Помоги проекту - поделись книгой:
— Луна — наша мать, — сказал я мягко, но настойчиво, — это ведь всем должно быть ясно?.. Она защищает нас… Охраняет нас…
— Да? Ты так считаешь, Герард? — тихо откликнулась Кристина.
А думал я совсем не о том. Неужели в доме действительно никого? Или существует, например, какой-нибудь «муж в командировке»? Тогда невеселая складывалась ситуация, учитывая мои желания, потому что я не одобрял — и тогда, и теперь — разрушение семейного счастья ради мимолетного и грешного блаженства.
Я прислушался. И вправду: в порывах легкого ветерка можно было различить какой-то гул — доносящиеся издалека звуки прибоя.
Нет, здесь, в саду, я не накажу Кристину, как только что представлял это в комнате: соседи могут услышать… Но ведь пару пощечин я могу себе позволить?..
Я притянул ее к себе и, прямо как в кино, обнял и поцеловал, медленно проникая языком все глубже и глубже. Играл ли я комедию? Возможно, но и жизнеутверждающий запах ее слегка напряженного и все же мягкого тела, прижавшегося ко мне, и откровенная покорность теплого, жадного рта возбуждали мое желание. Вначале осторожно, а потом все больше отдаваясь жажде любопытства, я принялся мять ее и в самом деле очаровательные сисечки, которые скоро, да скоро… смогу кусать и рвать…
— Ты очень милая, — сказал я тихо.
Одновременно мы поняли, что сцена длилась достаточно долго, чтобы возникла уверенность, каким образом мы проведем ночь, и пошли обратно в дом, при этом я одной рукой нежно мял и гладил ее шейку. Мечта палача, эта шейка, — не смог не отметить я.
И все же, несмотря на мое страстное и мужественное выступление, Кристина, должно быть, еще несколько смущалась, потому что когда мы, закрыв двери в сад, вошли в гостиную, в комнате вновь возникла знакомая атмосфера застенчивости, хотя и не столь явно, как прежде.
— Что будешь пить? — спросила Кристина: кажется, больше из желания прервать неловкую паузу.
Она открыла дверцу бара, в котором обнаружился неплохой ассортимент. Сидя напротив, на большом диване, я смотрел на ее бедра и шею, которая время от времени обнажалась, когда при движении красивые и пышные волосы разделялись на два крыла. Настойчивые мысли о жестокой пытке, которой я мог подвергнуть ее беззащитное тело, все еще крутились в голове, но и разум подал признаки жизни: Кристина была не просто глупой шлюхой или секс-машиной: она могла «давать настоящее тепло», как я это возвышенно сформулировал, да-да.
— Светлого виски, если у тебя есть, — ответил я. — И побольше льда.
Где-то снаружи или наверху в доме вдруг прозвучали три или четыре глухих удара, будто кто-то хлопал дверью. Я испуганно выпрямился в кресле. Может, внезапно проснулся мстительный муж?
— Это на другой стороне, — сообщила Кристина. — Там стоит дом на продажу. Маклер показывает его клиентам и часто забывает закрыть балконные двери. Я позвоню ему завтра.
Тревожный, пугающий звук положил конец моим размышлениям и ночным мечтаниям, спустил меня с небес на землю. А на этой земле не стоило в развратных фантазиях или грезах представлять себе какую-нибудь трагическую любовь — лучше всего со мной в качестве объекта любви и Кристиной в роли невинной мученицы, героини трагедии — или некое событие космического масштаба. Нет, близится ночь, а я сижу в большом, пустом доме вместе с привлекательной молодой женщиной, которая явно ко мне неравнодушна. Все остальное я себе наколдовал, и мысли, от которых и вправду восстал мой жезл — мечты о власти, собственности, богатстве, унижении и жестокости — остаются на счету моего горячего воображения. Может, надо опять взяться за режиссуру и сыграть, например, такую сцену: потянуть Кристину на диван и обнажить с дикой страстью, чтобы трещали молнии и отскакивали пуговки?
— Я все-таки немного устал, — сообщил я, обхватив ладонями большой, широкий бокал с виски и побалтывая, так что позвякивал лед.
Кристина — тоже с бокалом, в котором был светло-желтый напиток (кажется, херес) — подошла и села рядом, сохранив между нами расстояние не шире ладони.
Космический рок? Нет. Однако то, что мы оказались здесь вместе, не подчинялось нашей воле, скорее — это была сила, которой мы не управляли. Я почувствовал, что настраиваюсь на сентиментальный лад.
— Я подумал… — начал я и умолк ненадолго. — Может, проведем эту ночь вместе?
— Хорошо, Герард, — просто ответила Кристина.
Вот видите, я считаю, что решил проблему вежливо и культурно, как светский мужчина, который многое повидал, но еще в состоянии объективно оценить уровень своих страстей; более того, я дал Кристине возможность сохранить лицо. А завтра посмотрим, что тут да как.
Но вдруг, после всех порывов сентиментальности и смирения, меня охватило чувство стыдливого сострадания. Я смотрел на Кристину и уже не задавался вопросом, что она за женщина; нет, я думал о том, что я за мужчина. «Жаль, — сказал я сам себе, — потому что ты действительно неплохая девочка. Ты думаешь, что привела в дом мужчину, а он просто педик: кот в мешке».
Мы стали готовиться ко сну. Я предпочел бы без околичностей завалиться в кровать, но в таком большом, современно оборудованном доме, в такой роскоши и комфорте человек просто обязан принять перед сном ванну. Спальня и примыкающая к ней ванная находились на втором этаже в другой части дома. Улица словно вымерла, а всеобъемлющую тишину в доме не нарушали даже звуки наших шагов — повсюду лежали толстые ковры. Спальня была обставлена новой мебелью в стиле Людовика XV с очень широкой двуспальной кроватью. И все-таки: есть здесь — или был — мужчина? Несмотря на тщательные поиски, в ванной я не обнаружил никаких следов — ни принадлежностей для бритья, ни лосьона или чего-нибудь в этом роде, — указывающих на то, что мужчина тут мог проживать или гостить.
Была восхитительная знойная летняя ночь, и после ванны, ожидая Кристину, я лежал голый на левой стороне кровати. Кристина не торопилась, и мне стоило определенных усилий не уснуть. Я уже соскальзывал в сон, когда она появилась в тонкой и почти прозрачной ночной рубашке цвета морской волны.
— Золотце, сними это пальто, — приказал я мягко.
Кристина, подойдя к кровати, скинула с плеч одеяние и, полностью обнаженная, остановилась передо мной.
— А ты красива, — сказал я нежно, чуть ли не укоряя, — у тебя… все… в тебе есть что-то… — и я вдруг засомневался.
— Что? — с любопытством спросила Кристина.
Ну, ладно, к черту осторожность:
— В тебе есть что-то… Ты похожа на очень красивого мальчика.
Вот, фраза вылетела, и в ней была доля правды.
— Ты считаешь? — польщенно спросила Кристина. Мое замечание делало ее красоту еще более универсальной, вот в чем дело — и мои слова не вызвали у нее никаких подозрений.
— Давай, не тяни, мой милый звереныш, — сказал я мягко, но решительно. — Иди ко мне.
Она легла рядом, и я овладел ею.
Моей относительной неопытности и неизбалованности — недостатки, которые в любовной игре обычно видны по слишком поспешной смене действий — она, казалось, не замечала и, судя по упоению, в которое я ее привел, не считала себя ни в чем обделенной.
После соития я снова отправился под душ. Нет, нельзя сказать, что все прошло превосходно, хотя неизвестно, что об этом думает Кристина. Мне казалось, что она, скорее, покорена, нежели разочарована моей юношеской неумелостью: как иначе можно объяснить нарастающий поток нежности и любовные стоны?
Но пока довольно: я лег на другую половину кровати.
— Я бы всю ночь с тебя не слезал, — нагло заявил я, когда она, в свою очередь сходив под душ, вернулась из ванной — на этот раз голая. — Но ночь очень жаркая, да и поспать не мешало бы.
Да, она была красива, но я мог воспринимать ее красоту только с эстетической точки зрения и без всяких задних мыслей. Даже поцелуй перед сном показался мне данью вежливости.
Кристина выключила лампу над изголовьем кровати и, судя по всему, сразу уснула.
И хотя изначально я чувствовал себя уставшим, два похода в душ, возбуждение от совокупления и, может быть, предшествующая выпивка, — Кристина щедро плеснула виски, не обратив внимания на мою просьбу, — придали мне бодрости, и теперь я сомневался, что смогу заснуть быстро.
В комнате было очень темно: окна полностью закрывали тяжелые коричневые шторы, и это очень на меня давило. Я встал, пробрался к окну и, стараясь не шуметь, приоткрыл шторы. Внизу, в невероятно чистых лунных лучах виднелся сад, и отблески этого света падали теперь в комнату, освещая ее достаточно для того, чтобы различать все вокруг. Я вернулся в постель. Кристина лежала лицом ко мне, и я стал изучать ее, спящую, вблизи, стараясь, чтобы она не почувствовала моего дыхания. Что вообще произошло, и что я здесь делаю?
В мире случаются странные вещи. Я был другим, чем все, но и внутри этого «другого» я был совсем другим. Ведь несмотря на то, что наклонности направляют мою жажду любви и настоящую страсть только в сторону мальчиков или мужчин, я никогда не чувствовал к женщинам — как, к сожалению, многие из моих «эмоциональных собратьев» — презрения, ненависти или страха. Напротив: мне удавалось — как прежде, так и теперь, когда я пишу эти строки — выстроить с женщинами более открытые отношения, чем с мужчинами; в общем, с женщиной мне проще, чем с мужчиной, заговорить о вечных вопросах жизни; дружеские отношения с ними всегда глубже и долговременней; и я уверен, что женщины лучше понимают и больше ценят мои книги.
Я продолжал изучать лицо Кристины — она, видимо, уже крепко спала — будто оно заключало в себе ключ к разгадке. Ее рот с жадными, чувственными, пухлыми губами вполне мог сойти за мальчишеский; а также веки и ресницы; по поводу носа я несколько сомневался, и те же сомнения возникли, когда я изучал ее спящую шейку; а вот брови, подбородок, волосы на висках, возле ушей, да и сами уши, были, несомненно, женскими, а не мужскими или мальчишескими. Так что, как бы мила и красива она ни была, вероятности, что я действительно смогу ее возжелать или полюбить, не существует. Я чувствовал какую-то мучительную несправедливость в том, что, хочу этого или нет, но должен покориться и оставить ее на волю темной судьбы. Судьбы, да; или нет, другими словами: Бога. Значит, эта была божья несправедливость? То есть: эта несправедливость исходила напрямую и в согласии с Его собственной, божественной и свободной Волей? Грешно допускать подобные мысли, но и обойти их нет никакой возможности. А с возникновением этого вопроса все остальные теряют смысл: неважно, кто такая Кристина, была ли она владелицей, домоправительницей или дочкой богатых родителей, которые сейчас отдыхают в Вогезах; приплюсуйте к этому вопрос о том, был ли в игре какой-нибудь мужчина, кроме меня. Бог его знает, но я на самом деле не играл здесь роли мужчины: я был для нее, как уже сказано, котом в мешке. А кем я был по отношению к самому себе? Котом не в своей тарелке, если уж я не готов придать этому космический характер.
Да, ребятки, теперь пора бы и поспать… Восхитительная тишина, удобная кровать, но, несмотря на это, я не чувствовал отрадного томления, которое обычно предшествует здоровому сну. Что же не так? Слишком жарко? Откинув одеяло, я лежал теперь под одной простыней. Было не душно, нет, через открытую форточку с едва уловимым шелестом в комнату проникал ночной ветерок.
Роскошь, тишина, покой; никто от меня ничего не требует, ни в чем не обвиняет; на другой половине кровати лежит милая девочка; неизвестно, что там происходит у нее в голове, но не может быть, чтобы она задумала какую-нибудь пакость по отношению ко мне. Ее общественное положение оставалось для меня загадкой, и я не знал, кому принадлежит все это первосортное имущество, но разве я ответственен за свое незнание? Да уж, действительно, предмет для размышлений можно найти всегда… Разве я не могу чувствовать себя здесь свободно? Ведь я в безопасности?..
Безопасность… слово само выскочило… Откуда появилось это ощущение — Бог его знает — но я не чувствовал себя в безопасности… Что же не так, что не в порядке?..
Бом-бом, бом… бом… Я встрепенулся. Ах, да, это в том дурацком доме на другой стороне хлопает открытая балконная дверь… Я вздохнул. Спать надо, ребятки… А не лежать и сходить с ума…
Понемногу я погружался в сон. Я еще успел подумать, что не стоило бы спать на спине и надо повернуться на бок, но уже не мог пошевельнуться. Я, наконец, уснул.
Бом… бом… бом… бом… Где я?.. Дома? Нет… В каком-то здании… Что я здесь делаю?.. Поднимаюсь по лестнице… Да, кажется, это гостиница… Но что-то здесь неладно… А теперь я вышел в коридор, очень длинный коридор… Что это все-таки за стук?..
Я стоял в начале длинного коридора, конец которого терялся вдалеке; за спиной, будто следуя за мной по лестнице, раздавался монотонный стук, ритмичный, с одинаковыми промежутками, похожий на глубокий звук гонга… Звук поднимался, приближался ко мне… Куда мне деться?..
Собрав все свое мужество, я отважился оглянуться… На лестнице появилась фигура, от нее и исходил звук, этот стук… От ужаса я не мог пошевелиться. Фигура плыла по коридору в мою сторону, а стук внезапно прекратился. На расстоянии нескольких шагов фигура остановилась. И тут, задержав дыхание, я увидел, что в ней нет ничего ужасного: это был худющий, старый мужчина в приличном, черном как смоль костюме и элегантной белой рубашке… Управляющий отелем?.. Мужчина выудил из кармана пиджака что-то вроде палочки или трубочки, которую он, может быть, не специально, направил на меня… Я вдруг смотрел прямо в отверстие этой трубочки, как в… в дуло… в дуло чего?..
Нет, слава Богу, ложная тревога: это был не револьвер, а пустой конец ключа, просто-напросто большого старомодного ключа… Мужчина отвернулся, подошел к двери и вставил ключ в замок… да, только дверь была необычная, совсем не дверь гостиничного номера… Скорее — старого шкафа или изящного антикварного гардероба… Черная дверь четко выделялась на фоне светло-серой стены коридора, а на ней самой была прямоугольная панель, выступающая посередине и украшенная позолоченным орнаментом…
Мужчина повернул ключ и чуть приоткрыл дверь, почему-то наружу, а не внутрь, что все-таки довольно странно для отеля… И тут, придерживая дверь, он обернулся и посмотрел мне прямо в глаза… Мне захотелось кричать, но почему?.. Взгляд старика совсем не был угрожающим, — скорее, печальным и безнадежным, как и у каждого неудачника, подрабатывающего на старости лет в отеле… Нет, ничего страшного… Вот, он даже подмигнул мне… Но почему он теперь все время держит один глаз закрытым?..
Он открыл вялый, серый рот, и оттуда раздался звук: такого жуткого звука я в жизни не слышал… в то же время, нет… в то же время это был просто потухший, старческий голос… Он… Боже правый… он пел, но было ли это похоже… на пение?..
И вот тогда я заорал… Я резко выпрямился, весь в поту, и в ужасе огляделся. Нет, слава Богу: я просто лежал в кровати, в спальне… Ничего страшного, я не один…
Неужели я кричал вслух? Сердце безумно билось в груди. Это был просто сон… Но как может сон, в котором, в сущности, ничего пугающего не случилось, превратиться в такой кошмар?.. Старик пропел что-то вроде песенки или считалочки, что-то в этом роде, вот и все…
Но настроение у меня было подавленное, хотя я лежал в постели и был в полной безопасности…
Кристина даже не пошевелилась и, кажется, спала сном праведницы. Ее-то нечего бояться? Нечего… или?.. Или — как ни абсурдна эта мысль — она каким-то образом связана с этим кошмаром?.. Да ладно… Может, притворяясь спящей, она навела на меня сон?.. Да, может быть, если она — ведьма или вампир… Все бывает, на свете чего только нет… Чего только нет… Нет, она не вампир, решил я, потому что клыки у нее самые обыкновенные и во время любовной игры она не впилась мне в горло, чтобы попить кровушки… Даже жаль, что она этого не сделала… Может, она ведьма?.. Почему бы и нет… Дьявол может прикинуться и милой девочкой… Ведьма… Да, но в этом случае… она бы… она должна… сознаться… я должен вырвать у нее признание под пытками, как положено… Она будет голой… Да, совсем голой, я подвешу ее за запястья, к прелестным ножкам привяжу тяжелый груз, чтобы… хлыстом… терзать ее так долго, хлестать… тоже… да, точно, и там тоже… по ее, по ее —
Я быстро перелег на другую половину кровати и стащил одеяло с обнаженного тела Кристины… Если она сейчас оттолкнет меня, откажет… это станет ее смертью… это будет доказательством того, что она лежит в магическом трансе, что она ведьма… тогда мои пальцы сомкнутся на ее шее…
Кристина отдалась мне, проснувшись или нет, но улыбаясь и, казалось, не без восторга…
Когда я проснулся, комната была залита светом. Другая половина кровати пустовала. Внизу в доме раздавались голоса. Я что, «проспал»? Слово не очень-то подходило к ситуации, потому что я сегодня никуда не собирался: «Утро субботы — забудь про заботы». Было без четверти девять. Кто разговаривал внизу? Представители законной власти, которые пришли арестовать меня или допросить, каким образом я оказался в постели с женщиной, не будучи на ней женат? Кто знает…
Я встал и бесшумно приоткрыл дверь в коридор.
— …и окна, пожалуйста. А наверху сегодня ничего делать не надо, — услышал я голос Кристины. — Спальню уберете в следующий раз.
Прекрасно: мое присутствие, стало быть, скрывали… От кого? От служанки, домоправительницы или работницы: в любом случае, от кого-то, выполняющего домашнюю работу… так или иначе, Кристина была хозяйкой…
Внизу зазвонил телефон. Кристина подняла трубку:
— Да, конечно, да, замечательно. В половину десятого… Ну, через час или чуть больше.
Неужели она доктор или дантист? Завести романчик с женщиной, которая одновременно будет твоим врачом, сможет осматривать и ощупывать тебя, совать свой носик в любое отверстие, — это, вообще-то, возбуждает: «Ты мне впрыснешь витаминчик Ц, а я тебе — белый витаминчик Г». И платить не надо: все по безналичному расчету. Мысли эти — о комфорте, удобстве, или, проще говоря, «благонадежности» и, прежде всего, о том, что все это не будет стоить мне ни копейки — приподняли, хоть и в скромных переделах, мою мужественность, утром обычно висящую тряпочкой. Но вот кто-то поднимается по лестнице: я, стараясь не шуметь, поспешил обратно в кроватку, лег, укрылся простыней и сделал вид, что только-только проснулся.
Кристина вошла, одетая в светло-голубое, длинное японское кимоно, расписанное серебряными драконами, грифонами или ликами богов и предсказателей. Ведь это просто сказка, нет? Знаете что? Я останусь здесь, помяните мои слова. В конце концов, мне нужно иметь возможность где-то спокойно писать, вот и все — а потом?..
— Привет, мой миленький, красивый, пушистый зайчик, — заявил я веселеньким, но в то же время еще сонливым голосом.
— Ты хорошо спал? — спросила она заботливо.
— Восхитительно, золотце. Я провел совершенно чудесную ночь. — Нет, надо осторожней…
— Хочешь позавтракать в постели? Я быстренько приготовлю.
Нет, что-то в этом было, хотите верьте, хотите нет: она ходила неглиже, в кимоно, но лицо и прическа были в полном порядке. И вообще, что за женщина: завтрак в постель…
— Больше всего я хотел бы тебя, золотце. Знаешь, я готов наброситься на тебя сию секунду…
Да, точно: я должен остаться тут, в этом доме, каким-то образом зацепиться здесь корнями… Если это на пользу дела, то я могу вести себя очень скромно, покорно подчиняясь, восхвалять ее, мою повелительницу, и лежать у ее ног, а между тем… Я быстренько накинул одеяло поверх простыни, чтобы прикрыть образовывающуюся «палатку».
— Кофе? Хорошо? И яичницу? Яичницу с ветчиной?
— Ты просто золото, но неужели я этого заслуживаю? Да, яичница с ветчиной, какая прелесть. Разве я стою того, чтобы так любить меня и нежить? Да, сделай побольше кофе. Крепкого, черного кофе. О, восхитительно.
Она ушла, улыбаясь и, кажется, витая в облаках… Невероятно…
Я вновь слегка задремал к тому времени, как она вернулась: с подносом, на котором стояла большая тарелка с яичницей, ветчиной и сухариками, большая чашка черного кофе и аккуратно свернутая салфетка, перехваченная серебряным кольцом. Нет, инициалов Г. Р. на кольце не было, и это единственное, чего не хватало для полноты картины…
— Есть еще, если что. И кофе много, — заверила она, — но в кухне, в духовке, чтобы не остывал.
— Что за роскошь. Ты меня балуешь, — каркал я, усаживаясь, чтобы она могла поставить поднос мне на колени: я поцеловал ее прямо в губы. — Меня редко баловали, знаешь ли. Мои родители умерли, когда я был совсем маленький. Моего единственного братика продали в рабство в Марокко, а меня отправили к старому дяде, который все время кашлял…
Совершенно мифологическая хренотень, но Кристина была явно тронута: что за чуткое сердечко, такое встречается только у женщин, не правда ли?..
— Давай ешь. Я скоро вернусь.
Я как раз закончил завтракать, когда она вошла и поставила рядом с кроватью мою дорожную сумку.
— Так, хватит валяться, — сказал я виновато, поставил поднос на пол, поднялся, стал вынимать из сумки чистую одежду и раскладывать ее на кровати.
— Рубашка… трусики… носочки… — приговаривал я как малолетний дебил. — Ах, ну что поделаешь, все, конечно, не очень приличное. Большей частью — обноски. Но зато все чистое, все, в этом я вас уверяю. Я всегда слежу за чистотой тела и вещей.
Кристина — в легко узнаваемой битве между любопытством и тактичностью — не удержалась и искоса взглянула на мои шмотки.
— У тебя действительно плохо с одеждой, Герард? — спросила она.
И тут же, чтобы я не истолковал это как намек на мое финансовое неблагополучие, добавила:
— Мужчинам трудно подобрать себе одежду… Посмотрим… — заключила она неопределенно.
Я пошел мыться.
— Тебе нужны рубашки? — крикнула Кристина, пока я вертелся в угловой душевой, как раз за дверью в ванной, — если, конечно, тебе подойдет размер… мне кажется, подойдет… Они лежат в шкафу, — добавила она, смягчая, насколько это возможно, унизительный характер предложения.
— Я никогда ни от чего не отказываюсь, — пробормотал я себе под нос, — если вдруг начнется война, не успеешь оглянуться, как без рубашек останешься.
И крикнул, перекрывая порыкивания душа:
— Очень мило с твоей стороны. Да, конечно, золотце. Но ты не должна раздавать все налево и направо.
Поделиться книгой: