Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну, вот вам ваша Флорида,— буркнул наш чернокожий водитель,— кстати, здесь я сворачиваю с интер-стейта.
Мы простились с ним и отправились перекусить, как всегда, на бензоколонку. Я остался с рюкзаками на улице, а Стас зашел в магазинчик. Через несколько минут он вернулся встревоженный:
— Слушай, Серега, что-то мне этот штат «солнечного света» не слишком по нутру. Там, в магазине полиция развесила жуткие фотки каких-то шлюх, убитых на дороге.
Новость не слишком приятная, однако я понял, что если 50 процентов нашего экипажа начинает паниковать, то недалеко и до стопроцентной паники!
— А причем здесь мы? — ответил я.— Мало ли за что убивают проституток на трассе? Там же ничего не написано про русских хитчхайкеров.
Дождик то накрапывал, то начинал хлестать сильней, но было тепло, и мы брели по интерстейту № 10 с жалким маршрутным плакатиком на рюкзаке: «Таллахасси» — это ближайший крупный город по дороге. Честно говоря, мы не совсем представляли себе, как лучше добраться до Форт-Майерса — по центральным крупным дорогам Флориды или же по мелким, но вдоль Мексиканского залива. Конечно, вдоль берега — предпочтительнее. После разочарования в Калифорнии с ее неприветливым холодным океаном мы считали, что вполне заслужили безмятежный отдых на берегу теплого до неприличий Залива. С другой стороны — береговая дорога наверняка займет(больше времени, к тому же она проход"йт по довольно безлюдным местам и даже по территории базы военно-воздушных сил. Стоит ли тревожить понапрасну американских особистов? Ладно, решили мы, как всегда, положимся на случай. И он не заставил себя долго ждать.
В разгар очередного приступа дождя нас обогнала машина — черный пижонистый «бьюик» 60-х годов, из тех, что заслоняют своей тушей не меньше чем полдороги,— обогнала и остановилась. Бред какой-то: такие машины не должны подбирать двух мокрых бродяг на вечернем шоссе. Может, ошиблись? Нет — водитель открыл тяжелую дверь и машет рукой:
— Давайте быстрей! Рюкзаки кидайте в багажник, он не закрыт.
Счастье — это не только теплое ружье! (быгрывается название песни «Битлз» «Счастье — это теплое ружье».) Это еще и теплые плюшевые внутренности «бьюика» после двухчасового раскисания под ураганным тропическим дождем.
Размякнув от тепла в салоне, мы непринужденно болтаем с водителем — добродушным толстым парнем лет двадцати пяти о какой-то ерунде.
— Я вообще-то здешний, — говорит он. — Тут совсем неподалеку есть такая вшивая дырка под названием Милтон. Тошнит от одного только вида этого захолустья, но жить мне в нем по кайфу. Мой предок, старый дуралей, сподобился как-то на выборах мэра выставить свою кандидатуру. В тот год жарища стояла — сдуреть можно, и все наши обыватели, у кого более-менее варил котелок, отправились к океану охлаждаться. Вот мой батяня и припилил на безальтернативное голосование. Оставшиеся в городе избиратели даже не потрудились подумать своими куриными мозгами, стоит ли голосовать за 98-летнего старика — я же сказал уже: жарко у нас тут. К тому же, местное еврейское лобби решило, что мой старикан — не тот тип, с которым будут проблемы при обтяпыва-нии разных шахер-махеров.
Еще мы узнали от Уилла Мура, мэрского сына, что отец его в свои сто с лишним лет еще очень даже крепкий мужичок: совсем недавно женился на девице, почти ровеснице Уилла, и та умудрилась осчастливить несгибаемого ветерана очаровательной дочуркой. Теперь Уиллу не так одиноко в семье — сестра, как никак.
— Слушай,— спохватились мы,— а ты почему нас не спросишь, откуда мы?
— А чего тут спрашивать? — Уилл окинул нас взглядом. — Говорите с акцентом, под дождем тащились по шоссе не знамо куда... Наверное, русские? Я их так себе примерно и представлял.
Впервые за полтора месяца в Америке нас так удивил водитель! Ну, Уилл, ну глаз-алмаз! После такого проявления проницательности, мы зауважали нашего попутчика, но с того момента, когда он притормозил машину и достал из холодильника в багажнике несколько банок пива и пару бутылок вина, мы просто души в нем не чаяли.
Вот и поворот на Милтон. Однако Уилл не высадил нас.
— Знаете что, ребята, — заявил он, — я в Милтоне от скуки подыхаю, а тут целых два русских собутыльника. Давайте-ка я вам лучше покажу наши окрестности. Тут, кстати, очень не дурственные пляжи.
И он развернул машину в сторону ближайшего прибрежного городишка Форт-Уолтон-Бич.
По дороге мы заправили походный холодильник Уилла свежим льдом и алкоголем. И началась пирушка на колесах.
Уилл вывез нас на знаменитую песчаную косу у Форт-Уолтона, состоящую из настоящего белого песка! До сих пор я считал, что песок такого цвета существует лишь в туристских буклетах и на рекламных роликах. Но это был настоящий и невозможно белый песок. Мы едва удержались от желания насыпать пригорошни этого рафинадного чуда в карманы.
Закончился этот безумный курортный день в маленькой пиццерии, где мы втроем осушили последний за этот вечер кувшин водянистого американского пива.
Уилл сделал на прощание роскошный жест — очень тактично вручил нам бумажку в 50 долларов и порекомендовал переночевать в хорошем отеле: «У вас впереди еще длинная дорога, поэтому надо выспаться». Так мы и сделали — сняли роскошный номер в гостинице «Рыцарская».
Утром 18 августа мы обнаружили, что Уилл по ошибке оставил нас на краю города Пенсакола, возле которого мы вчера встретились с ним. После вчерашних гонок по окрестностям мы снова оказались на прежнем месте. Просто колдовство какое-то! Пришлось полдня потратить, чтобы вернуться в Форт-Уолтон-Бич.
К вечеру решили выбираться из города дальше вдоль побережья. День был воскресный, машин много — отдохнувший, расслабившийся народ возвращался с уик-энда. Но нам определенно не везло. Час, другой стоим на раскаленном хайвэе — и никакого эффекта.
Бритоголовый парнишка на зеленом драндулете неопознанной породы заинтересовался:
— Русские, говорите? К сожалению, я живу в этом городе, а вот мой дружок едет завтра в Орландо, оттуда до Форт-Майерса рукой подать. Если вас устраивает такой вариант, айда ко мне, переночуем. Если не боитесь змей, конечно.
— Змей?!
— Да, я, знаете, люблю змеек, и в доме их у меня много,— он посмотрел на наши изменившиеся лица, — да нет, они в клетках сидят.
Ладно, решаем мы — если не уедем до темноты на дальнее расстояние, то звоним Крису, этому местному «серпе-тологу», он приезжает за нами на заправку и забирает к себе.
Солнце опять поползло за белые дюны. На заправку подъехал пикап с краснолицым бородачом за рулем. Мы разговорились с водителем. Билл настолько опешил, узнав, что перед ним живые русские, что тут же начал умолять проехаться с ним до небольшого поселка Дестин. Мы объяснили, почему нам нежелательно уезжать на пустяковое расстояние от города.
— Понимаю, — загрустил Билл, — но хоть покатать вас по окрестностям я имею право?
Везет же нам на добровольных гидов!
Билл повез нас вдоль океанского берега, мимо миллионерских дач, показал дворик одного богатого оригинала, который купил за баснословную сумму две бронзовые китайские фигуры воинов и установил их перед своим домом возле шоссе — пускай все бесплатно на них смотрят, чего скаредничать!
Потом мы приехали в жилище Билла — да, это был не дом, а именно жилище — старый огромный трейлер, вкопанный в землю.
Наш новый знакомый оказался редкостным для Америки чудиком. Ему давно за тридцать, постоянной работы нет, как нет и пристойного жилья и семьи. Однако он по-своему счастлив: живет в теплой Флориде, а главное, среди друзей — своих книг. Их у него невероятное количество. Весь трейлер сплошь забит полками, и пространства в нем едва хватает, чтобы передвигаться Биллу, его компаньону по жилищу Эдвину и толстой трусливой кошке Маргарет.
Мы бросились к книгам. Как говорится, скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты.
Подборка в его библиотеке оказалась просто удивительной: различные словари — даже русский нашли, — энциклопедии, > научная фантастика, книги по оккультизму и теософии, большинство из которых очень редко издавались в Штатах.
— Счастливый, — вздохнул я,— хорошо вам, американцам: все можно купить. Я еще нигде не видел такой большой коллекции Лавкрафта.
— Как?! В России знают Говарда Лавкрафта? Да его даже в нашей стране забыли! Знаешь, сколько мне пришлось поохотиться за его книжками по всяким букинистическим лавкам! — завелся Билл. — Кстати, не стоит переоценивать американскую широту взглядов. Наше общество становится все менее терпимым. Мне самому трудно поверить, но наши церковники-святоши все громче начинают требовать запрещения оккультных книг и любой пропаганды нестандартных религий.
Вот тебе и раз! А у нас, выходит, наоборот — невиданная вспышка интереса ко всякой мистике.
Затем мы созвонились с бритоголовым Крисом — тот уже ждал нас,— и Билл любезно отвез нас в дом любителя змей.
Дом Криса действительно был полон различных гадов, правда, очень мирных. Змеи разных калибров дремали в стеклянных ящиках, не особенно интересуясь гостями. Крис взял одну из них на руки: «У-у, ты моя маленькая». Остальные тут же зашевелились по ящикам и недовольно зашипели.
— Вот, видал? Ревнуют, ползучки мои ненаглядные! — ликовал Крис.
Решили сварганить ужин для себя и соседей Криса, парочки молодых панков — Криса II и его подружки Элэйн. По дороге в супермаркет Крис I предложил зайти в его «офис». Как выяснилось, он владел на паях салоном татуировки. Мы с любопытством оглядели специальные инструменты и журналы для тату-фанатов. Смотреть картинки в этих журналах было не совсем приятно, особенно там, где были изображены дамочки с наколками на самых неожиданных местах. Нет, определенно, у некоторых американцев не все в порядке с головой.
Странный он парень, этот Крис, как говорится, не от мира сего.
— Я не типичный американец, — говорил он, — во-первых, у меня нет кредитной карточки: слишком беден для этого. А во-вторых, я — язычник, а в этой стране, если ты белый и не хриистианин, у тебя могут быть проблемы. Я ненавижу «рэднеков», которые готовы прострелить всякого, кто не похож на них. Но я ненавижу и черных. Тут у меня соседи-негры, целая семейка. День и ночь стряпают кокаин, знает об этом вся округа, но попробуй их прижучь — такой хай поднимут о расовой дискриминации и социальных проблемах! У меня вечно с этим народцем нелады — пару раз они меня избивали до потери сознания. Мой напарник сел на 20 лет за то, что швырнул в дом черномазых бутылку с зажигательной смесью.
— Это за что же он их так?
— Его шестнадцатилетняя дочь убежала с двадцатилетним черным соседом. Он пошел к его семье узнать что-нибудь о дочери, а те скалят зубы: «Ищи ветра в поле». Вот он и не выдержал.
Неожиданно появился гость, хороший приятель Криса I, полицейский Джо. Узнав, откуда мы, он почему-то смутился, а потом, когда мы оказались с ним наедине, признался, что ему пришлось в свое время работать в России для нужд военной разведки.
— Вы только не думайте, — торопливо объяснял он, — я заводов не взрывал. Просто у нас была такая служба — сидели в одном московском доме и очень внимательно слушали ваше радио.
— Какое радио? — не поняли мы.
— Ну, конечно же, не радиостанцию «Маяк»! Впрочем, давно это было — в 1979 году. Вы уж, пожалуйста, не болтайте ребятам, что я знаю русский язык. Для всех это должно быть страшным секретом.
— В 79-м, говоришь? — оживился я, — Вот здорово! Я как раз служил под Москвой в том году. Представляешь, возможно, наши пути совсем рядом пересекались, но были мы тогда по разные стороны баррикад.
Слава Богу, решили мы оба, эти идиотские времена прошли. Уж лучше пить вместе пиво и купаться в Мексиканском заливе, чем пеленговать друг друга.
На поясе у Джо крякнул «уоки-токи», и сквозь хрюкающие помехи эфира механический голос начал выстреливать скороговоркой какое-то сообщение. Увы, на таком уровне нам язык был недоступен.
— Случилось что-нибудь? — поинтересовались мы.
— Да так, — отмахнулся бывший шпион, — ничего особенного: кто-то стрелял в парке, через два дома отсюда повесился сосед из-за того, что жена ушла. Откачали, слава Богу. А остальное — обычная рутина.
— Ладно,— объявил Крис II, заканчивая посиделки, — завтра целый день гнать до Орландо. Давайте как следует выспимся.
Ну, что же, завтра мы будем в Орландо. А там и Форт-Майерс не за горами.
Галопом по Америкам. Часть III
Пора на север!
...Как это ни парадоксально, но несколько жарких дней во Флориде, пришедшиеся на время августовского путча в СССР, не только заставили нас поволноваться, но и существенно поправили материальное положение. В одночасье став послепутчевыми знаменитостями, мы распродавали направо и налево свои статьи, читали лекции, выступали в местных телепрограммах. Появились предложения от крупных телекомпаний из Вашингтона и Нью-Йорка. Друзья из Форт-Майерса нашли для нас отличный способ проехать до самой Северной Каролины, не тратя время на «автостоп» — декан факультета журналистики из тамошнего университетского городка Чапел-Хилла захотел, чтобы мы прочли там лекцию о современной советской журналистике. В качестве гонорара нам оплатили автобусные билеты от Флориды до Северной Каролины.
Целые сутки двигался «Грейхаунд» до Чапел-Хилла. Мы проехали тридцатикилометровый мост через залив Тампа возле Сент-Питерсберга, затем глубокой ночью — Джэксонвилл. Штат Джорджию мы проспали полностью и проснулись лишь в Чарлстоне, штат Южная Каролина, где в очередной раз пришлось менять автобус (это особая прелесть, которую предоставляет компания «Грейхаунд» — делать до пяти пересадок за ночь). И лишь к вечеру следующего дня высадились в Чапел-Хилле.
Об американских студенческих городках-кампусах написано немало, и в принципе все они сходны своей атмосферой безмятежности и вольницы. Кампусы — место, где практически не встретишь пенсионеров, однако порядки в них обычно строгие. Чапел-Хилл был скорее русским университетским городком, чем чопорным американским. За три дня, что мы провели в нем, ни одного вечера без пирушки нам провести не удалось. Студенты университета Северной Каролины расселяются не по курсам или факультетам — они живут братствами — «фратернити». Каждое братство имеет свое название, как правило, из двух греческих букв. Наше называлось «Дельта-Пи». Август — пора братаний между братствами, оттого почти каждый день то там, то тут вспыхивают вечерушки, куда зовут всех соседей. Кроме того, в августе проводится знаменитый студенческий праздник «Кантри кросс кролинг». В интерпретации обитателей «Дельта-Пи» он выглядел так: все члены братства готовят по своим комнатам напитки, популярные в тех местах, откуда они родом, затем — обходят друг друга, угощаются всем понемножку и начинают соревнование по... ползанию. Участники выпивают пива на старте, после этого ползут до следующего братства, там добавляют еще пива — ползут дальше. Выигрывает тот, кто доберется до последнего братства. Но это почти никому не удается.
Из Чапел-Хилла мы отправились в городок Бун в самом сердце Аппалачей. Там нас ждал еще один коллега — издатель и редактор крохотной газетки «Маунтан таймс» Кен Кетчи.
Аппалачи — район специфический. Здесь, в царстве дремучих лесов, кленового сиропа и особого уклада «горной жизни», возможно, впервые я ощутил дыхание старинных традиций и даже собственной мифологии,— того, чего так не хватает самой Америке.
В Буне нас угораздило попасть в настоящую американскую исправительную колонию. Разумеется, в качестве гостей. Близкий друг Кена работает в этом учреждении психологом, и в две минуты он договорился с начальством о нашем визите.
Колония выглядела довольно несерьезно и напоминала скорее больницу закрытого типа, чем исправительное учреждение. У часовых не было автоматов, но вырваться за пределы «запретки» вряд ли представлялось возможным. Нам рассказали, что, несмотря на приветливый вид заведения, бегут из него зэки частенько и с охотой, но, как правило, на свободе задерживаются ненадолго. Обычно их возвращают в течение нескольких часов. Как это удается в стране без паспортов и прописки — остастся загадкой.
Мы посетили столовую и подивились довольно разнообразному меню. «Главная проблема у ребят, — посетовал начальник, — избыточный вес. Поэтому так популярны у нас всякие атлетические тренажеры».
Нам показали живую легенду колонии — Обби Кларка, семидесятивосьмилетнего заключенного, у которого два пожизненных срока. Жизнь для него прекратилась за тюремными воротами, здесь он четко настроился на доживание своего земного срока с максимальными для себя удобствами. Вероятно, единственным его утешением осталось злорадство по поводу того, что властям графства не удастся продержать его «на всю катушку» — то есть до 200 лет.
Несмотря на довольно сносные условия жизни за забором, очень скоро там начинает возникать тягостное чувство неволи. Мы разговорились с молодым чернокожим парнем из Нью-Йорка, который получил десять лет за покушение на жизнь полицейского. Восемь из них он уже провел в заключении. За это время Харви научился читать и считать, завел свой маленький бизнес — тюремную лавчонку и всеми силами старается подготовить себя к той жизни, о которой успел забыть.
— Я читал вашего Солженицына, — сказал он, — конечно, это ужасно, в каких условиях живут русские заключенные. И все же, в Америке сидеть в тюрьме сложнее.
— Почему? — удивились мы.
— Просто, попадая в застенок, мы теряем свободу куда высшего качества.
Пока мы развлекались в Буне, из Вашингтона нам пришло приглашение от телекомпании «Си-СПЭН» для участия в полуторачасовой программе: «Двое русских «автостопщиков» отвечают на вопросы Америки».
Развращенные заработанными за последние дни деньгами, мы уже не могли заставить себя шагать по трассе с рюкзаками. Но как ехать в Вашингтон? Самолетом? Дорого. Автобусом? Бр-р, только не это. Поезда из Буна не ходили.
— А почему бы вам не попробовать самим порулить? — предложил авантюрист Кен.
В течение получаса был выработан план: берем машину напрокат по системе «дроп-ин», когда ее можно бросить в пункте назначения. Рядовому американцу Кену Кетчи и в голову не пришло, что у нас нет прав. По законам США для того, чтобы взять машину напрокат, необходимы две вещи: кредитная карточка и водительские права. Кен любезно согласился поручиться за нас своей кредиткой, а права... Мы остались верны заветам Бендера: в прокатной конторе «АВИС» мы в который раз многозначительно предъявили свои корреспондентские карточки, которые запечатаны в пластик точь в точь, как американские права.
— Простите, что это? — полюбопытствовала девушка из «АВИСа», — я не понимаю, что здесь написано.
— Русские водительские права,— не моргнув, отвечаем мы.
— Как забавно, никогда в жизни не видела русских прав,— сказала она и позвала подружку. — Кэти, посмотри-ка, какие интересные удостоверения у русских.
Кэти оказалась более глазастой и нашла среди тарабарской кириллицы знакомое слово «Press».
— А при чем здесь пресса? — спросила она.
— Дело в том, — нашелся я, — что все журналисты в России обязаны водить машину, и права нам дают с особой пометкой, чтобы было меньше проблем с полицией.
— Здорово, — заметила девушка, протягивая нам ключ и квитанцию, — а еще говорят, что у вас законы идиотские. Счастливого пути, ребята.
На стоянке нам указали на новехонький «порше». Это была наша машина. На целые сутки.
Стас сел за руль с видом человека умудренного, хотя к тому времени он-таки признался, что автомобильная прогулка в Калифорнии была третьей в его жизни, о чем я смутно догадывался еще тогда, в пустыне. Сейчас же у нас была отличная машина с автоматической коробкой скоростей. Как только мы выехали на главный хайвэй в сторону Вашингтона, я понял, почему в Америке даже дети не боятся гнать на машине. При элементарном соблюдении правил, все, что остастся делать водителю на хайвэе — изредка прибавлять газу и давать сигналы обгона. А если не вырываться в крайний ряд для лихачей, то можно часами держать руль, не двигая его, и мчаться вперед, словно поезд.
Через час нам надоела однообразная гонка, и мы решили свернуть на самую красивую, но чертовски сложную дорогу региона «Блю Ридж парквэй».
Эта дорога стала своеобразным памятником Великой Депрессии. В тридцатых годах, когда жители Аппалачей доходили от безработицы, президент Рузвельт затеял общенациональную кампанию по строительству горной дороги вдоль всего хребта Аппалачей. Благодаря правительственным субсидиям, тысячи людей в окрестных городах и деревнях получили работу и смогли выжить. А потомкам они оставили прекрасную дорогу-музей, большая часть которой находится выше уровня облаков.
...Девяностоминутная передача на «Си-СПЭН» сделала нас всеамериканскими знаменитостями. За полтора часа в студии мы ответили на 39 звонков, поступивших со всей территории Штатов, включая Гавайи. Спрашивали о нашей любимой еде, сколько мы получаем, отпустит ли Россия Украину на волю, интересовались нашим отношением к абортам и «фаст-фуду», звонили люди, когда-то подвозившие нас по дороге.
На следующий день нас уже вызывали выступать в Нью-Йорк. А вечером того же дня я понял, что значит выступить по американскому ТВ. Молодые журналисты из «Си-СПЭН» пригласили нас на бейсбольный матч в Балтимор. Когда мы пробирались по трибунам к своим местам, я вдруг поймал несколько любопытных взглядов: нас узнавали телезрители!
— Жалко, что вы не американцы, — сказал один из журналистов, — после такой рекламы перед сорокамиллионной аудиторией у любого в этой стране дела резко пошли бы в гору.
Странное чувство оставил этот бейсбольный матч. Я видел лихорадку, с какой люди парковали машины у стадиона, длинные очереди за пивом и «хот-догами», возбужденные лица зрителей, роскошные цветные доспехи бейсболистов, но не видел главного — игры. От тех вялых движений, которые производили игроки, можно было умереть со скуки. Американцы вокруг спорили о достоинствах команд, делали прогнозы на сезон, а я вдруг понял, что вся эта бейсбольная мишура и тоскливая возня на зеленом поле — всего лишь предлог, чтобы хоть иногда собраться всем вместе, дружно посвистеть и почавкать сосисками. Им, бедным индивидуалистам, разделенным по коттеджам и трейлерам, так порой не хватает нормального для человеческого существа общения в единой кучке. Бейсбол же — один из заменителей их варианта нашей «коммуналки». Хотя бы на два часа.
И последний шок того вечера. Отсвистев положенное время, зрители дружно встали и довольные (хотя местные любимцы проиграли) отправились по машинам, назад к индивидуализму. А на трибуне осталось чудовищное количество банок и пакетов, словно мусорщики Балтимора целый месяц не подходили к стадиону.
...Мы попрощались с тихим милым Вашингтоном — никогда бы не подумал, что этот город держит второе место в стране по количеству убийств — и вышли на финишную прямую. На Нью-Йорк!
Мы возвращались в исходную точку своего путешествия. Только теперь Нью-Йорк больше не был для нас загадочным городом «Желтого Дьявола» и многоэтажным сумасшедшим домом, каким показался два с половиной месяца назад. Здесь наступала осень, и город был уже другим. Впрочем, мы тоже были другими после 15 тысяч километров пути вокруг великой и все еще непонятной страны, да и наша собственная страна на той стороне океана была другой. Мы пытались открыть Америку, а вместо этого открыли самих себя. После бесконечных хайвэев и «фаст-фудов», после трех дней в августе, после стольких встреч по дороге мы возвращались домой, словно из многолетнего космического путешествия. Мы знали, что дома снова будут очереди и грязь на улицах, но все это будет нашим. Очень трудно объяснить, почему чужая уютная и почти стерильная от всех неприятностей жизнь так и осталась чужой.
Как-то в Нью-Йорке мы разговорились с уличным продавцом «хот-догов» — Аликом из Ташкента. Он с гордостью рассказывал, что зашибает 80 «баксов» в день, и все у него «тип-топ», правда, последние два года никуда из города не выезжал — много работы. А мы стали рассказывать ему о Калифорнии, Большом Каньоне, Флориде, и выходило так, словно мы — граждане Америки, а не он. Алик смутился и не совсем уверенно сказал: «Зато я здесь свободен»; А еще была на Манхэттене одна случайная встреча, которая немыслима в чужой стране: на Пятьдесят второй улице в вечерней толпе мелькнуло знакомое лицо. Мы оглянулись одновременно, приглядываясь друг к другу, и узнали. Это был один из молодых преподавателей Колгейтского университета в штате Нью-Йорк, того самого, где мы провели свою первую автостоповскую ночь.
Поделиться книгой: