Помоги проекту - поделись книгой:
Помню, как стоявший в углу Каменев нервно крутил пальцем свой длинный ус.
Заседание не было еще окончено, как вошел представитель какой‑то организации и заявил: в большом зале началось собрание. Ленина просят спуститься вниз и выступить со своим докладом.
Заседание тотчас же было прервано и все спустились
На этом собрании присутствовали представители всех социалистических партий. Зал был почти полон. Председательствовал К. Чхеидзе. Как только вошел Ленин, ему было предоставлено слово.
Это было первое его выступление перед широкой аудиторией. Он, как тигр, бушевал на трибуне и часто вытирал пот с лысины и лба. Он говорил два с половиной часа с перерывом на десять минут.
Весь зал превратился вслух. Большая часть присутствовавших стала протестовать против выдвинутых Лениным положений, однако этот протест был тусклым и неуверенным. Меньшинство выражало свое согласие со взглядами Ленина аплодисментами, но и здесь проглядывали нерешительность и сомнение.
А вообще весь зал с удивлением взирал на Ленина и, затаив дыхание, слушал его радикальные и смелые предложения. Слова Ленина для социалистически мыслящих людей Петрограда были такими неожиданными как гром средь ясного неба.
В жизни Петрограда начиналась новая эра.
Заря Востока (Тифлис). 1925. 17 января
Чудится — с тех пор несколько раз умирал, несколько раз рождался снова и как будто бы прошло много и много веков, полных страданий и горечи. Шли длинные годы за годами. Конца не было видно. Нам, находящимся в чужой стране, лишенным ласки родины, не оставалось ничего больше, как жить одной надеждой.
Тяжела жизнь эмигранта… Десятки лет бродили в нужде, в голоде и холоде, в тяжелых душевных переживаниях. Длинный ряд бессонных ночей.
Ночь темна и бесконечна… И ждешь, ждешь зари… и веришь и надеешься… и вот она!
В тот день я встал в обычный час. Направился в университетскую библиотеку.
Был солнечный день.
И вдруг слышу:
— Не знаешь?.. Не знаешь?.. Не знает, вот не знает!..
— В чем дело? Что я должен знать?
Я побежал к площади, где обыкновенно продавались газеты. Маленькое расстояние до газетчика показалось мне тогда длинным, бесконечным.
— Покупайте газету!.. Революция в России!.. Революция!.. Революция!..
Газета дрожит в руках.
И вдруг все прошлое кануло куда‑то в пропасть. Оглянулся на улицу, и эти давно знакомые здания и витрины показались виденными во сне, а не наяву. Все окуталось в темную, серую вуаль. Я мигом перелетел в родную страну…
Удар по плечу отрезвил меня. Оглянулся.
Вижу, товарищ с улыбающимся лицом.
— Едем, едем, значит! Ведь на днях говорил тебе, а ты не верил… Знаешь, вечером назначен митинг в Народном доме… Придешь, конечно…
Еще встречаем группу товарищей. Все улыбаются, все говорят только о поездке.
Но этому общему ликованию мешает одно:
— Каким путем поехать?..
Проходили дни. Союзники категорически отказались пропускать эмигрантов в Россию. Возможность поездки каким‑нибудь другим путем была исключена. Мы начали нервничать.
Беспомощные, растерянные, примирившиеся с положением, вдруг слышим голос:
— Есть дорога! Я укажу вам, как нужно ехать в революционную Россию… Идите за мной, я приведу вас в Россию и покажу вам революцию…
Это был голос Ленина.
Этот клич в эмиграции произвел большой переполох. Почти все «социалистические направления» были возмущены дерзостью этого предложения.
Как?! Мыслимо ли ехать через Германию, через территорию государства, с которым ведет войну Россия?.. А что скажут соотечественники?.. Разве это не будет предательством? Что мы можем на это ответить? Наконец, впустит ли Временное правительство… Нет, это недопустимо. Такой путь нам не нужен!
Желающих поехать с Лениным оказалось только 32 человека.
Но рожденный для революции, сам воплощение революции, разве мог он бездействовать, молчать тогда, когда в родной стране уже был зажжен костер революции. И как же мог он не перешагнуть через все препятствия, чтобы самому подложить дрова под этот костер.
И разве не потому он с таким устремлением рвался в Россию?.. Тогда Ленин жил в Берне. Там и должны были мы собраться для поездки.
Был назначен день сбора.
Из Женевы выехали пять или шесть человек, в том числе Миха Цхакая и писавший эти строки.
Прощался с товарищами, с окрестностями Женевы, с университетом, с улицами.
Десяток лет эмигрантства опускались в могилу. Открывался новый горизонт, новое устремление.
На станции провожать нас собралось много товарищей. Кто‑то передал красный платок; прикрепили к палочке и вывесили в окно.
— En voiture — послышался голос кондуктора.
Двери вагона заперлись, и поезд тронулся…
Было 10 часов вечера, когда мы приехали в Берн.
Остановились в гостинице, Миха Цхакая и я поместились в одном номере. Служащий гостиницы принес бумаги, в которые мы должны занести свое имя, отчество, фамилию, профессию, куда едем и т. д.
Я начал писать.
Привыкший к конспиративной работе, Миха спрашивает:
— Что ты, настоящую фамилию пишешь?
— А то как же? — удивленно спрашиваю.
— Ну хорошо, пиши, пиши: журналист такой‑то. Только не пиши, что в Россию едем. Не надо.
— Ну хорошо, пусть так…
Заполняю бумаги и отдаю служащему.
— Вообще нет необходимости, чтобы знали, кто мы, куда едем, зачем едем… — говорит Миха.
Не спалось, нервничали, курили…
Утром, когда встали, узнали, что в 12 часов должны были собраться на станции железной дороги.
Когда в назначенное время пришли на станцию, большинство товарищей уже были в сборе.
Мы подошли к одной группе,, которая стояла около своих вещей. В этой группе находилась супруга Ленина — Крупская.
Ленина не было видно. Товарищи суетились, подбегая к багажной и билетной кассам.
Вскоре показался Ленин.
Мне и прежде часто приходилось встречаться с Лениным на партийных собраниях в большевистском кружке, только такого неспокойного лица, как в этот день, никогда не замечал у него. Со всеми поздоровался; вспоминал, с кем, когда и где встречался. С особенной улыбкой и лаской поздоровался с Миха Цхакая.
Прибыл наш поезд. Все взялись за свои вещи и направились к вагону. Провожающих и здесь было много.
Приехавшие из Женевы смешались с бернцами, знакомились; из окон смотрели на Юрские горы и посылали им последний привет.
В разговорах бернские товарищи передали следующее: Ленин получил телеграмму из Женевы, в которой группа товарищей просила его отложить отъезд еще на два дня, так как многие собираются выехать с ним, только Ленин не согласился ждать.
— Я знаю, — сказал он, — что все придут к этому заключению, а времени у нас нет.
В Цюрихе остановились на несколько часов. Цюрихская эмигрантская публика встретила враждебно. Нам кричали с перрона:
— Изменники! Предатели!
Мы не подходили к окнам и не отвечали. Так советовал Ленин.
С Цюриха с нами поехал тов. Платтен, секретарь швейцарской социал–демократической партии.
Лицо Ленина было беспокойно и угрюмо. Его глаза скрылись в ресницах. Молчал, не разговаривал.
Через несколько часов переехали германскую границу.
Нас встретили бледные лица немцев с тусклыми глазами с беспокойным и нервным выражением. Как разъяренный медведь в берлоге, боролся народ. Надежда на победу никогда его не покидала.
Не знаю почему, но, очутившись на немецкой территории, я ощутил какой‑то страх. Какая‑то дрожь пронеслась по телу. Почувствовал, как будто нахожусь в плену у героев в сказочной стране.
Был вечер. Скоро прибыл поезд. Для нас был прицеплен один мягкий вагон. В этом вагоне мы проехали всю Германию при запертых дверях.
— Запломбированный вагон!
Ни на какой станции не останавливались, только в Берлине стояли почти целый день.
Очень надоело сидеть в запертом вагоне. И только когда мы из вагона перешли на шведский пароход, стало легко, и лица прояснились.
Пароход был товарный. На палубе его помещалось два ряда товарных вагонов.
Пассажирами были только мы. Рассеялись по палубе. Смотрели вдаль.
Молодежь собралась группой и начала петь. «Марсельеза» сменялась карманьолой, карманьола — «Интернационалом».
Хотя пароход был большой и порядочно нагруженный, но, вследствие волнения моря, сильно качался. Было заметно, как все сдерживались, чтобы миновать морскую болезнь.
Кажется, это и было причиной того, что Ленин так яростно шагал по палубе.
Волнение усиливалось. На палубу забросило одну волну, которая забрызнула Ленина.
— Вот вам, Ильич, первая революционная волна с берегов России, пославшая вам поцелуй…
Ленин смеялся и платком очищал с себя брызги пены. Пароход разбивал волны и приближал нас к берегам Швеции. Показался город Мальме. Пристали к берегу.
В ту же ночь выехали в Стокгольм и к утру были уже там.
В Стокгольме ожидали нас местные социал–демократы. Нас приняли в лучшем ресторан–отеле.
После закуски собрались в гостиной. Здесь уже успели собраться представители местных социал–демократических организаций.
Устроили маленький банкет. Произнесли речи представители левого крыла социал–демократии, газеты «Politiken»' и других социал–демократических организаций.
Поздравляли с революцией, желали благополучного ее окончания. Им отвечали Ленин и Зиновьев.
Здесь уже переменилось лицо Ленина. Глаза блистали, он отдавал распоряжения, спешил. Просил местных товарищей, чтобы они устроили нашу поездку в тот же день.
Писал телеграммы в Петроград. Послал одну телеграмму и Чхеидзе, подписанную Миха и мной, чтобы он со своей стороны принял бы все меры, чтобы нас не задержали при въезде в Россию.
Нас окружили корреспонденты. В тот день по случаю приезда Ленина был выпущен специальный номер «Politiken», с портретами Ленина и его биографией.
«Politiken» («Политика») — газета шведских левых социал–демократов. Ред.
Внимание корреспондентов было обращено на Миха Цхакая, как на старейшего из нас. Я подробно рассказывал корреспондентам его биографию, про его нелегальную работу, про его аресты, преследование и т. д. Особенно подчеркивал, что он является основателем грузинской социал–демократической партии и, преследуемый самодержавием, десяток лет находился в эмиграции. Теперь снова возвращается в Грузию, чтобы стать во главе грузинской социал–демократической партии.
Только Миха находил все это лишним и останавливал меня.
Из Стокгольма выехали в тот же день.
До самого Питера мне пришлось ехать с Лениным вместе в одном купе.
Как только мы расположились в купе, Ленин достал кипу газет, улегся на верхней полке, зажег электричество и начал читать газеты, которые ему достали в Стокгольме товарищи.
Поделиться книгой: