Помоги проекту - поделись книгой:
– Да, убивал, – резким голосом подтвердил я, – но не женщин и детей, а вооруженных мужчин. Это не игра в бирюльки, а настоящая война! И я здесь не какой-то наблюдатель из ООН, а участник этой войны на стороне восставших рабов.
– Да, конечно, – каким-то упавшим голосом промолвил Макс, отведя взгляд. – Я все понимаю, старик. Ты не по своей воле ввязался в эту свару.
– Давай ближе к делу, Макс. Зачем ты здесь? – спросил я.
– Профессор Пазетти очень доволен твоей деятельностью в этой древней эпохе, – заговорил Макс, чуть понизив голос и сделав серьезное лицо. – Небольшой сбой в глобальной временной спирали уже случился, это обеспокоило американские спецслужбы, которые заслали специальных агентов из 2031 года в 2011-й, чтобы уничтожить машину времени, имеющуюся у наших лжеитальянцев. Поэтому профессор Пазетти и его сообщники перебазировались из Орехово-Борисово в Люблино. Им предстоит нешуточная схватка с этими американскими агентами, которые, кстати, могут добраться и до тебя, Андрей. Американцы из будущего тоже владеют машиной времени, им не составит труда вычислить твое местонахождение в далеком прошлом по тем сбоям в исторических событиях, которые случились при твоем участии.
После непродолжительной паузы Макс добавил:
– Мне велено передать тебе инструкции, чтобы ты смог отличить американского агента от своего связника.
– Инструкции профессора Пазетти немного запоздали, – заметил я с невеселой улыбкой. – Совсем недавно у меня состоялась встреча с одним американским агентом, внешне очень похожим на Джорджа Клуни. Сначала я купился на его болтовню, но потом разобрался что к чему. Перед расставанием с американцем я даже немного намял ему бока.
– Ты это серьезно? – насторожился Макс.
– Вполне. – Я посмотрел в глаза Максу. – Передай профессору Пазетти, что я устал от этой кровавой вакханалии, что я на грани нервного срыва. Мне не справиться в одиночку с этим делом. Мне это не по плечу. Если меня не убьют в каком-нибудь очередном сражении, значит, меня прикончат американские агенты, которые, конечно же, займутся мной всерьез после своей первой неудачи. Еще меня интересует, причитается ли мне какой-нибудь гонорар за то, что я рискую головой в этой бойне между римлянами и восставшими рабами. Если гонорар мне не светит, а светит только орден посмертно, тогда я умываю руки и ноги. Так и скажи профессору Пазетти.
При последних словах я в сердцах слегка ударил кулаком по гладкой мраморной колонне, возле которой стояла скамья.
– Я все передам, старик, – ободряюще произнес Макс. – Ты на всякий случай знай, что твоими связниками являемся мы с Мелиндой. Любой другой человек из будущего, вышедший на тебя, может быть только недругом.
Глава седьмая Битва при Амитерне
Залечивать свои раны я опять приехал в Левки. Люди Крикса подыскали мне небольшой домик на окраине Левк, который приобрел как возмещение за долги один местный ростовщик. Во время повального бегства из Левк здешней знати ушел в Кампанию и этот ростовщик, бросив все свое имущество, которое немедленно расхитила местная беднота.
Домик, где я временно обосновался, тоже носил следы грабежа. Два телохранителя, приставленные ко мне Криксом, приобрели на рынке кое-какую мебель, посуду, занавески и ковры, дабы хоть как-то обустроить мое неказистое жилье. Эти же два воина-галла каждое утро сопровождали меня на прогулках по горам и до пещеры, где струится зловонный левтернийский источник.
Однажды, покупая мясо и фрукты на агоре, я столкнулся с Эмболарией. Я хотел было пройти мимо, полагая, что она не пожелает со мной разговаривать, но Эмболария остановила меня, взяв за руку.
– Привет, Андреас! – сказала самнитка, дружелюбно глядя мне в глаза. – Отойдем в сторонку нам надо поговорить.
Я отдал корзину с покупками своим телохранителям, велев им идти домой и приготовить мне обед.
Воины удалились, раздвигая толпу своими могучими плечами.
Мы с Эмболарией дошли до здания суда с колоннами у входа и уселись на самой верхней ступеньке под кровлей портика. Рядом по ступенькам прыгали с чириканьем юркие воробьи. Мимо спешили люди: кто-то на базар, кто-то с базара.
Я помалкивал, предоставляя Эмболарии первой начать разговор.
– После разговора с Евклеей и ее матерью мне стало ясно, что я зря обвиняла тебя в низменной похоти, – заговорила Эмболария после долгой неловкой паузы. – Даже не знаю, что нашло на меня тогда. Не сердись на меня, Андреас. Разлука с тобой мучительна для меня. Давай снова соединим наши сердца!
Я невольно улыбнулся в душе, слушая Эмболарию. Эта грубоватая молодая женщина, прошедшая суровую гладиаторскую школу, порой вставляла в свою речь довольно поэтические обороты. При своем атлетическом сложении и высоком росте Эмболария в душе тем не менее была более чутка и романтична, нежели любимая мною Регина, ныне недосягаемая для меня. При своей сексапильной внешности и при всех своих утонченных манерах Регина в душе своей была цинична, прямолинейна и довольно грубовата. Ей и в голову не пришло бы в объяснениях со мной вставлять в свою речь высокий слог, хотя при ее образованности это несложно было бы сделать.
Я слушал Эмболарию, а сам думал о Регине. Во время моей встречи с Максом в Аргириппе я узнал, что Регину опять видели в каком-то ночном клубе с длинноволосым юношей, который не то художник, не то дизайнер… При встрече с Максом Регина призналась, что сильно обижена на меня за то, что я вот так скрытно сбежал от нее в Италию. И хотя Макс пытался выгораживать меня, придумывая разные небылицы, Регина не сменила свой гнев на милость. Она сказала Максу, что поживет в моей квартире до моего возвращения из Италии, выслушает мои объяснения и уже тогда решит, как ей поступить.
Голос Эмболарии вывел меня из глубокой задумчивости.
– Что же ты мне скажешь, Андреас? – Эмболария теребила меня за локоть. – Согласен ли ты забыть о нашей размолвке?
– Конечно, согласен, – без колебаний ответил я, обняв самнитку за плечи.
Из дальнейшего разговора с Эмболарией я выяснил, что она перебралась из Левк в военный лагерь восставших, не желая стеснять добряка Либедия и его шумное семейство. Сильвия осталась в доме Либедия, поскольку к ней привязалась его жена.
– Я изредка встречаюсь с Сильвией здесь в городе, она довольна тем, как относятся к ней Либедий и его супруга, – сказала Эмболария.
На мое предложение поселиться вместе со мной в захудалом домишке на окраине Левк Эмболария ответила радостным согласием. «Уж лучше нам с тобой обниматься при двух твоих телохранителях, чем на глазах у всего лагеря», – с усмешкой заметила самнитка.
Вечером того же дня мы с Эмболарией прибыли в лагерь восставших, чтобы забрать ее оружие и кое-какие вещи из палатки, принадлежавшей самнитке. Один из посыльных Крикса, увидев меня, тут же сообщил, что военачальники собрались на совет, что Крикс послал гонца за мной.
Я велел Эмболарии дождаться меня в палатке, а сам направился к шатру Крикса.
Военачальники, сгрудившись вокруг стола, на котором была расстелена нарисованная на пергаменте карта Италии, о чем-то громко спорили, поэтому мое появление в шатре было замечено далеко не всеми.
– Тише, друзья! – воскликнул Крикс, поманив меня к себе. – К чему эти споры, если у нас имеется провидец, знающий все наперед. Сейчас Андреас скажет нам, как вернее всего поступить.
Крикс кратко изложил мне суть дела.
– В Самнии неподалеку от нас находится консул Геллий, который может устремиться вслед за войском Спартака, который стоит на реке Атерн, а может напасть на наше войско. Брезовир и его сторонники предлагают атаковать легионы Геллия и тем самым облегчить Спартаку задачу по разгрому консула Лентула, который идет на него со стороны Умбрии. Ганник предлагает выждать, чтобы узнать, куда повернет свои легионы консул Геллий. Если Геллий двинет против нас, мы тоже пойдем на него. Но ежели Геллий пойдет на Спартака, тогда…
– Тогда нашему войску будет открыта дорога на Рим! – не выдержав, вскричал Ганник. – Погнавшись за Спартаком, Геллий оставит Рим без защиты!
Сторонники Ганника дружными голосами поддержали его.
Крикс с трудом восстановил тишину и обратился ко мне:
– Андреас, стань третейским судьей в этом споре. Куда нам идти, на помощь к Спартаку или прямиком на Рим?
Я подошел к карте и попросил показать мне, где находится лагерь Спартака, где стан Геллия и где наш лагерь. Брезовир показал мне все это, а также дороги, ведущие из Самния к Риму, водя по карте ножнами от кинжала. Мои размышления были недолги, самый верный ход был очевиден.
– Братья, нам нужно спешно выступать на консула Геллия, – сказал я и повернулся к Криксу: – Сколько у него легионеров?
– По слухам, около шестнадцати тысяч, – ответил Крикс.
– А сколько воинов у нас?
– Тридцать тысяч.
– Братья, как провидец я говорю вам: Геллий обречен на поражение, – медленно и весомо произнес я. – Но на Рим нам следует идти только вместе со Спартаком. Без войска Спартака нам Рим не взять.
– Спартак не пойдет на Рим, – сердито проговорил Ганник – Он хочет уйти из Италии! Вы же все знаете это!
Военачальники молчали, взирая на меня и ожидая, что я отвечу на реплику Ганника.
– В конце лета случится событие, которое изменит замыслы Спартака, – промолвил я, таинственно понизив голос. – В конце лета Спартак повернет войско на Рим.
Крикс сам грезил мыслями о походе на Рим, в глубине души поддерживая горячего Ганника. Криксу не хотелось делить славу взятия Вечного Города со Спартаком.
По окончании военного совета Крикс задержал меня в своем шатре, заведя разговор издалека и постепенно перейдя к тому, что волновало его сильнее всего. Криксу не терпелось выступить на Рим. Этого он жаждал сильнее всего. Не будь в грубоватом вспыльчивом Криксе страха перед богами и благоговейного трепета перед таинственным Роком, от которого зависят судьбы людей и государств, то он не стал бы и беседовать со мной, а двинул бы войско восставших рабов прямой дорогой на город Ромула.
Я без труда убедил Крикса не идти наперекор судьбе и воле богов, которые уже предопределили участь легионов Геллия и Лентула. Нельзя также дразнить судьбу, торопя события, говорил я. Плод должен созреть, лишь после этого его можно сорвать. Рим слишком крупная добыча, этот город необходимо брать соединенными силами всех восставших рабов.
В палатку к Эмболарии я пришел уже затемно. В палатке горел масляный светильник, подле которого на низенькой скамеечке сидела Эмболария в короткой серой тунике, штопая грубыми нитками свой старый гладиаторский плащ. Темные кудрявые волосы живописно обрамляли ее сосредоточенное румяное лицо.
– Что решили на совете? – спросила Эмболария, оторвавшись от своего занятия.
– Завтра на рассвете выступаем на консула Геллия, – ответил я. – О домике в Левках нам пока придется забыть. Марс трубит в свой рог, заглушая дивную мелодию лиры, на которой играет Венера.
Эмболария отложила шитье и, приблизившись ко мне, обвила мою шею своими сильными руками.
– Не забывай, – с улыбкой прошептала она, – именно Венера стала женой Марса. Любовь и война всегда идут рука об руку в этом мире!
Эмболария чуть склонила голову набок, а ее сочные, чуть приоткрытые уста устремились навстречу моим губам. Выпивая в долгом поцелуе дыхание друг друга, мы услышали прозвучавшие по всему стану сигналы труб, повелевающие воинам расходиться по палаткам и отходить ко сну. Одновременно это был сигнал для часовых, заступающих в караул в первую ночную стражу. В течение ночи часовые сменялись четыре раза, поэтому ночь делилась на четыре стражи. Так было принято в римском войске. Такой же порядок был заведен и в войске восставших рабов.
Консул Геллий стоял лагерем возле города Анагнии, запасаясь продовольствием для своего войска. Крикс двинул свои отряды к Анагнии самой прямой дорогой через горный проход у самнитского города Бовиана. Проходя через Самний, войско Крикса увеличилось еще на три тысячи бойцов за счет беглых рабов и сельской бедноты, потерявшей свои земельные наделы. Оружия восставшим по-прежнему не хватало, но Крикс и его ближайшие сподвижники надеялись восполнить нехватку в доспехах и вооружении, разгромив легионы Геллия.
После трехдневного марша войско Крикса вышло к городу Анагнии, но римлян в его окрестностях не оказалось. Консул Геллий ушел в сторону реки Атерн, видимо, намереваясь вкупе с консулом Лентулом уничтожить войско Спартака.
Крикс устремился вдогонку за легионами Геллия по дороге, вымощенной камнем. Эта дорога тянулась от побережья Адриатики до Рима. Ганник и его сторонники возмущались тем, что Крикс пренебрегает возможностью напасть на беззащитный Рим и пытается помогать Спартаку, который уже устал от войны с римлянами и помышляет только о бегстве из Италии. Однако после разговора со мной Крикс был полон решимости сначала разбить обоих консулов, соединиться со Спартаком и лишь затем двигаться на Рим.
На одном из переходов авангард Крикса настиг идущие походной колонной легионы Геллия. Это случилось неподалеку от города Амитерна. Во главе авангарда восставших стоял Брезовир, который без раздумий навязал римлянам сражение. Крикс с основными силами бросился на помощь Брезовиру, оставив на дороге растянувшийся обоз и отставшие замыкающие отряды.
Консул Геллий оказался смелым и находчивым полководцем. Понимая, что отряды восставших рабов вдвое превосходят по численности его легионы, Геллий стал маневрировать, отбиваясь от наседающих воинов Брезовира и одновременно отступая к местности, изрезанной лощинами и впадинами. В результате подоспевшее войско Крикса было вынуждено атаковать легионы Геллия, преодолевая топи и овраги. В таких условиях галлам и германцам было непросто выдерживать боевой строй и с успехом использовать свое численное превосходство. Фланги римского войска были надежно прикрыты болотами, а с тыла римлян прикрывала река Лерн.
Наступая в лоб и неся ощутимые потери, галлы и германцы очень скоро растеряли свой боевой пыл. К Криксу, находившемуся в центре боевой линии, один за другим прибывали посыльные от фланговых командиров и от начальников когорт. Все донесения звучали одинаково: римляне занимают прочную позицию, прямым ударом их не опрокинуть, а охватить с флангов невозможно.
Военачальники предлагали Криксу прекратить сражение, выманить римлян на ровное поле и уже тогда спокойно разделаться с ними.
Крикс, терзаясь сомнениями и раздумьями, обращался за советом то ко мне, то к Брезовиру.
– Лучше, конечно, нам отступить сегодня и победить завтра, чем без толку топтаться на месте, не имея возможности зажать римлян в прочные тиски, – высказал свое мнение Брезовир, который всегда был излишне прямолинеен в словах и действиях.
Уныние военачальников вроде Брезовира и Ганника, которые громко похваляются своей храбростью, но при малейшей неудаче теряются и опускают руки, выводило меня из себя. Поэтому я позволил себе гневную тираду в их адрес.
– И эти люди толкают тебя к походу на Рим! – сердито молвил я, обращаясь к Криксу и тыча пальцем в Брезовира. – Эти люди хотят взять Рим, обнесенный рвами и каменными стенами, а сами на деле не в состоянии преодолеть неглубокую лощину и ручей, в котором не утонет даже маленький ребенок Эти люди заявляют, что без труда вырежут сто тысяч римлян, стоит им только ворваться в кварталы Вечного Города, а сами бессильны перед войском Геллия, вдвое меньшим по численности нашего войска. На что вообще годны эти горе-воители, если на пути к победе они споткнулись не об оружие и храбрость легионеров Геллия, но об овраги, топи и колючие заросли.
Задетый за живое Брезовир выкрикнул мне в лицо, мол, если я такой умелый и отважный полководец, то он готов уступить мне начальство над пятитысячным авангардным отрядом.
– Бери моих воинов и покажи нам, горе-воителям, как надо преодолевать овраги и топи, как надо побеждать римлян не числом, а умением, – заявил мне Брезовир, гневно размахивая руками. – Ругать других легко, гораздо труднее самому найти выход из замкнутого круга!
– Отлично! – воскликнул я, вскинув подбородок. – Там, где бессильны военачальники, за дело берется провидец. Я немедленно поведу твоих воинов в наступление, Брезовир.
– Э, нет! Так дело не пойдет! – вмешался Крикс. – Андреас, тебе нельзя рисковать головой.
– Оставь его! – Брезовир схватил Крикса за руку. – Пусть Андреас покажет себя в деле. Пусть он почувствует, что предсказывать победу и вырвать эту победу у врага – не одно и то же.
Поколебавшись, Крикс все же уступил Брезовиру.
Очень скоро я горько пожалел, что в запальчивости ввязался в это труднейшее дело. Проезжая верхом на коне вдоль боевой линии римского войска, отделенной от боевой линии восставших рабов в одном месте извилистой лощиной, в другом месте ручьем, в третьем – топким болотом, я убедился воочию, что ни скопом, ни яростным наскоком легионеров Геллия не одолеть. Обходной маневр был тоже невозможен из-за реки, надежно прикрывавшей тыл консулу Геллию.
«Ну что, старичок, похоже, ты в полнейшей заднице! – мысленно обращался я к самому себе. – Назвался груздем – полезай в кузов!»
Проехав на коне вдоль позиций римских легионов от одного фланга до другого, я двинулся обратно уже медленнее, внимательно вглядываясь в римские когорты, вытянутые в две линии шагах в трехстах от боевых шеренг галлов и германцев. Мне хорошо было видно, что в передовой линии у римлян стоят отборные войска, а союзники и легкая пехота собраны во второй линии. Внезапно мой взгляд различил среди длинной стены из прямоугольных римских щитов отряд с ромбовидными щитами, на обитой кожей поверхности которых сверкали на солнце металлические украшения в виде лент и лавровых венков. На шлемах воинов из этого отряда топорщились коротенькие гребни из черного конского волоса. А военный значок, видневшийся среди копий этого отряда, был увенчан серебряным кентавром.
«Пренестийская когорта! – подумал я, остановив коня. – Что ж, пришло время поквитаться за Фотиду!»
Смерть Фотиды, к которой я питал сильное чувство за ее поразительное сходство с Региной, камнем лежала на моем сердце. Я чувствовал себя виноватым в том, что допустил небрежность и позволил себе выпить лишнего во время одного из разведывательных рейдов, когда Спартак гнался за отступающим войском претора Вариния. Благодаря моей небрежности мы с Фотидой угодили в плен к римлянам. Претор Вариний приказал привязать меня ремнями к кресту, а Фотиду отдал на потеху легионерам из пренестийской когорты. Легионеры поочередно насиловали Фотиду у меня на глазах. Благодаря ночному нападению восставших на лагерь Вариния мне удалось избежать смерти на кресте, но Фотида после перенесенного жестокого насилия вскоре скончалась. С той поры прошел почти год, все это время я разыскивал негодяя Вариния и пренестийскую когорту среди римских войск и гарнизонов, разбитых восставшими рабами за последнее время. Вариния мне пока найти не удалось, зато судьба наконец-то вновь свела меня с пренестийской когортой.
Я спешился и призвал к себе начальников когорт из вверенного мне авангардного отряда.
– Наступать будем здесь! – объявил я. – При переходе через лощину наши задние шеренги должны двигаться медленнее, забрасывая римлян дротиками. Наши передние шеренги, наоборот, должны преодолеть эту лощину как можно стремительнее. Наступать приказываю молча, без боевого клича, чтобы не сбивать дыхание при беге.
Военачальники, изумленные моей решимостью начать прорыв боевых римских порядков в самом неудобном для этого месте, не осмелились возражать мне, видя, что я намерен сам возглавить передовую сотню.
Галлы из отряда Брезовира давно знали меня, кто-то из них познакомился со мной еще в гладиаторской школе Лентула Батиата, кто-то на вершине Везувия, куда к Спартаку сбежалось немало рабов со всей Кампании. За все время восстания я постоянно находился то в окружении Спартака, то среди приближенных Крикса. Я всегда был на виду, многие из восставших знали, что Спартак и Крикс частенько прислушиваются к моим советам. Многие знали, что мне дано предвидеть будущее. Поэтому воины из авангардного отряда безропотно пошли за мной в лобовую атаку на римлян через колючие заросли и через глубокую лощину, веря, что со мной поражения быть не может. Глядя на мое спокойствие, галлы воспрянули духом, решив, что божественное провидение уже шепнуло мне на ухо, как и где следует сокрушить легионы консула Геллия.
Со своей стороны я не думал о том, что мне нужно обязательно победить римлян в этой битве. Я просто решил любой ценой добраться до легионеров из пренестийской когорты, чтобы отомстить им оружием галлов и своим мечом за смерть Фотиды. Я был настроен на то, чтобы убивать и убивать пренестийцев, не щадя ни себя, ни тех, кто идет за мной.
Стоял месяц май. День угасал, но было еще очень жарко.
Исколов ноги и локти в зарослях колючего терновника и барбариса, я шел вперед, закрываясь щитом, по которому громыхали камни, летящие из пращей. Рядом со мной шли, держа строй, около сотни галлов, облаченные в римские кольчуги и шлемы, с римскими щитами и копьями в руках. Все шли молча, подняв щиты над головой. С этим же зловещим молчанием наша передовая сотня спустилась на дно лощины и под свист пролетающих над нашими головами дротиков со стороны наших задних шеренг вскарабкалась по глинистому склону наверх. Там, наверху, на краю откоса стояли стеной легионеры с ромбовидными щитами и с короткими гребнями на шлемах. Идущие впереди галлы и я вместе с ними лезли по откосу прямо на острия копий пренестийцев, направленные на нас сверху.
Это безумие, затеянное мною, – иначе это никак нельзя было назвать! – сразу обернулось множеством убитых и раненых со стороны наступающих галлов, которые скатывались вниз по склону, сбитые щитами и пораженные копьями римлян. Я тоже был отброшен вражеским щитом назад, упав спиной на скопище взбирающихся следом галлов. Чьи-то сильные заботливые руки подхватили меня, не дав мне скатиться дальше на самое дно лощины. Я попытался снова прорваться наверх и опять наткнулся на стену из вражеских щитов. Вражеский меч обрушился на мой шлем, так что у меня зазвенело в голове. Я покатился вниз, кого-то придавив, с кем-то столкнувшись… Скрипя зубами от злости, я вновь карабкаюсь по склону бок о бок с кем-то из галлов. Мне наконец-то удалось ударить копьем во вражеский щит, но при этом я потерял равновесие и выпустил из руки древко копья. Меня опять сталкивают вниз вместе с другими галлами, раненными и убитыми. В этой мешанине из тел, щитов и копий, среди живых и мертвых стремительно угасал наступательный порыв храбрых галлов. Сверху неслись крики торжествующих римлян.
Обуянный бешенством, я орал на толпившихся вокруг меня галлов, объясняя им, как вернее всего взять это препятствие. Образовав две живые цепочки, двадцать галлов ринулись наверх, упираясь друг другу в спину. Двух передних галлов римляне сразу же убили, едва те оказались наверху, толкаемые своими соратниками. Однако эти убитые галлы не скатились на дно лощины, их мертвые тела повисли на римских копьях. И вот сначала четверо галлов врезались в плотный римский строй, а через несколько мгновений уже десяток длинноволосых воинов вклинились в пренестийскую когорту.
Вскоре целая волна галлов перемахнула через лощину, тесня пренестийцев и грозя рассечь центр римского боевого строя. В гуще этих свирепых, воспрянувших духом бойцов оказался и я. Применяя все навыки, полученные мною в гладиаторской школе, я разил пренестийцев одного за другим. Без лишних замахов, без ненужных движений я действовал мечом, как опытный мясник, отрубая головы и отсекая руки, вонзая клинок кому-то в горло, а кому-то в глаз. Раненых пренестийцев я не добивал, спеша разделаться с теми из них, кто еще был на ногах, кто еще сражался. Не чувствуя жалости, я убивал и калечил этих насильников Фотиды, устилая их телами примятые травы низменного луга. Мне хотелось верить, что душа Фотиды с высот верхнего эфира видит торжество моей мести и радуется этому.
Глава Восьмая Мелинда
Битва при Амитерие закончилась полным поражением консула Геллия, который с трудом спасся бегством. Римлян полегло больше шести тысяч, остальные бежали кто в Лациум, кто в Умбрию, кто в Этрурию. Эта победа прославила Крикса настолько, что к нему потянулись рабы и обездоленные селяне со всего Самния и даже из соседнего Пицена. Разбив лагерь возле Амитерна, Крикс занялся вооружением и обучением своего войска, в котором было уже сорок тысяч бойцов.
Всех своих раненых восставшие перевезли в Амитерн, обязав местные власти приставить к ним лекарей. Для поддержания порядка и предотвращения грабежей Крикс разместил в Амитерие гарнизон из шестисот самнитов и луканцев, назначив меня начальником над этим отрядом.
Я поселился в большом доме вместе с Эмболарией. Владелец этого дома бежал в Рим вместе с семьей, когда прошел слух о разгроме консула Геллия. В эти майские дни Амитерн выглядел довольно безлюдным, так как больше половины его жителей в страхе перед восставшими рабами разбежались кто куда. Оборонять Амитерн от мятежников местные власти и не пытались, поскольку городские стены были в ветхом состоянии. Врагов на этой земле всего в трех переходах от Рима не бывало со времен Союзнической войны, закончившейся шестнадцать лет тому назад.
На меня свалилось столько забот, что дни пролетали незаметно. Утром я уходил из дома на Френтанской улице, когда Эмболария еще нежилась в постели, а обратно возвращался уже под вечер, еле волоча ноги. Мне приходилось самому вникать во множество городских проблем, которых стало еще больше в связи с тем, что все местные рабы ушли в лагерь восставших, большая часть свободных граждан уехала в Рим и другие города, поэтому поддерживать городское хозяйство в надлежащем состоянии стало некому. Налоги больше не собирались, все судебные тяжбы были приостановлены до лучших времен, всякая торговля пришла в упадок.
Для начала я принял меры для пресечения мародерства и возобновил работу городских пекарен, чтобы местная беднота могла получать бесплатный хлеб. Я лично разбирал все возникающие тяжбы между жителями Амитерна и стоящими здесь на постое воинами Крикса. Улицы города днем и ночью патрулировались стражей из числа воинов гарнизона, а начальники караулов ежедневно отчитывались передо мной, сообщая о любых малейших происшествиях.
Однажды вечером я, как обычно, возвращался домой по длинной и узкой Френтанской улице, стесненной по обеим сторонам высокими каменными домами в два-три этажа. Из-за того, что дома вплотную лепились друг к другу, улица напоминала извилистое мрачное ущелье. Под каменными плитами у меня под ногами негромко журчали грязные помойные ручьи, из узких отверстий в мостовой, оставленных для стока дождевых вод, вырывался тяжелый запах человеческих испражнений. Канализация в эпоху античного Рима имела точно такие же зловонные миазмы, как и в двадцать первом веке.
Поделиться книгой: