В Мехико метро действительно отличное: быстрое, бесшумное — поезда ходят на резиновом ходу, функционально удобное — три линии общей протяженностью около пятидесяти километров ежедневно перевозят свыше полутора миллионов человек. И красивое. Пятьдесят станций, пятьдесят архитектурных решений, пятьдесят находок в оформлении и отделке. Не случайно метро в Мехико привлекает туристов не меньше, чем его музеи.
Впрочем, и музеев в нем предостаточно: истории, антропологии, мировых культур, естественной истории, Хуареса, города Мехико, современного искусства, истории борьбы за свободу. И это не считая изрядного числа, так сказать, «второстепенных шкатулок сокровищ», которые тем не менее наглядно подтверждают мысль, что невозможно познать настоящее без знакомства с прошлым, особенно столь богатым прошлым, как история Мексики.
Кстати, к музеям Мехико я отношу и его рынки — эти шумные витрины повседневной жизни города. Они поражают своим изобилием, разнообразием, а иной раз и роскошью. На эти рынки идешь, заранее выбросив из головы меркантильные соображения, сводящиеся к тривиальному вопросу: «А почем нынче здесь?..» Причем корни рыночных традиций уходят в глубину веков, во времена процветавшего Теночтитлана. Поэтому для меня они пусть своеобразная, но весьма красочная и о многом говорящая страница «Энциклопедии Мехико», без прочтения которой просто нельзя, покинув город, говорить, что узнал его. В этом смысле, пожалуй, самый интересный рынок «Де Хамайка». Под высоким стеклянным куполом тянутся торговые ряды: мясной, рыбный, молочный, овощной, фруктовый. И если первые более или менее знакомы нам, то фруктовый ряд ошеломляет невообразимым смешением красок, целыми горами экзотических плодов: мамей, сапоте, чабакано, капулин, мараньон, туна, питайя. Здесь же, на рынке, продаются всевозможные поделки из глины, керамики, стекла, дерева, кожи, шерсти. А запасы товаров у тех, кто торгует соломенными сомбреро, крестьянской обувью, седлами, упряжью, накидками-сарапе, платками, веревочными гамаками, напоминают небольшие оптовые склады. Этот торговый Вавилон имеет один общий знаменатель — традиционное радушие и приветливость. Прошу, например, разрешения сфотографировать продавца дынь. Он тут же представляется:
— Росендо Вера. К вашим услугам.
Росендо, земледелец из Коатепека, охотно рассказывает о себе, но, как замечаю, стесняется своих огромных мозолистых рук. Он перехватывает мой взгляд и говорит:
— А мой старший сын учится в столице в политехникуме...
Однако при всем этом приезжим на «Де Хамайке» — а их здесь немало — нужно быть настороже. Стоит хоть чуть растеряться, и вам тут же попытаются продать один из столичных трамваев, сорокаэтажный небоскреб «Латиноамерикано», нефтяное месторождение, а если вы проявите интерес, то и знаменитый ацтекский Солнечный камень — главный экспонат антропологического музея.
Стоило мне закрыть фотоаппарат и отойти от продавца дынь, тут же подошел мужчина приятной наружности, лет тридцати. Одет во все б
елое: широкие, безукоризненно отутюженные брюки заканчиваются у ярко-красных ботинок широкими обшлагами. На отличном английском языке он произносит:
— Могу предложить вам все, что угодно, мистер, чтобы вы навсегда запомнили Мехико, — и тут же спрашивает: — Вы родились... э... э?
— В июне.
— Близнец! О, это очень хорошо! Завтра среда — благоприятный для вас день. Счастливое число — пять. Ваши камни — аквамарин и бриллиант. — И чуть тише задушевно-доверительно: — У меня, между прочим, есть преотличные. — Затем почти вдохновенно: — Ваши цвета желтый и фиолетовый...
Бог знает что он собирался еще предложить мне, но, узнав, что я не американский турист, гасит приподнятое красноречие. Уже отходя, он все же, не удержавшись, декламирует:
— Знайте, Мексика дала миру маис, картофель, подсолнечник, табак, помидоры, фасоль, ананас, какао, перец, тыкву, каучук, жевательную резинку, нефть. А мой цветок — георгин. — Он раскланивается. Но, прежде чем раствориться в толпе, добавляет обязательное: — Если понадобится, я к вашим услугам.
Впрочем, у жителей Мехико, да и вообще у мексиканцев, есть еще одна характерная черта. Это — дух патриотизма, тесно связанный с так называемым культом мужчин. И то и другое синтезируется в одной фразе: «Soy mexicano у muy macho!» — «Я мексиканец и настоящий мужчина!» Формы проявления и того и другого самые различные, но нет такой силы, которая может удержать мексиканца, когда дело касается единоборства с опасностью. Этим он как бы подчеркивает, что только он сам хозяин своей жизни. А отсюда прямо-таки страсть бравировать риском.
В последний приезд мой друг Октавио устроил мне экскурсию... под Мехико. Мы спустились на глубину пятьдесят метров, в шахту новой канализационной системы. Дышать там буквально нечем, но рабочие не пользуются кислородными приборами, хотя баллоны стоят рядом. Они просто не интересуются техникой безопасности, ибо она в их представлении противоречит формуле «Я мексиканец и настоящий мужчина!». То же самое я увидел и на заводе химических удобрений: в ряде цехов удушливая атмосфера, но маски висят за плечами. И даже инженер Тонатью Перес, сопровождавший меня, лишь пожал плечами:
— Ничего не поделаешь. Они настоящие мужчины.
Словом, достаточно даже самого незначительного повода, чтобы у рядового мексиканца немедленно сработал рефлекс «Soy muy macho!».
На некоторых зданиях Мехико еще и теперь встречаются таблички «Только для мужчин». Это винные погребки, пулькерии, бильярдные. Здесь можно поставить на карту, блеснуть храбростью, а то и принять участие в потасовке. Однако сейчас культ мужчин заметно поблек, и в этом виноваты... женщины. Мексиканская женщина с каждым годом все активнее включается в общественную и политическую жизнь. И хотя по-прежнему существует «суп только для мужчин», приготовленный из устриц и других продуктов моря, наперченный, как огонь, перехватывающая дыхание текила, подчас пистолет за поясом, — все это мужчинам мало помогает.
Рассказывать о Мехико можно без конца: о его незабываемых фонтанах и древних акведуках; об окраинах, где сознание социальной несправедливости и неравенства, дух бунтарства и борьбы обострены до предела; об известных всему миру художниках и корриде, футбольном ажиотаже и праздниках «чарро»; о кинозалах, похожих на оперные театры, и величественных соборах, и о многом, многом другом.
О том, что Маяковского в свое время удивили рабочие, от которых пахло духами, а меня поразило то, что большинство из них работает в накрахмаленных халатах и спецовках, даже машинисты локомотивов и механики нефтеочистительных заводов. И о том, что парикмахерские в Мехико на каждом шагу, а чистильщики обуви через полшага, что житель города неловко чувствует себя, если не выбрит и два раза в день не почистил ботинки. О том, что все чаще на окраинах возле фабрик и заводов можно увидеть спортивные площадки и клубы-кафе, где нет спиртного и где рабочие встречаются со студентами и патриотически настроенной интеллигенцией. И о том, что при всем этом, когда вспыхивают страсти, бравада еще частенько берет верх над сознанием, и тогда друзья вынуждены спешить на помощь...
Житель Мехико — вот его главная, впечатляющая и притягательная характеристика: он радушный и строптивый, открытый и себе на уме, добрый и непримиримый к недругам. Он и делает город неповторимо обаятельным.
Круг с «Бриллианта»
Летом 1970 года на архипелаге Норденшельда в Карском море работали гидрографы Диксонской гидрографической базы. Уточняя карты, мы осматривали берега многочисленных островов, посещавшихся до этого лишь топографами в тридцатые годы. Эти острова лежат на пути постоянного морского течения, идущего от устьев Оби и Енисея на северо-восток. И на их песчаные пляжи море выбрасывает, кроме леса-плавника, массу всяких, порою самых неожиданных предметов. Лучшим отдыхом для нас было бродить по безлюдным пляжам, рассматривая все эти дары моря.
Чего тут только не встретишь! Металлические буи и деревянные буйки, сорванные с якорей где-то на реках Сибири; поплавки от рыболовных сетей с марками английских и французских фирм, бочонки и маленькие шлюпочные анкерки; обломки мебели, стройдеталей, весел, ящиков; доски всех размеров и сортов, клейменые экспортные бревна...
На пляже юго-западной бухточки острова Добрыня Никитич среди плавника попалась желтая кубическая глыба метровой величины, оказавшаяся спрессованной кипой пластин натурального каучука. Эту бухточку мы и нанесли на карту под названием Каучуковой.
На острове Саввы Лошкина мы наткнулись на дверь от рулевой рубки деревянного судна, построенного не позже первого десятилетия нашего века (1 Эта дверь была привезена в Ленинград, где ее осмотрели знатоки деревянного кораблестроения, признавшие, что, возможно, она некогда принадлежала исчезнувшему в 1912 году в Карском море судну экспедиции геолога В. А. Русанова «Геркулес». Не исключают это предположение и норвежские специалисты, которым была послана фотография двери.). Медный замок, врезанный в торец двери, фабричного клейма не имел, был кустарной работы. Когда мы его вынули, высыпали песок и смазали, он защелкал, как новый.
На южных пляжах соседних островов — Ледокол и Красин — были обнаружены сосновые доски — части ледового пояса, принадлежавшего деревянному судну. Доски имели кое-где глубокие продольные борозды, какие образуются при столкновениях судна со льдом. Невольно возникало предположение, что остатки ледовой обшивки и дверь от рулевой рубки принадлежали одному и тому же кораблю. На южном берегу острова Красин, в двух километрах к западу от его восточного мыса, мы увидели полузанесенную песком, лежащую вверх килем шлюпку-вельбот. Возле нее откопали толстый пеньковый канат, который, как оказалось, стягивал в свое время поврежденные борта шлюпки. По манере постройки шлюпка давняя. К сожалению, не удалось ее осмотреть тщательно.
К концу июля наша группа вернулась на базу экспедиции — остров Добрыня Никитич, где мы начали поджидать ледокол, который должен был доставить нас в порт Диксон. Но пришел он лишь в середине августа. В хорошую погоду — весь этот месяц ожидания — мы бродили по берегам острова, полностью освободившегося от снега.
И вот то в одном, то в другом месте нам стали попадаться остатки разбитой шлюпки с военного корабля. Вначале на каменистом пляже южного берега был найден шлюпочный рангоут — пятиметровая мачта с вантами из металлического тросика. Рядом лежал опутанный вместе с мачтой манильскими тросами полусгнивший парус с реей. Когда разобрали его на камнях, те из нас, кто служил на флоте, признали, что это обычный разрезной фок — парусное вооружение от наиболее распространенного в военном флоте шестивесельного яла, так называемой шестерки. В двух километрах валялся руль от нее.
На юго-западном мысе острова попались два весла с вальком, такие обычны на шестерках, а рядом связанные вместе два пробковых матраца.
Наконец, близ мыса Гряда, на северо-западной оконечности острова, увидели разбросанные обломки самой шестерки.
Нашлась кормовая часть с транцевой доской и носовая часть обшивки. Множество обломков шлюпки было раскидано поблизости. По виду их можно было заключить, что скорее всего они относятся к периоду Отечественной войны. Впечатление было такое, что шлюпку когда-то прибило сюда, а затем штормами разрушало о прибрежные камни и давило льдом. На транцевой доске сохранились две «флюгарки» — деревянные кругляки; на них обычно наносится опознавательный знак, указывающий, какому военному кораблю принадлежит ял. Но краска давно вся слезла. Мы вынесли наиболее сохранившиеся части шестерки за черту прибоя. Они находятся примерно в одном кабельтове южнее мыса Гряда на приметном месте.
Потом дважды обошли еще кругом остров Добрыня Никитич, осматривая его пляжи, но больше не нашли ничего примечательного.
Незадолго до прихода ледокола один из нас, охотясь, перешел на соседний остров Пахтусова. Из-за тумана он вернулся оттуда спустя сутки, с трудом перебравшись по взломавшемуся в проливе льду, и рассказал, что на южном берегу острова видел спасательный круг. Осмотреть его нам не удалось, так как пройти по льду на остров Пахтусова было уже невозможно, а вскоре за нашей группой пришел ледокол.
Глядя с его кормы на исчезающие в белесой дымке пологие холмы островов архипелага Норденшельда, мы сожалели, что далеко не все их берега удалось обойти, а многие пляжи осмотрены только с вездехода. При тщательных поисках, быть может, удалось бы разгадать, какому судну принадлежала дверь и откуда военная шлюпка. Ведь на этих островах летом человек с Большой земли побывал лишь во второй раз..
Особенно не давал покоя спасательный круг, виденный на острове Пахтусова.
Спустя два года мне довелось вновь попасть на архипелаг Норденшельда. Облетая на вертолете подопечную территорию, мы зажигали огни автоматических маяков. Летчики заинтересовались моим рассказом о спасательном круге и при первой возможности пролетели над южным берегом острова Пахтусова. Недалеко от его юго-западной оконечности командир вертолета заметил круг, лежащий среди мелкого плавника на границе песчаного пляжа и тундры. Сели... Перед нами — обычный судовой круг с веревками. Двухцветный — одна половина выкрашена белой краской, другая — красной. Переворачиваем и видим четкую надпись «Бриллиант». Очевидно, это название судна, а порта приписки — второй обязательной надписи на всех судовых кругах — почему-то не оказалось. Осмотрели весь пляж. Неподалеку лежит шлюпочный кильсон — продольная доска, накладываемая на верхнюю часть киля. Невольно вспомнились обломки шестерки, виденной неподалеку отсюда. Не от нее ли сюда принесло кильсон? Но тогда и круг связан с той шлюпкой. Мы взяли его в вертолет, доставили на мыс Челюскин, где погрузили на один из ледоколов.
Весной 1973 года круг был привезен в Ленинград, в Музей Арктики и Антарктики. Начался поиск. Обратились к описаниям военных событий в арктических морях.
В книге доктора исторических наук М. И. Белова «История открытия и освоения Северного морского пути» рассказывается о гибели в 1944 году в Карском море сторожевого корабля СКР-29, имевшего позывные «Бриллиант». В мирное время судно так и назывались. По сведениям, приведенным в книге воспоминаний командовавшего тогда Северным флотом адмирала А. Г. Головко, это был рыболовный траулер, вооруженный на время войны.
Обстоятельства его гибели следующие: 23 сентября 1944 года «Бриллиант» шел замыкающим в составе конвоя из семи военных кораблей, сопровождавших четыре транспорта на пути из моря Лаптевых к порту Диксон. Караван благополучно миновал архипелаг Норденшельда и находился севернее острова Кравкова, на полпути между проливом Вилькицкого и Диксоном, когда фашистская торпеда взорвалась у борта «Бриллианта».
Трудно себе представить, что фашистский пират избрал своей целью небольшой сторожевик. Вряд ли гибель его объясняется и случайным попаданием торпеды, предназначенной для транспорта. Ведь маленькому кораблю ничего не стоило, увидев ее след, вовремя отвернуть в сторону. Скорее всего командир сторожевика подставил под взрыв свой корабль, чтобы, пожертвовав собой, спасти ценный военный груз.
По официальным данным, через несколько минут после взрыва сторожевик затонул, и никому из шестидесяти шести человек его команды спастись не удалось.
Однако М. И. Белов приводит в своей книге свидетельства штурмана В. А. Дементьева и других участников спасательной партии, посланной с другого корабля конвоя к месту гибели «Бриллианта». Они рассказывают, что после погружения торпедированного судна на воде остались две полузатопленные шестерки и в них человек пятнадцать-двадцать моряков. Из-за тумана и штормовой погоды спасательная шлюпка под командой Дементьева подошла к терпящим бедствие только спустя полтора часа и нашла лишь одну полузатопленную шлюпку с замерзшим моряком. Может быть, военную шлюпку, остатки которой найдены нами на архипелаге, принесло течением с места гибели сторожевого корабля СКР-29?
Круг с «Бриллианта» — пока лишь единственная находка, не требующая доказательств. Но не исключено, что тщательный осмотр берегов архипелага поможет обнаружить что-нибудь еще из снаряжения двух шестерок, видимо, оставшихся на воде после гибели «Бриллианта». Быть может, прибрежный песок хранит и вахтенный журнал судна.
А возможно, какие-нибудь неизвестные подробности о гибели «Бриллианта» знают моряки, чьи суда входили в состав каравана, в котором шел и СКР-29?
Время измерялось секундами
15 сентября 1944 года прибывшие из Архангельска транспорты «Моссовет», «Игарка» и «Андреев» вышли из порта Диксона на Дальний Восток. До мыса Челюскин их сопровождал эскорт из семи военных кораблей.
Что же представляли собой сопровождающие корабли?
«AM» — американский тральщик, или «амик», как называли эти корабли, переданные Северному флоту Соединенными Штатами Америки по ленд-лизу. Кроме первых букв «AM», им присваивались бортовые номера, состоящие из трех цифр, например: «АМ-111», «АМ-112», «АМ-113» и т. д. Из следовавших вместе с нами четырех «амиков» я запомнил номер лишь одного, а именно — «АМ-120», которым командовал капитан-лейтенант Д. А. Лысов. Эти корабли были оснащены гидроакустической аппаратурой, предназначенной для обнаружения подводных лодок, а также имели хорошее артиллерийское и противолодочное вооружение.
Наш СКР-28 «Рубин» и СКР-29 «Бриллиант» под командованием старшего лейтенанта М. В. Махонькова имели более мощное артиллерийское вооружение, чем остальные корабли. Оба корабля на период операций выделялись в ударную группу. Эта группа при обнаружении противника должна была немедленно вступать в бой, отвлекая таким образом внимание на себя, чтобы дать возможность конвою отойти.
Наконец ТЩ-64 — это был вооруженный траулер; до войны он входил в состав рыбного — тралового — флота.
...Несмотря на то что боевые корабли были мало приспособлены для плавания во льдах, конвой успешно следовал по назначению без помощи ледокола. Ледовая обстановка была благоприятной, лишь в нескольких местах встречались поля разреженного, крупно- и мелкобитого льда. Тем не менее чувствовалось наступление осени. Погода стояла пасмурная, температура держалась в пределах плюс один-два градуса Цельсия. Нередко наваливался туман, проходили снежные заряды.
18 сентября конвой вошел в пролив Вилькицкого, на акватории которого плавали отдельные крупные льдины. На траверзе мыса Челюскин, пожелав друг другу счастливого плавания, транспорты пошли на восток самостоятельно, по своему назначению. Корабли же эскорта остались на рейде, лавируя между льдинами. В то время когда транспорты находились уже на горизонте, неподалеку от кораблей конвоя, возле ледяного поля, произошел огромной силы взрыв, который, однако, не причинил вреда судам. Все полагали, что это взорвалась мина, так и было дано оповещение по флоту. От командира конвоя последовало приказание — «Усилить наблюдение».
Перед кораблями эскорта стояла задача: проводив суда, следующие из порта Диксона на восток, ожидать у мыса Челюскин подхода четырех транспортов, идущих из Америки с военным грузом; встретить их и сопровождать в порт Диксон. В ожидании подхода транспорта военные корабли приступили к совместному поиску подводных лодок противника в районе пролива Вилькицкого,
Ледовая обстановка ухудшилась, затрудняла свободное плавание кораблей. Чтобы не застрять во льдах, корабли эскорта вынуждены были постепенно отходить на запад, в сторону острова Русский.
22 сентября вечером с востока подошли четыре транспорта: «Революционер», «Комсомольск», «Буденный» и «Кингисепп».
Командир конвоя со своим штабом перешел с «амика» на пароход «Революционер». Затем транспорты и эскортные корабли построились в походный ордер и двинулись в порт Диксон.
Ночь была темная, пасмурная. Сила северо-западного ветра не превышала трех-четырех баллов. Временами проходили снежные заряды. Суда шли без огней, сократив между собой дистанцию настолько, чтобы лишь угадывался силуэт ближайшего транспорта.
23 сентября. Чуть брезжит рассвет. Видимость улучшилась: с правого борта хорошо стало видно силуэты двух ближайших транспортов. В это время на мостик вышел помощник командира корабля, старший лейтенант Курский. Ознакомив помощника с обстановкой, я спустился в каюту. Всю ночь провел я на мостике, и мне захотелось выпить стакан горячего чая. Но не успел снять шубу, как раздался мощный взрыв с правой стороны конвоя. Выскочив на мостик, я бросился к помощнику: «Что случилось?» Он ответил: «Не знаю, ничего не было видно». Тут же на мостик поднялся комдив — капитан третьего ранга В. В. Кручинин. Доложив ему обстановку и объявив боевую тревогу, я дал машине полный ход, пересек линию движения транспортов и оказался на правой стороне конвоя. Заметив впереди «амик», запросили его семафором: «Что случилось?» Он ответил: «Бриллиант» взорвался и затонул». В этот момент получили приказ командира конвоя: «Оставаться на месте взрыва, произвести поиск и уничтожение подлодки противника». Конвой изменил курс и вскоре скрылся в снежном заряде. Сделав необходимый расчет, СКР-28 начал подходить к месту взрыва. Вдруг в снежном заряде прямо по носу заметили силуэт корабля. Обменявшись опознавательными и убедившись, что это свой корабль, сблизились. Это оказался «АМ-120». В конвое он как раз шел в кильватере за СКР-29. Мы спросили капитан-лейтенанта Лысова: «Где место взрыва?» Он ответил: «К северу от вас, в расстоянии 6—7 кабельтовых». На наш вопрос: «Какое имеете задание?» — получили ответ: «Остаться на месте, произвести поиск подлодки противника и уничтожить ее». Далее мы спросили: «Подняли ли кого-либо из экипажа СКР-29 «Бриллиант»?» Он ответил: «Поднял одного человека, который тут же на палубе умер, даже не удалось узнать его имени».
Когда мы подошли к месту, указанному командиром «АМ-120», то увидели на воде большое соляровое пятно, две шлюпки-шестерки, залитые водой, несколько пробковых матрацев и деревянные обломки. Людей не обнаружили. После тщательного обследования места гибели СКР-29 «Бриллиант» — неоднократно пересекали мы соляровое пятно в разных направлениях, а также обходили акваторию вокруг, но не нашли ничего нового — начали поиск подлодки противника вместе с «АМ-120».
Место гибели СКР-29 «Бриллиант»: широта — семьдесят шесть градусов десять минут северная и долгота — восемьдесят семь градусов сорок пять минут восточная; это к западу от залива Миддендорфа, возле острова Кравкова.
В тот же день около двенадцати ноль-ноль командир конвоя сообщил, что на своем пути корабли эскорта дважды обнаруживали в позиционном положении подлодки противника. Оба раза они были атакованы «амиками», но скрылись. Мы получили приказ немедленно возвращаться к конвою; известили об этом капитан-лейтенанта Лысова и спросили о его задании. Он ответил: «Продолжать поиск». Пожелав друг другу счастливого плавания, мы расстались.
Вечером, догнав конвой, наш корабль занял указанное ему место в охранении транспортов. Вскоре к конвою прибыли для усиления охраны объектов вызванные из порта Диксон два миноносца: «Достойный» и «Жесткий».
24 сентября в шесть часов тридцать минут караван прибыл на рейд порта Диксон.
Несколько позже мы узнали о героической гибели «АМ-120». 24 сентября он был торпедирован вражеской подлодкой с помощью акустической электроторпеды. В то время это оружие появилось впервые, поэтому оно для нас было неизвестным. Торпеда шла на шум винтов корабля независимо от данного ей первоначального направления. Судя по размеру и характеру разрушений, причиненных этой торпедой, она была небольшого размера. В результате взрыва на «амике» были повреждены винты, руль, вышла из строя радиоаппаратура и погас свет. Корабль потерял ход, но был на плаву, поэтому оказался неподвижной мишенью. Видя это, капитан-лейтенант Лысов приказал спустить на воду катер и понтон, а личному составу, не занятому у орудий и обеспечением живучести корабля, покинуть борт. На катер было посажено двадцать шесть человек под командованием штурмана лейтенанта В. А. Дементьева. На понтоне же разместилось двадцать человек во главе со старшиной первой статьи А. К. Дороненко.
Когда катер и понтон отошли, «АМ-120» был вторично торпедирован, но, по-видимому, уже обычной торпедой, в результате чего корабль затонул, а подлодка ушла в надводном положении.
После этого катер направился к месту гибели корабля в надежде, что, может быть, кто-либо из экипажа остался живым, но, не обнаружив людей, катер и понтон пошли в направлении берега.
Таким образом, вместе с «АМ-120» погибли все тридцать четыре человека, остававшиеся на борту корабля, в том числе командир корабля капитан-лейтенант Д. А. Лысов, помощник командира старший лейтенант Ф. А. Демченко, командир БЧ-5 капитан-лейтенант Н. А. Сосницкий, командир БЧ-23 лейтенант К. К. Наконечный и другие.
Из-за штормовой погоды и снежных зарядов катер и понтон потеряли друг друга из виду. Катеру удалось подойти к берегу 25 сентября. При высадке на берег один матрос погиб, разбившись о камни в прибое. 27 сентября и понтон добрался до берега, но в другом месте. Люди благополучно высадились на берег. Двое раненых умерли в пути уже потом.
О гибели Д. А. Лысова, командира сторожевика, и судьбе его экипажа подробно рассказывает в книге «Вместе с флотом» бывший командующий Краснознаменным Северным флотом адмирал А. Г. Головко.
Остается добавить следующее. На итоговом разборе похода кораблей из порта Диксон к мысу Челюскин и обратно в период с 15 по 24 сентября 1944 года по поводу гибели СКР-29 «Бриллиант» все офицеры высказали единое мнение.
Командир корабля старший лейтенант М. В. Махоньков, заметив след торпеды, направленной в транспорт, преградил ей путь своим бортом. В данных условиях защитить транспорт иначе он не мог: время измерялось секундами. Обладая хорошей маневренностью и большим запасом скорости по сравнению с той, которой шел конвой, СКР-29 «Бриллиант» мог легко уклониться от торпеды, но тогда последняя поразила бы транспорт. Нет сомнения, что вражеская подводная лодка избрала объектом своей атаки большой груженый транспорт (какой именно — сказать трудно), а не сторожевой корабль.
В описания этого военного эпизода, уже появлявшиеся в печати, я как участник событий того времени хочу внести ряд поправок.
Сторожевой корабль СКР-29 «Бриллиант» никогда не был рыбным тральщиком.
Во второй половине тридцатых годов были построены четыре сторожевых корабля специально для пограничного отряда мурманского побережья Баренцева моря. Им были присвоены бортовые номера и собственные названия, а именно: ПСК-27 «Жемчуг» (ПСК — пограничный сторожевой корабль), ПСК-28 «Рубин», ПСК-29 «Бриллиант», ПСК-30 «Сапфир».
С началом Великой Отечественной войны этот отряд, изменив начальные буквы «ПСК» на «СКР» (сторожевой корабль) и сохранив свои номера и собственные названия, вошел в состав Северного флота как дивизион сторожевых кораблей, или, иначе, как их называли, «дивизион драгоценных камней»...
После торпедирования СКР-29 «Бриллиант» тонул всего несколько минут, так что о спуске шлюпок не могло быть и речи. Действительно, к месту гибели сторожевого корабля первым подошел «АМ-120» и, как я уже описывал выше, поднял с воды одного человека, который тут же, на палубе, скончался.
И еще: «Бриллиант» — имя собственное, а не позывные корабля. То, что на круге нет порта приписки, объяснимо: такую надпись делают только гражданские суда, но не военные.
Я видел это своими глазами
...СКР-29 «Бриллиант» шел во второй линии справа на траверзе нашего судна в ста пятидесяти — двухстах метрах в центре конвоя. Было раннее утро, брезжил рассвет. Погода была маловетреная, в воздухе медленно кружились редкие снежинки. После вахты я перед сном вышел на палубу и смотрел в сторону «Бриллианта». В предрассветных сумерках ясно были видны очертания корпуса корабля. Вдруг в районе полубака СКР-29 «Бриллиант» всплеснулся столб оранжево-красного пламени, осветив все вокруг. Носовое орудие сорвалось с фундамента и, перевернувшись в воздухе, упало за борт. С ходового мостика в разные стороны, распластав руки и ноги, летели вместе с обломками люди...
Корабль какое-то мгновение продолжал следовать прежним курсом, не теряя хода. Через несколько секунд из жилых помещений и с кормовой части корабля повалили клубы пара, и корабль стал медленно погружаться носом в воду, продолжая двигаться вперед. Дифферент на нос стремительно нарастал, и «Бриллиант», уходя в воду, стал почти вертикально, кормой вверх. В таком состоянии он держался несколько секунд, затем произошел толчок, похожий на клевок рыболовного поплавка, и корабль погрузился примерно на три четверти корпуса; потом еще толчок — ив вертикальном положении «Бриллиант» быстро ушел под воду. С воды был подобран один матрос, который, как стало известно позже, не приходя в сознание, скончался. Пока мы находились поблизости, никаких шлюпок на поверхности воды не было.
Действия подводной лодки при выборе цели были ясны. СКР-29 «Бриллиант» и пароход «Комсомольск» шли параллельно друг другу и находились в створе у подводной лодки. Она взяла сразу две цели, рассчитывая, что сторожевой корабль успеет уклониться от атаки — и тогда торпеда достигнет своего назначения: борта транспорта с военным грузом.
Полхов-Майдан
Село как село, и люди обыкновенные. Горьковская область не край земли, центр России, места обхоженные. Речка через село течет в заросших ивой берегах, Полховка называется. Тихо, уютно. Играют красноватыми бликами деревенские окна в лучах короткого зимнего дня. Рубленые избы в павлиньих цветах наличников словно прислушались: не раздастся ли звук свадебной песни под гармонь, не выйдет ли вслед за ней хоровод разряженных в сарафаны полховских девушек в больших старинных полушалках навыпуск.
В каждой избе на широкой полке возле окна ждет своей очереди бель — огрунтованные под раскраску круглые деревянные шкатулки. Как-никак Полхов-Майдан — место исконного русского промысла. Порой деды рассказывают, как возили свои изделия вниз по матушке по Волге до самой Персидской земли. Мужчины и сейчас точат на станках заготовки из липы, женщины раскрашивают их.