Помоги проекту - поделись книгой:
Общими усилиями советские геологи нашли сирийцам нефть, фосфориты и еще кое-что. Издали геологические карты района съемок. Некоторые, в том числе Владимир и Евгений, защитили кандидатские диссертации.
А время шло. На орбите побывало полтора десятка землян.
Козлов припоминает, что как-то в пустом разговоре на вопрос, что бы ему очень хотелось сделать, он неожиданно ответил: «Сравнить фотографии Земли и Луны, посмотреть, что это сравнение могло бы дать с геологической точки зрения». Однако он понятия не имел, где можно взять лунные снимки. К счастью, его собеседник был членом Географического общества, и не только членом, но и активным деятелем. Он познакомил Козлова и Сулиди-Кондратьева с нужными людьми, которые достали карты и снимки Луны. Здесь все и началось.
Надо сказать, что поначалу это была самодеятельность в чистом виде. Ими двигало обычное любопытство, слегка, может быть, окрашенное профессиональным интересом. Однако работа постепенно увлекла. Более того, появилась обратная связь — углубленное изучение фотографий и материалов по Луне помогло эффективнее заниматься своим делом — дешифрированием аэрофотоснимков.
О первых результатах было доложено на Всесоюзном совещании по проблемам планетологии в Ленинграде в 1965 году.
Доклад делал Козлов. В Ленинграде он пробыл всего лишь день: надо было срочно возвращаться в Москву и заканчивать подготовку к экспедиции на Чукотку. Но для его дальнейшей судьбы это был очень важный день.
На совещание были приглашены зарубежные ученые и среди них — один из ведущих американских специалистов по Луне, Дж. Грин. Сообщение американца «Возможные земные аналогии лунной поверхности» имело большой успех. Случилось так, что у Грина не оказалось квалифицированного переводчика, и переводил ему доклад и сообщения Козлов. Причем они тут же оживленно обсуждали все, что им казалось наиболее интересным.
В тот день Козлов узнал о Луне очень много нового. А как известно, знания, умноженные на интерес, ведут к новым знаниям. После Ленинграда он понял, что тектоника Луны, строение ее коры, занимает его вполне серьезно.
— Поехали к Сулиди, — решительно сказал Козлов. — Без него вряд ли тебе удастся понять, что, как и почему.
Пока мы ехали в метро, Козлов успел завершить краткий обзор истории взглядов на происхождение нашего естественного спутника.
— Вот только неизвестно, спутник ли это, — он хитро покосился на меня.
— Почему же неизвестно? — Я знал, что неизвестно, но все же спросил: — А как же иначе?
— Просто. Земля — Луна — двойная планета. Все спутники меньше своих планет в тринадцать-сорок раз, а Луна почему-то всего в четыре. Такой феномен должен настораживать.
— А собственно, почему это вас с Сулиди-Кондратьевым так волнует? — Я продолжал игру.
— Разве не ясно? — он уловил тон. — Прежде всего надо разоблачить одного гоголевского героя, который утверждал, что Луна обыкновенно делается в Гамбурге, — Козлов улыбнулся. — Кроме того, для нашей работы это один из узловых вопросов. В основе использованного нами метода лежит предположение об идентичности. Если это неверно, то первая тектоническая карта Луны не что иное, как очередной научный нонсенс, свидетельство чрезмерного человеческого честолюбия.
— А если все же верно?
— О, тогда это еще один микрошаг на пути познания истины. Мы с Евгением, разумеется, принадлежим к тем, кто оптимистически смотрит на всю проблему, и наша точка зрения подкреплена довольно солидными фактами. Кстати, есть фотогеологическая карта Аравии, сделанная американцами. Сравнивая ее со снимками Луны, мы обратили внимание, что древние щиты Земли и лунные материки очень похожи. Отсюда вывод об аналогичности строения коры обоих космических тел, и дальше — мысль о единстве происхождения и одинаковости развития. А если это так, то Луна может помочь расшифровать некоторые сложнейшие загадки земной геологии. Все почти очевидно. Три четверти нашей планеты покрыто водой. Пробурить глубокую разведочную скважину в районе океанской впадины по затратам близко к лунной геологической экспедиции. Вот и считай, какой путь продуктивней.
Поезд мчался в Измайлово. Я подумал: да, все почти очевидно. Как быстро изменились категории допустимого! В 1949 году вызывала сомнение целесообразность всего лишь кабинетного рассмотрения истории развития поверхности Луны. Сегодня геолог готов отправиться за 384 тысячи километров от Земли, чтобы получить ответ на волнующий его вопрос...
Время уплотнилось. Его сегодняшние возможности приблизились к вчерашней фантастике. В земных лабораториях уже изучены образцы из семи различных районов лунной поверхности. Скажи десять лет назад, за прожектера приняли бы — из семи! А вот теперь лунные образцы на Земле, и никого это не удивляет.
Калий-аргоновый метод позволил довольно точно определить возраст пород, доставленных с далекой Селены. Он колеблется от трех до четырех с половиной миллиардов лет, что примерно соответствует возрасту древних пород Земли. Тщательный химический анализ лунных образцов показал, что это базальты — изверженная порода, в которой преобладают минералы типа плагиоклаза, пироксена, ильменита, оливина. Интересная деталь — грунт, доставленный автоматической станцией «Луна-20» из континентального района, состоял в основном из анортозитовых пород, содержащих главным образом полевые шпаты, шпинель и другие минералы. Это свидетельствует о серьезном различии процессов формирования «лунных континентов» по сравнению с «лунными морями».
Однако в отличие от земных пород в лунных образцах полностью отсутствуют хотя бы какие-либо водосодержащие включения. Видимо, воды на Луне не было никогда. Кроме того, лунные породы отличаются от земных слишком большим количеством редких элементов. Процент содержания в них хрома, титана и циркония позволяет снять с обсуждения гипотезу образования Луны из земного вещества.
И все же, несмотря на обилие материала, пока не прояснился ни один из основных вопросов, связанных с проблемой происхождения системы Земля — Луна. По словам известного советского специалиста в области физики Луны доктора наук Б. Ю. Левина, заголовок статьи в одном научном журнале «Отсутствие согласия об эволюционных моделях» достаточно наглядно иллюстрирует положение дел. Получилось так, что полеты к Луне и лунные экспедиции, дав ответы на несколько вопросов, возбудили десятки новых. В числе важнейших и такой: что представляет собой тектоника Луны, каково строение ее коры?
У Сулиди-Кондратьева в кабинете висела такая же тектоническая карта Луны, как у Козлова и какая теперь есть у меня. Странно, если бы ее тут не было.
— Женя, — сказал я, — вот Козлов утверждает, что в основе желания сделать эту карту лежит элемент случайного.
— Совершенно неверно! В данном случае мы — жертвы закономерных процессов развития общественного мышления. Когда на протяжении ряда лет чуть ли не ежемесячно тебя оповещают о каком-нибудь важном полете на Луну с хитрой программой, тебе ничего другого не остается, как думать о Луне. А если ты геолог, то, естественно, думаешь о лунной геологии, или, вернее сказать, о лунологии. Добавь к этому занятие аэрофотосъемкой — и желание сравнить земные фотографии с лунными возникает само собой. Вот посмотри, — он протянул мне оттиски нескольких статей, — это первые публикации по тектонике Луны. Наши с Козловым публикации. Потом от слов мы перешли к делу, к самой карте. И здесь неоценимую помощь нам оказал Юрий Яковлевич Кузнецов — один из ведущих специалистов в области геологического дешифрирования. Так что ничего случайного. Геолог, и только геолог, занимающийся дешифрированием аэрофотоснимков, мог прийти к мысли о возможности такой работы и, главное, ее необходимости. В 1968 году на Международном геологическом конгрессе в Праге мы с Володей должны были делать доклад по этой карте. К сожалению, доклад не был прочитан: нас послали в Алжир на геологическую съемку. Опять три года было не до Луны.
— Я смотрю, вы между Землей и Луной буквально разрываетесь.
— Нет, ты не прав, — в разговор вмешался Козлов, — я же тебе говорил, одно очень дополняет и очень помогает другому.
— А главное, — перебил его Сулиди, — оттачивает методику. Ведь что такое наша карта? Научный прогноз на основе общих геологических и космогонических построений. Но вот на Землю были доставлены первые образцы лунного грунта и сделан их анализ. Оказалось, что некоторые наши предсказания подтверждаются довольно точно. То есть получено доказательство правильности и универсальности используемого метода, что позволяет говорить о применении его и в других целях. Кстати, данные о Марсе свидетельствуют в пользу общности строения этой планеты и строения Земли и Луны. Так сказать, открывается новое широкое поле деятельности. И уж здесь-то глубокие геологические знания в сочетании с пониманием общих закономерностей формирования планет будут иметь самое первостепенное значение.
— О, Евгений готов лететь даже на Марс, только бы получить еще одно подтверждение правильности своих прогнозов. — Козлов, улыбаясь, протянул мне еще один оттиск статьи, написанной им с Сулиди-Кондратьевым.
Я прочитал: «Решение главных проблем селенотектоники, связанных с дальнейшим выяснением структуры и истории тектонического развития Луны, будет способствовать познанию происхождения основных геоструктурных элементов земной коры на основе сравнительного метода, предполагающего общность развития планетных тел земной группы».
— Сказано немного длинно, но мысль ясна.
Евгению этого показалось мало, и он добавил:
— Ты обрати внимание на главное — все взаимосвязано. Изучение проблем одной области науки помогает получить ответы на вопросы, возникающие в другой. Нам сейчас почти ничего не известно о жизни Земли в первый миллиард лет. А это чрезвычайно важный со всех точек зрения отрезок. Получить сведения о нем, пусть косвенные, мы можем с помощью геологических исследований на Луне. И не задавай лишних вопросов. Геологическая деятельность Луны протекает невероятно медленно. Там все происходит, как говорится, в час по чайной ложке. Если же наша планета и ее естественный спутник — ровесники, а это практически доказано, то изучение геологии Луны позволит реставрировать картину прошлого Земли. И не только Земли, но и всей солнечной системы. Вот как обстоит дело.
— И когда же собираются монтировать первую лунную буровую? — я, как всякий человек, поверхностно знакомый с существом проблемы, требовал вполне естественной конкретности.
— Гораздо раньше, чем ты предполагаешь, ведь небольшую скважину уже прошла станция «Луна-13», а с помощью геофизических методов получены представления даже о лунной коре. Наверное, ты обратил внимание, что писатели-фантасты больше Луной не интересуются. Исчезла она, коварная, из их сочинений. А что это значит? Только то, что вопрос из стадии идей и размышлений перешел в стадию технологии, которая, как известно, сейчас развивается весьма стремительно. Так что не успеешь оглянуться, как дело дойдет и до глубокого бурения, и стационарных исследований на Луне. Тем более что это и необходимо и интересно.
Мы прощались. Ночь была звездной. Москва затихала. Посредине неба висела луна. Большая и сверкающая. Я смотрел на нее и думал, что человеку интересно решительно все: «...шум волны, и пенье птиц, и лик Луны бесстрастный». Так когда-то написал поэт, не помню только какой.
На семи ветрах
Сингапур — страна молодая. Родилась она как суверенная независимая республика чуть больше девяти лет назад. Нация в ней только складывается — из смешения рас, народностей, этнических групп, из людей, долгие годы приезжавших сюда в поисках удачи, рассматривавших Сингапур как временное пристанище. Сейчас в республике четыре официальных языка — английский, китайский, малайский, тамильский.
Да, Сингапур — страна молодая. Более половины населения страны моложе 20 лет, каждый четвертый житель — школьник, три четверти населения родилось на сингапурской земле.
И молодое поколение все чаще называет себя сингапурцами.
Берег и море
Море приближалось медленно, словно нехотя. В бледно-сиреневых сумерках слышался шелковый шелест волны, и все, что было на берегу, постепенно снова покрывалось морем. Легкий бриз вместе с сумерками дарил нам надежду на прохладу.
Море ушло строго по расписанию приливов и отливов. Обнажились скользкие камни, затянутые бурыми гниющими водорослями, кокосовые орехи, изрядно побродившие по волнам и снова выброшенные на берег, перламутровые раковины и бесконечные крошечные норки, в которых копошились маленькие рачки. И далеко в опавшее море ушли люди с корзинами — сборщики этих маленьких рачков, моллюсков, устриц. Эти несколько часов море принадлежало им и маленькой старушке в синем тюрбане, которая медленно шла вдоль причальной стенки и ловко самодельным крючком вытаскивала из стенки рачков.
Теперь море возвращалось.
Рядом сидел рыбак. Его звали Тан, и был он из Туаза, местности, славившейся когда-то своими рыбацкими деревушками. Рыбак рассказывал нам о том, как исчезает их промысел вместе с домиками на сваях — келонгами. Из двухсот келонгов, стоявших еще недавно в окрестных водах, осталось каких-нибудь три десятка.
Море постепенно уступает берегу. И Туаз, что расположен на юго-западном побережье Сингапура, рядом с новым промышленным районом, не исключение, а правило. Селения, в самом названии которых чувствуется запах моря, прощаются с рыбацким промыслом. Земли в Сингапуре мало, приходится занимать у моря.
— Многие мои друзья, — говорит Тан, — ушли из Туаза, сменили профессию, а я остался.
— А как улов?
— Мало стало рыбы у берегов. Вон там, — показал Тан в сторону, где в сумерках едва виднелись силуэты бульдозеров, — стояли наши келонги.
А с другой стороны, — улыбается Тан, — осушение берегов приблизило к нам глубоководную рыбу. С причалов, уходящих в море дальше, чем некогда стояли келонги, теперь ловят и акул и скатов. Разве возможен был такой улов до осушения? Нынче забросит рыбак дрифтерную сеть прямо с мола, и глядишь — скат. И трепангов ловят прямо с берега... Но, что ни говори, меньше стало рыбы, отступает море. Приходится приспосабливаться, модернизировать промысел, идти подальше от берега.
...Берег и море. Они крепко связаны между собой в Сингапуре, словно рыболовной сетью.
Из маленькой деревушки родился Сингапур. Море благословило его, и теперь оно уходит. Собственно говоря, Сингапур и начинался-то с осушения. Самые старые, примыкающие к порту кварталы родились на месте топких болот и мангровых зарослей. Море и сейчас для многих жителей — основное средство существования. По размеру потребления даров моря на душу населения Сингапур лидирует в Азии. Но, конечно, не в этом назначение Сингапура. Ведь рыболовство вместе с сельским хозяйством едва ли составляют три процента национального продукта. А вот море в широком смысле дает половину всего достояния республики. Так в чем же назначение Сингапура?
Древние персы называли эту землю Подветренной. На заре нашей эры мореплаватели из Персидского залива и Красного моря достигли Островов пряностей в индонезийском архипелаге, открыв «секрет муссонов». «Взнуздав» юго-западный муссон, они плыли на восток через Индийский океан и Малаккский пролив между Малайей и Суматрой, а возвращались домой уже с северо-восточным муссоном, плывя все тем же «пряным» путем — как его называли тогда. Приблизительно в то же время началась миграция населения из Индии через Индийский океан и Бенгальский залив в Бирму, Малайю и еще дальше — в Индонезию. И многие из ранних мореплавателей и торговцев бросали якорь в тихой бухте, где можно было отдохнуть и пополнить запасы пресной воды. Они называли маленькую малайскую деревушку Тумасик, что на яванском диалекте значит «город у моря».
Отправлялись на поиски родины Будды буддийские монахи. Опасному «шелковому» сухопутному пути через Центральную Азию они предпочитали морскую дорогу. И по пути к берегам Суматры, где пилигримы год-другой изучали санскрит и затем плыли морем в Индию, они тоже бросали якорь в Тумасике. В этом и было, наверное, первоначальное назначение Сингапура — принимать тех, кто ищет временного приюта.
Странники приходили и уходили, на то они и странники, а маленькая рыбацкая деревушка оставалась. Такая деревушка, где сотня малайцев ловила рыбу, а несколько десятков китайцев сеяли свой перец, и предстала перед английским лордом Раффлзом.
Кстати, о Раффлзе. Лорду приписывают, случается, чуть ли не все красоты Сингапура. Его чопорная статуя в черном перед помпезным викторианским зданием; к ней совсем недавно присоединили другую статую — в белом, — стоящую в том самом месте в устье реки, где, как предполагают, высадился Раффлз. И когда заходит разговор о том, почему, дескать, именно Раффлз именуется первооснователем, а не те аборигены — малайцы, китайцы или индийцы, которые и жили и бросали якорь здесь на своей трудной морской дороге, официальные круги дают порой и такое объяснение — все это делается для того, чтобы гасить шовинистические настроения в многорасовом Сингапуре. Потому что Раффлз, оказывается, фигура нейтральная. Нейтральная? Вспоминается другая статуя Раффлза в другом месте земли — в Вестминстерском аббатстве — и надпись, напоминающая о том, что он, основав Сингапур, гарантировал британскому флоту преимущество в Южных морях. Вот о чем радел благородный лорд, когда в феврале 1819 года он высадился в устье реки. Лорд искал место для постройки порта — противовеса голландским владениям в Индонезии. В то время ожесточенная схватка двух колонизаторов-конкурентов в Южных морях достигла высшей остроты.
Древняя история острова полна догадок, мифов, легенд. Сингапур на санскрите значит «львиный город». Однако львы никогда не жили на острове, и названием своим он, возможно, обязан ошибке.
Одна из легенд повествует о том, что правитель Палембанга Санг Нила Утама увидел, высадившись на остров, странное животное, «быстрое и красивое, с красным телом, черной головой и белой грудью». Животное почему-то приняли за льва. По иной версии, раджа, высадившись на остров, увидел некое животное и, когда ему сказали, что это лев, ответил «пура-пура», что значит «обман» по-малайски; по третьей — остров назван по имени легендарного короля Раджи Синга и ко львам вообще отношения не имеет.
Так или иначе, стоит теперь у пирса статуя белого монстра с головой льва и чешуйчатым русалочьим хвостом, он извергает струйку воды, а по вечерам мигает глазищами. Так и хочется вспомнить пса из сказки с глазами-блюдцами. Но тот, из подземелья, — презлющий, а этот, у моря, — добрый.
Это — туристский символ Сингапура. И именуется он Мерлайон, от английских слов «мермейд» — русалка и «лайон» — лев. Голова льва напоминает об истории названия, русалочий хвост — о принадлежности морю.
Да, малайской рыбацкой деревушке суждено было стать перекрестком торговых и промышленных путей с запада на восток, перевалочной базой, упаковочным центром, «складочным местом», как говорили во времена гончаровской «Паллады».
Посмотрите на карту. На самой южной оконечности Малаккского полуострова, в 80 милях от экватора, расположен остров Сингапур. 210 квадратных миль. 27 миль с запада на восток, 14 миль с севера на юг, если считать максимальные расстояния. Вместе с несколькими десятками островов, самый большой из которых в семь квадратных миль, площадь республики составляет 225 квадратных миль при большой воде; а вот при малой — 227.
На севере — полоска Джохорского пролива, через которую перекинута километровая дамба, связывающая остров с материком. Педанты говорят, что Сингапур с 1921 года, когда была открыта дамба, уже и не остров вовсе. За Малаккским проливом лежит индонезийский остров Суматра, а через Южно-Китайское море, совсем рядом, — Калимантан. Подавляющее большинство морских и воздушных путей между Европой и Дальним Востоком пересекаются в Сингапуре.
Прежде всего морских. Океан здесь не ревет и не стонет, омывают Сингапур воды тихих проливов, которые вместе с бесконечной цепью островов надежно защищают его от тяжелых океанских волн. Итак, сначала временное пристанище для пилигримов, потом перевалочная база — на этой закваске всходило сингапурское тесто. Первые торговые связи были установлены самые ближние — с Малаккским полуостровом, индонезийским архипелагом. В Сингапур везли из соседних стран рис, ротан, сандаловое дерево, гвоздику, корицу, мускатный орех, рог носорога, слоновые бивни, птичьи гнезда. Здесь все это тщательно упаковывали и отправляли в Европу. А в обмен шли европейские товары — табак, шелк, соль, фарфор, скобяные изделия.
Конец XIX века знаменовался поворотом торговли от экзотики — птичьих гнезд и рогов носорога — к двум товарам, которым определено было сыграть значительную роль в экономике стран этого района. Олово и каучук Именно из Сингапура, куда были привезены саженцы бразильской гевеи и где впервые в Юго-Восточной Азии были испробованы современные методы плавки олова, производство каучука и олова стало распространяться по всему району. А сам Сингапур стал центром рынка этих товаров.
Росла торговля, расширялся порт. Сначала суда разгружались там, где река Сингапур расширяется, перед тем как сузиться снова и отдать свои воды морю. Но очень скоро стало ясно, что река мелковата, ненадежна из-за наносов ила. Вот тогда и построили глубоководные гавани, причалы, якорные стоянки, которые были надежно защищены от свирепых штормов и тайфунов — частых гостей дальневосточных портов.
В наши дни в Сингапуре пересекается около двухсот пароходных линий. Каждые 15 минут Сингапурский порт принимает или провожает судно. Почти 40 тысяч судов в год под флагами 50 стран. Восточные и западные линии Сингапурской гавани дают приют судам любого ранга — от гигантских танкеров до самых маленьких буксиров. По тоннажу судов, заходящих в порт, Сингапур на четвертом месте в мире после Роттердама, Нью-Йорка, Иокогамы.
Как расширять порт дальше, за счет чего? «Продвинуть» его на запад невозможно — там судоремонтные верфи. На восток? Но там финансовые и коммерческие легкие Сингапура, которые и без того дышат слишком напряженно. И ползут здания банков, торговых домов, фирм все выше и выше — 30, 40, 50, 55 этажей...
Но маленький Сингапур для окружающих его островков — Большая земля. Нужны дополнительные причалы и якорные стоянки. Снова потребуется осушение и укрепление береговой полосы, затопляемой приливами, а затем мост или туннель свяжет ближайший к главным портовым причалам остров Пулау-Брани с портом. Проблему контейнеров должно решить специальное контейнерное депо, которое строится вдали от порта, но рядом с железной дорогой. И еще один проект. В Чанги, рядом со старым аэропортом, планируется воздушно-морской терминал, где будет происходить обмен грузов моря и воздуха.
...Каждый день в акватории Сингапурского порта стоят сотни две судов под разными флагами, разных классов. Десять из них — суда под советским флагом: на рейде, у причальной стенки, в ремонтных доках. И вспоминается, как в 70-х годах прошлого века Миклухо-Маклай писал из Сингапура командующему русской тихоокеанской эскадрой в Иокогаме — нельзя ли забрать его на родину после продолжительной болезни и лечения в местной клинике? Ответ пришел через 80 дней: «В этом году судов, возвращающихся через Сингапур, не ожидается..»
Несколько лет назад стояло в Сингапурском порту научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», оно шло из Ленинграда к Берегу Маклая по следам нашего великого путешественника, страстного ученого и бесконечно справедливого человека, имя которого до сих пор дают своим детям жители этой такой далекой от нашей Родины земли. Это ли не подтверждение слов Льва Толстого, писавшего некогда Маклаю: «Не знаю, какой вклад в науку, ту, которой вы служите, составят ваши коллекции и открытия, но ваш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу, — в науке о том, как жить людям друг с другом».
...Мы стоим у рельефной карты. На голубом фоне — коричневые континенты. Горящими лампочками отмечены порты, куда заходят суда советских пароходств: Находка, Иокогама, Бомбей, Мадрас, Калькутта, Пенанг, Бильбао, Антверпен, Роттердам, Одесса... Стрелки и волнистые линии показывают маршруты. Рядом с лампочкой, горящей у тихоокеанского побережья Америки, названия нет.
— Это порт Такома, — говорит Майкл Нг, один из директоров советско-сингапурской пароходной компании. — Когда монтировали карту, линии на западное побережье США и в Канаду еще не было.
А началась она с маленького сухогруза «Ванино», что плавал между Находкой и Мадрасом в октябре 1967 года.
Теперь Сингапур стал для наших плавучих фабрик, рыболовных траулеров, поисковых судов, базирующихся во Владивостоке и Керчи, местом межрейсового докования. Пока судно проходит мелкий «косметический» ремонт в сингапурских доках с участием небольшой ремонтной команды, экипаж возвращается домой, и, когда на смену ему через 2—3 месяца прибывает новый, судно уже готово к трудным морским дорогам... Вот и сейчас телефонный звонок прерывает наш разговор у карты: пришло сообщение о прибытии самолетом сменной команды на траулер.
Не только «косметический» ремонт предлагают нашим судам верфи Кеппель: здесь уже три года регулярно ремонтируются наши танкеры, гидрографические суда, рыбообрабатывающие плавучие фабрики...
А прошлым летом появился и вовсе неожиданный «полярный гость» — ледокол «Илья Муромец», построенный на Ленинградском Адмиралтейском и несущий ледовую вахту в Охотском море.
...Берег и море. Они прочно связаны в Сингапуре. Словно рыболовной сетью. Нет на острове места, что было бы удалено от моря больше чем на десять миль. Рассказывают ради курьеза историю о семье, живущей в одном из пригородных районов и ни разу не видевшей моря. Но вот семей моряков здесь действительно мало. Пока ведь всего полтора десятка судов плавает под флагами Национальной пароходной компании, да и не все члены экипажа сингапурцы.
Сами сингапурцы чаще море обслуживают— работают в порту, разгружают суда, строят их на верфях, но у судостроителей развито скорее чувство металла, чем моря. Поэтому последнее время много говорят о психологическом настрое на море: объявлен набор в морскую школу, растет число сингапурских судов...
Дыхание моря — оно везде, особенно когда дует легкий бриз, приносящий прохладу. Правда, в Сингапур теперь чаще прилетают, чем приплывают. И улетают. Так быстрее. Но провожают самолеты здесь совсем как пароходы. Верхняя галерея для провожающих в аэропорту называется «waving deck» — «палуба, с которой машут». Она редко пустует. Сари всех расцветок, малайские саронг-кебайи, шелковые кофты и шаровары старых китаянок, мини, макси, белые майки школьников, малиновые тюрбаны сикхов.
Здесь любят провожать, наверное, как и в любом морском городе.
Только расставание наступает быстрее, внезапнее. Платочки еще в воздухе, а самолет уже скрылся из виду, и вот он летит над соседними островами, бухтой, проливом, морем...
Фламинго в джуронгском пруду
— Знаете, недавно в нашем птичьем парке появились на свет три розовых фламинго. Это событие в Джуронге. Они редко рождаются вдали от родных берегов. Вон там три розовых пятнышка... — Нитианадум сверкнул ослепительными зубами.
— Что значит ваше имя?
— Нити — по-тамильски — «вечный», анадум — «счастье», но это очень длинно, зовите меня просто Нити.
Мы стояли на верхней площадке башни, смотрели на город, которому суждено было сыграть главную роль в новом, промышленном развитии Сингапура. Солнце освещало красно-белые коробки домов, зеленые шапки островков, желтые краны, ряды контейнеров в порту, серебристые нефтехранилища на островах подальше, низкие распластанные здания, где разместилось более пятисот заводов и фабрик, темно-зеленые бульвары, красные обнажения латерита на соседних холмах, серые площадки строек. А дальше синели холмы, за ними другие районы Сингапура, а там, через пролив, — соседняя Индонезия.
— Когда-то, — говорит Нити, — Джуронг лежал на семидесяти пяти холмах, теперь осталось штук пять, не больше; а вот тот, видите коричневую залысину, через несколько лет исчезнет тоже. За холмом кирпичная фабрика, и холм для нее сырье.
...Вспомнилась первая поездка в Джуронг три года назад. Умытое дождем шоссе. Где-то около Ботанического сада в один ряд с нами пристроился маленький грузовичок, в кузове которого экспансивный малаец под струями дождя исполнял некий магический танец, сопровождавшийся веселым пением.
Перед тем дождя ждали много дней, наконец он выпал, да как раз в районе резервуаров, и пополнил их оскудевшие чрева. В том году резервуары так обмелели, что единственным серьезным источником воды оставался водопровод — из Малайзии, через дамбу. Но и реки, питающие этот водопровод, несли мало воды. Вот тогда и появился призыв к населению: «Экономьте воду!»
Не сразу привыкаешь к мысли, что в тропическом Сингапуре, где, кажется, сам воздух содержит в избытке драгоценную влагу, воды не хватает. Но это так.
Когда в начале 60-х годов Сингапур приступил к программе индустриализации, многим эта затея казалась безумной. Индустриализация в стране, где нет никаких природных ресурсов, даже вода и та приходит с холмов соседней Малайзии? Но значение Сингапура как центра реэкспортной торговли уже тогда начало падать, соседи предпочитали порой торговать сами, к тому же нужно было дать работу быстро растущему населению страны (за последние 20 лет оно удвоилось), и выбор был сделан. Вдоль юго-западного берега стали срывать холмы, какие пониже, и засыпать ими болота, часть земли отвоевали у моря, осушили старые креветочные фермы, построили верфи, подвели коммуникации. Так в 1961 году начался Джуронг — с двух фабрик, девяноста рабочих и при многих сомневающихся...
— Видите длинную серую ленту? — показывает Нити. — Это магистраль Ахмада Ибрагима, на север от нее ни одного «пасмурного» предприятия, так мы называем цементные, деревообрабатывающие заводы. Здесь фармацевтика, пищевая промышленность. И не случайно: вокруг жилые кварталы. Направо, рядом с озером, проектируется городской центр.
Когда Джуронг только начинался, главной была проблема ликвидации безработицы. В то время Сингапур специализировался в основном на переработке сырья из соседних стран. Идеальным предприятием считали такое, что производит продукты, которых нет в Сингапуре, и, что еще важнее, имеет рынок для этих товаров. «Экспортировать или погибнуть» — таков был лозунг, сформулированный два года назад. Усложняется продукция — теперь это электроника, компьютеры, детали самолетов, научное оборудование, станки, точное машиностроение. Постепенно созревают и квалифицированные кадры. Быть финансовым, деловым центром — стать промышленным. Сингапур энергично ищет своего места в мире.
...— Вы обратили внимание на серый камень при въезде в Джуронг? — спрашивает Нити.— Серый камень с черными буквами «Город Джуронг»?
— Да, но почему город?
Поделиться книгой: