову и ждал, когда утихнет накал стрельбы. Но огонь не унимался. Одни перезаряжали, другие в это время продолжали стрелять. Пулеметчик осатанело вырабатывал ленту на двести патронов, а кто-то, смешно подпрыгивая, волочил ему от джипа новую. Короткая передышка – сработала пружина, выбрасывая тело, – Андрей перекатился на веранду, ломая хрупкие балясины. Генка схватил его за шиворот, втащил на дощатый настил. Пулеметчик менял ленту – стреляли только автоматы. Оба, не сговариваясь, подались вперед и втащили на веранду бледного Чичо, теряющего последние признаки жизни. Метнулись от машины Крикун и Проценко, бежали, петляя, между фонтанами земли и пыли – зубы сжатые, глаза горящие. Какой уж тут жирок от гражданской жизни! Не бывает бывших десантников, как сказал один «знакомый» офицер полиции, отправленный Куприным на больничную койку. Особенно если жить хочется, как никогда не хотелось…

Проценко совершил гигантский скачок и с воплем «По-бере-гись, зашибу!!!» грохнулся на веранду, снося последние уцелевшие перила. Охнул, отбив плечо, треснулся лбом о картонную стену, которая почему-то устояла, а Проценко – нет, рухнул, схватившись за пораженный лоб, изумленно уставился в небо. Крикун, катясь колобком, оттолкнулся всеми конечностями от земли, плюхнулся на настил, который стал скрипеть и проседать. Что-то буркнул про то, что он давно уже не железный, и принялся выбираться из пролома.

Очень вовремя они простились с машиной! Град пуль обрушился на несчастный джип. Бились фары, разлетались фрагменты бампера, трещал и кособочился кузов. Дымился раскуроченный мотор. Пули крупного калибра терзали внутренности салона, и одна из них пробила дорогу в бензобак. Машина вспыхнула, как кусок газеты. Повалил густой чадящий дым.

На веранде тоже было неуютно. Слабостью зрения стрелки не страдали, разглядели, куда подались их мишени. Они перенесли огонь. Валились истерзанные пулями столбики, увлекая за собой карнизы над верандами, вспучивались, вставали дыбом доски полового покрытия. И вся эта «дрожь земли» приближалась к кучке растерянных десантников, которые просто не успевали ориентироваться в меняющейся обстановке.

Андрей опомнился первым. Еще секунды – и нашпигует свинцом, порвет на мелкие кусочки! Схватил за шиворот тормозящего Крикуна, поволок назад – и откуда взялись силы кантовать этого борова? Он что-то вопил, в духе «Не лежать, замерзнете!», пинками поднимал размечтавшегося Проценко, дубасил Генку, который никуда не собирался, рвал скальп одеревеневшему Чичо. Очнулись, вашу мать… С ревом затопали по половицам – где же эта окаянная дверь? А в проходе уже подпрыгивал малолетний старый знакомый по имени Пьер – вибрировал, как телефон, потел, показывал знаками: сюда, сюда…

С ревом идущего на посадку истребителя десантники вломились в дом.

Спина мальчишки мелькала перед глазами – он постоянно оборачивался, жестикулировал. Они бежали, запинаясь об убогую «рукотворную» мебель, топча предметы обихода, людей. Жители деревни жались к стенам, корчились в углах. Скалил последние зубы морщинистый старик с синяками вместо глаз, ковылял на руках безногий инвалид – туловище, обрезанное по бедренные кости, волочилось по полу. А за спиной вроде стало тихо, стрельба оборвалась…

Они уже были в этой части деревни. Двор, где учиняются зловещие, отнюдь не чайные, церемонии, зловонное прибежище больной Жозефины. Паренек прыжками носился вокруг Чичо, пытался донести до него не очень сложную мысль. Чичо сообразил, что судьба дарует шансы, опомнился, завертел головой:

– Эндрю! Пьер говорит, что может провести нас к крайнему дому на северной стороне; там есть старый подземный лаз, которым никто не пользуется – его беженцы с Гаити когда-то вырыли, чтобы спасаться от полиции. Он не уверен, можно ли там проползти, но в нем, по крайней мере, можно спрятаться. Но учти, если его найдут…

– Пусть ведет, – не раздумывал Андрей. Пробиваться к лесу было поздно, он чувствовал, что бандиты окружили деревню, а рисковать парнями, которых сам же «пригласил» в увеселительную поездку, было неприемлемо. На открытой местности вряд ли кто выживет.

Они бежали по крайним избам на западной стороне. Бараки были построены так, что из каждого строения в соседнее вел заколоченный досками проход – вроде того, как сцепляются железнодорожные вагоны. Трескучие ступени, мяукали кошки, запутанные лабиринты помещений, испускающие тошнотворные запахи нищей жизни. Спуск в сырую нору, источающую такую густую темень, что, казалось, ее можно потрогать руками. В двух шагах кудахтали куры, мечась за невидимой загородкой. Пьер, бурча под нос какие-то заклинания, непослушными руками пытался зажечь спичку, пока Генка не догадался активировать сотовый телефон, и другие – тоже. Сырые земляные стены, пронзительная вонь, лаз в растрескавшейся стене, стыдливо прикрытый истлевшей фанерой. Рваная нора около метра в диаметре – до отвращения черная, неприглядная, от одного вида волосы дыбом… «Тут-то нас и похоронят», – мелькнула паршивая мысль.

– Чичо, скажи спасибо парню… – прорычал он, устремляясь на четвереньках в неизвестность. – Долгих лет ему, здоровья, счастья, денег побольше. С удовольствием подкинули бы еще деньжат, но пустые уже, а банкоматы с собою не носим…

– Вот черт, – убитым голосом вымолвил Генка Тимашевский. – Ну, мы же не червяки…

И уже вползая в нору, Андрей слышал, как Проценко с матом утрамбовывает сыщика в лаз – похоже, у того обострилась клаустрофобия…

Это было что-то вроде ознакомительной прогулки в ад. Самый краешек ада, но впечатлений по горло. Сердце хладнокровного десантника сжималось от страха, кровь бурлила от избытка известного гормона мозгового вещества… Дышать здесь было нечем, земля сыпалась за воротник. Когда он касался головой верхнего края норы, с нее осыпались целые пласты, и он задыхался от ужаса, ожидая, что сейчас их погребет под завалом. Говорить было не о чем, старались размеренно дышать, не сбиваться с темпа – только шикали на Чичо, который то и дело тоскливо выл. К счастью, лаз был идеально прямым, не приходилось сворачивать. В одном месте обвалилась земля, пришлось сделать остановку, разгребая руками холодную глину и равномерно распределяя ее по проходу. Тащились дальше, теряя счет минутам, пройденным метрам, потерянным нервным клеткам…

На завершающем этапе снова месили ссохшуюся глину, разбивали ее рукоятками пистолетов, пинали пятками. Наконец их терпение было вознаграждено. Экраны телефонов освещали выстланный брусьями створ, крышку люка, сбитую из досок. Кряхтели всем составом «подразделения», высаживая ее плечами, – крышка вросла в землю почти намертво. Даже Чичо путался под ногами, изображая посильную помощь. Оторвали, отбросили, полезли вверх, сжимая пистолеты, – страшные, вымазанные с ног до головы…

Солнце уже садилось, растекались сумерки. Они находились на поляне, заросшей стелющейся травой и окруженной древовидным кустарником. В какую сторону податься? Поначалу не нашлись – где тут деревня, где джунгли? Сколько проползли под землей – двести, триста метров? Андрей замешкался, очищая испачканный ствол, и выпустил на мгновение инициативу.

– Туда, – прохрипел Крикун, тыча пальцем в просвет между кустами.

– Не… – засомневался Чичо.

– Я тебе дам «не»! – Леха сжал кулак и поводил им перед носом ни в чем не повинного сыщика. Тот следил за его кулаком, как следит пациент за кончиком пальца невропатолога. – В меня, как в голубя, встроен компас, понял, да?

И, опережая всех, с глухим рычанием полез вперед – без малейшего соображения, что и зачем он делает. «Вредно находиться под землей, – думал Андрей, пробираясь за товарищами. – Стоит вылезти, и просто теряешься…»

Картина называлась «Здравствуй, бабушка». Пятеро мужиков, кряхтя, нанося непоправимый вред тропической флоре, вывалились из кустов… и каждый испытал мучительное желание оторвать крылья «голубю со встроенным компасом». В пяти шагах пролегала дорога, спасительные джунгли остались за спиной. Перед носом – деревня, превращенная в сито молодчиками, безвкусно размалеванный джип и спины семерых отморозков, вооруженных по самое не горюй. Поздно, не убраться! Андрей молниеносно оценил обстановку, разбросав варианты по полочкам. «Бандидос» не стреляли, ждали – очевидно, основные силы, подошедшие с юга, зачищали деревню. Вот обернулся один на шум, обернулся другой – вытянулась изумленная физиономия, украшенная шрамами. Ну, красавцы, ей-богу… До банды метров тридцать.

– Батальон, в атаку!!! – услышал он собственный дрожащий от волнения голос и первым помчался в бой – огромными скачками, перелетая кочки, вопя во всю глотку что-то непотребное, страшное.

И как бальзам на душу – отметил, что не один он такой, – взревели за спиной товарищи, бросились на врага, вскидывая пистолеты. Бандиты выбирались из спячки, обменивались растерянными криками, метались. Двое вскинули автоматы, передернули затворы. Андрей целился на бегу, давил на спусковой крючок, выпуская пулю за пулей. И вокруг него грохотали выстрелы – товарищи дружно открыли стрельбу.

Ответного огня не было, все произошло мгновенно. Незадачливый стрелок закусил от боли губу, рухнул на колени, выхаркивая кровь. Другой – тот самый «европеоид» с лысым черепом – отлетел к боковой дверце, сполз на подножку, выпучив глаза. Налетели, как тайфун – пошатнули, смяли «боевые порядки». Патронов уже не оставалось, все истратили, пока бежали, – пистолеты «браунинг» данной модели не славятся вместительными обоймами. С ревом прыгали на врага, били головами, кулаками, ногами. Уж это умели, истосковались руки за тяжкий период безвременья! Громила в бандане мелькал перед глазами; выкрикивая испанские ругательства, схватил с капота неповоротливый пулемет с остатками ленты и попытался пристроить его к бедру. Он успел бы, но тут Андрей ускорился, прыгнул, изворачиваясь в полете, послал в грудину обе пятки, отбился от земли обеими руками, чтобы не сломать себе позвоночник. Могуч был здоровяк, но удар потряс его до последней косточки. Он продолжал стоять, лишь немного попятился, сдавленно икая; грудина была проломлена, из горла, пузырясь, хлестала кровь. Пулемет свалился под ноги.

Добивать это чудо было некогда. Куприн уловил движение краем глаза – мускулистый негр, разъяренный, орущий, замахнулся, чтобы вбить ему в висок приклад. Андрей ушел под руку. Зацеп изнутри под мышкой, боковой удар пяткой по колену – словно переламываешь палку, прислоненную к стене. Разбойник катался по земле, орал нечеловеческим голосом – откуда взялся нож в руке? Факир, не иначе. Замахнулся, не вставая… Истошный визг на «фальшивой» ноте, и пробегающий мимо Чичо пнул чернокожего по кисти, выбив лезвие, а Андрей одним тычком, рухнув на колено, отправил «факира» в нокдаун.

– Чичо, спасибо, буду должен! – проорал он. Черт его знает, успел бы он увернуться от ножа…

Заваруха стихала. Крикун, закусив губу от усердия, колотил башкой о стальной бампер уже потерявшего сознание мулата – увлекся боец, а может, задумался о чем-то. Проценко выдернул устрашающий трофейный нож из горла истекающего кровью трупа, озадаченно посмотрел на труп, на нож, на темнеющее небо… Генка придавил коленом своего противника – академично, по науке, – и самозабвенно выворачивал из сустава руку, одновременно пытаясь накормить землей. В бандита уже не лезло, он задыхался, глаза вываливались из орбит, но Генка старался. Потом, увидев, что все закончено и остальные с любопытством на него смотрят, бросил это дело, отправил противника в сон рубящим ударом по загривку и поднялся, какой-то смущенный.

Свалился громила, до сих пор ухитрявшийся стоять. Хрустнули ребра, впившиеся в жизненно важные органы, кровь полилась из горла.

– Бум, – прокомментировал Проценко.

– Ну и ну… – почесал затылок Крикун, удивленно озирая поле брани. – А чего это мы?.. Они же первыми начали, да?

– Заметь, Леха, тебя никто ни в чем не упрекает, – сказал, отдышавшись, Андрей. И добавил под истеричный хохот десантников: – Голубь ты наш с компасом…

Больше всех случившееся произвело впечатление на Чичо. С пугливым восхищением, открывая рот и тут же закрывая, он таращился на русских десантников, на разбросанные по поляне тела. Четыре покойника, трое безнадежно «больных». Один из раненых, получивший мощное сотрясение мозга, дрожащей рукой вытаскивал из кармана сотовый телефон. Кому он, интересно, хотел позвонить? Движение явно было неосознанным. Андрей нагнулся, отнял телефон и вставил в карман на молнии.

– Отлично, девочки, мои поздравления. Разбираем оружие и…

Заключительная сцена затянувшегося акта! Их обнаружили. Траву вспорола тугая автоматная очередь. Бросились врассыпную. Чичо споткнулся о брошенный пулемет, шмякнулся и заорал дурным голосом, принялся кататься по земле, схватившись за ногу! Андрея отнесло в канаву. Наглотавшись земли, он сделал рывок, завладел бесхозным «АКСУ» – оружие привычное, разбирал за шесть секунд, собирал за девять, поражал любую цель на дистанции пятисот метров, распластался за бугром и стал ловить мишени. Быстрое движение глаз – свои не пострадали: Проценко залег с аналогичной штуковиной. Генка решил соригинальничать – вооружился винтовкой «М-16» и теперь корячился с ней в канаве, как с клюкой. Боец спецназа США, блин… Крикун куда-то полз, оттопырив задницу, Чичо, подвывая, катался по земле…

От деревни мчался джип, набитый «махновцами». Бандиты орали и вели огонь из раскрытых дверей. Метались по ветру сальные волосы – метис торчал из люка, долбил короткими очередями и молодецки улюлюкал. Несколько человек выбежали из барака на западной стороне деревни, рассыпались в цепь, немного полежали и принялись перебегать. Джип уже был близко, ощетинился огнем – шальные пули летели, не разбираясь. Разверзлись черные пасти, сверкали глаза безжалостных тварей. Огонь из автоматов почти не причинял им вреда – Андрей ругнулся сквозь зубы: не автомат, а жалкое китайское подобие, разброс пуль жутчайший. Можно с сомнением относиться к продукции отечественного производителя, но автомат российской сборки решительно не способен на такие безобразия! Кажется, Проценко неплохо отстрелялся – плешивый мужик, орущий громче прочих, отвалился от машины, покатился в водосток.