Помоги проекту - поделись книгой:
— Делают то, что я сказал: меняют часть своего второго имени! Еще чего, надоеда?
— Белым тоже дают второе имя?
— Естественно. И причем такое, что рот откроешь! Африканцы всегда попадают в точку. Побудь здесь еще пару дней, и тебе тоже дадут какую-нибудь кличку. Тебя назовут Надоедой!
— А тебя они как прозвали?
— Хм... Ни за что не угадаешь. Когда я жил в Габоне, меня прозвали Шустрым. Они видели, что я всегда все делаю в спешке. Потом перебрался на Берег Слоновой Кости, тут говорят совсем на других языках, и я ожидал, что меня назовут как-нибудь иначе. И вот на тебе! И тут стали звать Шустрым...
Вскоре к нам присоединилась группа Шанны. Я присмотрелся к их тамтаму. В отличие от наших он не был обтянут шкурой, это был ствол с продольной щелью-ртом, способным издавать звуки двух тонов. Поэтому на нем играл один человек. Как рассказал мне работавший на нем «телеграфист», далеко не все в деревне умеют это делать, а только те, кто, обладая определенными способностями, с детства был отобран и обучен старейшинами. А вот понимают речь тамтамов все.
Тамтам, сказал мне еще парень, не принадлежит никому. Точнее, он принадлежит всей деревне. При этом есть тамтамы для сообщений, есть для танцев, а есть для похорон. Есть тамтамы для дня и есть для ночи. Тамтамы, прогоняющие злых духов, и тамтамы, вызывающие добрых. Последние считаются священными, и на них играют только колдуны. Их никогда не переносят с места на место, основание вкопано в землю, и духи поднимаются на поверхность через тело тамтама, чтобы поговорить с колдуном. Но, прежде чем вызвать духа, колдун должен сделать тамтаму подношения — облить его кожу пальмовым соком для очищения. Да и сам колдун для очищения должен выпить пальмового вина. Тамтам считается одним из самых святых и чистых предметов. Ему нельзя лгать. Если кто-нибудь передаст через тамтам ложь, обман, духи будут глубоко обижены и непременно накажут виновных. Потому-то колдун и выпивает пальмовый сок, повторяя при этом слова заклинания: «Я пью вместе с тобой этот напиток, и если я совру, ты можешь убить меня...»
Пока продолжается наш разговор, ребята снова принимаются колотить в барабаны. Австриец смеется. Мне показалось, что тамтамы поначалу снова повторили знакомое «О"Ку ме! О"Ку ме!». Дальше я, естественно, ничего не понял.
— Кого-нибудь вызывают? — спрашиваю я.
— Вызывают, вызывают, — отвечает Австриец. — Чтобы передать любовное послание. Посмотрим, что получится...
Тамтамы не успокаиваются. И вдруг я вижу, как из-за деревьев появляются стройные, облаченные в цветные длинные одеяния девушки. Конечно, что говорят тамтамы, я не понимаю. Но, должно быть, нечто приятное — девушки смеются, обнажая белейшие зубы, и идут навстречу ребятам...
Скажите это: ...бисером ...листьями ...крыльями ...дымом.
…бисером
Зулусы давно и заслуженно слывут среди народов Южной Африки людьми гордыми, воинственными. Слава, согласитесь, завидная, но порой весьма обременительная. Ведь бывают в жизни моменты, когда приходится признаваться в своей слабости. Моменты, когда, как известно, у самых гордых и воинственных язык отнимается...
Но зулусы, по счастью, ко всем прочим своим достоинствам еще и изобретательны. Когда во рту немеет язык, они прибегают к другому, куда как красноречивому, — языку бисера. Раньше бисер изготовляли из подручных материалов: кости, семян и ароматичных пород деревьев, раковин, яичной скорлупы, камней, глины, слоновьего бивня, меди, наконец золота. Теперь чаще всего удовлетворяются дешевым фабричным бисером из стекла.
Бисер в зулусском хозяйстве применяется широко: из него делают все украшения — ожерелья, браслеты на руки и на ноги, подвески — в общем, все, что подскажет фантазия. В самих этих украшениях ничего, конечно, хитрого нет — где их не делают! Хитрость зулусской бижутерии заключается в. подборе геометрических рисунков и выборе цвета. Именно из этих элементов складывают зулусы свои любовные послания.
Изучение каждого языка начинается с азбуки; у языка бисера азбука своя, цветовая: белый цвет, как и в Европе, — цвет чистоты, а потому — и самой любви; розовый — робкий намек на бедность хозяина украшения (его используют редко — к чему расписываться в собственной бедности?); черный говорит, о снедающей душу грусти, некотором разочаровании в жизни и угрызениях совести в связи с затянувшимся холостячеством. В общем, с основными цветами все более или менее просто. Только ведь алфавит — еще не язык, и бисерная грамотность включает уменье пользоваться полутонами — меняя тональность одного и того же цвета, можно полностью изменить смысл фразы.
Недоверчивый читатель вправе усомниться в том, что этот язык достаточно красноречив. «Много ли им скажешь?» — спросит он. Тогда вот вам пример.
По краалю — зулусской деревне — идет парень. Он высок, красив, под блестящей кожей играют мускулы. На груди скромное, изящное украшение из белого бисера, и в самом центре его — черная бисеринка. Увидев парня, встречная девушка низко опускает голову и, не оборачиваясь, быстро убегает в хижину. Она прочла смутившее ее послание: «Сил нет больше ждать. Уж лучше мне исчезнуть отсюда, улететь, как улетают вольные птицы!»
Иногда можно встретить парней, буквально обвешанных любовными посланиями. В каждом из них свой смысл: в одном — заманчивое предложение, в другом — клятвенное обещание, в третьем — признания в неукротимых чувствах. Не пытайтесь соединить все эти письма в какую-либо логическую последовательность. Просто знайте: это местные донжуаны...
...Листьями
При всем многообразии человечества, при несходстве привычек, характеров, образа жизни разных народов и племен существуют обычаи, трогательно одинаковые на всей планете. К примеру — обычай дарить цветы любимым, популярный буквально под всеми широтами. Каждый из нас знаком с примерной символикой цветов. Теперь представьте себе, что вы преподнесли девушке такой букет: резеда, пучок лука, пук укропа и, скажем, сельдерей. Странноватый букет, не правда ли? Однако не спешите представить себе реакцию девушки.
Может быть, она знакома с обычаями батаков племени мандаилинг, живущих на острове Суматра в Индонезии.
Батаки, и правда, часто дарят букеты не из цветов; предпочтение отдается не красоте, а... названию растения. К. примеру, если влюбленный батак по каким-то причинам разлучен со своею избранницей, он посылает ей букет, составленный из листьев следующих растений: ситарак, хадунгдунг, ситата, ситанггис, подом-подом и пафу.
А каждая батакская девушка из племени мандаилинг знает, что название ситарак рифмуется с глаголом «марсарак», что значит «расставаться», хадунгдунг — со словом «дунг» — «после». Ситата в данном послании значит «хита» — «мы»; ситанггис — «тангис» — «плакать», подом-подом и модом — «спать», а пафу звучит почти как «ахту», то есть «я».
Вместе же букет следует читать как фразу: «После нашего расставания я не могу уснуть, не пролив горьких слез».
Варьируя листья и цветы, можно добиться большого разнообразия текстов. Конечно, при этом они будут страдать некоторой, так сказать, телеграфностью, но батаки читают эти «букеты-телеграммы» так же свободно, как мы сообщения вроде «Волнуйтесь подробности встрече Толя».
Раньше язык цветов и листьев был распространен по всей Индонезии. Основывался он на сходном звучании названий растений с другими словами; расшифровка букета, естественно, требовала определенной подготовки и незаурядной сообразительности. Поэтому при дворах раджей всегда были составители и толкователи букетов, которые в сочетаниях цветов угадывали смысл послания. Ведь один и тот же цветок мог рифмоваться и со словом «дружба» и со словом «война», но в определенном сочетании имел лишь один смысл.
Случается, и в наши дни деревенские колдуны на Суматре или Сулавеси подбрасывают своим врагам на порог дома цветок. Если, к примеру, его название звучит сходно со словом «лихорадка», получивший такое сообщение человек знает, что заколдован, и обязательно заболеет.
Все это, однако, частные и редкие случаи. По-настоящему язык цветов и листьев сохранился лишь у батаков племени мандаилинг. Там люди еще вовсю «переписываются» букетами, которые для непосвященных выглядят не менее странно, чем тот же букет из резеды, укропа, лука и сельдерея. Ведь и этот букет, руководствуясь правилами батакского «цветочного телеграфа», нетрудно расшифровать. Резеда — «навсегда», пучок лука — «разлука», пук укропа — «до гроба», сельдерей — «поскорей».
Все вместе: «Я полюбил тебя навсегда и буду любить до гроба; никакая разлука не охладит моих чувств; дай же мне ответ поскорей». Какая девушка останется равнодушной к такому признанию?
Если, конечно, она знакома с обычаями батаков племени мандаилинг на острове Суматра...
...Крыльями
Наш журнал уже имел случай писать о языке голландских ветряных мельниц (см. № 5 5а 1970 год). Положением крыльев на своих ветряках мельники передавали самые разные сообщения. Причем не только простейшие вещи, но даже, скажем, такие сложные фразы, как напоминание жене, отправившейся в город: «Не забудь купить мне полфунта трубочного табаку». Еще сравнительно недавно сообщения крыльев умел читать всякий. Сейчас, когда мельницы остались скорее как декоративная часть пейзажа, голландцы выпустили пособие, воскрешающее давнюю традицию. С несколькими уроками из этой книги мы предлагаем ознакомиться читателям.
1. «Отдыхаю. Прошу не беспокоить». 2. «Уехал в гости». 3. «Жена, иди скорей домой!» 4. «У меня сегодня день рождения». 5. «Доброе утро, сосед». 6. «Дочку замуж выдаю». 7. «Воскресенье». 8. «Меняю жернова»
...Дымом
Древние греки, как известно, считали необразованным человеком того, кто не умел плавать. Плаванию учили юношей в тех же гимназиях, где преподавали и гимнастику, и ораторское искусство, и математику. Необразованному древнему греку трудно было рассчитывать на приличное место в жизни, но все-таки скромно прожить он, конечно, мог.
У индейцев североамериканской прерии вопрос стоял несколько иначе: или ты умеешь все то, что положено уметь взрослому воину, или тебе нипочем не выжить. А уметь надо было многое: скакать верхом, метко стрелять, знать повадки зверей и — не последнее — уметь, говоря современным языком, передавать и принимать информацию при помощи дыма от костра.
Существовало множество способов разводить костры и добиваться именно того дыма, который нужен, дыма разной интенсивности, разных оттенков, разного направления. Дыма, идущего в небо столбом, стелющегося, клубящегося.
Каждый оттенок дыма имел свое значение, и каждый индеец разбирался в них так же свободно, как опытный дегустатор в тонкостях чая или вина.
Для того чтобы придать дыму разные оттенки, индейцы носили с собой всевозможные, говоря языком техники, присадки: кору ивы, комки смолы, кости.
Можно было зажечь сухую траву — тогда дым шел столбом и был легок и прозрачен. Если добавить в костер травы влажноватой, дым становился темнее. Разложив костерок в неглубокой ямке и прикрывая его время от времени куском коры, можно было добиться того, что дым становился прерывистым и то шел в небо, то стлался по земле.
Самый черный и густой дым получался, когда в огонь бросали сырую рыбу и кости. Примеры можно было бы продолжать почти до бесконечности, но суть в общем-то не в том.
Одними и теми же буквами можно написать слова на разных языках; если вы не знаете языка, вам все равно не прочитать то, что написано. Язык дыма существовал у всех племен прерии, но дым одного племени был непонятен другому. Так радисты выстукивают ключом одну и ту же морзянку; ее можно принять и записать, но понять, не зная шифра, невозможно.
Конечно, языком дыма можно передать весьма ограниченное количество информации, но набор сведений, необходимый кочевым охотникам, — а индейцы прерий были именно ими — тоже не отличался разнообразием. Жизнь их ограничивалась внутриплеменными делами, охотой и войной с соседями. Заранее условившись о том, скажем, что светлый дым на холме означает «обнаружил стадо бизонов», а черный стелющийся дым — «заметил многочисленные следы врагов», можно было быстро и точно сообщить все нужные сведения.
Но если бы сущность «дымового телеграфа» ограничивалась лишь этим, вряд ли стоило бы рассказывать о нем даже вкратце. Все-таки самым главным в нем было то, что, меняя оттенки дыма, можно было сообщить массу дополнительных сведений — численность обнаруженного стада, направление его движения, предполагаемые действия врагов и многое, многое другое.
А всему этому каждый индейский воин учился с детства, так же как учился ездить верхом и стрелять из лука, ставить вигвам и долбить каноэ. Учился так, как мы с вами учимся в первом классе писать и читать.
Если море взять в почтальоны
Всем, наверное, памятно то место из романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта», где команда шхуны «Дункан» случайно обнаруживает в брюхе пойманной акулы бутылку с запиской — из-за нее дети капитана Гранта и отправляются в опасное плавание на поиски своего пропавшего отца. А героям «Таинственного острова» бутылка рассказала, что неподалеку от них на необитаемом острове влачит свои дни раскаявшийся преступник Айртон. Вспомним по случаю и начало романа Виктора Гюго, где терпящие бедствие компрачикосы бросают в море бутылку с запиской, которая в дальнейшем решает судьбу «человека, который смеется»...
Однако не следует думать, что «бутылочная почта» — только атрибут произведений приключенческого жанра. Дошедший до нас с давних пор этот способ почтового отправления широко применяется и в наши дни. За рубежом существует множество клубов собирателей морских бутылок, члены которых стараются бросить в море как можно больше бутылок, а также выловить или отыскать их на берегу. При этом каждый, конечно, в душе надеется, что ему повезет, что именно он найдет запечатанную старинной печатью бутылку с пожелтевшим от времени пергаментом, рассказывающим о судьбе забытой экспедиции, или с куском пиратской карты, на котором крестиком обозначен зарытый клад.
Наибольшей популярностью «бутылочная почта» пользуется в Англии, где почти каждая семья имеет какое-то отношение к морю и кораблям. Не мудрено» что там собирание морских бутылок — старая традиция. В Гринвичском клубе морской почты мне рассказали, что они коллекционируют бутылки чуть ли не со времен Тюдоров. Секретарь клуба, энергичный седоволосый джентльмен, показал мне наиболее любопытные экземпляры, выловленные его коллегами, а затем охотно углубился в историю. История оказалась прелюбопытной.
В 1560 году один английский рыбак близ белых утесов Дувра выловил сетью засмоленную бутылку. Заинтересовавшись столь необычным даром моря, он разбил ее и ровно через день... поплатился за это жизнью. В разбитом сосуде содержался пергамент, адресованный королеве Англии Елизавете I. Это был донос королевского шпиона, который сообщал, что голландцы высадились на островах Новая Земля, принадлежащих России. Когда пергамент вместе с незадачливым рыбаком и осколками бутылки доставили ко двору ее величества, королева поняла, что достоянием гласности стала Государственная тайна. Елизавета повелела рыбака повесить и объявить, что впредь такая участь будет ждать каждого британца, который осмелится открыть выловленную в море или найденную на берегу запечатанную бутылку. Тем же указом Елизавета I учредила при дворе должность «откупорщика океанских бутылок», в обязанности которому открывание сосуда и чтение найденных записок. Первым королевским «откупорщиком» стал Томас Тонфилд. Известно, что за первый год службы он вскрыл 52 морские бутылки.
Когда лорд являлся к королеве с докладом, она неизменно спрашивала: «Ну, что пишет нам Нептун?» — торжественно сообщил мне секретарь клуба.
Должность «откупорщика океанских бутылок» просуществовала при английском дворе почти два с половиной столетия. Столько же имел силу и закон о смертной казни. Британский парламент отменил его лишь в конце XVIII века. Но англичане по традиции продолжают почтительно относиться к «почте Нептуна». Правда, современным откупорщикам бутылок приходится в основном довольствоваться стандартными бланками различных научных обществ и учреждений, занимающихся изучением течений. Бывает и так: нашедший на пустынном берегу запечатанную бутылку с трепетом спешит её открыть. Что только ему не мерещится в эти минуты! А бутылка оказывается забавой веселого пассажира океанского лайнера, и в записке сказано примерно следующее:
«Сия бутылка была распита с моим другом таким-то на борту лайнера такого-то во столько-то часов такого-то числа». (Шутки, признал секретарь клуба, весьма стандартны в наше время.)
Но все же и в наше время бывают интересные находки. По океанам и морям плывут запрятанные в бутылки завещания, исповеди и объяснения в любви. Истории, связанные с «почтой Нептуна», обретают подчас драматический характер.
В 1942 году у восточных берегов Австралии пропал небольшой катер. Семь месяцев спустя недалеко от Сиднея была найдена бутылка с запиской владельца катера Гарольда Дугласа:
«Если эта бутылка будет найдена, передайте, пожалуйста, записку моей жене Христиане Дуглас, Пойнт-Пайпер, г. Сидней.
Конечно, ты удивишься, узнав, что произошло со мной. Отказал мотор — меня вынесло в открытое море. Прощай!» К записке было приложено завещание, написанное на бланке чековой книжки. Лишь через полтора года Христиане Дуглас удалось через суд доказать подлинность завещания погибшего в море супруга и вступить во владение наследством.
Куда больший ажиотаж вызвала записка, найденная в 1949 году Джоном Уормом — мальчиком одного из ресторанов Сан-Франциско. Собирая на пляже пустую посуду, он нашел в одной бутылке такое послание:
«Лондон, 20 июня 1927 года. Чтобы избежать путаницы, я завещаю мое наследство поровну — счастливчику, нашедшему эту бутылку, и моему адвокату Барри Когену. Дейзи Александер».
Вначале мальчик решил, что это шутка, но вскоре выяснилось, что Дейзи Александер была совладелицей фирмы «Зингер», выпускающей знаменитые швейные машины, и умерла в 1940 году в возрасте 80 лет. Ее состояние оценивалось в 4 миллиона фунтов стерлингов. Адвокат Коген все эти годы разыскивал завещание своей бывшей клиентки. Начался процесс, в котором представители фирмы оспаривали подлинность завещания. Друзья Дейзи Александер вспомнили, что одной из привычек старой дамы было бросать в Темзу пустые бутылки с записками. Но представители фирмы утверждали, что если бутылка с завещанием была брошена в Темзу, то путь ее до Сан-Франциско кажется слишком фантастическим. Они разыскали в газетах сообщение об одной бутылке, которую бросили в Темзу в 1904 году в районе Баркинга и нашли в 1922 году там же на Темзе близ Рейнхама. Получалось, что бутылка плавала вверх и вниз по реке с приливно-отливными течениями 18 лет. Бутылка же, найденная Уормом, должна была бы пересечь Атлантику, обогнуть мыс Горн и вновь подняться до Сан-Франциско либо же плыть в северном направлении и попасть в Тихий океан через Берингов пролив!
Дело о наследстве Дейзи Александер тянется до сих пор. Кстати сказать, путь бутылки с ее завещанием не так уж невероятен. Три года назад в лондонских доках случай свел меня с одним капитаном, страстным приверженцем «бутылочной почты». Он рассказал, что во время многочисленных плаваний бросал в море бутылки, обещая в записках вознаграждение за пересылку их в Англию. Урожай капитана был не слишком велик: за двадцать три года занятия своим хобби он получил назад всего семь записок. Зато одна из них, брошенная в Ла-Манше, вернулась со сногсшибательной припиской: «Сэр, ваше письмо мы извлекли из бутылки, которую обнаружили в брюхе акулы, убитой нами в гавани Сиднея». Прикиньте-ка маршрут!
Известен случай, когда записка, содержавшаяся в морской бутылке, послужила основанием для вынесения смертного приговора.
1 февраля 1916 года, в разгар первой мировой войны, во время ночного налета германских дирижаблей на Лондон англичане сбили цеппелин L-19. Упав в Северное море, воздушный гигант некоторое время держался на плаву. Экипаж начал пускать ракеты и фальшфейеры. Вскоре к дирижаблю подошел английский патрульный тральщик «Кинг Джордж V» («Король Георг V»). Но его командир старший лейтенант Фергюссон отказался принять тонущих на борт. На тральщике было всего семь человек, и он опасался, что из спасателя легко может превратиться в пленника... После недолгих переговоров с Отто Луве, командиром дирижабля, Фергюссон сказал, что направляется за помощью, приказал дать машине полный ход и скрылся во мгле. Через полчаса L-19 развалился на куски и пошел ко дну.
Прошло несколько месяцев... Тральщик «Кинг Джордж V» оказался захваченным немецким эсминцем. Старший лейтенант Фергюссон предстал перед немецким военным трибуналом. Ему был предъявлен клочок бумаги, на котором описывалась его встреча и разговор с погибающим экипажем сбитого дирижабля. Она была датирована 1 февраля 1916 года, а ее автор, Отто Луве, в яростных выражениях взывал к возмездию. Желание Отто Луве было исполнено: Фергюссон был расстрелян «за преднамеренное убийство — отказ в помощи терпящим бедствие на море».
В 1966 году на побережье Голландии обнаружили в дюнах еще одну бутылку с запиской командира L-19. Ее текст идентичен той, которую нашли немцы в 1916 году. Видимо, Отто Луве бросил в море несколько бутылок перед тем, как его дирижабль пошел ко дну.
Особое место в «почте Нептуна» занимают любовные письма. Как правило, их авторы — те, кто потерял всякую надежду найти в жизни верного спутника либо же не в силах остановить свой выбор на одной определенной кандидатуре, а посему целиком вверяют свою судьбу случаю. Вот подлинный текст английского письма, доставленного Нептуном к причалу ирландского порта Куинстаун в 1956 году:
«Если нашедший эту бутылку — женщина, у которой в голове нет седины, которая не ворчит и хорошо готовит и которая не возражает выйти замуж за матроса, большую часть времени проводящего в море, или если человек, нашедший эту бутылку, знает такую женщину, то пусть напишет Джеймсу Глизону — моряку, который запечатал эту бутылку и бросил ее в море с парохода «Виктория» посреди Атлантики 29 марта 1895 года».
Сначала это сообщение было принято как розыгрыш, решили, что оно дело рук какого-нибудь весельчака. Но члены клуба «Боттл пост» выяснили, что в прошлом веке действительно существовал такой пароход и что он затонул в шторм у мыса Гаттерас 3 мая 1900 года. В списке погибших числился Джеймс Глизон — холостой моряк!
Члены того же клуба нашли на побережье Уэллса бутылку с письмом, в котором Пауль Раффельштейн — кок немецкого парохода «Тюрингия» — объяснялся в страстной любви к некой Эрне Дюйзен. Они переслали это любовное послание адресату. Но, увы, Эрна Дюйзен уже 22 года как вышла замуж за другого и успела стать бабушкой...
Но иногда случалось, что Нептун, растроганный пылкой страстью землян, доставлял любовные письма без задержек. Летом 1957 года матрос шведского торгового флота Ак Викинг поместил в бутылку описание своей наружности с обращением к любой красивой девушке, которая найдет его морскую депешу, — обязательно ответить. Свою почту моряк «отправил» в Гибралтаре. Полгода спустя ее нашла в Сицилии на берегу дочь рыбака. Между молодыми людьми началась переписка, которая в июле 1958 года закончилась свадьбой.
А вот как использовал «бутылочную почту» американский священник по имени Джордж Филиппе, проживающий на берегах залива Пьюджет-Саунд. Некогда он был горьким пьяницей, но нашел в себе силы избавиться от этого порока и с той поры объявил алкоголю войну. Проповедник решил одолеть «зеленого змия» при помощи его же собственной оболочки. Помещая в бутылки из-под виски и джина проповеди и тексты молитвенников, отец Джордж с каждым отливом дюжинами отправлял их в океан. И видимо, Нептун оказался на стороне излечившегося алкоголика: пастор начал получать ответы. Многие из тех, кто нашел его бутылки, видя в этом перст судьбы, давали ему слово бросить пить. Стеклянные почтальоны «бутылочного пастора» (как стали называть Филиппса) достигли берегов Мексики, Гавайских островов, Новой Гвинеи и даже Аляски. Ничего удивительного — ведь отец Джордж пустил по воле волн более 20 тысяч антиалкогольных увещеваний!
Признаюсь, для меня не были неожиданностью признания членов клубов собирателей и искателей морских бутылок в Лондоне, Ливерпуле и Фалмуте в том, что солидная часть писем, найденных в бутылках, — не что иное, как подделки, причем подделки, выполненные с блеском, на уровне полиграфических средств сегодняшнего дня. Уже давно в Европе и Америке изготовление пиратских морских карт, предсмертных исповедей и завещаний поставлено на поток. Делается это примерно так: сначала добывается подлинная старинная бутылка, или же новая сначала обрабатывается песком и галькой в полосе прибоя, а потом «обрастается» морскими водорослями. На «древней» бумаге изготавливается соответствующий документ, вкладывается в обработанную бутылку, запечатывается полуистлевшей пробкой и заливается, опять-таки не менее тщательно, изготовленной «старинной» мастикой, сургучом или варом. Наконец, когда все готово, «липу» передают доверенным лицам, имеющим непосредственное отношение к морю, — морякам, рыбакам, бакенщикам и т. д. По договоренности, за определенное вознаграждение, они «находят» где-нибудь в море или на пустынном берегу эту бутылку, распускают по округе слух о редкой находке или прямо приносят ее в Клуб собирателей морских бутылок. Дальше следует торг, и находка выгодно сбывается доверчивым коллекционерам.
Одна из самых тонких и мастерски выполненных подделок — это «Послание Колумба Фердинанду и Изабелле». В свое время оно наделало немало шума. До сих пор историки не могут прийти к единому мнению — подлинный это документ или все же «липа».
Наше повествование о «бутылочной почте» будет неполным, если мы не расскажем о том, как она заменяла настоящую почту.
Небольшой шотландский остров Сент-Килда лежит в стороне от морских дорог, в 20 милях к западу от архипелага Внешние Гебриды. Его неприступные скалистые берега постоянно окутаны холодными брызгами прибоя. С августа по май свирепые штормы делают остров фактически оторванным от внешнего мира. Не мудрено, что в 1930 году он был оставлен жителями, которые переселились в Шотландию. Но до того... До того было вот что.
В начале XVIII века на остров тайно сослали по политическим мотивам жену одного шотландского графа. Зная, что Сент-Килда расположен в зоне действия мошной ветви Гольфстрима и течение движется на северо-восток, пленница нашла способ сообщить друзьям о своей печальной участи. Ее письмо, вложенное в бутылку, вскоре было найдено на берегу острова Льюис, в Гебридском архипелаге.
Видимо, об этом случае вспомнил английский путешественник Джон Сэндз, которого в сентябре 1876 года на Сент-Килду занесло любопытство. В течение последующих восьми месяцев незадачливый турист из-за непогоды не мог вернуться домой и наконец решил послать весточку по течению. Пока он ждал у моря погоды, на коварных скалах Сент-Килды потерпел крушение трехмачтовый австрийский барк. Спасшиеся девять австрийцев нашли приют у жителей острова. Джон Сэндз поведал им свою историю. Потерпевшие кораблекрушение тоже решили попытать счастья. Сообщение о своем бедственном положении они отправили в трех экземплярах на имя австрийского консула в Глазго. Два из них они закупорили в бутылки, которые положили в пустую рыбацкую лодку, а один спрятали в спасательном круге с погибшего корабля. Лодку и круг они пустили по течению... Не прошло и двух недель, как, к великой радости Джона Сэндза и австрийцев (а также жителей острова, которым было не под силу своим бедным хозяйством содержать непрошеных робинзонов), к Сент-Килде подошел английский паровой корвет «Шакал». Как оказалось, спасательный круг, пущенный австрийцами по течению, был найден на берегу одного из Оркнейских островов ровно через неделю после отправки. Позже Джон Сэндз узнал, что его письмо в бутылке нашли через девять месяцев у побережья Норвегии.
С тех пор жители Сент-Килды, уверовав в действенность бесплатных услуг Нептуна, стали использовать пустые бутылки для отправки писем в Шотландию. Достоверно известно, что из каждых пяти отправленных писем по назначению доходили три, а то и четыре!
В 1889 году на острове открыли почтовое отделение. Но, несмотря на это, жители Сент-Килды для связи с внешним миром продолжали пользоваться «бутылочной почтой». Чтобы помочь жителям сурового острова, управление Королевской, почты Великобритании в конце прошлого века взяло на себя расходы по дальнейшей пересылке бутылочных посланий адресатам. Кроме того, оно официально объявило, что каждому, кто найдет бутылку, банку или почтовый плотик с Сент-Килды, будет выплачено вознаграждение в размере полкроны. В 1906 году, когда, ко всеобщему удивлению, плотик с Сент-Килды прибыл на остров Льюис через два дня, размер вознаграждения был увеличен до кроны. Это постановление имеет силу и поныне.
Большим спросом у коллекционеров «бутылочной почты» пользуются найденные в море документы, связанные с катастрофами и авариями, — так называемые «катастрофные письма». Странно, что есть так много желающих приобрести документы, единственная ценность которых в том, что они побывали в кораблекрушении. И чем большую сенсацию вызвала морская катастрофа, тем выше котируются связанные с ней документы.
Такой ажиотаж вокруг «катастрофных писем», разумеется, не мог ускользнуть от внимания аферистов, и в мире стали появляться подделки писем, якобы поднятых из почтовых трюмов погибших лайнеров: «горевшие» на борту «Вольтурно», «Жоржа Филиппара», «Лаконии», «тонувшие» на «Андреа Дориа», «упавшие» в океан с воздушных лайнеров.
В 1966 году в Италии на одном из фешенебельных пляжей близ Неаполя нашли замытую песком старинную бутылку. Находкой заинтересовался оказавшийся на курорте богатый американец — собиратель морских реликвий. Вызванные из музея консультанты удостоверили ее подлинность, установив по просматривавшемуся тексту вложенной внутри газеты, что находка относится к сороковым годам прошлого века. Сделка состоялась — американец выложил нашедшему сто тысяч лир.
Когда бутылку торжественно разбили, среди осколков обнаружили один из июньских выпусков французской газеты «Ля Монтань» за 1846 год. На ее полях с трудом можно было различить строки, выведенные свинцовым карандашом, повествующие о гибели парохода «Атлас», таинственное исчезновение которого долгие годы будоражило умы обитателей всего Средиземноморья. Вот эти строки:
«Нас несет по воле волн... Мачты изломаны, винт оторван. Пусть эта бутылка послужит мне конвертом, а оттиск моего перстня на сургуче — почтовой маркой». Далее сообщалось о встрече с «Черным кораблем» — виновником гибели «Атласа». Текст был подписан Жаном Леверье, тут же указывался его адрес — улица Гренель, Париж.
Американец был безмерно рад приобретению и, вернувшись в Филадельфию, не без гордости показывал осколки бутылки и газету всем знакомым. Среди них был морской историк, он-то и обнаружил подделку. Все было сфабриковано на профессиональном уровне — подлинная газета, орфография, потертое стекло бутылки. Но автор текста плохо знал историю почты и, видимо, не имел понятия о конструкции парохода «Атлас». Это судно действительно пропало без вести с 340 пассажирами и экипажем в июле 1846 года на переходе из Алжира в Прованс. Оно, возможно, и могло потерять мачты, как сообщалось в тексте, но никак не винт, ибо было колесным пароходом с полным парусным вооружением. И уж никак не мог мифический Жан Леверье с улицы Гренель упоминать о почтовой марке, так как таковых в то время во Франции еще не было. Они появились три года спустя — в 1849 году. Что касается «Черного корабля», то это, очевидно, результат чтения приключенческих романов...
В 1960 году моряки польского грузового теплохода выловили в море бутылку с запиской на английском языке такого содержания:
«Я еще на палубе с немногими оставшимися людьми. Один — ребенок. Последняя шлюпка отошла. Мы быстро тонем. Оркестр играет по-прежнему бравурный марш. Некоторые рядом со мной молятся вместе со священником. Конец близок. Может быть, это письмо будет...» Здесь текст обрывался. Дата — 7 мая 1915 года — давала все основания полагать, что это не что иное, как последнее письмо неизвестного пассажира «Лузитании», торпедированной немецкой подводной лодкой близ берегов Ирландии во время первой мировой войны. Но... Так называемых «писем с «Лузитании» среди коллекционеров ходят сотни, и вряд ли кто-нибудь из их обладателей возьмет на себя смелость утверждать, что является хранителем подлинного документа. Чтобы объяснить, почему гибель «Лузитании» до сих пор привлекает к себе такое внимание изготовителей фальшивок и почему все найденные в бутылках записки следует считать фальшивыми, напомним читателю об этой катастрофе.
Весна 1915 года. Европа охвачена пламенем мировой войны. За тысячи миль от полей сражения, в Нью-Йорке, у одного из пирсов стоит трансатлантический лайнер «Лузитания». Это четырехтрубное судно длиной 240 метров получило в 1907 году право называться самым быстрым пароходом в мире. Корабль пересек Атлантический океан за 4 дня, 19 часов и 52 минуты, получив «Голубую ленту Атлантики».
Вечером 1 мая 1915 года «Лузитания» вышла из Нью-Йорка, взяв курс на Ливерпуль. На корабле находилось 1257 пассажиров и 702 члена экипажа, всего 1959 человек. Судном командовал один из опытнейших капитанов британской компании «Кунард Лайн» — Уильям Тэрнер.
Капитан знал, что во время плавания в Атлантике опасность судну не грозит: к тому времени кайзеровские подводные лодки еще не выходили в Атлантику. Первые шесть дней пути через океан прошли нормально... Утром 7 мая «Лузитания» находилась на подходе к юго-западной оконечности Ирландии. Судно шло 20-узловым ходом, меняя каждые пять минут курс, уходя на 10 градусов то влево, то вправо. Тэрнер знал, что такие зигзаги в случае атаки подводной лодки помешают ей произвести прицельный залп. Знал он также, что ни одна лодка, находясь под водой, не сможет догнать лайнер.
Море было спокойным, дул легкий бриз. Было 14 часов 10 минут.
Поделиться книгой: