Помоги проекту - поделись книгой:
Прохожих в этот вечерний час всегда было мало. Мне навстречу попались двое ремесленников, направлявшихся по домам из своих мастерских, старик-водонос и мальчик верхом на осле, который явно прибыл в город из сельской усадьбы, судя по корзине со свежей зеленью у него за спиной.
Я шел, погруженный в свои думы, когда меня окликнул молодой женский ГОЛОС:
– Как мне пройти на Френтанскую улицу, гражданин? – Это было сказано на латыни. Когда я остановился и взглянул на стройную незнакомку в длинном желтом одеянии до пят, с белым покрывалом на голове, стоявшую у стены дома, мой слух поразила другая фраза, произнесенная ею по-русски: – Я приехала издалека и совершенно заблудилась в этом городе.
Я невольно вздрогнул, как после удара плетью.
Видя, что я остолбенел, незнакомка легким движением руки сбросила с головы покрывало. Это была Мелинда.
– Здравствуй, Андрей! – тихо произнесла она на русском языке, протянув мне руку. – Я уже давно выслеживаю тебя здесь.
Я молча пожал протянутую нежную ладонь, пребывая в некотором ошеломлении.
– Идем! – сказала Мелинда, уверенно взяв меня под руку. – К тебе домой нам нельзя, поэтому заглянем ко мне. Я обосновалась тут неподалеку. Меня приютила одна добрая зеленщица.
– Случаем, не Жерма, что имеет овощную лавку в Мельничном переулке? – спросил я, подчинившись Мелинде.
– Она самая! – Мелинда удивленно взглянула на меня. – А ты неплохо знаешь этот городок и его обитателей!
– Я же, как-никак, начальник местного гарнизона, – не без гордости в голосе обронил я. – Мне по статусу положено знать здесь все и всех.
До Мельничного переулка было совсем недалеко. Овощная лавка Жермы находилась на первом этаже приземистого двухэтажного дома, довольно неуклюже втиснутого между двумя более высокими и добротными домами из белого камня. Недавно овдовевшая Жерма выкупила весь первый этаж дома и арендовала второй этаж, где она поселила своих родственников, а пустующие комнаты сдавала всем желающим за весьма умеренную плату. Объявления о сдаче комнат в наем Жерма писала углем или мелом прямо на стенах домов на всех главных улицах Амитерна, выходивших на рыночную площадь и к трем городским воротам.
Мелинда, прибывшая в Амитерн из будущего для встречи со мной, прочитала одно из объявлений Жермы и вселилась в одну из ее комнат два дня тому назад. Меня удивило и восхитило то, насколько свободно владеет латынью Мелинда. Конечно, ей не составляет труда войти в доверие к любому здешнему человеку, расспросить кого угодно о чем угодно, выдав себя за приезжую из Рима или любого другого города.
По каменным ступеням темных лестничных пролетов мы с Мелиндой поднялись на второй этаж, слыша шум из женских и детских голосов, звучавших на весь дом. Где-то совсем рядом за стеной происходило бурное выяснение отношений каких-то женщин со своими непослушными чадами. Оказавшись в узком коридоре с закругленным потолком, куда прорывался тусклый вечерний свет через большое круглое окно, Мелинда быстро юркнула в одну из четырех находившихся здесь комнат. Толкнув дверь плечом, она потянула меня за собой.
В комнате было темно, так как два узких окна были завешаны кусками плотной материи. Здесь пахло пылью, луком и благовониями, которые люди этой эпохи часто используют в повседневной жизни, воскуряя ароматный фимиам на домашних алтарях в честь Ларов и Пенатов, хранителей домашнего очага. Я услышал, как Мелинда заперла дверь на засов, потом она подошла к окнам и отдернула грубые занавески. Стало заметно светлее. В комнате у одной стены стояла кровать на высоких ножках, у другой стены стояли стол и скамья, возле одного из окон стоял длинный узкий сундук для хранения одежды. В углу за занавеской виднелись чан для омовений, сосуд для воды, умывальные принадлежности на полке и еще одна скамейка.
На столе стояла бронзовая масляная лампа. Мелинда зажгла ее с помощью горячих углей насыпанных в круглую глиняную миску с крышкой. Она сунула в угли пучок сухой травы и легонько подула на них, через мгновение жгутик из травы вспыхнул, по нему запрыгали маленькие рыжие язычки пламени. Мелинда плавным движением поднесла крошечный факел к фитилю масляной лампы. Родился новый огонек, еще более яркий; запахло оливковым маслом.
Мелинда пригласила меня сесть на скамью у стола, сама села рядом со мной.
Я разглядывал Мелинду с каким-то детским жадным любопытством, она была какая-то другая, словно разлука, разделившая нас столь внезапно, сделала ее еще серьезнее, напитала некой умудренной взрослостью.
– Что? Я сильно изменилась, да? – промолвила Мелинда с какой-то несмелой улыбкой. Она тут же добавила: – Просто на мне парик, а эта одежда не очень подходит для моей фигуры.
– По-моему, ты выглядишь прелестно, – сказал я. – Настоящая римлянка эпохи поздней Республики!
– Ты тоже смотришься великолепно в этой военной тунике, кожаном панцире и красном плаще! – в тон мне проговорила Мелинда. – Настоящий римский военачальник из знатного сословия! И на латыни ты уже изъясняешься свободно. Я слышала, как ты общаешься со своими воинами и с гражданами этого города.
– Как поживает профессор Пазетти? – спросил я. – Передал ли ему Макс мои условия?
– Да, мой шеф в курсе твоих проблем, – ответила Мелинда. – Он просит тебя крепиться и довести начатое дело до конца. Конечно, Андрей, ты рискуешь жизнью не за просто так. После выполнения задания тебе причитается соответствующее вознаграждение.
– Сколько же мне причитается, если я уцелею в этой мясорубке? – Я посмотрел Мелинде в глаза.
Она отвела взгляд и негромко произнесла:
– Пятьдесят тысяч евро.
У меня вырвался короткий нервный смех. Мелинда взглянула на меня с легким беспокойством.
– Чертовски щедрый гонорар! – язвительно воскликнул я, облокотившись на стол. – А не желает ли сам профессор Пазетти поучаствовать в этом деле за такие же деньги? Или, может, бакалавр Паоло Пикарди согласится на это?
– Андрей, пойми, все мы делаем одно общее дело, каждый на своем месте, – сказала Мелинда, мягко взяв меня за руку. – Тебе, конечно, труднее, нежели всем нам, кто пребывает в будущем. Однако иного выхода нет ни у тебя, ни у нас! Андрей, надо идти до конца!
– Почему же нет иного выхода? – Я изобразил на лице наивное недоумение. – К примеру, американский агент, с которым я встречался в Левках, предлагал мне миллион долларов за мой выход из игры. Ни много ни мало!
– Не обольщайся, Андрей, – промолвила Мелинда, убрав свою ладонь с моей руки. – Американцы могут пообещать тебе и пять миллионов, лишь бы вытащить тебя отсюда и спутать все наши планы. На деле же ты этих денег не увидишь. Люди из ФБР просто припрут тебя к стенке. Они либо заставят тебя переметнуться на их сторону, либо уничтожат. Андрей, из этой игры просто так не выходят, всякий агент должен определиться в конце концов, на чьей он стороне.
– Не забывай, Мелинда, что я оказался в этой заварухе не по своей воле! – резко обронил я. – Покуда я верчусь здесь, как уж на сковородке, в это самое время моя любимая женщина, пребывающая в Москве, собирается порвать со мной. Регина возмущена тем, что я так внезапно исчез. Она-то полагает, что я просто сбежал от нее на раскопки в Италию!
– Да, да, я понимаю твое душевное состояние, Андрей, – сочувственно произнесла Мелинда. – Я сама поговорю с Региной, если ты не против. Я сумею убедить ее, чтобы она не бросала тебя.
– Не вздумай этого делать! – рассердился я и стукнул по столу кулаком. – Я не нуждаюсь ни в твоей заботе, ни в сочувствии с твоей стороны. Раз уж ты здесь, дорогая моя, поговорим начистоту. – Я встал и нервно заходил по комнате. – Я не гожусь в спасители России. Меня уже тошнит от этой крови, которая потоками льется вокруг. Меня уже трясет от римлян и гладиаторов, от всей этой древнеримской дребедени! Я сыт этим по горло! – Метнувшись к Мелинде, я решительно провел ладонью у себя под подбородком. – Мне не нужны ни деньги, ни слава, ни ордена, ни почетные грамоты! Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорее! Надеюсь, я понятно излагаю?
Застыв на месте, я бросил взгляд на Мелинду. Она молча покивала головой, увенчанной пышной прической из завитых локонов.
– Вот и отлично! – Я уселся на сундук возле окна. – А теперь я готов выслушать тебя, моя дорогая.
– Андрей, немедленно выйти из игры тебе не удастся, – заговорила Мелинда после долгой паузы. – Мой шеф это не одобрит, и тебе лучше с ним не ссориться. Могу предложить тебе план действий, который ускорит твое возвращение в будущее.
– Что еще за план? – угрюмо спросил я.
– Тебе нужно проникнуть в Рим и убить Красса, – сказала Мелинда. – Смерть Красса неизбежно приведет римлян к целой череде поражений от войск Спартака, поскольку стоящих полководцев в данное время в Риме нет, а Помпей и Лукулл вернутся в Италию лишь через год. За этот год восставшие рабы смогут поставить Римскую республику на край гибели. Понимаешь?
Мелинда посмотрела на меня с воодушевлением и надеждой в глазах.
– Да ты совсем спятила, предлагая мне такое! – фыркнул я. – Красс самый богатый человек в Риме! Он наверняка повсюду ходит с толпой клиентов и телохранителей. У меня руки коротки для такого дела.
– В одиночку ты, конечно, не справишься, Андрей, – спокойно сказала Мелинда. – Тебе понадобятся помощники, два-три надежных человека. И подыскивать их надо не в Риме, а среди восставших рабов. Я сама охотно пошла бы с тобой на это опасное дело, но, к сожалению, меня ожидает телепортация в будущее через несколько часов.
– А ты поговори со своим шефом, убеди его вновь заслать тебя сюда, – сердито вымолвил я. – Почему бы тебе и впрямь не потрудиться вместе со мной во имя спасения России? Я буду убивать кинжалом Красса, а ты будешь держать его за руки или зажмешь ему рот.
Мелинда всматривалась в меня испытующе, словно чувствовала себя оскорбленной моей колкой язвительностью. Она помолчала и сказала отрывисто:
– Хорошо, Андрей. Я поговорю с шефом… Думаю, мне удастся убедить его в том, что моя помощь тебе очень пригодится в деле покушения на Красса. Заодно я постараюсь убедить шефа увеличить твое вознаграждение до ста тысяч евро. – Мелинда грустно вздохнула. – Наши возможности, к сожалению, не столь велики, как у американцев.
Мне вдруг стало неловко перед Мелиндой за свой нервный срыв, за свой недружелюбный тон. Интересно, а за какую корысть она-то участвует во всем этом? Я спросил об этом у Мелинды.
– Зарплату я, конечно, получаю, что-то около пятисот евро в месяц, – ответила Мелинда с какой-то смущенной улыбкой на устах. – На большее я и не рассчитываю. Нам ведь не до жиру, быть бы живу.
– А сколько получает Макс за каждую телепортацию в прошлое? – поинтересовался я.
– По четыреста евро, – сказала Мелинда не очень охотно.
– Мне он заявил, что участвует в этом не за деньги, а ради высокой цели, – сквозь зубы процедил я. – Вот перец хитрозадый!
За дверью по коридору протопали чьи-то торопливые шаги, прозвучали раздраженные голоса на латыни: две женщины из-за чего-то переругивались между собой.
Эта латынь, звучавшая для меня уже так привычно, вернула меня к действительности, от которой я невольно отдалился, беседуя с Мелиндой на русском языке. Я задумался: не о том, смогу ли я совершить удачное покушение на Красса, – на этот счет у меня был готов отрицательный ответ, – а о том, как мне переубедить Мелинду не запускать в действие этот безнадежный план.
Проницательная Мелинда, видимо, прочитала все это у меня на лице, и, желая подбодрить меня, она подошла ко мне неслышными шагами. Ее прохладные пальцы коснулись моей щеки, моих волос. Склонившись ко мне, Мелинда прошептала:
Это были стихи римского поэта Горация.
«Гораций еще не родился, а его стихи уже звучат! – усмехнулся я про себя. – Гораций появится на свет лишь спустя шесть лет после подавления восстания Спартака. А если Спартак сокрушит Рим, как это повлияет на судьбу Горация? Станет ли он поэтом? От таких мыслей можно сойти с ума!»
Часть вторая
Глава первая В трущобах Вечного города
Прежде чем затеять с Криксом этот разговор, я два дня предавался раздумьям. Я не очень-то поверил в сказанное мне Мелиндой, будто она в скором времени опять вернется сюда, чтобы помочь мне в покушении на Красса. Хотя наше расставание с Мелиндой завершилось именно на этой ноте, тем не менее я прекрасно сознавал, что успех этого опаснейшего замысла процентов на девяносто будет зависеть только от меня одного. Нервы мои в эти дни совсем сдали, постоянно пребывая в подавленном состоянии, я днем и ночью старался представить, что меня ожидает в Риме. Этот город и манил и страшил меня одновременно.
Приняв наконец решение, я встретился с Криксом и изложил ему свой замысел по захвату Рима. Из этого замысла следовало, что еще до наступления осени отрядам Крикса надлежит соединиться с войском Спартака. Для этого Крикс должен совершить бросок на север Италии к реке Пад. Я не знал, какая именно причина вынудит Спартака повернуть от Альп обратно на юг Италии, объяснений этому не было ни в античных анналах, ни в исторических монографиях двадцать первого века, однако я был уверен, что именно так и будет. В этом же я убедил и Крикса, впутав сюда неизбежность рока и волю богов.
Я сказал Криксу, что намерен проникнуть в Рим, чтобы наладить связи с тамошними рабами. Когда две армии восставших рабов соединятся и двинутся на Рим, а это случится не раньше конца лета, к тому времени мною и моими помощниками будет составлен заговор рабов. Заговорщики откроют какие-нибудь из ворот Рима ночью или на рассвете, впустят в город войско Спартака и одновременно поднимут на восстание всю римскую бедноту и тысячи невольников.
Крикс выслушал меня с широко открытыми от изумления глазами. Он взирал на меня так, словно я был не смертный человек, но некое божественное существо наделенное сверхъестественными способностями. Крикс не пытался меня отговаривать от этой крайне рискованной затеи, полагая, видимо, что моя уверенность в успехе обусловлена моей способностью заглядывать в будущее. Если я так рвусь в Рим, значит, божественное предопределение сулит мне удачу, ведь навстречу гибели я не стал бы так стремиться.
Крикс поинтересовался, кого я намерен взять с собой на это дело.
Я сказал, что возьму себе в помощь Клувиана и Эмболарию, так как они оба бывали в Риме и внешне вполне похожи на жителей этого города. Крикс одобрил мой выбор, заметив, что никто из галлов и германцев, конечно же, для такого дела не годится из-за своего внешнего вида и сильного акцента в речи.
По моему плану, я и мои помощники должны были проникнуть в Рим одетыми и подстриженными, как истинные римляне. Я и Клувиан должны были изображать зажиточных плебеев, а Эмболария должна представлять из себя жену торговца или богатого вольноотпущенника. Нам предстояло действовать в Риме порознь, встречаясь только в ночное время в каком-нибудь неприметном съемном жилье. Крикс отсыпал мне из награбленных сокровищ десять тысяч сестерций и еще несколько горстей различных безделушек из золота и драгоценных камней. Эти драгоценности при случае можно было обменять на продукты или на любые нужные вещи.
Эмболария была на четвертом месяце беременности, и я поначалу не хотел брать ее с собой. Однако самнитка все же уломала меня, приведя немало доводов в пользу ее участия в этом деле. Главный довод заключался в том, что как женщина Эмболария могла внушить меньше подозрений римским властям и соглядатаям, поставленным надзирать за государственными невольниками.
Клувиан без колебаний согласился составить компанию мне и Эмболарии, сразу загоревшись желанием организовать крупный заговор рабов прямо под носом у римского сената.
От Амитерна до Рима была проложена прекрасная мощенная камнем дорога, размеченная милевыми столбами. Однако осторожный Клувиан настоял на том, чтобы мы сделали большой крюк по проселочным дорогам и выбрались на Аппиеву дорогу, протянутую в Рим из Кампании. Путники и караваны, идущие в Рим из Кампании, наверняка вызывают у римских властей меньше подозрений, нежели всадники и пешеходы, прибывающие из местности, захваченной мятежниками, резонно рассудил Клувиан.
Мы трое ехали верхом на мулах, одетые подорожному, изображая из себя плебеев, возвращающихся в Рим с загородной виллы. Сесть на мулов, а не на лошадей опять-таки предложил нам Клувиан, заявивший, что мулы более неприхотливы и их будет легче продать в Риме на Бычьем рынке.
Я очень беспокоился, удастся ли нам с первого раза и без помех проникнуть в Рим, ведь все городские ворота наверняка находятся под усиленной охраной из воинов столичного гарнизона. Мои опасения оказались напрасными. Проезжая через Капенские ворота, мы действительно увидели много стражников, которые осматривали все повозки и поклажу на вьючных животных. Однако пеших путников и всадников без поклажи стража у ворот не обыскивала и не задерживала. По сути, это было и невозможно, так как в Рим через Капенские ворота валом валили толпы людей, мужчин, женщин и детей. В основной массе это был местный плебс, имевший усадьбы и земельные участки поблизости от столицы; многие из плебеев отлучались по делам и к родственникам в небольшие соседние городки, разбросанные по всему Лацию. Некоторые из этих городков были расположены всего в трех-четырех милях от Рима, иные лежали значительно дальше, но не настолько далеко, чтобы оттуда нельзя было обернуться за день.
Клувиан знал Рим, поскольку некогда прожил здесь полгода, пребывая в рабстве у одного местного патриция. Разгромив во время Союзнической войны самнитов и луканцев, римляне безжалостно обошлись с этими непокорными италийскими племенами, обратив в рабство население многих сел и городов в Самнии и Лукании. Отец и старший брат Клувиана погибли в сражениях с римлянами, а его самого, тогда еще подростка, римляне пленили вместе с сестрой и матерью. На рабском рынке в Капуе Клувиан видел мать и сестру последний раз. Его купил богач из Рима и увез с собой.
Клувиан был очень непокорным рабом, постоянно норовил сбежать, дрался с надсмотрщиками. Хозяину Клувиана это надоело, и он продал его какому-то ланисте, владельцу одной из римских гладиаторских школ. Ланиста тоже натерпелся от непокорного нрава Клувиана и очень скоро перепродал его в одну из капуанских гладиаторских школ. Там-то на Клувиана обратил внимание ланиста Лентул Батиат, забравший его к себе. Таким образом, Клувиан оказался в одной гладиаторской школе вместе со Спартаком, Криксом и Эномаем, которые организовали массовый побег гладиаторов, со временем переросший в грандиозное восстание рабов.
За Капенскими воротами пролегала довольно широкая и очень многолюдная Капенская улица, тянувшаяся мимо высокого Делийского холма и далее по склону Палатина до самого форума. Я был поражен теснотой и толчеей, царящими в этом огромном городе. Наши мулы едва-едва продвигались вперед, стиснутые толпой, которая текла в двух направлениях: к воротам из города и от ворот в глубь города. Вздымавшиеся по сторонам улицы дома из белого, желтого и серого камня примыкали так плотно один к другому, что между этими трех-четырехэтажными громадами с длинными рядами окон не было ни единого просвета. Вся Капенская улица была укрыта тенью от домов, сюда не проникал ни один луч солнца.
Клувиан сказал, что нам нужно до захода солнца продать мулов, которые будут только обузой в тесноте городских кварталов. Для этого нам следовало добраться до Бычьего рынка, то есть сначала предстояло доехать до форума, затем по Этрусской улице выехать к Велабру, кварталу между Палатином и Авентином, где и был расположен Бычий рынок.
Проделывая этот неблизкий путь, я имел возможность увидеть воочию обширность и величие Рима, его многолюдность, пыль и отбросы рядом с великолепными зданиями и храмами, нагромождения из жалких лачуг соседствующие с роскошными домами знати, гигантский каменный акведук, мощенные камнем мостовые и площади, тенистые парки и журчащие фонтаны… Все увиденное мною прежде в Капуе, Ноле, Метапонте и Аргириппе меркло рядом с римскими трущобами и римским архитектурным великолепием. Этот резкий контраст между нищетой и богатством в Риме бросался в глаза особенно отчетливо. И конечно же, поражала обширность Вечного Города, раскинувшегося на десятки миль в окружности, замкнутого в кольцо каменных стен, возведенных легендарным римским царем Сервием Туллием.
Добравшись до Бычьего рынка, мы продали мулов по сходной цене какому-то торговцу-греку. Затем мы уже пешком вернулись на Этрусскую улицу, где стали читать объявления о сдаче помещений и целых домов в наем, написанные мелом на стенах домов. Читали объявления мы с Клувианом, поскольку Эмболария читать не умела. Меня поразили цены на съем жилья в Риме, они втрое превосходили цены на съемное жилье в той же Капуе и Амитерне. К тому же владельцы жилья сразу выставляли сумму оплаты за полгода вперед. Клувиан, видя мое недоумение, пояснил мне, что такие правила действуют по всей Италии. Никто из собственников жилья не пускает на проживание постояльцев сроком на месяц или два, но обычно на полгода или год. Из соображений обычной выгоды, сказал Клувиан.
Я спросил у Клувиана, как быть людям, прибывшим в Рим всего на несколько дней или на полмесяца. Клувиан ответил, что такие люди поселяются у знакомых или на постоялых дворах.
– Постоялый двор нам не подходит, – заметила Эмболария, – там грязно, полно вшей и клопов. Там постоянно случаются грабежи и поножовщина, невозможно толком ни помыться, ни выспаться.
Клувиан согласился с Эмболарией.
– Нам нужно чистое светлое помещение где-нибудь в центре Рима, ведь мы же будем изображать из себя зажиточных плебеев, – сказал он. – Мы никоим образом не должны попасть в поле зрения эдилов и их помощников, которые ведут скрытое наблюдение за всеми подозрительными личностями.
Я сказал Клувиану, что нам не придется жить в Риме слишком долго, максимум месяц-два, поэтому не имеет смысла переплачивать за съем жилья три тысячи сестерциев. Клувиан пообещал мне уладить дело с оплатой таким образом, что нам не придется платить за жилье слишком много вперед. Выбрав два подходящих, на его взгляд, дома, расположенных неподалеку от форума, Клувиан повел нас с Эмболарией осматривать комнаты в этих домах.
Трудность поиска нужного адреса в Древнем Риме заключалась в том, что названия улиц, площадей и переулков здесь были на слуху, а табличек с надписями не было и в помине, как не было на домах и никакой нумерации. Местные жители прекрасно знали, где какая улица расположена и как отыскать такой-то дом. Приезжему человеку приходилось заниматься расспросами случайных людей, чтобы отыскать нужный ему дом или переулок в этом огромном лабиринте улиц и немыслимом скопище домов. Мы с Клувианом потратили больше часа на расспросы прохожих, когда искали наш первый адрес на Яремной улице. Саму улицу мы отыскали довольно быстро, а вот нужный нам дом мы нашли, только опросив на улице человек двадцать прохожих, мужчин и женщин.
Этот большой четырехэтажный дом был из разряда таких, которые римляне называли инсулами. Иными словами, это был обычный доходный дом, не имевший ни атриумов, ни внутренних двориков, ни алтарей, разбитый на множество больших и маленьких комнат, которые владелец дома сдает за плату всем желающим через своего доверенного человека – инсулариуса.
С инсулариусом мы и разговаривали, когда осматривали сдаваемые комнаты, этот «управдом» проживал в этом же доме на первом этаже. Древнеримские многоквартирные дома отличались от таких же домов двадцать первого века тем, что на каждый этаж с улицы вела отдельная лестница, каменная или деревянная. Стекол в окнах инсул не было, они либо закрывались дощатыми ставнями, либо завешивались занавесками в плохую погоду. Вода в таких домах была проведена далеко не везде, чаще всего за водой приходилось ходить к ближайшему колодцу или фонтану Уборные в таких домах тоже отсутствовали. Жильцам приходилось справлять естественную нужду в общественных уборных, которые имелись на всех улицах Рима, или же держать под рукой специальные ночные горшки с крышками. Содержимое из этих горшков жильцы сливали в особый большой глиняный чан. Такие чаны стояли возле всех многоэтажных домов.
Осмотрев комнату в доме на Яремной улице, мы затем отправились осматривать другое помещение в инсуле на площади Сатурна. В результате комната в доме на площади Сатурна нам понравилась больше, но ее владелец затребовал оплату за полгода вперед. Нам пришлось вселиться в дом на Яремной улице, так как здешний инсулариус согласился взять с нас деньги лишь за три месяца вперед.
Снятая нами комната находилась на третьем этаже, два ее окна выходили на Яремную улицу Поскольку это была солнечная сторона, с утра и до полудня солнце светило в наши окна. Этаж под нами выходил всеми окнами на другую сторону дома, где пролегал узкий мрачный переулок, чуть больше двух метров в ширину. На другой стороне этого переулка тоже возвышались каменные многоярусные дома. Римские архитекторы для большей прочности домов прорезали окна в многоэтажных инсулах только с одной стороны, поэтому если один этаж такого дома смотрел окнами на улицу, значит, другой этаж непременно выходил окнами на другую сторону, где был пустырь или другая улица. Угловые комнаты зачастую вообще не имели окон.
Крыши домов были покрыты черепицей или тонкими досками, на чердаках тоже оборудовались тесные низкие комнатушки, куда вселялись самые бедные постояльцы, согласные ютиться в тесноте и духоте под самой кровлей. Таким образом, каждая римская инсула представляла собой подлинный людской муравейник. Все этажи таких домов, а также чердаки и подвалы, как правило, были забиты жильцами. В коридорах инсул стоял шум и гвалт, там был слышен смех, детский плач, песни и перебранки. Римская знать в таких домах не жила, здесь обитали завсегдатаи трущоб: бедные плебеи, вольноотпущенники, проститутки, поденщики, приезжие ремесленники, разорившиеся мелкие земледельцы, приехавшие в Рим в поисках счастья. Патриции жили в больших высоких домах, внешне напоминавших виллы. Знать Рима имела свои кварталы, которые раскинулись на высотах холмов Палатина, Авентина и Целия. Воздух там был намного чище, а зелени было гораздо больше. Своими западными склонами Авентин и Палатин примыкали к реке Тибру, берега которого тоже были покрыты густыми зарослями.
Я не стал говорить Клувиану и Эмболарии об истинной цели нашего приезда в Рим, понимая, что объяснить им целесообразность убийства Красса мне вряд ли удастся. Чтобы заводить об этом речь с ними, для начала мне хотелось выяснить, где живет Красс и возможно ли к нему подобраться на такое расстояние, чтобы нанести удар кинжалом.
К налаживанию тайной сети из рабов-заговорщиков я приступил по принципу итальянских карбонариев времен Мадзини и Гарибальди. Мы с Клувианом с раннего утра и до позднего вечера порознь шныряли по кварталам Рима, изучая город, приглядываясь к местным жителям на рынках и в бедняцких районах, прислушиваясь к разговорам на форуме, где каждый день собирались патриции. Дабы уверенно действовать в Риме, нужно было знать этот город как пять своих пальцев, уметь общаться с квиритами и приезжими италиками, быть в курсе всех происходящих здесь событий. Очень скоро мы с Клувианом выяснили, что римский сенат с недавних пор стал собираться на заседание практически через день. Такого не случалось со времен Союзнической войны. Из разговоров на форуме и на торговых площадях я узнал, что Спартак разбил римского консула Лентула в битве при Камерине. Войско Спартака продолжает двигаться на север Италии, следом за ним двигаются отряды Крикса, по пути разоряя Пицен.
Покуда мы с Клувианом пропадали на улицах и площадях многолюдного Рима, в это время Эмболария занималась ведением нашего хозяйства. Она прибиралась в комнате, ходила за продуктами на рынок и за водой к колодцу, готовила обед и ужин, занималась стиркой одежды. Роль загруженной работой хозяйки не очень-то нравилась Эмболарии, но она терпеливо сносила это, понимая, что так надо.
По моим наставлениям, Клувиану следовало присматриваться в первую очередь к тем невольникам, которые имеют на себе следы какого-нибудь увечья или рубцы от недавних побоев. Вступая в беседу с этими людьми, Клувиан сначала должен удостовериться, что рядом нет посторонних глаз и ушей. Не следовало сразу лезть в душу к своим случайным собеседникам, для начала нужно было их расположить к себе, оказывая им некую мелкую услугу или просто выражая сочувственное внимание, которое приятно любому человеку. Я сам действовал по такому же принципу, ставя во главу угла осторожность. Многие здешние рабы, живущие главным образом в богатых домах, вовсе не горели желанием мстить своим господам и переходить на сторону восставших. Не все патриции обращались с рабами жестоко, к тому же городские рабы не знали тяжелой работы, какой были загружены их собратья по неволе в сельских имениях, на рудниках, на верфях и строительстве дорог. Многие невольники в Риме совсем не тяготились своей неволей. Стоило мне или Клувиану заговорить с таким вот рабом о заговоре против господ, как этот человек мигом донесет о нас эдилу или городской страже.
Очень скоро я выяснил, что в темное время суток шастать по улицам Рима небезопасно. Никакого освещения по ночам на улицах и площадях Вечного Города не было и в помине. С наступлением сумерек улицы пустели, все жители прятались по домам, запираясь на все запоры. По ночам в Риме орудовали шайки грабителей, которых было так много, что власти предпочитали не бороться с этим злом, а закрывать на это глаза. Отчасти это объяснялось тем, что многие из воров и грабителей являлись клиентами и негласными соглядатаями некоторых весьма влиятельных граждан, заседавших в сенате. Патриции имели надежную охрану из слуг и телохранителей, поэтому их дома крайне редко подвергались набегам ночных злодеев. Богатые плебеи тоже проживали в Риме компактными общинами, организуя коллективную защиту своего имущества от разного рода посягательств. Жертвами грабителей чаще всего становились в Риме жители трущоб, самая многочисленная и самая разобщенная часть населения столицы.
Прожив в Риме две недели и обзаведясь кое-какими знакомствами среди водоносов, мелких торговцев и ремесленников, я выяснил, где живет Красс и даже разыскал его мраморный особняк на Палатине. Несколько раз я видел крытые носилки Красса, в которых он следовал из своего дома на форум или на заседание в сенат, покачиваясь на могучих плечах рабов-носильщиков. Занавески на носилках всегда были плотно задернуты, поэтому увидеть самого Красса мне никак не удавалось.
Глава вторая охота за Крассом
Пронырливый Клувиан свел знакомство с одним беглым рабом, который был гребцом на торговом судне, но сумел удрать с корабля во время его стоянки в римской гавани Остии. Остия лежит в пятнадцати милях от Рима в том месте, где Тибр впадает в Тирренское море. Этого беглого раба звали Ксенон, его родиной был остров Сицилия. Ксенон был силен и жесток. Вступив в одну из грабительских шаек, он убил ее главаря и занял его место. Шайка Ксенона враждовала с другой грабительской шайкой за преобладание на Этрусской улице и в прилегающих к ней переулках. Однако обе эти шайки выражали покорность банде ночных грабителей, державших в страхе весь Велабр.
Я очень сильно сомневался, что грабители вроде Ксенона захотят встать на путь заговора среди невольников, целью которого будет сожжение Рима войском Спартака. Я пытался доказывать Клувиану, что ночные злодеи вовсе не заинтересованы в уничтожении Рима, ведь они существуют за счет грабежей на римских улицах. Но Клувиан почему-то был уверен, что кое-кто из сообщников Ксенона, включая его самого, охотно примет участие в разграблении Рима восставшими рабами.
– Многие из этих людей находятся вне закона, они держат по ночам Рим в страхе, но и сами ходят по лезвию ножа, – молвил мне Клувиан. – Каждый год сотни ночных злодеев погибают от рук городских стражников и в стычках между собой, их нанимают для разных грязных дел патриции и римские магистраты, затем избавляясь от них с помощью яда или петли. К примеру, Ксенон признался мне, что он сыт по горло такой жизнью, однако идти ему некуда, как беглого раба его в любой день могут схватить и распять на кресте. В многолюдном Риме Ксенону легче затеряться, чем в провинции, вот он и выживает здесь, как может.
Поделиться книгой: