Помоги проекту - поделись книгой:
Все лето встречали мы потом в этом месте лосиху, но одну, без малышей...
Наши лосята подрастали. Стоило войти к ним в помещение, они тут же сбегались: самые нетерпеливые поднимались на задние ноги, тычась своими мордашками прямо в лицо и требуя молока. Зато, заслышав шум трактора, настораживались и, если он приближался, бросались искать защиты у девушек-лосеводов.
Тракторист Витя Гуляев привозил ветки берез и рябины: малышам уже, кроме обычной порции молока, полагался зеленый корм.
Вскоре лосят стали приучать к групповому кормлению. Мы сколотили из досок кормушку с прорезями для бутылок и прибили ее к стене на высоте около метра от пола. По сигналу рожка лосят впускали в «столовую», и они опрометью бросались каждый к своей бутылке. Не обошлось и без недоразумений. Малыши сначала не могли понять, что молоко можно получить где-то еще, а не из рук человека. Первый урок выглядел так: Анатолий Павлович Михайлов, научный сотрудник, с бутылкой молока шел к кормушке, а за ним бежал лосенок. Бутылка закреплялась в прорези кормушки, но проходило какое-то время, прежде чем самые понятливые замечали соску в новом месте и хватали ее. Другим же приходилось соску вставлять в рот силой. Но со второго урока новую поилку освоили все.
На прогулках лосята доставляли массу хлопот девушкам-лосеводам — Лене и Марине. В прогулочном дворике у малышей было несколько мест, к которым их притягивало точно магнитом. В центре площадки торчал старый пень, вокруг которого почти не было травы и виднелась земля. Вот эту землю с удовольствием и ели лосята: растущий организм таким путем пытался удовлетворить потребность в солях и микроэлементах, которые содержатся в почве. Но Анатолий Павлович опасался инфекций, и девушкам строго-настрого было приказано следить, чтобы лосята «земли не ели». Поэтому каждая прогулка напоминала карусель. Лена или Марина отгоняли от земляных проплешин самых нетерпеливых, они убегали, но на их место тут же устремлялись другие; и вскоре по площадке носилась вся группа...
Иногда малыши начинали играть. Игры эти скорее напоминали борьбу. Лосята брались «перебодать» кого и что угодно: одинокую березу, друг друга и даже своих воспитательниц. А однажды такая игра закончилась слезами человека. Анечка, дочь одной из сотрудниц, сидя на корточках, гладила лежащего лосенка; в этот момент к ней осторожно, прижав уши, стал подкрадываться другой, тихоня Янычар. Подойдя сзади вплотную, он огляделся, подождал и, неожиданно вскинувшись на задние ноги, передними толкнул девочку, а потом отскочил в сторону и с невинным видом принялся жевать рябиновую ветку.
Трудно сказать, была ли то игра или в малыше сработал инстинкт: точно так же передними ногами взрослые лоси бьют друг друга, волка и собаку, словом, любое существо, представляющееся, видимо, им опасным.
А как же живут взрослые лоси на ферме? Лосих здесь немногим меньше двадцати; самцов — несколько двух-трехлеток, которых держат в отдельных загонах, откуда те время от времени уходят в лес. Большее стадо прокормить в районе Сумарокова затруднительно, поскольку кормовая база все же ограничена.
Первое время меня поражала способность людей на ферме различать лосей: все они казались мне «на одно лицо». Но через несколько дней я уже узнавал Мирку, лосиху, широко известную в окрестных деревнях. У нее была очень тонкая шея и постоянно опущенные уши, которые она еще плотнее прижимала к голове, когда подходила к человеку, чем приводила в трепет людей, знавших об этом признаке агрессивности. Мирка дежурила у сельмага и, когда старушки выходили с хлебом, тут же направлялась к ним. Нужно ли говорить, что люди предпочитали от нее откупаться?!
...Дважды в день звучал сигнал рожка, и из динамиков над лесом и полями неслось:
— Аза, Азуля, скорей сюда, скорей, моя хорошая! — Полина Николаевна не произносила слова, а пела их.
— Арка, Ара!— И так по алфавиту до самой последней, Яхты.
Где-нибудь далеко от Сумарокова поднимала голову лосиха, прислушивалась и неторопливо шла на голос, другая трусцой бежала через поле, а самые нетерпеливые уже сновали вдоль забора, ожидая, когда их впустят в загон.
Наконец их впускали. Полина Николаевна вводила первую в станок, сделанный из оструганных жердей, ставила ведро с картошкой (успокоительное средство и подкормка одновременно), мыла вымя, массировала его и лишь затем включала доильный аппарат.
Молока лосихи дают немного, но от Люськи Полина Николаевна надаивала до семи литров в день.
Лосиное молоко — продукт удивительный. Густое, как сливки, с жирностью до 14 процентов, оно обладает целым рядом целебных свойств, в том числе и бактерицидными. Один из эпизодов фильма мы снимали в гастрологическом отделении больницы при Ярославском моторном заводе. Разговаривали с больными, которых лечили лосиным молоком, и с теми, кого уже вылечили, и, конечно, с врачом — большим энтузиастом этого метода профессором Глебом Николаевичем Пропастиным. Как и все, кого непосредственно касалась проблема одомашнивания лося, он был влюблен в это животное. Говорил о лосе восторженней поэта и верил, что человек поможет лосю сделать первый шаг к нам, людям, и что со временем лось будет отвечать на доброту и дружбу как лошадь или собака.
...Наступил сентябрь, период гона. На ферме стали появляться лоси-дикари. Красавцы с тяжелыми рогами робко выглядывали из кустов и, если рядом не было человека, направлялись к ферме. Наши лосихи вели себя сдержанно и не уходили далеко от фермы. Тем не менее стали образовываться пары.
Ученые-физиологи исследовали брачное поведение лосей и устанавливали родословную будущего молодняка. Пока что с родословной дело обстояло довольно просто: большинство лосят на ферме появилось на свет от Рваного Уха.
Его левое ухо, разорванное надвое, вероятно, в одной из схваток, позволяло легко отличать этого крупного самца от остальных рогачей, населяющих окрестные леса. Последние пять лет этот лось поддерживал на ферме железный порядок, разгоняя в брачную пору своих конкурентов. С биологической точки зрения в этом ничего хорошего не было, так как генетический фонд на лосеферме не обновлялся, но... Рваное Ухо оставался доминантом среди быков. К людям он относился снисходительно, не избегал их общества и не проявлял признаков агрессивности.
Среди новых рогачей, появившихся осенью в районе фермы, был один, который особенно выделялся своей мощью; кроме того, у него были огромные лопатообразные рога. В конце сентября между ним и Рваным Ухом произошел бой (Юрию Александровичу удалось снять его от начала до конца). Эта длинная схватка закончилась победой Лопача. Раненый в живот, хромая, Рваное Ухо с трудом покинул поле сражения. О том, что поединок был жестоким, говорила кровь на траве и сломанная осина.
Лопачу победа далась слишком дорогой ценой, и в тот же день он бежал из Сумарокова, уступив место хозяина другому пришельцу, самцу с рогами «о пяти отростках».
Но Рваное Ухо не мог смириться с поражением и уже через сутки после боя встретился с этим лосем. То был последний поединок Рваного Уха. При вскрытии на теле его обнаружили три смертельные раны, причем первая была получена еще в битве с Лопачем; неправильно сросшиеся ребра рассказали о многочисленных давних схватках.
Так что этот могучий зверь не был излишне миролюбивым, как мне казалось вначале, просто он не видел в человеке врага даже в самый яростный период, во время гона.
Тогда же, осенью, у нас на глазах произошел удивительный случай. Утром Полина Николаевна спешила на дойку — ее, как всегда, сопровождала Ямайка. В это время на лесной прогалине появился рогач. Увидев лосиху, он немедленно направился к ней, но потом, испугавшись человека, остановился и замычал. Ямайка заметила его, но ни на шаг не отстала от своей хозяйки. Тут Полина Николаевна что-то шепнула ей в ухо, и та бегом, я бы даже сказал, с радостью, бросилась к рогачу — и они скрылись в лесу...
Я рассказал об этом случае Саше Минаеву. Он, подумав, ответил:
— Лоси, воспитанные человеком, способны на удивительный контакт. Но нам еще непонятен мир лося, пределы сообразительности животного, его интеллекта. Но даже, если мы еще чего-то не знаем, из этого не следует, что это нечто вовсе не существует, так ведь?
Замечу, что и Екатерина Митрофановна и Юрий Александрович более скептически относятся к способностям лосей, считая, что многие «чудеса» объясняются случайными совпадениями либо появлением и закреплением определенных рефлексов у дикого животного. Хотя среди лесных копытных лоси могут считаться довольно способными.
Прошел год. Казалось, можно и забыть Сумароково. Но весной, когда должны были появиться малыши, меня вновь потянуло туда.
И вот я иду через поле к знакомой ферме. Первым, кого я увидел, была Люська. Я позвал ее. Она подняла голову и пошла мне навстречу. Может быть, узнала...
Опасный перекресток
Пэм Соло протягивает мне брошюрку с отчеркнутыми строчками: «...Денвер был разрушен ядерной бомбой в 3 часа 42 минуты... Общее число жертв составило примерно полмиллиона человек... Город был полностью превращен в радиоактивную пыль, сожжен. Опасность радиоактивных осадков для окружающих районов еще не установлена... По всей стране нарастает паника...»
— Страшновато? — грустно улыбается Пэм.— Но Денвер действительно подвергается ядерному нападению. Осуществляет его не какой-то там внешний враг, как в этом фантастическом сценарии, который и был написан, чтобы драматизировать эффект ядерной бомбардировки следствие утечки радиации с завода Роки-Флэтс. Находятся и другие свидетельства опасности. Хотя производство окружено завесой секретности, известно, что с момента пуска в начале 50-х годов на заводе произошло свыше 200 аварий.
В 1969 году в результате вспыхнувшего на заводе пожара Денвер действительно чуть не превратился в кучку радиоактивного пепла — город был на грани ядерного взрыва.
Еще в 1974 году «Американские друзья на службе общества» совместно с другими организациями образовали «Группу действий Роки-Флэтс». Своей целью группа считала разоблачение находящейся под боком угрозы, создание общественного движения за разоружение и мир, за американского города. Нападениям наш город и штат подвергает наше собственное правительство. Пригород Денвера — Роки-Флэтс — пожалуй, наиболее типичная болевая точка на совести всей страны. Гонка ядерных вооружений пронизывает всю нашу жизнь. Подготовка к ядерной войне — неотъемлемая часть экономической, политической, социальной системы штата Колорадо. И потому Роки-Флэтс — одновременно и местная угроза, и угроза глобальная...
Разговор этот с Пэм Соло и другими активистами происходит в денверском отделении организации «Американские друзья на службе общества». В получасе езды отсюда расположено местечко Роки-Флэтс, где на заводе, принадлежащем федеральному правительству, но эксплуатируемом корпорацией «Рокуэлл Интернэшнл», производят плутониевые детонаторы для американских ядерных бомб. Там же сейчас занялись по приказу Рейгана изготовлением «сверхгуманного» оружия — бомбы нейтронной.
В чем же заключается угроза местная? Мне показывают фотографию свиньи, у которой отсутствуют задние конечности. Это генетическое закрытие завода-монстра. Участники ее проводили семинары, конференции, лекции, агитировали «от двери к двери», чтобы как-то поднять уровень самосознания населения.
Собрали образцы почвы во дворах домов, соседствующих с заводом. Упаковали землю в пластиковые мешочки с указанием адресов жителей и отправили в конгресс США, требуя провести исследование, выяснить содержание плутония.
Начиная с 1976 года участники движения ежегодно выпускают у завода сотни воздушных шаров с надписью: «Этот шар был запущен у завода по производству ядерного оружия в Роки-Флэтс. Вы живете по ветру от Роки-Флэтс, где производится радиоактивный плутоний. За 20 с лишним лет существования завода отмечались неоднократные утечки радиоактивного плутония в атмосферу». Это тоже привлекло внимание общественности к движению.
В дни годовщин варварских бомбардировок американской военщины в Хиросиме и Нагасаки у Роки-Флэтс стоят пикеты демонстрантов.
— Мы стараемся связать обе опасности, которые исходят от Роки-Флэтс, воедино. Угрозу здоровью и безопасности на местном уровне с опасностью существованию всего человечества. Сегодня от нас, живущих в штате Колорадо, зависит, будет ли у нас будущее, доживем ли мы до завтра.
Надо сказать людям, что опасность, вытекающая из подготовки к ядерной войне, неразрывно связана с опасностью самой ядерной войны...
«Штат столетия» и коровий город
Вашингтон далек от Роки-Флэтс и Денвера. Далек по человеческим заботам, хотя всего часов через пять полета от столицы под крылом уже стелются горы, плато, равнины, блестки озер, нитки бесчисленных рек штата Колорадо. Среди голубой паутины глаз тщится различить главные артерии — реки Саут-Платт, Репабликан и Колорадо, что питают водный бассейн Миссисипи—Миссури.
У отрогов Скалистых гор, пересекающих штат Колорадо с севера на юг, и приютился Денвер, столица «штата столетия». Видно, чистый горный воздух, хрустальная родниковая вода, аромат хвои в свое время представлялись предкам атрибутами долгожительства. Помимо прочего, город был основан в год столетия Соединенных Штатов.
Колорадо причисляют к подлинному Дикому Западу. Отсюда в 70-х годах прошлого столетия донесся призыв: «Отправляйся на Запад, парень!» Время сохранило до наших дней имя его автора, нью-йоркского журналиста Гораса Грили. Он основал в Колорадо фермерскую колонию и звал других разделить с ним пьянящую утопию простоты, бескорыстия и братства. Но идеалы проповедника добра потонули в крови. Соотечественники словно вознамерились извести друг друга под корень во время следовавших одна за одной «лихорадок» — сначала «золотой», а потом «серебряной».
Но братоубийство — белый против белого — не шло ни в какое сравнение с истреблением коренных жителей Колорадо — индейцев, с незапамятных времен населявших горные склоны.
Поселенцы-искатели, готовые схватиться друг с другом на ножах или кольтах, забывали о взаимной ненависти, чтобы сообща, еще более люто, вырезать индейцев арапахо и чейенов. Об этом вынужденно свидетельствуют американские историки, отнюдь не склонные уличать свою страну в геноциде коренного населения.
И в последующие десятилетия протянулась лужами крови история штата: теперь уже история американского капитализма. Убийства из-за закрытия серебряных рудников сменялись убийствами из за прав на владение железными дорогами. В 1914 году у города Тринидад произошла битва между углекопами и охранниками шахтовладельцев, снова обагрившая воды колорадских рек.
Бури страстей человеческих, пронесшиеся над этой землей, оставили свой след и в характерах денверцев.
— Знаете,— говорит Пэм Соло,— у нас в штате всегда ценилась стой кость или, говоря сегодняшним язы ком, выживаемость.
Столицу штата Колорадо называют «коровий город». Прозвище это — дань былым временам, когда по денверским улицам поселенцы гоняли стада. В наши дни город забит стадами автомобилей. Вместе с предприятиями они довели степень загрязненности городского воздуха до страшного уровня. Правда, в дни моего приезда природа неожиданно потеснила скопления смога, и газеты почти с нежностью называли его «коричневым облачком».
Но методы самоутверждения искателей счастья, выживших, устоявших, такие же, как и в давние времена. В романе Гора Видала «1876 год» один персонаж делится секретами своего успеха:
— Неужели все они думают, что мы добыли все это богатство, эти железные дороги и эти фабрики, просто ходя в церковь? Черта с два, мы добыли все это, перерезая друг другу глотки и крадя все, что плохо лежало...
Традиционная для США схема «деньги—влияние—власть» здесь заметна сразу: на весь город отбрасывает неверный отблеск 37-этажная башня «Денвер Петролеум Клаб», клуб для избранных нефтепромышленников. Здесь ведут деловые переговоры, заключают сделки, пуская в ход шестизначные суммы.
— Мы переживаем нечто вроде синдрома «золотой лихорадки». Это просто счастливый случай, что Денвер настолько идеально расположен по отношению к залежам энергоресурсов. Отсюда можно дотянуться и до урана Нью-Мексико, и до угля Монтаны. Это — как плацдарм бизнеса — так благодушествовал в «Нефтяном клубе» Пит Рогэн, «джентльмен на гребне удачи», перед журналистами. Упакованный в серую фланель, он не только сам «выглядит на миллион долларов», но и располагает несколькими миллионами, сделанными на нефти.
На вопрос, что дает денверский плацдарм городу, его жителям, мистер Рогэн делает широкий жест, охватывающий и здания из стекла и стали в центре, и богатые окраины.
Иного ответа я не ждал. Так было всегда. Форды и Рокфеллеры, дюпоны и меллоны всегда старались придать своим грабительским приемам вид приличия.
«Клапан», выпускающий пары социальной напряженности, однако, все чаще отказывает, не выдерживая бурного процесса поляризации между теми, кому дано все, и теми, кто всего лишен.
Денверские краски резки, словно на черно-белом негативе. Через город лежат дороги на горнолыжные курорты, и вдоль дорог — заманчивый блеск красивых вещей, легких денег. Но не приглашены на этот праздник негры, чиканос, индейцы, составляющие более четверти населения города. Их проблемы устойчивы, как Скалистые горы. Во все времена независимо от бума или процветания безработица среди этих людей находится на высоком даже по официальным стандартам уровне. Отчаяние рождает протест, и местные газеты пестрят данными о скачкообразном росте преступности.
Но мистер Рогэн уходит от ответа:
— Конечно, это проблема. Я бы сказал, проблема величиной с кита. Рядом с ней неуютно себя чувствуешь. Но так скроен мир. А потом, мы живем сегодняшним днем, наше будущее — сейчас...
И ни слова о тех, у кого нет «сейчас», нет настоящего, нет будущего. Для кого дойные коровы успеха пасутся по ту сторону стены. А за стену эту попадает лишь тот, кто имеет «правильный» цвет кожи и «правильное» социальное происхождение...
«Жизнь — не репетиция»
Тротуары, вагоны поездов, метро, автобусы, стены домов Денвера — словом, все досягаемые плоскости, испещрены надписями. Одна, на мосту, привлекала лаконичным глубокомыслием: «Вам дана только одна жизнь, и она — не репетиция!»
Мне показалось, что мысль, выраженная в надписи, связана с колорадским бытием, отражая его, пожалуй, главные специфические особенности.
В годы второй мировой войны, когда американские ученые вели интенсивные поиски «абсолютного оружия», именно в Колорадо были обнаружены залежи урана и молибдена. Именно с тех пор судьба штата — более чем когда либо прежде под чинилась интересам высшей политики, вершимой за тысячи миль, в Пенптагоне. Близ Денвера было открыто крупнейшее в стране предприятие по переработке урановых концентратов. В самом Денвере разместилась военно-воздушная база Лоури город внутри города — с сотнями зданий; здесь созданы арсеналы ядерного оружия, нервно-паралитического газа. И тут начались «репетиции».
Начиная с 1962 года город стали сотрясать одно за другим землетрясения. На помощь терявшимся в догадках и напуганным жителям при шли ученые. Они установили, что колебания почвы вызваны... работами по уничтожению под землей устаревших отравляющих веществ.
Несмотря на возмущение общественности, Денвер стал складом Пентагона. В этом опорном пункте, входящем в общенациональный военно-ядерный комплекс, проводят исследования, разрабатывают, испытывают, собирают и накапливают все более изощренные средства массового уничтожения. Весь ядерный комплекс охватывает 10 штатов.
Опустел и превратился в город-призрак Лидвилль, пробавлявшийся на цветных металлах,— усилившийся экономический кризис вызвал резкое сокращение их добычи. Еже годно колорадские фермеры выстраивают свои тракторы и двигаются на Вашингтон, протестуя против полнейшего пренебрежения к их нуждам со стороны правительства штата, поглощенного более всего добычей урана, нефти, газа.
В Колорадо-Спрингс, втором крупнейшем после Денвера городе штата, осенью этого года открывается центр космического командования США для «консолидации деятельности в космосе военно-воздушных сил и подготовки к осуществлению там военных операций». В погоне за миражами военного превосходства над Советским Союзом именно в Колорадо Пентагон разрабатывает сценарии «звездных войн».
«Тот, кто контролирует космос, сможет держать под прицелом весь земной шар» — этой надписи нет пока на склоне горы Шайенн у Колорадо-Спрингс. Но в соседстве с усеявшими гору мачтами штаба Объединенного командования аэрокосмической обороны Северной Америки (НОРАД) и комплексом оповещения о ядерном нападении жители Колорадо-Спрингс чувствуют себя, мягко говоря, как на вулкане. Ведь все эти объекты не только не дают никаких гарантий на защиту, но сами становятся мишенями.
Первое, о чем я думаю, когда раздается сирена гражданской обороны, это мои дети. Если будет война, наш город обязательно погибнет. А я даже не успею добраться до них, чтобы взглянуть напоследок. И кто только все это придумал? Роузи, горничная в отеле, где я остановился, в сердцах хлопает пылесосом об пол.
«Тихий колорадец»
Перед отъездом захожу в номер к телевизионщикам из Эй-Би-Си. Выбросив из чемодана вещи, они набивают их банками пива.
— Вещички отель пришлет, репутация обязывает. А вот пива такого в Нью-Йорке не достанешь,— смеется репортер, подкидывая запотевшую банку.
Среди ценителей пиво «Курс», сваренное на родниковой воде Скалистых гор из баварского хмеля, калифорнийского риса и колорадского ячменя, пользуется популярностью. Но до поры до времени компания «Адольф Курс» умышленно ограничивала его продажу лишь западными штатами.
Конкурентам-торговцам со скандалом удалось добиться постановления, запретившего компании контролировать продажу пива. Тогда и выплыл пред очи теле- и фотокамер хозяин фирмы —- Джозеф Курс, отпрыск пуританской семьи пивных королей. Его владения включают пивоваренную фирму, компанию по производству пивных банок и рисоводческую. В семейной вотчине огромные угодья, фермы животноводческие и по выращиванию ячменя. Процветают его же предприятия по добыче угля, автогрузовым перевозкам, строительству, проектным разработкам... В Колорадо и Орегоне он владеет еще двумя фирмами, специализирующимися на выпуске керамики, одна из них поставляет Пентагону детали для носовых конусов ракет и спутников-шпионов.
В США, конечно, есть тузы и покрупнее, и не это заинтриговало публику, когда свет скандальной «паблисити» озарил персону Курса. Оказалось, Курс давно заправляет целой политико-идеологической империей, мощно представленной в вашингтонских «коридорах власти». На пивные деньги колорадского короля основана и функционирует «фабрика консервативной мысли» — крайне правая организация «Фонд наследия». Они же питают «Совет за спасение свободного конгресса» помогают получать ключевые посты в «Национальной ассоциации промышленников», в «Национальной федерации независимых предпринимателей». Под контролем Курса находится исследовательская комиссия республиканской фракции палаты представителей конгресса США. По нотам Курса поет организация «Христианский голос», финансируемая им и включающая 187 тысяч верующих. Даже дома, устроившись с банкой холодного «Курса» перед телевизором, американцы потребляют еще один продукт пивного короля — телерепортажи, которыми его же «Телевижн ньюс инкорпорейтед» снабжает крупнейшие телекомпании США.
Идеи телепроизведений этой службы просты до примитивности, но прилипчивы как грязь. Америку надо спасать от безбожного коммунизма, вырывать либерализм с корнями. Первоочередная задача страны «быстрое и сенсационное перевооружение», которое даст возможность диктовать СССР американскую волю. Разрядка — «детант» мол, слово чужеземное, которое нельзя произносить в приличном обществе.
«Христианский голос» рассылает по всей стране миллионы писем, в которых призывает паству выступать против любых соглашений с СССР, поскольку они-де закрепляют за ним «военные преимущества».
Вот такую отраву варят вместе с пивом в империи колорадского «жучка», который сейчас неофициально, но сверхактивно, «ориентирует» своего давнего закадычного друга... президента Рейгана!
За годы работы в Вашингтоне на пресс-конференциях, в коридорах конгресса я частенько видел моложавого человека в академических очках. Это Пол Уэйрич, главный агент координатор миллионера Курса в Вашингтоне. О хозяине он говорил, что называется, с придыханием:
— Его имя должно быть занесено в Красную книгу. Таких людей в стране больше не осталось.
Один из тысяч
Именно они, подобные Курсу, дорвавшись до власти, делают столь тревожной жизнь миллионов американцев. Таких, как Роузи, Пэм, как Боб Робертсон, 25 летний денверец.
С ним случай свел меня позже, в Вашингтоне.
Отстояв у ограды Белого дома ночную «вахту протеста», Боб рано появился на «эллипсе» — зеленой лужайке за президентской резиденцией. Здесь уже собралась гигантская толпа — делегаты Денвера и Хьюстона, Питтсбурга и Чикаго, Сан-Франциско и Нью-Йорка, городов Висконсина, Нью-Джерси, Мичигана и Миннесоты. Разноцветная, многоликая волна протеста готовилась захлестнуть центральные вашингтонские кварталы. Боб — один из организаторов демонстрации.
Выступление назначено на полдень, все готово. Можно забежать в закусочную «Джинос». Это недалеко. Приглаживая рыжую копну волос, Боб оживленно рассказывает, потягивая кока-колу:
— Символично — уже третье десятилетие подряд начинается с антивоенных протестов. В 60-е годы мои родители участвовали в антивоенных маршах. Они рады, что я продолжаю их дело. Сейчас, когда стране навязывают милитаризм, разве можно молчать, оставаться равнодушным?
В отличие от Роузи, его землячки, оставшейся наедине со своими страхами, Боб пришел в активное антивоенное движение, ясно осознав, что молчание отнюдь не всегда — золото. Он и сейчас говорит во весь голос:
— Не знаю, что напишет завтра пресса. Но не свидетельство ли настоящих настроений американцев наша демонстрация? Со всей страны нас сегодня собрались десятки тысяч. Они-то совершенно определенно выступают против милитаризма! Ничто так не далеко от правды, как ссылки на «американское мнение», когда им прикрывают гонку вооружений... Помнишь линкольновские слова: «Можно все время обманывать одного человека, можно некоторое время обманывать многих людей, но невозможно обманывать всех людей все время»?
Размашисто вышагивая вниз по 14-й улице к «эллипсу», Боб убежденно рубил ладонью воздух:
— А еще кто-то верно сказал, что лучше быть активным сегодня, чем радиоактивным завтра. В этом и есть смысл наших маршей...
Миллионы Маркнейкирхена
Девушка шла по городу, по горбатой улочке, сжатой двух-трехэтажными домами. Мостовая резко спускалась долу и снова взмывала вверх, чтобы упереться в гору.
Поделиться книгой: