Остальные — поняли, что дело дрянь лишь когда Хеллфайр — проломил бетонное ограждение, оставив неровную дыру, в которую мог пролезть слон, не только человек. Только шесть человек были на постах в ночную смену, и один из них был уже убит. Но британцы не были бы британцами, если бы это выбило их из колеи.
Двоих из ночного патруля убили во дворе и убили сразу — но третий, стоящий у двери нажал на кнопку и заблокировал единственный вход, отрезая возможно еще живых сослуживцев во дворе, без единого шанса. Сделал он это, не раздумывая ни секунды — британцы, жившие на подконтрольных территориях как на вулкане — хорошо знали, что лучше гибель одного, чем гибель всех.
С первого этажа ударил стоящий там пулемет, который прикрывал двор, от пролома в стене оглушительно бухнула винтовка пятидесятого калибра, потом еще раз. Второй выстрел — разрушил бронестекло, повредил пулемет и достал стрелка — пулемет захлебнулся…
Британцы из отдыхающих смен, многие в трусах, но с оружием — выскакивали из караулок, занимали места согласно тревожному расписанию. Штанов на многих не было — но оружие было у всех, оно лежало рядом с кроватями в готовности к немедленному применению. Многие несли не только оружие, но и щиты, чтобы прикрыться и создать баррикаду после того, как дверь будет взорвана. А в том что она будет взорвана — никто не сомневался…
Наследник, Павел, тезка императора Павла I Романова, проправившего, к сожалению очень мало, но успевшего немало сделать для России — был обычным мальчишкой, не более и не менее. Но он был русским мальчишкой, росшим в семье военного дворянина — и этим было сказано все.
С детства, еще только научившись ходить, он не раз был на парадах и смотрах. Видя стройные ряды проходящих мимо лейб-гвардейцев, десантников, моряков салютующих его отцу — он понимал, что такое власть, и какая она есть — власть. Когда мама говорила ему, что папа работает и папу нельзя отвлекать, он понимал, что такое ответственность. Несмотря на то, что он был тогда совсем маленький — он видел, что главные вопросы в доме решает папа: мама может спорить с ним и не подчиняться по каким-то мелким вопросам, например по вопросу чересчур откровенного платья, в котором она выступает по телевидению — но в главных вопросах решение всегда остается за папой. Он понимал, что главным в доме должен быть мужчина, защищающий женщин своего дома. И он даже учил этому Нико, Николя — которому не повезло, потому что его папа не жил с ним и у него в семье была одна мама — сестра папы…
В пять лет — лейб-гвардейцы впервые доверили ему настоящее оружие и он с гордостью выпустил несколько пуль в мишень. Это было вполне нормально, мальчик и должен проявлять интерес к оружию, как будущий защитник Родины. Он видел, как к папе приходили люди, иногда совсем не в генеральских чинах — но на груди которых были орденские планки и Георгиевские кресты как у папы — и папа уважительно принимал их и разговаривал с ними, иногда долго. Он знал, что папа правит страной, и рано или поздно править страной придется и ему тоже — и делал выводы, что профессия военного очень уважаемая, если папа так встречает военных, часто своих бывших сослуживцев или людей, посланных к нему Георгиевской думой.
Когда мама разругалась с папой из-за того, что папа привел в дом другую женщину — он сильно обиделся и на папу и на маму. На папу — потому что он предал и его и маму. На маму — потому что она ничего не сделала с этой… ничего не сделала для того, чтобы остаться с папой, а просто взяла его и увезла в Америку. Но заложенные еще с детства моральные нормы не дали сбоя — раз папы нет рядом, значит, он должен защищать маму, пока нет папы. Потому что он мужчина, пусть и маленький.
Америка Павлу не понравилась — а что тут может понравиться. Они жили в большом поместье… даже в трех, сменили три разных дома, и ему это не нравилось — зачем все это? У него здесь совсем не было друзей — разве что как-то раз к нему приехала тетя Ксения и привезла Николя на несколько дней. Они даже придумали план — Ник помог ему забраться в багажник машины, когда они уезжали. Сначала хотели и вовсе в чемодан… он лежал бы тихо — тихо, но он был слишком большим или чемодан был слишком маленьким. Николя ничего никому не сказал, как и подобает другу — но его хватились и нашли. Мама тогда плакала.
У мамы постоянно были какие-то люди, они громко восхищались им и что-то дарили — но это ему не нравилось. Ему не нравилось и то, как жадно они смотрят на маму, и что мама позволяет так на себя смотреть — потому что так она тоже предавала и папу и всю их семью, точнее то, что от него осталось. К нему приводили учителей, и он говорил с ними на чужом, не русском языке — но особого рвения к учебе не проявлял. Мама решила осенью отправить его в школу в Швейцарию — туда же, где учился Николя. Он смирился с тем, что живет в чужой стране — но не совсем. Он знал, что такое шестнадцать лет — это когда ты становишься взрослым, и никто не имеет права приказывать тебе, что делать, никто, даже папа и мама. Оставалось всего три года ждать — три года и он взрослый. В этот день он намеревался купить билет и убежать в Россию… даже если мама будет против. Он сильно скучал по той стране, из которой его увезли, по тем друзьям, которые у него были и знал, что на чужбине ему делать нечего.
Когда их с мамой похитили — он честно сопротивлялся, несколько раз выстрелил в нападавших в черных масках и, кажется в одного или двух даже попал. Он знал, кто такие террористы и убийцы, он был совсем маленьким, когда папа и начальник дворцовой полиции объяснили ему это. Он знал, что есть на свете плохие люди, которые прячут свои лица под масками, чтобы их не узнали и убивают хороших людей. Делают они это потому, что у них есть собственные убеждения, но убеждения эти противны всем честным людям — и они убивают для того, чтобы запугать честных людей и лишить их воли к сопротивлению. Всегда борись! — так сказал ему папа — всегда борись и никогда не сдавайся, как бы страшно и тяжело не было. Русские всегда шли вперед, даже когда против них был весь мир — шли и побеждали. Он запомнил это — и именно поэтому тогда схватил выпавший из рук автомат и начал стрелять.
Оказалось, что их похитили англичане. Враги. Он знал, что они враги, потому что послушал несколько разговоров папы, а потом спросил у самого папы — кто такие англичане. Папа поднял его на руки и серьезно — он всегда говорил серьезно и Павел даже маленький это ценил — сказал, что англичане очень плохие люди. Они живут на маленьком островке и завидуют тем, у кого много земли — нам, русским. И раз земли у них мало — они хотят отобрать землю у других народов, чтобы и у других ее тоже было мало. Они хотят, чтобы все воевали друг с другом, потому что если наступает мир — они не могут проворачивать свои грязные и подлые делишки. И еще папа сказал, что англичане убили его дедушку и его прадедушку и рано или поздно он должен будет за них отомстить — если не удастся папе…
Тогда что сказано было вполне достаточно — Павел запомнил, что англичане враги и им надо отомстить.
На большом вертолете их привезли в уединенный дом в лесу и поселили жить там. Там тоже были англичане, их было много и у них было оружие. Главным среди них был дворянин — но Павел возненавидел его, потому что дворянин не может держать в плену женщин и детей, потому что это недостойно дворянина. Еще хуже было то, как он смотрел на маму, как он с ней говорил — и мама тоже улыбалась ему. Это было предательством не только папы — но и дедушки и прадедушки.
Павел решил начать собственную игру — за то время, пока он жил в САСШ без друзей он привык быть очень скрытным, а после того, как его вытащили из багажника — не доверял никому, даже маме. Он знал — ему нужно оружие. Оружие нужно всем — оружие было у папы, оружие было у военных, охранявших их в России, оружие было у папиных друзей — и оружие нужно было ему. Но оружие было у англичан. Значит — решил он — надо усыпить бдительность англичан и получить доступ к оружию, именно поэтому он попросил научить его стрелять. Именно поэтому он полюбил гулять по лесу, запомнил, как закрывается и открывается дверь. Рано или поздно ему удастся получить доступ к оружию и тогда…
Странно, что речь идет всего лишь о двенадцатилетнем мальчике, верно? Но ничего странного, если речь идет о двенадцатилетнем сыне офицера, пусть даже вынужденном провести некоторое время на чужбине. Даже маленькие дети — все-все понимают, ведь не зря ниндзя, воины — тени, японские убийцы и шпионы — начинали учить своих детей с двухлетнего возраста.
Свое выступление он наметил на послезавтра. Если ничего не случится. В подвал ведет одиннадцать ступенек, ровно одиннадцать, дальше — тяжелая дверь. Сержант закрывал ее — чтобы никто не слышал стрельбы. Изнутри она открывалась таким блестящим хромированным рычагом, который надо было опустить вниз, чтобы закрыть дверь и поднять вверх, чтобы открыть. Оружие — в большом ящике, сержант доставал его и несколько снаряженных магазинов. Раскладывал их на одном из двух стрелковых постов… он просто не подозревал, что говорящий на хорошем английском пацан рассматривает его как врага, своего врага и врага своей страны, которого надо уничтожить. Выстрелов никто не услышит, потом надо подняться вверх… там было этот барон или виконт… как его там, их с мамой комната и больше ничего. Днем их комнату не охраняли, только ночью. Надо спрыгнуть с мамой с балкона во двор и добежать до машин, они стоят прямо во дворе. Один раз он притворился, что у него болит живот, и его повезли к местному доктору — он запомнил, что ключи всегда в замке зажигания машины. Он не умеет водить машину — но мама умеет, она часто ездит в город. Ворота, которые ведут во двор активируются большой красной кнопкой, возле нее всегда есть человек и еще один во дворе… их тоже придется… Потом…
Если все получится… ловите конский топот, как говорили в русском триллере «Уйти и не вернуться» — про войну, он любил его смотреть в Интернете, синематографа тут не было. Он любил смотреть русские фильмы, когда добирался до компьютера…
Потом он вышел погулять — точнее, в который уже раз посмотреть на дорогу и на то, что творится в лесу, как в нем можно скрыться — и наткнулся там на дядю Сашу. Он был совсем маленьким тогда — но он помнил, как дядя Саша приходил к отцу… а потом он еще приезжал к ним в поместье, совсем незадолго до того, как…
Маме он ничего не сказал. Мама оставалась предательницей — папа им уже не был, потому что послал дворян забрать их и привезти в Россию. А мама… он подумал, что хорошо было бы убить этого мерзкого барона, который постоянно треплется про какое-то свое имение… наверное, у него ничего нет, он банкрот, вот потому и треплется. Но если дядя Саша здесь и с ним другие офицеры — надо делать то, что он сказал. Он помнил, как говорил папа — всегда слушайся старших по званию. Он именно так и выражался — не старших, а старших по званию. И хотя Павел с рождения был записан в один из лейб-гвардейских полков — но новой традиции звание у него было всего лишь юнкерское. А дядя Саша адмирал.
Ближе к вечеру пришла мама — он очень сдерживался, чтобы не сказать ей обо всем. Но не сказал — а когда она поняла, что с сыном что-то не то — он по привычке ощетинился и нагрубил. Сказал маме, что бесчестно принимать ухаживания от англичанина, пусть даже и барона. Что у этого барона ничего нет, что он негодяй и что он никогда не будет жить с ними, если мама что-то позволит себе. И хотя ему было всего двенадцать лет — мама его не ударила, она знала — что нельзя бить будущего мужчину. Просто ушла на свою половину и кажется, заплакала…
Они с мамой жили в одной комнате. Дверь в нее была бронированной, которая открывалась и закрывалась только снаружи, как в тюрьме. Комната была очень большой, примерно двенадцать на восемь, ее разделяла ширма до потолка — на одной половине жила мама, на другой — он. Решеток на стеклах не было — но он постучал по стеклу и понял, что стекло бронированное, как в Александровском дворце, а может быть — и еще крепче. Но из той половины, на которой жила мама — дверь вела на небольшой балкон, она днем открывалась с помощью электрозамка, чтобы августейшие пленники могли выйти на балкон и подышать воздухом. Вот почему он замышлял план побега на день, а не на ночь — на первом этаже много англичан, а ему с мамой надо было оказаться сразу во дворе. Весь его опыт штурмовых действий ограничивался играми типа «Антитеррор» и «Глобальная инициатива»[39] — но он решил, что солдаты пойдут через двор и через окно. Поэтому он отставил свою кровать от окна, а кровать мамы и так отстояла от нее достаточно далеко.
Ночью он старался не спать. После того, как он увидел в лесу дядю Сашу — он вернулся домой и лег спать, немало удивив англичан — чтобы отдохнуть и не спать ночью. Сказал, что его разморило из-за жары.
В первую ночь никто не пришел. Во вторую — тоже. В третью — он уже успел разочароваться и обидеться, он лежал на кровати и смотрел в потолок, и кажется, даже слезы текли из глаз сами по себе на подушку — как вдруг во дворе глухо громыхнуло, и следом за этим послышалась скороговорка автоматных очередей.
Пришли!
— Павел!
— Мама, русские! — выкрикнул Павел, вскакивая с кровати и пытаясь нашарить одежду.
— Павел, что?! Где?!
— Мама, русские! Они за нами!
Мать столкнула ширму, схватила его.
— Ложись! Ложись!
— Нет!
Лязгнул засов двери.
— What a fuck…
Ослепительный луч света ударил откуда-то прямо по стеклам второго этажа, показывая штурмовикам цель.
Британец, который дежурил каждую ночь у запертой двери — сориентировался быстро. Подскочил к окну, в ослепительном свете что-то заметил, и понял, что все более чем серьезно и штурмовая группа — будет на балконе уже через несколько секунд.
Инструкцией предписывалось немедленно увести заложников вниз. Проблема была в том, что заложников было двое, а он — один. Недоумевая, где барон и почему он до сих пор не здесь, ведь он из САС — он бросил взгляд на кровать женщины — чисто! Никого нет. Неужели — успели уйти?!
Ширма! Целый щит ширмы как выворочен!
Британец бросился туда, увидел женщину в ночнушке, вырывающегося пацана…
— We need to go! — закричал он — now![40]
— No! No!
Женщина как обезумела, он схватил ее за плечо, потащил — и тут же получил удар коленом в пах. Пацан, которого они здесь держали — напал на него как волчонок.
— Не трогай маму, тварь! — он еще раз попытался ударить, но британец на этот раз был настороже, успел закрыться. Господи… этот ублюдок с голубой кровью из САС, он что — спит и седьмые сны видит?! Падла!
Решив, что если он утащит женщину вниз, пацан по-любому пойдет следом — британец перехватил трепыхающуюся бабу (хороша, кстати) — но тут пацан бросился на него всерьез, ударил его в лицо и схватил, что-то выкрикнув на русском…
В лицо пахнуло горячим, британец понял, что у него — две — три секунды, не больше, через три секунды максимум штурмовики ворвутся в помещение и откроют по нему огонь — а у него заняты руки. Надо было вытащить женщину из комнаты, это было единственным выходом — хоть один заложник останется у них. Он с силой оттолкнул пацана — и с ужасом почувствовал… точнее не почувствовал привычной тяжести на правом бедре, где была его кобура с пистолетом. Он крикнул «нет!» — и тут по его ноге как плеткой жигануло, и она перестала его слушаться, разом. Увлекая за собой женщину, британец повалился на пол…
Удар по двери — и она проваливается внутрь, третьего выстрела из ружья почти в упор замок не выдержал. Из двери — почти непрерывный огонь — пулемет.
— Вспышка!
Черный цилиндр летит в дверь. Хлопок, яркая вспышка света пронизывает дым.
— Пошел!
Первый из штурмовиков бросается вперед, и падает, изрешеченный пулеметной очередью. САС — сами работают со вспышками, и пулеметчик был готов к такому.
Один из русских спецназовцев решительно бросается к двери, в руке граната. Второй — следует за ним, отставая на шаг, в руке — укороченный ПК, лента уходить назад, в рюкзак. Так называемая система «Лезвие».
— Назад! Бойся!
Спецграната — она белая, вытянутая и со специальной насечкой на корпусе, чтобы не спутать нечаянно с другой — летит в проем, лопается там ослепительно жаркой вспышкой. Это не светошумовая, это специальный состав, что-то вроде белого фосфора, но не он. Горит долго, выделяет огромное количество тепла, и почти невозможно потушить.
Едва успевает взорваться фонтаном пламени граната — как пулеметчик, оказавшись напротив проема, открывает непрерывный огонь. Пули с вольфрамовым сердечником — их не выдерживает даже передвижная баррикада, которую британское спецназовцы успевают выставить в узкий коридор, перегородив его полностью. Пулемет британцев затыкается, североамериканцы и русские, вперемешку, прорываются в дом. Рвутся гранаты…
Четыре человека из особой спасательной команды ВВС — уже висели на тросах, когда пилот конвертоплана Молот — два пошел к зданию. Трясло намного сильнее, чем на Сикорском — 89 и тем более — чем на Сикорском — 59 с двумя несущими винтами, очень устойчивом в зависании — но они держались. Пилот делал все, что мог — но на балконе оказались только трое, один из парашютистов — спасателей ударился о лоб крыши и упал вниз, еще один — тоже упал вниз, но все же сумел оказаться на балконе. Рамка — специальное средство для пробивания проходов — была у каждого, но три человека вместо четырех — уже создавали критическую ситуацию.
Прожектор слепил так, что было почти ничего не видно, один из парашютистов прилепил на стекло прямоугольную, плоскую подушку размером примерно в пару квадратных метров. В ней — равномерно распределенная взрывчатка и специальный гель, при взрыве он равномерно распределяет энергию взрыва на всю поверхность. Еще один — отработанным движением прилепил по ее краям две рамки с заложенной внутри пластиковой взрывчаткой и еще один заряд — там, где должен был быть электрозамок.
— Бойся!
Глухо хлопнуло, один из парашютистов толкнул дверь, и она поддалась — взрывом сильно повредило и дверь и электрозамок. Дверь открывалась не внутрь, а наружу — и на этом штурмовики потеряли секунду, открывая ее. Когда дверь открылась — в этот же момент в комнате глухо грохнул выстрел. Первый из парашютистов бросился внутрь, поднимая германский пистолет-пулемет[41], как нельзя лучше подходящий для освобождения заложников — и не сразу понял, что происходит. Луч подствольного фонаря высветил человека в черной полицейской униформе, палец автоматически дожал спуск и автомат выплюнул короткую очередь, приказ был — пленных не брать.
— Заложник! Заложник!
Еще один… только чудом спасатель не нажал на спуск, увидев в руке пистолет, да еще и направленный в его сторону… в последний момент заметил, что рука — не мужская, а детская. Дрожащая…
— Тварь, тварь, тварь!
Кто-то сунулся в дверь — от окна ударил пулемет, непрерывной очередью, запирая огнем коридор.
— Русский! Русский! — кричал кто-то по-русски
— Ушли! Ушли!
Вспышка — яркий свет режет глаза, кого-то тащат на балкон, летят пули — только пулемет хоть как-то сдерживает британцев. В коридоре — их три или четыре человека и только непрерывный огонь не дал им прорваться в комнату…
— Кобра, это Акробат! Ангел, повторяю — ангел! Держим дверь!
Я вместе с полковником Ругидом и бойцом с рацией — мы находились у самого пролома в заборе — лезть вперед, на пулеметы нам было не по возрасту, и не по командирскому чину.
— Сигнал — ангел, сэр.
Радист сказал это Ругиду, но у меня — как гора с плеч. Десантники все таки оказались на втором этаже, блокировали комнату.
— Ангел! Ангел, твою мать!
Не в силах больше оставаться на месте — я поднялся и полез в проем. Сзади что-то крикнули, но мне было наплевать. Убьют — и пусть убьют.
Заложников — наконец-то удалось вытащить на балкон — тут даже британские пули не смогут с ними ничего сделать, потому что их прикрывает стена. Нужно уходить — либо вверх, подниматься по тросам — либо вниз, во дворик.
Старший группы, недолго думая, схватил в охапку пацана, который схватился за пистолет и чуть не получил за это пулю и перебросил через перила ограждения балкончика… если что и сломает, то это лучше, чем пуля. Затем — схватив в охапку женщину, перепрыгнул и сам. В комнате рванула граната — британцы совсем озверели и уже не боялись даже на заложников.
Пулемет уже был подавлен, я заскочил во двор — тут было безопасно, бой шел в самом здании. Рядом со зданием кто-то лежал, свой — ли, чужой — ли — выяснять было некогда. Перехватив автомат, я решил укрыться у стены — неровен час, кто пальнет по мне через любое из окон. Не успел — увидел вспышку на втором этаже, услышал оглушительный грохот — светозвуковая.
Потом — полетели пули, буквально градом, трассеры били в бронированное стекло, это было хорошо видно даже со второго этажа — и на втором этаже им отвечал пулемет. Я чуть не заорал от бешенства с злости — все шло кувырком, при такой перестрелке в комнате где заложники, заложникам — верная смерть, да и не факт, что они вообще там, может быть — успели спустить вниз. Ругид где-то рядом орал что-то в рацию в полный голос. Потом — с второго этажа — я едва успел среагировать — выбросили что-то как мешок. В два шага я оказался рядом — Павел! Вроде живой — моргает, но ни слова сказать не может…
— Лежи!
Я перепрыгнул через лежащего Наследника и закрыл его собой, встав на колено. Через пару секунд — совсем рядом упал еще кто-то… белое… господи, это же Государыня.
— Все?!
Командир группы с трудом вставал, Государыня была без сознания, но крови не было — если бы была, на белом было бы видно. Господи, целы… Кто-то бросился у меня из-за спины, я едва успел перехватить — Павел встал на ноги!
— Мама! Пусти! — он кричал так, что перекрикивал грохот автоматных очередей.
— Ангел! Ангел! — кричал кто-то
— Отходим! Отходим! Go-go-go!
Все. Заложники у нас — и смысла в штурме нет. Теперь — забор, окружающий дом будет спасением уже для нас, защитит от огня из дома.
Павел едва не вырвался — но мне все же удалось его перехватить, как — и сам не знаю. Не задерживаясь, пока выйдут те, кто застрял в доме — начали отходить к забору, к пролому в стене, обстреливая дом, чтобы никто не смел подходить к окнам. Автоматическая винтовка ударила прицельно с верхнего этажа — но мы уже проломились за забор, вырвались. Кого-то вытаскивали за руки, тащили через пролом, я оттолкнул спасателя… Государыня была жива.
Англичане
Виконт де Вальмонт
Вернувшись обратно в особняк, в safe house, который раньше использовался лишь для содержания особо важных агентов — перебежчиков, виконт де Вальмонт напился. Нет… не сказать что до свиноподобного состояния, как это делают русские варвары — но вполне ощутимо. До дипломатических печеночных колик.
Вернувшись, он прошел в свою комнату, ни с кем не разговаривая, достал бутылку Катти Сарк, которая была на всякий случай у каждого офицера, свернул пробку и глотнул прямо из горлышка, как последний забулдыга. Обожгло рот, пищевод, он едва не закашлялся — но это привело его в себя. Налив себе полный стакан — без льда, джентльмены так никогда не пьют — он подошел к зеркалу, поставил стакан на столик и начал изучать свое разбитое лицо, на котором оставил отметину тот наглец.
Сукин сын…
Болели не синяки, болел душа. Вот — кто он ей? Человек, который ее стережет, тюремщик. Да, он исполняет приказ, он военный — но ей то какая разница? Для нее он — похититель и не более того, а истории про то, как прекрасная дама влюбилась в похитившего ее пирата — это только в дамских романах такое встречается, на деле же бывает совсем по-другому. Вот как сейчас есть — так оно и бывает…
Виконт и сам не заметил — как бутылка опустела на две трети, а сам он прямо в кресле, не раздеваясь — заснул.
Во сне он видел Ирландию. Северную Ирландию, он тогда только начинал свою карьеру в САС. В ушах играла песенка My little Armalite[42], проклятый гимн этих ублюдков, и под эту музыку они шли брать Падди Осборна, одного ублюдка, который убил полицейского констебля на улице. Они — это Пат, Боб, Майк и он, четыре человека, разведывательный патруль. Они пошли на дело как всегда в одиночку, потому что в полиции, даже среди констеблей было полно стукачей, ИРА узнавала о всем, что планируется против нее. Им дали микроавтобус LDV, старый, еще с выпирающим носом и круглыми фарами, и они сидели в нем на всей жаре, с автоматами, в бронежилетах. Он и Боб сидели в кузове, выполняя роль группы захвата, Майк сидел за рулем, а Пат, старина Патрик Бреннаган, который не мог удержаться от того, чтобы не послать офицера — идиота, и которому оставалось служить всего то два года пошел проверять адрес, в штатском, естественно. Падди жил на Шанкилл-роад, скверное место, полно народа и в таком месте лучше обходиться без стрельбы. Вполне могло получиться и так, что Пат возьмет Падди один, он мог и такой фокус выкинуть. Но вместо этого — что-то рвануло и рвануло очень нехило, а через секунду — что-то грохнулось на крышу фургона, чуть ее не проломив и заблокировав боковую сдвижную дверь. Задняя дверь была заставлена аппаратурой, и когда они, чертыхаясь, вылезли через переднюю пассажирскую — оказалось, что на крыше лежит Пат… мертвый, естественно. Ублюдок успел замкнуть контакты.
Внезапно, виконт понял, что он сидит в кресле, глаза его открыты и тот взрыв, который прикончил беднягу Бреннагана — он ему не приснился!
Бабахнуло в соседней комнате, он уже достаточно пришел в себя, чтобы понять — заряд для пробивания дверей, такой же, как использует САС. Из коридора ощутимо тянуло дымом, снизу — доносилась стрельба и дикие крики, они были слышны даже здесь…