Журнал «Вокруг Света» №07 за 1992 год

Мы с сомнением наблюдали за Стэнли, пригнувшись на всякий случай в кабине, чтобы не пугать припозднившегося водителя. Честно говоря, не очень верилось, что кто-то остановится ночью в пустыне, увидев на обочине парня в ковбойском наряде.

Однако подъехавший трейлер все же притормозил. Стэнли объяснил ситуацию водителю и попросил передать на ближайшую бензоколонку, чтобы нам прислали помощь.

Водитель кивнул и уехал. Когда же после его отъезда истек час, мы поняли, что этот тип из трейлера не бог весть какой хозяин своего слова.

— Ладно, ребята,— вздохнул Стэнли,— попробую съездить сам, а вы ждите меня.

Он снова вышел на дорогу, и снова проезжавшая мимо машина остановилась. Через минуту мы остались вдвоем. Чтобы не скучать, мы включили магнитофон. С ума сойти: мы сидели в чужой машине где-то на краю Северной Америки, огромная Орегонская луна освещала изрезанный ландшафт холмистой пустыни, откуда доносился вой койотов, в двух шагах от пикапа возились жуткие ядовитые змеи и тарантулы, а в нашей уютной кабине звучал хриплый голос Боба Дилана, не слишком попадавшего в ноты (отчего он был еще милее): «If you got nothing, you got nothing to lose». («Если у тебя нет ничего, то и нечего терять».)

Вскоре вернулся счастливый Стэнли на машине старика-заправщика с бензоколонки. Они залили банку горючего в бак, и через полчаса мы были в Вернее.

— Вы извините, парни, что не могу вас пригласить к себе на ночевку, — оправдывался Стэнли,— мы живем далеко в стороне от вашей трассы, а с утра чуть свет нам надо ехать к бычкам на дальнее ранчо. Но я сделаю для вас больше: я посажу вас на дальнобойный грузовик.

«Трак-стоп» — автостоянка для дальнобойщиков находилась на краю Бернса. Мы вышли из машины и подошли к ночному кафетерию, где перекусывали водители. До этого мы много раз напрашивались в попутчики к «рыцарям трассы» — как называют в Штатах «тракеров» (Trucker (англ.) — водитель грузовика.), но почти всякий раз получали отказ. Это только в американских боевиках водители грузовиков — крепкие бесстрашные ребята, которые с радостью берут попутчиков, улыбаются всем красоткам в баре и спасают их от подвыпивших подонков, попутно выводя на чистую воду зажравшихся профсоюзных мафиози. На деле же это довольно осторожные люди, которые, как огня, боятся потерять работу и терпеть не могут «авто-стопщиков», из-за которых компания-наниматель может влепить солидный штраф.

Но Стэнли показал нам настоящий класс того, как надо разговаривать с пролетариями хайвэя. Он открыл пинком дверь в кафетерий и замер на пороге, оглядев всех, сидевших за столами. Негромкий полночный треп затих: водители выжидали, что скажет этот стремительный парнишка в «рэднековских» сапогах. Все-таки Стэнли — настоящий житель своего штата: он без ошибки вычислил среди двух десятков крепких мужиков того, кто был нужен нам.

— Ты на Запад едешь? — спросил он без предисловий пятидесятилетнего дядю в полтора центнера весом, который доедал свой омлет.

— Допустим, — не переставая жевать, ответил водитель.

— Машина — твоя собственная?

— Да.

— На себя работаешь или на компанию?

— Я независимый.

— Двух русских журналистов возьмешь с собой?

Тот помолчал несколько секунд и ответил:

— Отчего не взять. Пускай полезают в кабину «форда»-цементовоза. Вот ключи.

Их почти что киношный диалог произвел на нас впечатление. Но еще больше удивила доверчивость водителя, который отдал двум неизвестным ключи от кабины, где лежали его вещи, магнитофон и самое главное — толстый бумажник. Что-то в этих краях благоприятствовало нормальным человеческим взаимоотношениям.

Мы простились с нашим юным «рэднеком» и пожелали ему впредь приглядывать за бензобаком.

А потом началась ночная гонка через весь штат. С водителем мы почти не разговаривали, поскольку делать это не так просто. Говорят, в Америке есть три вида английского языка: язык белых, язык черных и английский «тракдрайверов». То ли от постоянного шума в кабине, то ли от долгого одиночества или привычки к гортанным переговорам по рации, но произношение водителей-дальнобойщиков за долгие годы работы превращается в такую абракадабру, которая не всегда под силу коренным американцам, не говоря уже о нас. Мы просто перебрасывались односложными предложениями, слушали музыку и пытались бороться со сном.

Покинув цементовоз на эстакаде у въезда в город Юджин, мы поплелись по главной улице, еле передвигая ноги.

Уже из последних сил мы добрались до первого мотеля и разбудили дежурного администратора — перепуганного индуса, который с трудом соображал, откуда бы в 4 утра взяться гостям без машины и смотрел, как я выводил на квитанции адрес: «Россия, Москва...»

У океана

Тихий океан мы увидели во Флоренс — Флоренции — так назывался город в штате Орегон. Океан, о котором мы сотни раз говорили, грезили, щупали его глубины и отмели на школьной карте, оказался синим, неспокойным и невыносимо холодным. Едва заметив его волнистую гладь из-за гигантских дюн, мы побежали навстречу ревущей соленой стихии, сбрасывая с себя на ходу рюкзаки и кое-что из одежды. Увы — купание в штате Орегон оказалось не по зубам даже русским, выросшим в Сибири.

Океанский ветер накормил нас песком и надоумил двигаться дальше — на юг. В Калифорнию! К Мурьете! Или черт знает к кому, лишь бы было тепло.

«Проголосовав» около часа во Флоренции, мы неожиданно встретили «земляка» — студента из Мичиганского университета, где пару недель назад читали лекцию.

Джон — обычный американский студент, выбрался на собственном стареньком «форде» в путешествие по собственной стране во время каникул. Как и у нас, у него не было твердо намеченного маршрута, но до Сан-Франциско наши дорожки совпадали.

В тот же вечер мы пересекли границу штата Калифорния. Знакомая нам по книжкам и фильмам, Калифорния всегда представлялась чем-то полуреальным: золотоискатели, кинозвезды, «битники», безразмерные пляжи и песни Джимми Морриссона! Но встреча с ней вышла куда прозаичнее. Толстый полицейский остановил нашу машину и устало спросил, не везем ли мы каких-либо фруктов из Орегона.

Весь следующий день мы гнали по самой красивой дороге Америки — «хайвэю № 1» — вдоль океанского берега, через заросли секвой. И так — до Сан-Франциско.

Чудом нам удалось найти плохонькую студенческую гостиницу, расположенную в старом маяке на самом краю города. За восемь долларов с носа нам позволили переночевать в холодной комнате, битком набитой такими же небогатыми, как и мы, туристами.

Перед сном разговорились с соседом по нарам — по-другому те кровати и не назвать — молодым австралийским журналистом Эндрю. Он тоже ездил с друзьями по Штатам — от Аляски до Калифорнии — и писал книгу. Эндрю рассказал, как купил на Аляске у какого-то подозрительного типа порядком поношенную машину за 600 долларов. Пришлось с ней помучиться, но все-таки она доползла до цели — Эндрю оставалось доехать до Лос-Анджелеса, и там они планировали бросить машину на автостоянке в аэропорту, а затем лететь домой в Австралию.

— Послушайте,— вдруг загорелся Эндрю,— а может, вы возьмете ее себе? Жалко ведь — пропадет машина зазря. Права-то у вас, конечно, есть, так ведь?

Наивный австралиец просто не мог себе представить, что в этом мире кто-то живет не только без водительских прав, но и, страшно подумать, без машины!

Мы не стали разочаровывать его и великодушно приняли скромный дар, который будет передан нам после встречи в Эл-Эй (Так большинство американцев для краткости называют город Лос-Анджелес.).

С утра мы попрощались с доброхотами-австралийцами и принялись «стопорить» дальше.

«Автостоп» в Калифорнии оказался делом простецким — ни разу мы не стояли на обочине более получаса и в два дня добрались до Эл-Эй. Под конец нас посадил мексиканец-автомеханик из Эл-Эй и довез до самого города.

По дороге он подобрал грустного небритого мексиканского крестьянина. Тот тут же начал что-то тараторить по-испански, на глазах у него появились слезы.

— Что случилось? — спросили мы.

— Представляете, у этого несчастного какие-то чернокожие бандиты отобрали все деньги, машину, а самого выбросили на дороге. Теперь он добирается «стопом» в Мексику. А что вы хотите? Это же южная Калифорния!

...В Эл-Эй мы пробыли около недели — благо здесь нашлись добрые друзья, устроившие настоящую туристскую программу — Голливуд, Бе-верли-Хиллз, Юниверсал-Сити,— мы посетили все самые легендарные места американского кинематографа.

Но больше всего запомнилась короткая встреча на автовокзале в Голливуле. Бледный худой парень с лицом, о котором у нас говорят, что краше только в гроб кладут, сидел рядом на скамейке, а потом спросил, не едем ли мы в Сан-Франциско. Мы ответили, что нет, сами недавно оттуда приехали.

— А я еду в Сан-Франциско, — отрешенно произнес он и, помолчав, добавил, — наверное, в последний раз.

Странным холодком повеяло от этой фразы.

— А почему в последний?

— Я здесь в больнице лежал. Рядом с парнем с таким же диагнозом. Его неделю назад схоронили. Вот, мне доктор и сказал: «Хватит тебе только зря деньги пролеживать. Езжай домой, хоть простись с родными».

— А что за болезнь? — спросили мы и осеклись: поняли, что за болезнь.

— Они сказали, что рак. Знаем мы этот «рак». Он еще полстраны уложит. На улице жарило солнце, гул ел и машины, откуда-то звучал ритмичный «рэп», а здесь, в здании автостанции, гулял могильный холод от каждого слова этого обреченного.

— Вы извините, ребята, — сказал парень, — вижу, что иностранцы, так что терять мне нечего. А высказаться ой как хочется...

И наш новый знакомый рассказал свою бесхитростную историю. СПИД он подхватил год назад, неясно от кого. Когда узнал, хотел руки на себя наложить, а потом изменил свое решение и начал... мстить людям за то, что он, молодой и симпатичный, был приговорен расплачиваться за грехи всего общества. Первой он заразил девушку, которую когда-то любил, а та в свое время не ответила взаимностью. Он встретил ее снова и добился своего, а заодно и поздравил с приобретенным иммунодефицитом. Та пыталась вскрыть вены, но выжила. Похоже, протянет дольше его — женщины ведь крепче нас. Потом была еще одна, и еще одна. Потом еще один, и так далее, олним словом, человек пятнадцать он «порешил». А те, в свою очередь, кого-то еше... Господа, как страшно! Когда мы орошались и глянули в его глаза, показалось, там уже проступают видения мира иного. Может быть, лучшего, чем этот. Переддверьми автобуса он повернулся:

— Доктор сказал — осталось не больше недели. Еще успею повидать мать...

На восток

В назначенный день мы чуть было не опоздали в международный аэропорт Лос-Анджелеса — самолет Эндрю отправлялся в 8 утра. Запыхавшиеся, мы вбежали в зал вылета и сразу же увидели наших знакомых, которые уже собирались идти на регистрацию.

— Ну вот,— сказал Эндрю,— я уж подумал, вы струсили. Держите ключ и запоминайте номер машины. Впрочем, вы ее сразу узнате — ищите самый обшарпанный «шевроле» на стоянке возле «Макдональдса»...

 

Коричневый двухдверный «шевроле» нам действительно искать долго не пришлось. Кроме того, что автомобиль был крошечный и здорово помятый, у него были особые приметы: канадский номерной знак и дорожный код Австралии, наклеенный на заднем стекле. Итак, двум русским без водительских прав и с визой № 1 в паспорте (Виза № 1 не позволяет свободно путешествовать по США. Выдается дипломатам, журналистам и кагэбэшникам.) предстоит сесть за руль автомобиля, угнанного (судя по всему) на Аляске, с канадским номером и австралийской наклейкой, а ехать придется по США... Не слишком ли пестрый коктейль получается?

Делать нечего: назвался груздем... Непроизвольно озираясь, открываем дверь, садимся вовнутрь и... размышляем, что же делать дальше.

— Кажется, кто-то хвастал, что здорово водит машину, — произнес я.

— Что-то тут управление не очень похоже на жигулевское, — пробормотал Стас и принялся рассматривать панель с незнакомыми обозначениями.

Слава Богу, наши добрые самаритяне из Австралии оставили в «бардачке» инструкцию — как завести и как остановить строптивый «шевроле». Больше всего нас заинтриговали слова: «Если после 50 миль в час услышите подозрительный свист — поменяйте передачу на пониженную. И последнее — будьте осторожны в пустыне: «старичок» здорово перегревается».

После нескольких попыток мы с горем пополам вырулили со стоянки, чертыхнувшись, заплатили два доллара на выезде и потихоньку покатили в сторону хайвэя, стараясь никого не задевать. После двух нелепых торможений и неуместных рывков под красный свет я почувствовал, что шансы на благополучный автопробег исчезают на глазах:

— Может, бросим эту рухлядь, Стас?

— Прорвемся,— ответил побледневший Стас, вцепившись в баранку.

На хайвэй в сторону Лас-Вегаса мы выскочили неожиданно, вернее, нас вытолкнули на него. И тут мы поняли, что все наши представления об интенсивном движении — полная ерунда по сравнению с тем, что увидели на лос-анджелесском интерстейте. Все это напоминало кошмарный видеофильм — машины спереди, сзади, по бокам; все звуки слились в единое жужжание моторов и шин. Мы гнали со скоростью 70 миль в час, что было нарушением, но снизить скорость не могли — нас подпирали идущие сзади машины. Мы едва успевали прочитывать дорожные знаки и следить за тем, как бы не уйти в неверный поворот (это было бы трагедией!). Иногда мы выдыхались и снижали темп — тут же кто-то сигналил и с ревом обходил нашего «старикана», показывая жестом сквозь стекло, насколько оцениваются наши умственные способности. Полтора часа продолжалась эта кошмарная гонка, пока мы не покинули инфернальную зону Большого Эл-Эй и не встали на единственную дорогу — хайвэй через пустыню Мохаве. Уф-ф! Лос-Анджелес с его удушливой жарой, смогом и семьюдесятью городами-спутниками остался позади.

Бензин и терпение перегревшегося мотора кончились одновременно. Мы встали где-то на полпути до Лас-Вегаса, возле маленькой заправочной станции в пустыне.

На заправке росла пальма, но не было совершенно ничего попить. «Шевроле» хлебнул свою дозу горючего, мы же лишь облизнули потрескавшиеся губы. Через десять минут нам хотелось отдать сто долларов за запотевшую банку «коки».

Из подъехавшего «пикапа» вывалили двое типов навеселе.

— Что случилось, мужики? — развязно спросил краснолицый парень в джинсах и клетчатой ковбойке.

— Да вот — мотор перегрелся.

— А откуда сами будете? — спросил он, почуяв акцент: в такую жару не было сил старательно выговаривать слова.

— Русские мы.

— А-а, русские! — злорадно воскликнул парень, — «булшит» (Bullshit — довольно грязное ругательство.), значит.

Не расслышавший обидного слова, Стас возразил:

— Нет, мы не большевики!

— Да я знаю: вы не большевики, вы — «булшит».

И тут среди безмятежного воздуха американской доброжелательности мы почувствовали зловещее дыхание агрессивной и тупой злобы, словно подул ветер из казанских «моталок» или люберецких подвалов.

— А сам-то ты кто, придурок? — не церемонясь спросил я, когда понял, что драки не миновать.

— Тедди! Ты слышал, что этот сукин сын сказал? — заорал краснорожий, повернувшись к дружку.

Это было его роковой ошибкой: переглянувшись друг с другом, мы вдруг вспомнили о своем главном преимуществе — родном языке, которого эти ублюдки не знали.

«Начинаем первыми. Ты врежь «краснорожему», а я займусь вторым»,— вот суть наших экспресс-переговоров.

Очумевшие от незнакомой речи, наши недруги непростительно замешкались... Бить их оказалось до обидного несложно. После того, как напарник «краснорожего» закатился за пыльное колесо пикапа, мы ринулись к своему «шевроле», включили зажигание, и, как в плохом фильме, мотор, конечно, заработал.

До самого Лас-Вегаса мы не успокаивались и бурно, как мальчишки, вспоминали происшедшее: «А я ему — р-раз! Нет, это я ему — р-раз!»

В Лас-Вегас мы прибыли поздно вечером. Чтобы не ломать голову и зря не колесить по городу, подъехали к самому «центровому» отелю «Золотые ворота» и сняли номер за 25 долларов. Во-первых, это страшно дешево для отеля такого класса, а во-вторых, мы надеялись на безумное везение в казино, выпадающее новичкам.

Играли мы до первых петухов. За ночь подержали в своих руках несметные суммы (по советским масштабам). Был момент, когда «однорукого бандита» прорвало, и он насыпал нам целое ведро долларов; был другой — когда мы швыряли в какую-то мельницу целые горсти долларовых жетонов (а ну-ка, умножь каждый на официальный курс рубля) и ничего не выиграли. К утру мы брели по главной улице среди придурковато пляшущих огней казино в проклинали капиталистов, выудивших из наших карманов почти всю наличность. И тут на тротуар выскочила какая-то экс-красотка в чем-то, отдаленно напоминавшем мини-юбку, и принялась затягивать нас вовнутрь:

— Ребята, я все вижу — продулись в дым. Не грустите, айда в наше заведение — у нас бесплатная выпивка и офигенная лотерея! Зажав в руке последнюю десятку (эх, пропадать — так с музыкой!), мы зашли в зал, где нас действительно начали бесплатно поить и уговаривать сыграть «хотя бы разок». В конце концов, нас, упирающихся, подвели к одной из машин и сказали «по секрету», что это — самая везучая. Десятка разменялась на десять жетонов. Девять из них ушли в никуда, а последний вызвал бурный «долларопад». Неужели, еше одна сказка Лас-Вегаса? Мы щедро бросили на чай советчице и, совершенно обессиленные, отправились в гостиничный номер.

Проснулись аж к обеду — куда спешить, когда ты на собственных «колесах»? Однако жизнь, как водится, внесла свои коррективы в наши автомобильные планы. Первое, что мы заметили, когда подошли к стоянке — синенький скромный кусочек бумаги, прижатый стеклоочистителем к стеклу «шевроле». В этом посланьице, подписанном неким сержантом Эк-хартом, хозяину машины рекомендовалось немедленно объявиться в местный полицейский участок. Ясненько, значит, кто-то где-то спохватился. А жаль! Так не хотелось расставаться с нашим двухдверным «стариканом», в котором, кстати, еще плескалось бензина долларов на двадцать.

После короткого перерыва вновь взошла на небосклоне наша автостопная звезда.

Меньше всего хочется вспоминать, как тащились мы по пустыням Невады и Аризоны, где окончательно поняли, каким мусором становятся любые деньги мира по сравнению с глотком воды.

Снова тяжелый автостоп по Аризоне. Подвозили нас в основном ин-дейцы-навахо, среди которых встретился один довольно мудрый дядька с университетским дипломом. В разговоре он неожиданно начал излагать собственную космогоническую теорию, объясняя эзотерический смысл фигур в индейском орнаменте.

В Нью-Мексико нам сначала здорово повезло — проскочили почти весь штат за один присест вместе с водителем грузовика, который ехал проведать больного отца. До следующего штата — Техаса оставалось меньше сотни миль, когда мы попали в черную полосу. Естественно, дело происходило в понедельник 13 августа.

Я предложил поставить палатку неподалеку от хайвэя, но Стас вспомнил, что в Нью-Мексико обитают около семидесяти разновидностей ядовитых змей и отверг этот вариант.

Вдруг мы заметили огонек среди полей: ферма! Надо идти и проситься на ночлег, как это принято во всем мире. Вернее, было принято и, правда, в прошлом веке. Мы шли к дому и рассуждали — что сделают хозяева, когда мы постучим: сразу выстрелят или же сначала попросят убраться?

Дверь открыла миловидная старушка. Мы продемонстрировали свои журналистские карточки в качестве главного аргумента своей благонадежности, с жаром стали объяснять ситуацию.

— Все понятно, — сказала хозяйка, — вы русские, и вам негде переночевать, так? В таком случае — добро пожаловать в наш трейлер во дворе. Сейчас я принесу бутерброды.

Нам хотелось разреветься от счастья после дня сплошной невезухи. Когда мы рассказали немного о своих приключениях, миссис Тейл сказала незамысловатую фразу, которая повлияла на наши дальнейшие планы:

— Ох, ребята, да какой же автостоп в наших краях? Да тут, почитай, каждый день кого-то убивают. Это же все-таки Юг...

Больше мы уже не хотели испытывать судьбу, тем более, что начинался Техас — штат, в котором и по сей день «винчестер» — судья, а «кольт» — прокурор. Утром мы позвонили от миссис Тейл в аэропорт ближайшего города Амарилло и справились насчет рейсов в Хьюстон. Цена на билеты оказалась приемлемой.

Добравшись до города вместе с соседом нашей доброй хозяйки, мы поехали в аэропорт, взяли билеты и через два часа были в Хьюстоне, то есть — подрезали наш путь на добрую тысячу миль.

Штат солнечного света

Сквозь потоки хлеставшего вовсю дождя мы едва различили из окна машины веселую яркую надпись возле дороги: «Добро пожаловать во Флориду, штат солнечного света».