Помоги проекту - поделись книгой:
Мы вернулись к сомкнутым рядам букмекеров, которые выкрикивали свои ставки на последний заезд. Роза свирепо уставилась на меня, вся напрягшись от ненависти, причин которой я тогда еще не понимал. Нас разделяло не более двух метров, отчего моя саднящая кожа покрылась пупырышками, но я снова задал вопрос, на который она уже отказалась ответить:
— Кто дал Мартину пленку на Челтнемских бегах?
На сей раз она сказала, что не знает.
— То есть вы не видели, как Мартину передали сверток, или видели, но не знаете того, кто передал?
— Ишь какой умный, — ехидно заметила Роза. — Сам догадайся.
Да, словами из Розы ничего не выпытаешь, подумал я. Но, похоже, она и видела, как передали, и знает, кто передал.
— Я не знаю, где искать пленку, за которой вы охотитесь. Я не знаю, кто ее взял и зачем. Ее у меня нет, — заявил я, не особенно надеясь, что мне поверят.
Роза презрительно поджала губы.
Когда мы уходили, Уэрдингтон глубоко вздохнул и произнес:
— По всем статьям заправлять в «Артуре Робинсе» следовало бы Норману Оспрею, у него и голос, и рост подходящие. Но ты видел, как он смотрит на Розу? Она там хозяйка, она и тон задает. На моего осведомителя она произвела сильное впечатление. Тебя она ненавидит. Ты заметил?
— Заметил, и еще как, — ответил я и добавил: — Но не знаю почему.
— Объяснить это сумеет только психиатр, но я поделюсь с тобой моим опытом. Ты мужчина, ты крепкий, смотришься как надо, у тебя процветающее дело, и ты ее не боишься. Я мог бы продолжить, но для затравки хватит и этого. Опять же по ее приказанию тебя крепко измордовали, а ты разгуливаешь себе свеженький как огурчик — по крайней мере на вид — и, можно сказать, утираешь ей нос.
Выслушав мудрую теорию Уэрдингтона, я все же заметил:
— Я не сделал ей ничего плохого.
— Ты для нее угроза. Ей тесно с тобой на одном свете. Может, она еще устроит, чтоб тебя убили. И не отмахивайся от моих слов. Люди, бывает, убивают из одной только ненависти.
Не говоря об убийствах на почве расизма и религиозных предрассудков, подумал я, однако было трудно соотнести все это с собственной персоной.
Я ожидал, что Роза предупредит Эдди Пейна, своего отца, о моем появлении на скачках, но ошибся. Мы с Уэрдингтоном перехватили его, когда он вышел из раздевалки после последнего заезда. Эдди был не в восторге. Он переводил взгляд с одного из нас на другого, как загнанная в угол лошадь. Я попробовал его успокоить:
— Привет, Эдди. Как дела?
— Я рассказал тебе все, что знаю, — заявил он.
Я подумал: подброшу-ка ему наживку.
— Ты был с Розой вчера вечером? — спросил я как бы между прочим, но он сразу усек, на что я намекаю.
— Я тебя и пальцем не тронул, — поспешил он с ответом. — Это не я. — Он посмотрел на Уэрдингтона, потом опять на меня. — Послушай, они тебе никакой возможности не оставили. Я сказал Розе, что так нечестно…
Голос у него задрожал, и он умолк.
Меня это заинтересовало.
— Ты хочешь сказать, что был вчера вечером в Бродвее в черной маске? — спросил я и, едва веря собственным глазам, заметил у него на лице краску стыда.
— Роза обещала, что мы тебя только попугаем. — Он смотрел на меня несчастными глазами. — Я пробовал ее удержать, честное слово.
— Значит, там были ты и Роза, — произнес я небрежно, хотя его слова меня и ошеломили. — Плюс Норман Оспрей — и кто еще? Один из служащих букмекерской конторы Нормана?
— Нет, их не было.
Страх внезапно запечатал ему рот. Он и так выболтал слишком много. Я подбросил еще одну наживку:
— Знаешь кого-нибудь, кто имеет доступ к обезболивающим средствам?
Мимо.
— Или какого-нибудь седобородого знакомого Мартина?
Он помялся, но потом отрицательно покачал головой.
— А сам ты не знаешь седобородого мужчину, смахивающего на университетского преподавателя?
— Нет, — решительно ответил Эдди, хотя глаза у него так и бегали.
— Коричневый бумажный сверток, который ты отдал мне в Челтнеме, был тот самый, что утром ты получил от Мартина?
— Да, — кивнул он, на этот раз размышлять над ответом ему не потребовалось. — Тот самый. Роза рвала и метала. Сказала, что нам нужно было оставить пакет у себя, тогда бы не случилось всей этой заварухи.
— Роза знала, что было в пакете?
— Точно знал один Мартин. Я вроде как у него поинтересовался. Он только рассмеялся и ответил, что будущее нашего мира. Но это, понятное дело, была просто шутка.
По мне, шутка Мартина слишком смахивала на правду, чтобы вызывать смех. Но Эдди еще не закончил.
— За пару недель до Рождества, продолжал он веселым тоном, — Мартин и другие жокеи обсуждали подарки женам и подружкам. Мартин со смехом сказал, что подарит Бон-Бон старинное ожерелье из золота и стекла, но ему придется попросить тебя изготовить копию подешевле. Он сказал, у тебя на пленке показано, как это сделать. Но через минуту он передумал, потому что Бон-Бон были нужны новые сапожки на меху.
— Много же он тебе рассказывал, — заметил я. — Больше, чем многим другим.
Эдди так не считал.
— Мартин любил потрепаться с ребятами, — возразил он.
На обратном пути Уэрдингтон подытожил наш дневной информационный улов:
— Я бы сказал, Мартин и этот седобородый тип серьезно относились к пленке. А Розу слова отца могли каким-то образом навести на мысль, что на пленке показано, как изготовить старинное ожерелье.
Мне это показалось сомнительным.
— Дело наверняка покруче, — возразил я.
— Ну, может, на кассете сказано, как найти ожерелье.
— Остров сокровищ? — Я покачал головой. — Я знаю только об одном древнем ожерелье из золота и стекла, и оно хранится в музее. Ему нет цены. Вероятно, его сделали на Крите около трех с половиной тысяч лет тому назад. Оно называется «Восход солнца на Крите». Однажды я и вправду изготовил его реплику и как-то раз одолжил на время Мартину. Записал я и пленку с пояснениями к методике изготовления. Кассету с пленкой я тоже на время дал Мартину. Одному Господу ведомо, где она сейчас.
— А если имеется какая-то другая пленка? — спросил Уэрдингтон. — Роуз могла их перепутать.
Я подумал, что скорее уж это мы с Уэрдингтоном все перепутали.
Мы благополучно добрались до дома Бон-Бон. Мариголд вышла к нам из парадного.
— Бон-Бон я больше не нужна, — объявила она трагическим голосом. — Уэрдингтон, мы отправляемся кататься на лыжах.
— Э-э… когда? — невозмутимо осведомился водитель.
— Завтра. По дороге заглянем в Париж, мне нужно обновить гардероб.
Бон-Бон восприняла новость об отъезде матушки с плохо скрытым облегчением и спросила меня с надеждой, не закончилась ли «неприятная история с видеопленкой». Бон-Бон хотелось спокойной жизни, но я не знал, обретет ли она таковую.
Я спросил ее о Седобородом. По ее словам, она его не видела и о нем не слышала. Тогда я объяснил, о ком идет речь, и она позвонила Прайему Джоунзу. Тот все еще страшно переживал, что Ллойд Бакстер дал ему отставку, однако с искренним сожалением сказал, что ничем не может помочь.
Бон-Бон позвонила еще нескольким тренерам, но худых пожилых седобородых владельцев скаковых лошадей, похоже, не существовало в природе. Устав названивать, она уговорила мать, чтобы та позволила Уэрдингтону отвезти меня туда, куда я скажу. Я с благодарностью поцеловал ее и решил ехать прямиком домой и завалиться спать.
По дороге Уэрдингтон сказал, что любит кататься на лыжах, что не хочет оставлять меня один на один с Розой, и жизнерадостно пожелал удачи.
— С удовольствием бы тебя придушил, — сказал я.
Уэрдингтон весело захихикал, а я достал мобильник — позвонить Айришу и спросить, как дела в магазине. Но прежде чем я успел набрать номер, меня вызвала служба передачи сообщений, и я услышал голос юного Виктора У. В.: «Сообщите ваш электронный адрес на мой — vicv@freenet.com».
Ага, подумал я, Виктор что-то хочет мне сообщить. Сон подождет. Единственный мой компьютер с модемом находился в Бродвее. Уэрдингтон изменил маршрут, и мы наконец остановились перед парадной стеклянной дверью в мою галерею. Уэрдингтон настоял на том, чтобы войти со мной и проверить помещения на наличие черных масок и прочих вредителей. Ничего похожего мы не обнаружили, Роза не поджидала меня в засаде. Уэрдингтон наказал мне блюсти осторожность и с легким сердцем отбыл.
Не прошло и минуты, как мне стало его не хватать — моего защитного зонтика.
Я разбудил компьютер и отправил Виктору сообщение с указанием моего адреса. Он ответил сразу — значит, ждал у компьютера.
«Кто вы такой?»
«Друг Мартина Стьюкли», — набрал и отправил я.
«Ваше имя?» — запросил он, я назвался и спросил в свою очередь:
«Откуда ты знал Мартина?»
«Я знал его много лет, часто видел на бегах вместе с дедушкой».
«Зачем ты послал ему то письмо? Каким образом ты вообще узнал про видеопленку? Пожалуйста, скажи правду».
«Слышал, как тетя говорила о ней маме».
«Каким образом тетя узнала?»
«Тетя знает про все на свете».
Я начинал сомневаться в его здравом рассудке и припомнил его слова о том, что он играет в игру.
«Как зовут твою тетю?»
Я не ждал ничего особенного и уж подавно — ответа, от которого у меня перехватило дыхание.
«Роза. Фамилию она любит менять. Она сестра мамы. — После секундной паузы он сообщил: — Мне лучше отключиться. Она только что пришла!»
«Погоди. — Потрясенный откровением о Розе, я поспешно набил: — Ты не знаешь худого старика с седой бородой?»
Я уже примирился с тем, что ответа не будет, когда на дисплее возникло:
«Доктор Форс. Пока».
Глава пятая
К моей великой радости, Кэтрин Додд снова остановила свой мотоцикл у моей мастерской. Прежде чем войти, она сняла шлем. Для нас было вполне естественным поцеловаться, а для нее — остановиться перед парящими крыльями, для которых я только что закончил подсветку.
— Потрясающе, — искренне сказала она. — Слишком хороши для Бродвея.
— Лесть заведет тебя черт знает куда, — заверил я Кэтрин и повел ее в мастерскую, где было теплее всего.
Там я дал ей распечатку моего диалога с Виктором по электронной почте. Прочитав, она сказала:
— Прежде всего напомни, кто такой Виктор.
— Пятнадцатилетний внук Эдди Пейна. Эдди прислуживал Мартину Стьюкли на ипподроме. Он передал мне кассету с видеопленкой — ее украли из этого помещения. А вот письмо, которое Виктор послал Мартину.
Она прочитала и скептически подняла брови.
— Виктор говорил, что играет в игры, — признал я. — С ним произошло то, что когда-нибудь происходит с каждым: он услышал одно, а понял другое.
Я прервался, чтобы приготовить нам кофе, затем продолжил:
— Предположим, этот самый доктор Форс каким-то образом знакомится с Мартином. У доктора Форса есть сведения, которые он хочет сохранить в надежном месте. Он привозит их на бега в Челтнем и передает Мартину.
— Бред, — вздохнула Кэтрин. — Почему было не поместить их в банковский сейф?
— Нужно будет его спросить.
— Ты тоже несешь бред. Как мы его разыщем?
— Это ты у нас полицейский, — с улыбкой подчеркнул я.
— Ладно, попробую, — улыбнулась она в ответ. — А что было дальше?
— Итак, доктор Форс отдал пленку Мартину. После гибели Мартина нашего доктора Форса наверняка одолели сомнения и тревога. Я так думаю, он торчал у раздевалок, не зная, как поступить. Потом увидел, как Эдди Пейн передал мне его пленку: он сразу ее узнал по коричневой бумаге, в которую сам завернул кассету.
— О’кей, доктор Форс выясняет, кто ты такой, объявляется в Бродвее, а когда ты уходишь, не заперев дверь, проникает сюда и забирает свою пленку.
Поделиться книгой: