— …Я так думаю, племянник, — дядюшка Вилли хлопнул по столу ладонью, затянутой в кольчужную перчатку. — Атакуем их в лоб рыцарями, опрокинем центр, а там твоя пехота добьет фланги и дело сделано!
Выдав на-гора сию «мудрость», дядюшка расправил плечи и горделиво обозрел присутствующих. Судя по всему, в его лобастой башке не мелькнуло даже тени сомнения, что я сейчас же вскочу, обниму его, расцелую, и сходу прикажу строиться и атаковать. Э-эх, дядя-дядя… Не, мужик ты хороший, но…
— Дядя, у де Бургов рыцарей против нас — вчетверо! Ты соображаешь, что ты только что предложил?
— Да какие это рыцари, — граф Солсбери сделал пренебрежительный жест. — Ирландцы да голодранцы. Там приличного рыцарства только две фамилии немцев, да фамилия самого братца Джона, гореть ему в аду! Да мы с храмовниками их враз, не заметим даже!..
— Но нельзя не признать, любезный граф, — проскрипел магистр тамплиеров, — что ваш племянник обладает на зависть здравым рассудком, чтобы очертя голову бросаться в драку, как ваш царственный брат. И легко видеть, что его действия приносят куда более осязаемые и весомые плоды, нежели грандиозные, но сказочные проекты его отца…
Лука Боманур пожевал губами. Вот если не знать, кто он такой — милейший старичок, которому сидеть на лавочке у подъезда, да размышлять о былом, грея на солнышке старые косточки…
— Разумеется, рыцари Храма не идут ни в какое сравнение с тем сбродом, что поставил под свои знамена вероломный Джон, но… Четыре шакала победят одного волка, не так ли, граф?
— Истинно так, — прогудел со своего места фриар Тук. — И если оборотиться к Святому Писанию…
Так, вот этого — не надо! А то сейчас будет, как в кино про неуловимых, экскурс, минут на сорок. «Исаак родил Иакова, Иаков родил Авраама, Авраам родил Моисея…»
— Епископ, это — потом. Товарищи офицеры, еще светлые идеи есть?
— Я вот что думаю…
С места поднимается симпатичный такой толстячок с кругленьким брюшком, кругленьким личиком и широкой обаятельной улыбкой. Вот до сих пор не могу поверить, что его зовут Реджинальд фон де Беф. Удивительно милый человек, которого даже крестьяне благословляли…
— Я вот что думаю, Ваше Высочество… — Фон де Беф выдает свою самую обаятельную улыбку, — Надо не здесь сражение давать, а собрать часть Вашего войска и пойти с ним разорять владения де Бургов. Недолго же они здесь высидят, когда узнают, что у них дома творится…
Надо признать, идея неплоха. Если бы только это было не мое собственное будущее королевство — так бы и поступил… Впрочем может еще и поступлю, если других толковых мыслей не воспоследует…
— Надо в Вэллис за подмогой послать, — задумчиво предлагает Туково преосвященство. — Валлисцы ирландцев не любят — страсть!..
А чем с ними расплачиваться? Серебром? А потом опять — грабить идти?..
— Я думаю, царственный зять мой, что можно обойти армию врагов. Ваша пехота завяжет бой, а рыцари, тем временем, погрузившись на корабли, выйдут в море и высадятся в тылу у воинов изменника Джона. Когда они ударят врагу в спину, то воины изменника смутятся, утеряют храбрость и волю к победе и побегут…
Ай да тесть, ай да Мурдахов сын! Вот это — почти идея, разве что стоит ее немного подкорректировать…
…На другой день, на самом рассвете, когда лагерь сторонников принца Джона только-только начал пробуждаться ото сна, со стороны Скарборо взревели трубы и рога, а по перекидным мостикам через ров двинулась темная масса всадников и пехотинцев. Воины моего высочества выезжали и выбегали на поле и строились в три полка.
Место в центре получил полк рыцарей Храма. Тамплиеры соблюдали некое подобие строя, хотя построились не классической свиньей, как советовал им я, а чем-то вроде прямоугольника. Конные впереди, пехота — сзади…
На правом фланге встал сводный англо-германо-датский полк под командой дяди Вилли. В него вошли рыцари его личной дружины, рыцари фельдмаршала Паулюса и трое датских рыцарей, один из которых — Ольгер Харальдсон — был участником знаменитого «суда божьего». Взятый в плен Маленьким Джоном, он остался у нас, присягнул и теперь считался командиром датской части, появившейся в моем воинстве. За его спиной щетинился копьями раббат — батальон из бывших рабов…
В Дании оказалась пропасть самых что ни на есть натуральных рабов: абсолютно бесправных, с ошейниками на жилистых шеях, а частенько — и заклейменных. Прослышав, что в нашем войске всем даруют свободу, эти ребята ломанули ко мне, точно бешенные. И вот теперь им предстояло доказать свое право на свободу — победить, или умереть…
Левым флангом войска командовал великий сенешаль Англии Ральф Мурдах. Его войско несколько поредело за время последних кампаний, но все же представляло собой довольно грозную силу. Еще не закончив построения, войско, оглашая рассветную полумглу выкрикиванием имен своих прекрасных дам и нестройным ревом «За Святого Георга, веселую Англию и королеву Марион!», двинулось вперед и, набирая скорость, покатилось к лагерю противника…
…Но всего этого я не видел. Первый Лорд Адмиралтейства Арблестер, лично отобрав самые быстроходные корабли в нашей флотилии, вел их по темному утреннему морю высаживать десант в тылу у противника. Местом для высадки был избран мыс с маленькой рыбачьей деревушкой, носившей удивительно подходящее название Литтллэнд. В очередной раз восхитившись странным совпадениям, и огорчившись тем, что кроме меня некому оценить комизм ситуации, я двинулся по стопам полковника Брежнева…
…Десант высадился на загляденье четко и слаженно. Даже диковатые Машины родственнички на этот раз вели себя исключительно тихо и организованно. Построившись на берегу в три колонны, воины начали марш-бросок. Мы бежали, туда, откуда до нас все яснее и яснее доносились лязг оружия, крики, ржание лошадей, короче — вся та какофония, которую экзальтированные штафирки поэтично именуют «музыкой битвы»…
Выметнувшись на низенький холмик — пресловутую «безымянную высоту» — я вгляделся, в развернувшуюся передо мной картину сражения. С первого же взгляда становилось ясно: наши проигрывают. Хотя возможно это заметил только я…
Храмовникам под водительством Луки Боманура почти удалось прорвать центр войска принца Джона. Судя по тому, что я видел, их буквально закидывали трупами, но они отчаянно прорывались вперед, тем более, что это было для них единственной возможностью избежать бесславной гибели. Фланги моего войска еще держались, но было видно, что это уже ненадолго. А как только рыцари де Бурга опрокинут крылья нашего воинства, тамплиеры окажутся в окружении, что в данной ситуации и означает гибель…
— Стройся! Пики перед себя! Шагом… АРШ!..
Первый пехотный Шервудско-Нотингемский и Второй пехотный Красных Швабов полки, а так же Отдельный Валлисский Ударный батальон Героев, Презрительно Смеющихся Смерти В Лицо, имени Святого Чудотворца Давида из Вэллиса дружно зашагали вперед. Пока — молча… С правого фланга двигалась гвардейская «русская сотня» в составе тридцати трех богатырей и валлисские конные лучники. Вот до противника остается тысяча шагов… девятьсот… восемьсот…
— Сапартак — чемпион! — взревел внезапно кто-то из русичей, и конники прянули с шага в галоп. — Сапартак — чемпион!
На войско принца Джона посыпались первые стрелы…
— Spartak — champion! — загремел бас сержанта де Литля. — Бегом, urody! Spartak — champion!
— Espartaak — shepmpion! — заголосил недавно произведенный в ефрейторы Эбрилл Шорс. — Espartaak — shepmpion!
— Спартак — чемпион! — взвыло все мое войско, и даже со стороны храмовников, непрерывно выкрикивавших свой боевой клич «Босеан!», раскатилось грозное и могучее «Spartak — champion!»
Пехотинцы атаковали бегом, почти не ломая строя. Вид рыцарской конницы, несущейся в атаку, впечатляет, спору нет, но вид неудержимо катящейся на тебя лавины сомкнувшихся плечом к плечу людей, выставивших вперед копья, это, я вам доложу — нечто! Ночью приснится — инфаркт гарантирован!..
Копейщики остановились шагах в двухстах от противника, и тут же, под несмолкаемое «Спартак — чемпион!», лучники дали первый залп. Потом второй… Третий…
Само собой, у де Бурга были лучники. Наверное, не такого класса, как мои, зато — в разы больше. И, само собой, они могли сделать нашу жизнь далеко не розовой… Но дело в том, что в бой вступить они не успели. Сперва их смели свои же рыцари, торопясь успеть на схватку с такими же как они «благородными противниками», потом перепало от моих рыцарей, а потом они втянулись во всеобщую свалку пехотинцев, и им стало решительно не до луков. Так что на наши залпы не ответили. Зато тут же кто-то из командиров у принца Джона — какой-нибудь очередной де Бург — сообразил, что если нас не контратаковать — будет плохо. Совсем плохо…
Нам навстречу двинулась нестройная толпа пехотинцев и спешенных рыцарей, срочно стянутых с флангов. Наверное, они бы стоптали обычную пехоту, вот только… Мы ведь не сидели в Виборге без дела. Хотя стальных стрел в этом времени не получить, в смысле — нормальных, но вот шилообразные, граненые стальные бронебойные наконечники для стрел… И вот теперь в лицо наступавшим сторонникам «дяди Вани» хлестнул дождь стрел именно с такими наконечниками. Тонкое граненое шило разрывало кольца кольчуги, с легкостью раздвигало нашитые и наклепанные на кожаные безрукавки пластины, а при особо удачном попадании насквозь прошивало щит, пригвождая к нему державшую руку. Первый ряд нападавших почти целиком рухнул под ноги следующим. Те заколебались, замедлились… и получили второй залп!
— Spartak — champion! — и слаженный грохот оружия о щиты — Тра-та-та-та та-та! Spartak — champion! Тра-та-та-та та-та!
Стена копейщиков двинулась вперед. Я стрелял, пока была уверенность, что не попаду в своих, а потом опустил лук и перехватил поудобнее свое оружие. Энгельрик называет его «глефа», и по мне это — самое удобное оружие в эти времена. Примерно метровое древко и клинок сантиметров на шестьдесят. Действуешь, словно в штыковом бою. Хорошо, что в Советской Армии эту науку изучали…
— Espartaak — shepmpion! Espartaak — shepmpion! — завыли «герои, презрительно смеющиеся смерти в лицо», а потом завыли те, до кого они дорвались…
— Spartak — champion! — Красные Швабы с ходу врубились в кого-то, и эти «кто-то» тут же завопили, как и полагается, когда тебя убивают…
— Spartak — champion! — рев Маленького Джона и его родни, кажется, способен стать причиной локального землетрясения. — Spartak — champion!..
Тут на меня вынесло какого-то бедолагу в кольчуге с ведром на башке. Я от души рубанул его глефой, тут же влепил подтоком следующему противнику, успел увернуться от несущейся прямо мне в ухо палицы, пригнулся и из низкой стойки устроил еще кому-то харакири…
— Прынца окружают! — голос сержанта де Литля пароходной сиреной прорвался сквозь шум боя. — Сюда! За прынца!..
Вокруг меня тут же образовалась безобразная свалка. Ветераны, немцы и валлисцы… Оскаленные рты, налитые кровью лица… Руки, вцепляющиеся в глотки, пальцы, тянущиеся к глазам… Клинки, копья, топоры, кинжалы… И кровь… Много крови…
…На меня вылетел, точно им выстрелили из катапульты, очередной противник в цветастой одежке поверх кольчуги. Уже на лету он замахнулся мечом, но в последний момент передумал и решил меня заколоть. Я легко парировал его дурацкий выпад глефой, он по инерции пронесся мимо, и тут же мое оружие разрубило ему кольчугу на спине. Вместе с позвоночником. Ну, кто следующий?..
Но «следующих» не было. Стиснутые между двух огней, воины принца Джона смело бросились наутек…
…Я, разумеется не сомневался в словах доблестного епископа Адипатуса, что валлисцы не любят ирландцев, но даже вообразить себе не мог — насколько они их не любят! Ирландцы разбегались по полю, а бойцы батальона имени святого чудотворца Давида гонялись за ними с азартом своры борзых собак, травящих зайцев. Причем гонялись исключительно за ирландцами, о чем можно было судить по одежке преследующих и догоняющих. Машина родня одевается на манер шотландцев — в юбки и клетчатые одеяла, а ирландцы — почти также, разве что юбки погрязнее, а одеяла — потусклее…
— Энгельс!
— Я!
— Возьми ребят из первого пехотного и заканчивайте это избиение. Живые пленные нам куда нужнее, чем мертвые…
— Прынц! Робер! — Маленький Джон мчался по полю со скоростью, сделавшей бы честь даже скаковой лошади, — Там казну захватили!..
Так, а вот это — уже серьезно. Грабежа я не допущу!
— Коня мне! Джон, за казну твои парни головой отвечают! Вместе с тобой!..
Минут через двадцать мы уже были в захваченном лагере противника. Там, на удивление, было тихо. Повального грабежа не наблюдалось, лагерных женщин никто не насиловал и никто не расспрашивал с пристрастием захваченных пленных на предмет «Куда деньги спрятал, сука?!» Пустые шатры, брошенные повозки… Быстро же вы разбегались, ребятушки…
Возле самого большого шатра с невнятным гербом над входом — караул из родичей Джона. И, к моему изумлению — русичей…
— В отца удатностью вышел, — шепнул мне на ухо Олекса. — Што, Гудкович: казна — твоя, рухлядь — наша? Гоже ли?
Я вспомнил правила распределения награбленного, принятые батькой Хэбом и поинтересовался:
— Долю мне какую дадите? В смысле, положите?..
— Твоя доля, княже, известная, — вмешался Чурын. — Полдобычи князю, полдобычи — хоробрам.
Олекса Ольстинич кивнул и спросил:
— Ладно ли?
— Уговор, — я махнул рукой. — Делите…
…В войсковой казне «дяди Вани» оказалось золото, причем ни много, ни мало — на полные двадцать тысяч фунтов серебра. Плюс моя личная добыча составила еще почти пять тысяч марок: войско подошло к вопросу разграбления королевского лагеря столь основательно, что по окончании осталось только абсолютно чистое место. И больше ничего…
В тот же вечер Скарборо праздновал победу. Праздновал душевно, с размахом и полной отдачей сил. Если бы де Бург, чью голову мои землячки притащили мне в качестве оригинального сувенира, сообразил бы оставить хоть пару тысяч в качестве стратегического резерва — все могло бы плохо кончиться, потому как к утру в Скарборо было не более двух сотен трезвых, охранявших сон и покой до изумления пьяного воинства. Хорошо, что противник оказался в меру глуп…
…Когда утром Машенька — добрая душа! — собственноручно притащила мне кувшин ледяной воды, и я жадно хлебал, фыркая и пыхтя, точно носорог на водопое, то в голову мне пришла фантазия посчитать: а много ли мы еще должны собрать, чтобы получилась затребованная «папой Диком» сумма?.. Получалось не очень. Сперва при сложении фунтов и марок почему-то получались исключительно доллары, а потом я долго-долго не мог разделить двадцать тысяч на три и перемножить на четыре. Ответы все время получались разные и такие чудовищные, что даже неопохмеленный рассудок решительно восставал против такой арифметики…
Но всему на свете приходит конец. Когда я, уже одетый и позавтракавший, а главное — выпивший кубок вина — исключительно для поправки здоровья! — снова взялся за эту задачу, то ответ меня вполне устроил. Оказалось, что собраны уже три четверти, даже чуть больше. И это при том, что свою страну я не разорил, и себя показал, и даже войско умудрился не уменьшить, а пополнить. Одни эти «викинги» из раббата чего стоят! В давешнем сражении бывшие рабы дрались так, что даже валлисцы — уж на что отморозки! — и те согласились с тем, что в храбрости и отчаянности они раабатовцам уступают… Так что можно везти Ричарду первый транш. А про остальное мы с ним при личной встрече договоримся. Сроки там растянем, сумму выплат скорректируем и вообще…
Ох, не доведет меня до добра привычка думать вслух! Не успел я порадоваться, как…
— Конечно, ваше… кхм… высочество… Можно отвезти эти деньги королю Ричарду. А вы уже решили, кто именно из ваших вассалов отправится послом к Львиному Сердцу?
Этот вопрос задала новая Машина подруга — леди Беатрис де чего-то там. Я не запомнил, как эту Биссектрису звать полностью. Чего-то французское, вроде…
Это тетку — довольно симпатичную, кстати — занесло в Скарборо вместе с компанией каких-то чудиков и чудих, топавших не то на богомолье, не то на поклоненье, не то вообще — на камлание к могиле некоей святой девицы с совершенно непроизносимым именем. Что-то похожее на Эверест, только еще круче. Так вот, эти убогие приперлись в Скарборо как раз незадолго до прибытия осадной армии принца Джона. И вместе со всеми оказались в осаде, вкусив всех ее «прелестей». Папаня Тук-Адипатус немедленно мобилизовал богомолок, богомолов и прочих насекомых на рытье траншей, окопов и противотанковых рвов. Однако Биссектриса от оборонительных работ увильнула, сославшись на благородное происхождение. Вообще-то, это — правда. Благородство из нее прет со страшной силой. Уж коли на то пошло, то рядом с ней мы с Масяней так же похожи на королевскую чету, как и на тяжелый бомбардировщик. Так что наш замполит освободил эту самую Беатриче и сопровождающих ее дамочек от ковыряния земли лопатами, а попутно представил ее Маше. Маруся поглядела на Биссектрису, поглядела, поговорила с ней и… влюбилась в нее по уши. Не-не-не, без всякого там лесбиянства! Просто Машке стало ужасно интересно разговаривать со взрослой женщиной, очень не глупой, образованной и, кстати, явно относящейся к моей ненаглядной Марион по-доброму. Я бы даже сказал — по-матерински… Так что леди Беатрис стала непременной участницей Машиных завтраков, обедов и ужинов, а так же частой спутницей ее прогулок. И вот теперь она снова здесь. И смотрит на меня с каким-то подозрительным любопытством…
— …Ну, собственно, я собирался это сделать сам. Во-первых, надо все же познакомиться с папой. Во-вторых, представить ему мою супругу. Ну и, в-третьих, договариваться всегда лучше лично…
— Действительно… Возможно вы и правы. Такие переговоры лучше вести самому. Но, — теперь взгляд леди Беатрис выражал откровенную жалость, — скажите мне, добрый сэр, как вы думаете: кто или что может помешать Ричарду убить вас, деньги забрать и заявить, что никакого сына у него никогда и не было? Или же вы полагаете, что он не опозорит себя столь некуртуазным поступком?..
Я почувствовал, что меня словно обухом по башке огрели. Действительно, интересно бы узнать, что помешает Ричарду тюкнуть меня мечом и сказать, что так и было? Запросто! Я тут про него такого понаслушался, что если это, хотя бы на двадцать процентов — правда, то прикончить он может и за куда менее значительную сумму. А уж обмануть для него и вовсе не проблема. Не зря же его именуют «Да-и-Нет»…
М-да… Тут уж лучше не рисковать. Ни в какие переговоры вступать с этим типом не стоит. Лучше уж сразу собрать всю сумму, и оговорить как, когда и где произойдет обмен «денег на стулья». При свидетелях. С моей стороны — три полка, не меньше! Только вот где же я достану недостающее? Вот так, чтобы сразу?..
— Так вы собираетесь ему заплатить, ваше высочество? — В глазах леди Беатрис снова заплескалось удивление… — Но почему? Для чего? За что?..
— Да, но ведь я же обещал. Миледи, возможно вы не в курсе, но мой дядя, Уильям Длинный Меч, передал мой ответ Ричарду… — Тут я спохватился и добавил, — Моему отцу Ричарду…
Леди Беатрис приоткрыла рот, очень внимательно посмотрела мне в глаза, а потом…
— Не мне судить, насколько это необходимо… Но если дело только в деньгах, мой добрый сэр, то почему бы вам не попросить взаймы… у евреев? Или, если вам претит Израилево потомство, то, — тут она еле заметно поморщилась, — у рыцарей Храма? И те, и другие достаточно богаты, чтобы с радостью ссудить вам искомое серебро…
Блин! Во, бабеха! Умница, ешкин кот! А чего? Так и сделаю…
В приемной зале походного королевского дворца, а вернее сказать — в большом зале таверны «Жирный лосось», вот уже третий час шли трехсторонние переговоры. Справа от меня сидели представители еврейской общины, слева — Ордена Святого Храма. И каждая сторона изо всех сил доказывала, что именно их условия кредитования — лучшие…
— Мы готовы предоставить вам эту сумму лишь за два шиллинга с фунта в год, — проникновенно вещал храмовник, чем-то похожий на Андрея Миронова. — Ваше высочество, мы взываем к вашему благоразумию и к вашей вере, ибо негоже, чтобы деньги будущего короля Англии служили обогащению этих грабителей, отвергающих Христа…
— Может быть мы и не христиане, — купец Исаак встает и гордо расправляет плечи. — Но зато мы не просим складывать долг с ежегодным начислением! А кто из нас грабитель…
— Заткнись, собака! — один из тамплиеров хватается за меч. — Не смей поганить своим нечестивым языком Орден!
— Оба заткнулись! — эта бодяга мне уже порядком надоела. — Говорите толком: сколько я должен буду платить каждый год?
Начинаются расчеты такой сложности, что я немедленно запутываюсь и могу лишь в отчаянии слушать сентенции типа «…таким образом, с учетом предыдущих двух тысяч пятисот тридцати трех шиллингов и пяти пенни, выплата на третий год составит всего восемь тысяч марок, без учета начисления за прошлый год…»
— Так, я все понял… Ох, блин! Недешево мне встанет папашино признание…
Храмовники и евреи одновременно замолкают и вылупляются на меня с таким изумлением, словно на мне только что выросли цветы. Чего это они, а?..
— Так вы, ваше высочество, — нерешительно вопрошает кастелян ордена тамплиеров — собираетесь отдать эти деньги вашему отцу за то, что тот признает вас законным наследником?
— Ну…
— Зачем?! — Исаак из Йорка кричит на меня так, словно это он принц, а я — еврей… — Зачем?!!
— Что «зачем»? Поясни толком!