Воин Бездны

А было ли изобретение? Дело в том, что составной самолет известен еще с 1916 года, причем построили его в Англии для борьбы с немецкими дирижаблями. Возможно, что в 1931 году в Советском Союзе об этом не было известно.

В одном из последующих полетов, когда вместо Вахмистрова в кресло второго пилота ТБ-1 сел командир эскадрильи А. Р. Шарапов, чуть не произошла катастрофа. «На расчетной высоте,– вспоминал летчик-испытатель НИИ ВВС, Герой Советского СоюзаП.М.Стефановский,– в строго установленное время (на самолетах отсутствовала телефонная связь между членами экипажей. – Прим. авт.) Залевский подал Шарапову сигнал – отцепить истребители. Следовало сначала открыть задние замки, чтобы освободить хвосты И-4, затем – передние <…> и отделиться от бомбардировщика. Рукоятки, с помощью которых открывались передние замки, располагались внизу, в проходе между первым и вторым летчиками. И Андрей поторопился: на самолете Чкалова он раньше заднего замка открыл передние.

Чкалов тут же это почувствовал: хотя шасси и освобождено, хвост по-прежнему на «привязи». Стремительно растет подъемная сила. Сейчас последует петля вокруг закрепленного хвоста и… Валерий Павлович мгновенно оценил создавшееся положение и немедленно среагировал. Он резко дал руля, открыл крепление заднего замка и, сильно вогнув колесами верхнюю обшивку (крыла. – Прим. авт.) бомбардировщика, унесся в свободный полет».

Все завершилось благополучно, ведь Чкалов фактически спас не только изобретение Вахмистрова, но, возможно, и жизни участников эксперимента.

«Самолет-звено» первоначально состояло из тяжелого бомбардировщика ТБ-1 и двух истребителей И-4 на крыле

Эффект от применения «Самолета-звена» проявился спустя десять лет в самом начале Великой Отечественной войны. А пока шли испытания первых вариантов этой летающей «этажерки».

История И-4, на котором Валерий Павлович совершил немало испытательных полетов, началась осенью 1925 года. Тогда, когда отделу АГОС ЦАГИ выдали задание на создание самолета-истребителя И-4, получившего в КБ обозначение АНТ-5. В свою очередь Туполев поручил эту работу бригаде П. О. Сухого.

Согласно требованиям заказчика, самолет должен был развивать скорость до 260 км/ч при посадочной не более 100 км/ч, подниматься на высоту 5000 метров за 12 минут и иметь потолок 8000 метров. Дальность полета не задавалась, но его продолжительность на номинальном режиме работы двигателя требовалась не менее 2 часов 15 минут. Вооружение – четыре 7,62-миллиметровых пулемета «Виккерс».

Цельнометаллическая конструкция планера в совокупности с звездообразным двигателем воздушного охлаждения «Юпитер-IV» компании «Гном-Рон» мощностью 420 л. с. позволила создать самый легкий истребитель, почти полностью удовлетворявший требованиям заказчика.

По схеме И-4 был полуторапланом, у которого одно крыло было значительно меньше другого, с самой низкой удельной нагрузкой на крыло (59 кг/м2), что способствовало снижению радиуса виража. Выше была и тяговооруженность. Как и у предшественников, созданных под руководством Туполева, самолет имел гофрированную обшивку из кольчугалюминия.

Первую опытную машину построили летом 1927 года, и 10 августа М. М. Громов выполнил на нем первый полет. Испытания доработанного самолета И-4 бис с 480-сильным мотором М-22, начавшиеся в июле 1928 года, показали, что максимальная скорость возросла на 17 км/ч, возросла скороподъемность, а время виража сократилось до 11 секунд и не уступало другим отечественным истребителям. Единственное, в чем И-4 уступал ранее принятому на вооружение И-3, так это в скорости.

Самолет строился серийно на московском заводе № 22. С 1929-го по 1931 год было выпущено 177 машин с двигателями М-22. И-4 состоял на вооружении ВВС РККА до 1934 года.

Истребитель И-4 с мотором М-22. Длина – 7,28 м, размах крыльев – 11,45/5,7 м, площадь крыльев – 23,8 м2. Взлетный вес – 1427 кг. Максимальная скорость – 231–250 км/ч. Время набора высоты 5000 м – 5,83 мин. Дальность полета – 840 км. Практический потолок – 7120 м. Вооружение – два пулемета калибра 7,62 мм

Впервые возможности «Самолета-звена» подтвердились в ходе войсковых испытаний, когда имитировали воздушный налет на Киев. На подходе к нынешней столице Украины (этот статус город получил в 1934 году) с авиаматки стартовали истребители сопровождения, прикрывавшие ее вплоть до полигона, где было выполнено учебное бомбометание. Но дальше опытов дело не пошло. ТБ-1 морально устарел, и эксперименты продолжили на четырехмоторном бомбардировщике ТБ-3. Последним вариантом «Самолета-звена» стал составной пикирующий бомбардировщик (СПБ), представлявший собой аэросцепку ТБ-3 и двух истребителей И-16, под крылом каждого из которых можно было подвесить по две бомбы калибра 250 кг. Сегодня можно предположить, что СПБ стал альтернативой пикирующему бомбардировщику ПБ (АНТ-57), разрабатывавшегося под руководством А. Н. Туполева в тюремном ЦКБ-29 и предназначавшегося для борьбы с английскими кораблями. Только этим и можно объяснить внезапное прекращение работ по ПБ в начале 1940 года. Но война с Соединенным королевством не состоялась и СПБ довелось совершить лишь несколько боевых вылетов, но по иным целям.

Дело в том, что в годы Второй мировой войны одним из основных поставщиков нефтепродуктов Германии была Румыния. Ее 15 нефтеперегонных заводов давали немцам свыше семи процентов нефтепродуктов. Если учесть, что основными потребителями нефти были кригсмарине и люфтваффе, то уничтожение нефтеперегонных заводов, хранилищ и нефтепроводов привело бы к значительному сокращению активности немецких войск на советском фронте.

С самого начала Великой Отечественной войны этому вопросу уделялось большое внимание. Самолеты дальней и фронтовой авиации периодически наносили удары по нефтеносным районам Румынии. Однако транспортная артерия, связывающая их с портом Констанца, продолжала действовать. Самым уязвимым считался участок нефтепровода, проложенного по нижнему ярусу Черноводского моста через реку Дунай.

Мост для авиации является крепким «орешком», особенно если он прикрывается истребительной авиацией и зенитной артиллерией. Все попытки разрушить его с помощью бомбардировщиков Ил-4 и Пе-2 не дали положительных результатов. Поэтому решили использовать для этой цели СПБ, принятый на вооружение незадолго до войны.

Составной пикирующий бомбардировщик с истребителями И-16, под крыльями которых подвешивались по две 250 кг авиабомбы

Его первое боевое применение состоялось ночью 10 августа 1941 года, когда с одного из крымских аэродромов в сторону Румынии стартовали два ТБ-3 18-й транспортной эскадрильи ВВС Черноморского флота с подвешенными истребителями 32-го истребительного авиаполка. Не доходя до цели, в районе Георгиевского гирла, дали команду на отцепку И-16. Расчет был верным – высокая скорость и малые размеры истребителей в сочетании с внезапностью определили успех операции – все восемь 250-килограммовых бомб точно поразили цель. Спустя три дня налет повторили. В результате этой операции Черноводский мост и нефтепровод бездействовали несколько месяцев.

В создание СПБ внес свой вклад и Валерий Павлович Чкалов.

Глава 5

Летчик-универсал

В те годы у летчиков-испытателей не было четкой специализации, практически все они были универсалами. Испытатели одинаково владели истребителями, бомбардировщиками, разведчиками, легкими связными и учебными самолетами. Не стал исключением и Чкалов, освоивший в 1931 году помимо И-4 истребители И-5 и И-6, самолет первоначального обучения У-2, разведчики Р-3, Р-5 и Р-6, тяжелые бомбардировщики ТБ-1 и ТБ-3, а также опытные тяжелые штурмовики ТШ-1 и ТШ-2 Д. П. Григоровича.

«С типичным представителем испытателей-универсалов,– рассказывал П.М.Стефановский,– я познакомился перед первым полетом на ТБ-1… Встретились мы на аэродроме (Центральный аэродром имени М.В.Фрунзе в Москве.– Прим. авт.). Коренастый, в добротном комбинезоне на лисьем меху, он с добродушной улыбкой на крупном обветренном лице выслушал мой доклад о прибытии в его распоряжение и махнул рукой в сторону самолета. Залезай, дескать, чего там официальничать.

Это был Валерий Павлович Чкалов… В летных кругах о нем отзывались тогда как о крайне своеобразном летчике, рубахе-парне, замечательном товарище.

Я как-то сразу поверил ему, своему первому инструктору в тяжелой авиации. Такой отдаст все, что знает сам, не станет распекать из-за мелочей, не выставит перед начальством, если где промашку дашь. Да и какие промашки можно допустить на этом аэроплане? Лег на маршрут, установил скорость и следи за курсом, подправляй на снос.

…Мы заняли свои места в кабине. Чкалов как бы между прочим спросил:

– Истребитель?

– Истребитель.

– Тогда поехали.

На взлете Валерий Павлович плавно прибавил оборотов обоим моторам, и тяжелая машина легко, без напряжения поднялась в воздух. За штурвалом Чкалов сидел спокойно, словно за чашкой чая. «Оно и понятно, – подумал я, – к чему волноваться: бомбардировщик устойчив в воздухе, не вильнет, не кувыркнется, как ястребок…» Совершенно неожиданно самолет вошел в глубокий вираж. А до земли было метров триста, не больше. Безупречно выполнив несколько фигур, Чкалов резко поднял нос корабля, плавно убрал газ и перевел машину в крутое пикирование. Что он делает, черт! Земля стремительно приближается. С беспокойством и укором смотрю на своего инструктора: мы ведь не на истребителе! А он «пьет чай».

Вот уже до земли не более пятидесяти метров…

Деревенские домишки, разрастаясь, лезут в глаза. Еще секунда – и…

Взревев моторами, самолет рванулся вверх, легко развернулся и перешел в горизонтальный полет.

В голове у меня – сумбур. Бомбардировщик, а такой маневренный! С восхищением смотрю на Чкалова.

– Понял? – спрашивает он, широко улыбаясь. В ответ согласно киваю головой.

– Давай сам.

Так сразу? А инструктор уже полностью освободил штурвал:

– Ну!

Высота – триста метров. Закладываю не менее глубокие виражи, потом поднимаю нос самолета, плавно сбрасываю газ и по-чкаловски энергично бросаю машину в пикирование. Кажется, не самолет несется вниз, а сама земля мчится ему навстречу. Не ощущаю ни громадных размеров, ни тяжести корабля. Высота уже сто пятьдесят, сто метров… Пора! Самолет пружинисто ломает кривую полета и взмывает вверх.

– Хорошо! – по-волжски окая, одобрил Валерий Павлович. – Понял. Иди на посадку.

После второй посадки Чкалов освободил командирское кресло, и лицо его снова расплылось в улыбке.

– Лети сам, – сказал он. – Мне тут делать нечего».

Зимой 1932 года в НИИ ВВС приехала итальянская делегация, которой надо было продемонстрировать возможности нашей техники. Показывать бомбардировщик ТБ-3 должен был Стефановский, а демонстрировать истребитель И-7 было некому, так как Александр Анисимов находился в командировке, а Чкалов отсиживал свой срок на гауптвахте. Выхода не было, и комбриг Адам Залевский приказал освободить Валерия Павловича досрочно.

«Наш ТБ-3, – рассказывал Стефановский, – находился уже в полной готовности. На «приколе» его держала лишь облачность. Если бы она чуть поднялась, мы тут же взмыли бы в небо заканчивать прерванную программу высотных испытаний.

На экипировку экипаж затратил всего несколько минут. В летном обмундировании с парашютами за плечами не спеша идем к самолету. Рассказываю товарищам о том, что слышал от комбрига про итальянцев.

Смотрю, кто-то сломя голову, прямо по снежной целине, несется нам наперерез. Комбинезон распахнут, шлем – набекрень, парашют – в руках. Конечно же, Чкалов! Догоняет.

Улыбаясь, по-мальчишески радостно кричит:

– Амнистия вышла! Но Батя сказал, что в другой раз он в случае чего прибавит мне пару-тройку суток.

Любит Чкалова Адам Иосифович Залевский, ценит. Потому и держит в ежовых рукавицах, не дает спуску.

Валерий зыркнул глазами вверх:

– С тысячу будет? – Это он о границе нижней кромки облаков.

– Не больше.

– Хорошо, – проокал Чкалов. – Ох и хорошо! Ну, чего тянетесь? Шире шаг, бомбовозы! Покажем иностранцам русский характер!

Валерий был весь – порыв, неудержимое стремление вперед и ввысь. Были бы крылья – тут же от нас ринулся бы в небо. Именно в этот момент я так выпукло и многогранно увидел его – волжского богатыря с широченной душой и молодецкой удалью, с неутолимой жаждой летать и неукротимым стремлением совершать что-то необыкновенное.

Чкалов понимал, что уж сегодня-то он сможет развернуться вовсю. Выполнение фигур высшего пилотажа на минимальной высоте будет его главным козырем. Но только нынче, во время показательных полетов. А завтра, в обычной рабочей обстановке, его за это не только не похвалят, а накажут – те самые трое суток подкинут.

В назначенное время мы запустили моторы и прямо со стоянок пошли на взлет. Внизу, на фоне чистого снега, чернела группа людей, ради которых каждый из нас обязан был взять от машин все, на что они способны, полностью отдать полету свои знания, опыт, силы, волю.

Летчик-испытатель П. М. Стефановский

Чтобы я не мешал Чкалову выполнять пилотаж на вертикалях, мне предложили работать на стометровой высоте. Поэтому не довелось видеть, какие фигуры выписывал Валерий. Да и обстановка не позволяла отвлекаться. Когда под самолетом всего сто метров, особенно не развернешься на тяжелом четырехмоторном корабле. И все-таки надо было что-то показать итальянцам, чтобы стереть с их лиц так запомнившиеся надменные улыбки.

Решаюсь делать глубокие виражи вокруг сбившихся в кучку иностранных наблюдателей и сопровождающих их наших представителей. Накренив самолет на 60–70 градусов, описываю одну за другой замкнутые кривые в горизонтальной плоскости. Ровно, без натуги гудят моторы. Сдается, не машина кружится над заснеженным полем, а аэродром под ней, превратившись в огромную белую тарелку с черным узорчиком в центре… Вспомнилось чкаловское «чаепитие». Кстати, где он? Жаль, не вижу его. Время полета подходит к концу. Неужели придется садиться, не сумев сделать ничего особенного. А что, если?.. Руки сами потянулись к рычагам управления двигателями. Два из них смолкли, винты их замерли. На двух моторах проношусь над иностранцами, делаю крутой разворот и захожу на посадку.

Следом за мной садится Чкалов. Нас представляют руководителю итальянской авиационной делегации.

– Мы объехали всю Европу и Америку, – говорит он, – но таких самолетов и таких летчиков, как ваши, нигде не видели…»

К 1929 году все основные отделы НИИ ВВС значительно усилились в техническом отношении, а роль института в создании новейшей авиационной техники существенно возросла. В то же время база для расширения института в условиях Москвы отсутствовала. Не менее важным было и соблюдение режима секретности, что противоречило его соседству с гражданским аэропортом. К тому же испытания происходили на глазах у многих нежелательных наблюдателей. Все это потребовало скорейшего перевода испытательной базы за пределы столицы.

В соответствии с этим в 1929 году возле подмосковного города Щёлково началось строительство аэродрома, служебных и жилых помещений. Эта работа затянулась почти на три года, и поздней осенью 1932 года москвичи стали свидетелями грандиозного зрелища – незапланированного воздушного парада. С Центрального аэродрома имени Фрунзе на Ходынке один за другим взлетали самолеты разных типов. Построившись в длинную колонну, которую лидировал ТБ-3, самолеты взяли курс на подмосковное Щёлково.

Часто пишут, даже в официальной историографии НИИ ВВС, что ТБ-3 пилотировал В. П. Чкалов. «Клюнул» на это и я. Но впоследствии выяснилось, что Чкалов в том полете скорее был на правом кресле, но никак не в командирском, поскольку у него не имелось соответствующего допуска. Более того, Г. Ф. Байдуков как-то поведал, что когда он впервые предложил Чкалову полететь через Северный полюс в Америку, то Валерий Павлович ответил:

– Но ведь я истребитель!

Это и можно считать косвенным подтверждением, что Чкалов в командирском кресле столь тяжелого корабля никогда не сидел.

Что касается истории НИИ ВВС, то, скорее всего, в угоду политическим амбициям она была немного подправлена.

Так в соответствие с приказом по НИИ ВВС № 103/359 от 10 ноября того же года началось перебазирование института на новую площадку. Приземлившись на новом аэродроме, Чкалов и не подозревал, что стал открывателем своей земли. Но произошло это почти пять лет спустя, весной 1937 года, когда Валерий Павлович получил всеобщее признание. А пока Чкалов совмещал работу летчика-испытателя с отбыванием наказаний за недисциплинированность на гауптвахте, что не могло не вызывать недовольство командования института и ВВС.

Тяжелый бомбардировщик ТБ-3 с моторами М-17 ф мощностью по730 л. с… Длина – 24,4 м, размах крыла – 39,5 м, площадь крыла – 230 м2. Взлетный вес – 17 047 кг. Максимальная скорость – 198 км/ч. Время набора высоты 3000 м – 19,62 мин. Дальность полета – 2588 км с бомбовой нагрузкой 2500 кг. Практический потолок – 3800 м. Вооружение – шесть пулеметов калибра 7,62 мм. Экипаж – девять человек

Как я уже говорил, летные книжки Чкалова, похоже, никто из исследователей так и не видел. Но, согласно опубликованным воспоминаниям летчиков-испытателей, в его послужном списке числился самолет-истребитель И-7. Этот самолет, принятый на вооружение ВВС Красной Армии, был единственный в стране, строившийся по лицензии, приобретенной в Германии. В 1926 году, после реорганизации отечественной авиапромышленности в «Авиатрест», был принят трехлетний план опытного строительства новых самолетов. Несмотря на то что к тому времени в КБ Н. Н. Поликарпова и в ЦАГИ разрабатывались перспективные истребители И-3 и И-4, Управление ВВС решило подстраховаться и заказало немецкой компании «Хейнкель» разработку истребителя-биплана с рядным двигателем жидкостного охлаждения BMW VI. Самолет получил обозначение HD-37. Весной 1928 года опытные экземпляры машины были построены и после заводских испытаний отправлены в Советский Союз в НИИ ВВС, где ведущим летчиком-испытателем был А. И. Жуков. Чкалову же на И-7 доводилось выполнять лишь отдельные задания, причем на серийной машине.

Военные летчики-испытатели выявили ряд дефектов истребителя, и главным из них стало стремление самолета к переходу в плоский штопор. Несмотря на все неудачные попытки избавиться от этого порока и учитывая преимущество доработанного варианта машины, получившей в Германии обозначение HD-43, по сравнению с отечественным И-4, ее запустили в серийное производство. С 1929-го по 1934 год советская авиапромышленность сдала ВВС 131 машину И-7.

Истребитель И-7 с мотором М-17. Длина – 6,95 м, размах крыльев – 10/8,5 м, площадь крыльев – 25,87 м2. Взлетный вес – 1792 кг. Максимальная скорость – 291 км/ч. Скороподъемность у земли – 9,65 м/с. Дальность полета – 700 км. Практический потолок – 7200 м. Вооружение – два пулемета калибра 7,62 мм

Вот на этом самолете Чкалов своим пилотажем, фактически на предельных режимах и привел в восторг итальянскую делегацию.

Казалось, переход в НИИ ВВС, где иногда стирались грани между полетами по уставу и рискованными экспериментами, Валерий Павлович должен был постоянно «выплескивать» избытки своей энергии. Но неугомонный, а порой и неуправляемый характер летчика, то и дело давал о себе знать, и самым мягким наказанием для него была гарнизонная гауптвахта.

«Однажды,– рассказывал автору Нестор Максимович Сенькин, один из ведущих специалистов института по радиооборудованию,– мне предстоял полет, связанный с проверкой новой радиостанции. Свободных летчиков не было и пришлось вызволять с гауптвахты Чкалова. Не успели мы взлететь, как Валерий Павлович в переговорную трубку стал кричать:

– Как, ты уже завершил свои эксперименты?

На что последовал ответ – Нет!

Так повторялось несколько раз. Когда же я сказал, что все, пора идти домой, началось светопреставление. Одна фигура высшего пилотажа сменялась другой, и все это в стороне от посторонних глаз. Когда же Чкалов угомонился и взял курс на свой аэродром, я не смог даже облегченно вздохнуть. А после полета мне на несколько дней прописали постельный режим в госпитале».

«Чкалов был прекрасный летчик-истребитель,– вспоминал сотрудник НИИ ВВС, а после войны заместитель А.Н.Туполева Леонид Леонидович Кербер,– я бы сказал даже, что он был прирожденный истребитель. Как о летчике-испытателе, о нем этого не скажешь. Здесь он выглядел гораздо слабее. Однажды я присутствовал при такой сцене. Чкалов вернулся из испытательного полета. Конструктор (не помню точно, кто это был – Поликарпов или Томашевич) попросил его высказать впечатление о полете, о машине. Чкалов махнул рукой: «Мура!» На этом оценка была окончена, а конструктор и его помощники остались в состоянии молчаливого недоумения. Он мог точно так же вылезти из самолета и на вполне естественный вопрос: «Как слетали?» поднять вверх большой палец и сказать «Во!» И опять же такой ответ являлся исчерпывающим.

Громов, например, после каждого полета составлял подробнейший письменный отчет о проведенной в воздухе работе. А потом мог еще разъяснить и дополнить свои впечатления в разговоре со специалистами. Мне за многие годы пришлось иметь дело с двумя десятками летчиков-испытателей. Все они старались донести по возможности более полную информацию о поведении машины и ее агрегатов, не ограничиваясь каким-нибудь одним, ничего не выражающим словом. Для Чкалова этого было вполне достаточно. Он был летчик в чистом виде, но не вдумчивый аналитик-испытатель. Во всяком случае, такой вывод сложился у меня и некоторых моих коллег. Мы, конечно, были в ничтожном меньшинстве, потому что все вокруг были совершенно очарованы гениальным вождем и его несравненным героическим учеником».

Инженер по радиооборудованию Н. М. Сенькин (крайний справа) на одном из фронтов Великой Отечественной войны

В начале 1930-х годов военные вновь обратились к опыту штурмовых ударов самолетами, полученному во время Первой мировой войны. В нашей стране, развивая концепцию бронированного штурмовика, были разработаны тяжелые двухместные штурмовики-бипланы ТШ-1 (ЦКБ-4) и ТШ-2, ставшие первыми отечественными машинами такого назначения. Оба самолета оснащались 500-сильными двигателями БМВ-VI.

Первый из них взлетел в 1930 году, а второй – в 1932-м. До НИИ ВВС дошел лишь ТШ-2, в испытаниях которого, видимо, в качестве летчика облета участвовал и Чкалов. Оба штурмовика вследствие неудовлетворительных летных данных так и остались в опытных экземплярах, а идею самолета-штурмовика, после включения бронекоробки, защищавшей мотор и экипаж, в конструктивно-силовую схему, впервые в нашей стране удалось реализовать в Ил-2.