Осколки

— Верно.

— Заодно, поддавшись искушению, крадет твои деньги.

— Верно.

— Но кто тогда применил газ в доме Стьюкли и забрал их телевизоры? Кто обшарил твой собственный дом и избил тебя вчера вечером? К тому же я не понимаю, при чем тут этот парнишка Виктор.

— Не могу ответить на все вопросы, но думаю, все сводится к Розе. Она дочь Эдди Пейна и тетка Виктора. Мне кажется, ее действия граничат с преступлением. Она склонна к поспешным выводам и поэтому вдвойне опасна. Думаю, именно она украла все видеопленки из дома Бон-Бон и у меня, потому что среди них могла оказаться та, которую я привез с ипподрома. Роза много болтает с сестрой, матерью Виктора, и я почти на сто процентов уверен, что Виктор слышал, как она хвасталась, что знает про пленку стоимостью в целое состояние.

Если бы Мартин успел мне объяснить смысл своих действий! Об очень многом оставалось только гадать, и в очень многом безошибочно чувствовалась рука Розы.

Кэтрин вздохнула, вернула мне распечатку диалога с Виктором, встала и произнесла с очевидной неохотой:

— Мне пора. Обещала провести вечер с родителями. Я тут, кстати, подумала: если ты вдруг решил сейчас возвращаться к себе, то для езды на заднем сиденье водительские права не нужны.

Я надел ее запасной шлем, крепко обнял ее за талию, и мы рванули с места. У мотоцикла хватило мощности, не «чихая», одолеть все холмы и подъемы. Кейт со смехом остановилась в начале заросшей подъездной дорожки к моему дому. Я поблагодарил ее, и она с ревом унеслась восвояси.

На сей раз Роза с ее колючими шипами не поджидала меня. Дом, казалось, осеняли мир и покой тех лет, когда в его стенах благоденствовало семейство Логан — отец, мать и два сына. Из всех один я остался на свете. Десять комнат по-прежнему будили во мне яркие воспоминания, и я не спешил искать себе другое жилье — меньше или удобнее. Может, когда-нибудь потом я этим займусь.

Я неторопливо прошел по всем комнатам, размышляя о Кэтрин и задаваясь вопросом, придется ли дом ей по вкусу.

Взломщики, забравшие все мои видеопленки, не учинили особого беспорядка. Телевизоры с видеомагнитофонами стояли у меня в трех комнатах: на кухне и в обеих гостиных. Теперь во всем доме я не обнаружил ни одной кассеты. Из моего кабинета похитили довольно ценный набор пленок с инструкциями по стеклодувному делу, который мне заказали для университетских курсов. Инструкции большей частью касались изготовления лабораторного оборудования. Не представляю, чтобы вору взбрело в голову охотиться за этими учебными записями.

Синяки, которыми я был обязан Розе, болели все меньше, так что я мирно поспал за крепко запертыми дверями.

Утром я с облегчением вздохнул, войдя в «Художественное стекло Логана», — ночью никто не разбил парящих крыльев. Я изготовил целую флотилию маленьких декоративных парусников и поубавил Хикори спеси, дав задание поработать над парусником, что закончилось жалкой грудой недоделанных парусов и мачт.

Мужественная красота Хикори всегда обеспечит ему заказы, с которыми он не справится. При всей скромности его способностей он нравился клиентуре и был великолепным продавцом.

Когда третья попытка Хикори пошла прахом, нас прервал телефон. Звонила Кэтрин.

— Я с самого утра на службе, — сообщила она, — и добыла для тебя кое-что новенькое. Загляну после дежурства.

Чтобы убить время, я послал электронное письмо Виктору. Ему полагалось быть в школе, поэтому я не ждал быстрого ответа, однако он, как и в прошлый раз, оказался за компьютером.

«Все переменилось», — набил он.

«Рассказывай».

Перерыв в несколько минут. Затем:

«Отец в тюрьме. Я ее ненавижу».

«Кого?» — спросил я в лоб.

«Тетушку Розу, кого же еще! Она донесла на папу. — Молчание. — Он ударил маму. Сломал ей нос и пару ребер. Его упекли на год. Вы не перестанете со мной разговаривать?»

«Нет, — ответил я. — Конечно, нет».

После еще более долгого перерыва он передал:

«Свяжитесь со мной завтра».

Я поспешил отправить сообщение, пока он еще мог находиться на связи:

«Расскажи мне о докторе Форсе».

Но он либо отключился, либо не захотел отвечать и весь день хранил молчание.

К шести вечера мне удалось отправить всех помощников по домам, и в двадцать три минуты седьмого детектив Додд читала о напастях Виктора Уолтмена Верити.

— Бедный мальчик, — сказала она.

— Раз он возненавидел тетушку Розу за то, что та заложила папашу, — уныло заметил я, — он, возможно, мне больше ничего не расскажет. Видимо, доносительство — смертный грех в его святом писании.

— М-м… — Она перечитала распечатку и весело заявила: — Что ж, будет Виктор тебе помогать или нет, а твой доктор Форс определенно возник на горизонте. — Ее радовало, что именно она его разыскала. — Он не университетский преподаватель, во всяком случае не в первую очередь. Хочешь — верь, хочешь — нет, но он доктор, в смысле врач. Имеет патент на врачебную практику и все такое. — Она с улыбкой вручила мне конверт. — До недавнего времени работал в какой-то исследовательской лаборатории. Все сведения в конверте.

— Ему за пятьдесят и у него седая борода?

Кэтрин рассмеялась:

— Дату рождения найдешь в конверте. Что до седой бороды, то ты слишком многого хочешь.

В этот миг мы оба решили, что на свете есть вещи куда более захватывающие, нежели поиски малоизвестных врачей. Я предложил взять еду из работавшего на вынос ресторана. Кэтрин предложила подняться на мотоцикле на холм. Мы совместили одно с другим. Кэтрин, улыбаясь, обошла весь дом.

Конверт с данными о докторе Форсе по-прежнему был у меня, я с надеждой вскрыл его, но обнаружил очень мало полезного. Имя — Адам Форс, возраст — пятьдесят шесть лет, дипломы, аттестаты и прочее — легион.

— И это все? — тупо вопросил я.

— Все, что касается голых фактов. Если же обратиться к другим источникам, то, по многочисленным слухам, он блестящий исследователь.

— Адрес у доктора Форса имеется? — спросил я.

— В этих записях — нет.

Однако Кэтрин прекрасно ориентировалась в Интернете и решила, что утром мы извлечем его адрес из сети.

Мы поели того, что взяли в ресторане, но совсем мало — у нас как-то пропал аппетит. Я немного прибавил отопления в спальне, причем никто не спросил меня, для чего.

Где-то на жизненном пути Кэтрин рассталась с излишней стеснительностью (если когда-нибудь ею страдала). В мою спальню она вошла уверенно и в то же время скромно — упоительное сочетание.

Быстрота, с какой между нами возникло и расцвело сильное взаимное чувство, казалась мне не возмутительной, а вполне естественной, и Кэтрин Додд неизменно присутствовала во всех моих планах на будущее.

Домой она уехала перед самым рассветом, сидя как влитая на своей двухколесной лошадке. С порога я наблюдал, как она растворяется в предутреннем мраке, всеми фибрами души желая, чтобы она не уезжала, осталась со мной.

На ленивом январском рассвете я нетерпеливым шагом спустился с холма и добрался до мастерской задолго до всех остальных. Я вошел в Интернет, однако тот отказался выдать информацию об Адаме Форсе.

Тут раньше обычного появился Хикори: ему не терпелось извлечь из печи для отжига свой бесценный парусник. С приходом опыта прозрачные оттенки будут получаться у него еще чище, но все равно парусник был неплох, о чем я ему и сказал. Однако он остался недоволен: ему требовалось безоглядное восхищение. Я заметил, как на лице у него промелькнуло презрение к тупице, неспособному должным образом оценить его таланты. Если он попробует изготовить что-нибудь действительно сложное, подумал я, быть беде, но я дам ему хорошие рекомендации, когда он примется искать себе другого наставника, чем наверняка займется в самом ближайшем будущем.

Айриш — этот был о своих способностях более скромного мнения — и беспокойная, явно склонная к самоуничижению Памела Джейн вместе ввалились с холода и рассыпались в должных, по мнению Хикори, восторгах по поводу его парусника.

Весь день мы восстанавливали запас узких высоких флаконов для духов, распроданных на Рождество. Работали споро, делая по восемь штук в час, чередуя синий, бирюзовый, розовый, зеленый, белый и лиловый цвета. В Котсуолде зима — время заготовки сувениров для летних туристов.

Мы проработали как одержимые до шести вечера и загрузили все шесть печей. После этого я отправил свою изрядно подуставшую команду домой.

Всю неделю Кэтрин проводила ночи в моей постели и в моих объятиях, но каждый раз уходила, когда остальной мир еще пребывал во сне. За это время нам так и не удалось установить адрес Адама Форса.

Кэтрин, как обещала, отбыла на встречу одноклассников в пятницу утром, а ближе к вечеру Бон-Бон приехала в БМВ Мартина, под завязку набитом галдевшими детишками, — забрать меня к себе на выходные.

— Вообще-то, — призналась она, когда мы сделали крюк, чтобы прихватить у меня из дома на холме бытовые мелочи, — Уэрдингтону не стоило оставлять тебя здесь совсем одного.

— Уэрдингтону?

— Ага. Он позвонил откуда-то южнее Парижа, только чтобы сказать, что это твое жилище так и притягивает беду.

— Уэрдингтон преувеличивает, — возразил я.

Однако после того, как мы выгрузились у дома Бон-Бон, я посвятил вечер изобретению, игры для ее детей — игры под названием «Охота на оранжевый баллончик и шнурки».

— Все, что знали, они уже рассказали полиции, — заявила Бон-Бон. — Ничего полезного они не найдут.

— После этого мы сыграем в другую игру, — сказал я, тактично пропустив ее слова мимо ушей, — «Охоту на письма, которые папе прислал человек по имени Форс». За каждую ценную находку, конечно, дается награда.

Дети азартно играли, пока не пришло время отправить их спать: я не скупился на монетки. Добычу я разложил по всему письменному столу в кабинете Мартина.

В известном смысле улов оказался впечатляющим. Самое большое недоумение вызывал у меня оригинал письма, копию которого Виктор отправил Мартину. «Уважаемый Мартин», — начиналось письмо и далее слово в слово повторяло копию до самой подписи. Вместо набранного на компьютере: «Виктор Уолтмен Верити», внизу стояло написанное от руки: «Адам Форс».

— Дети нашли письмо в тайнике письменного стола Мартина, — сказала Бон-Бон.

Я объяснил ей, что так называемый тайник никакой не тайник, а элемент конструкции в современных письменных столах, предназначенный для портативного компьютера, — эдакий выдвижной ящичек. Я обнаружил в нем массу интересного. Помимо письма Форса Мартину, там лежала ксерокопия письма Мартина Форсу — несколько строчек с кратким ответом. Вот они:

Уважаемый Адам Форс,

у меня наконец появилось время обдумать вопрос о ваших формулах и методиках. Пожалуйста, поскорее запишите их на видеопленку, как вы предлагали, и возьмите запись с собой на Челтнемские бега. Там вы ее мне отдадите, как только меня увидите, — понятно, не на беговой дорожке.

Мартин Стьюкли

Я глядел на письмо, ломая голову над его скрытым смыслом. Дэниэл заглянул мне через плечо и спросил, что значит «формулы»:

— Это тайны?

— Иногда.

Но какие именно тайны?

После того как Бон-Бон и дети поднялись наверх, я остался в кабинете один, тщательно обследовал содержимое выдвижного ящичка и нашел несколько чековых книжек. На корешках были проставлены суммы выплат, но дата и получатель сплошь и рядом не указывались. У финансового советника Мартина, должно быть, постоянно болела голова.

Тем не менее маленькие чудеса время от времени происходят. На корешке, помеченном ноябрем 1999 года (числа не было), мне бросилось в глаза: «Форс». На строчке под именем стояло одно-единственное слово — «ДЫХАЛКА», а в рамке, где проставляют переводимую сумму, были написаны три нуля — без целых чисел и десятичных дробей.

Имя Форса появилось еще раз в ежедневнике Мартина, где его рукой было нацарапано: «Форс, Бристоль, среда».

Я вернулся к выдвижному ящичку. В блокноте с отрывными листами — самом аккуратном документе среди неряшливых бумаг Мартина — были зафиксированы с указанием чисел все его выплаты Эдди Пейну.

На первой странице блокнота Мартин, видимо думая о чем-то своем, расписал завитками имена Эдди Пейна, Розы Пейн, Джины Верити и Виктора. В углу он нарисовал камеру с крепкой решеткой и написал: «Уолтмен». Имелись также маленькие зарисовки Эдди в фартуке, Джины в бигуди, Виктора за компьютером и Розы в ореоле из шипов.

Мартин был знаком с этой семейкой, заключил я. Получив от Виктора письмо, он, конечно, сообразил, что это розыгрыш пятнадцатилетнего юнца. Прокручивая в памяти события, я понял, что не задал нужных вопросов, потому что исходил из неверных посылок.

Я развалился в кресле Мартина, скорбя о его бывшем хозяине и мечтая о том, чтобы он ожил хотя бы на пять минут.

Мой мобильник, который я положил на стол, отрывисто заверещал. Я включил его, надеясь, что звонит Кэтрин. Как бы не так. В трубке раздался резкий голос Виктора.

— Можете приехать в Тонтон в воскресенье? — затараторил он. — Пожалуйста, сядьте на тот же поезд, что в прошлый раз. Я звоню из автомата, у меня кончается мелочь. Пожалуйста, обещайте.

В его голосе звучали настойчивость и самая настоящая паника.

— Хорошо, обещаю, — сказал я, и связь оборвалась.

Глава шестая

В субботу, ближе к полудню, Том Филлин, который явно никуда не спешил, заглянул ко мне в мастерскую и предложил пойти выпить пива. Доберманов мы привязали к скамейке у переполненного полутемного паба. Том основательно приложился к кружке и заявил мне, что в отношении Верити — Пейнов я проявляю больше выдержки, чем здравого смысла.

— Вчера была всего лишь неделя, как они вас измолотили, да так, что вы едва на ногах держались, — сказал он.

Я поблагодарил его за спасение. Том стал убеждать меня взять его в телохранители на то время, пока Уэрдингтон в отъезде.

Я быстро обдумал его предложение. Мы с Томом примерно одних лет и одного роста, но при моем приближении никто не жмется к обочине и не видит во мне потенциальной угрозы.

Интересно, задался я вопросом, как отнесется моя дорогая констебль Додд к тому, что я вступил в союз с бывшим заключенным по прозвищу Крутой. Тем не менее я ответил:

— Хорошо, если будете делать, как я скажу.

— Только чтоб не нарушать закон, — поставил он условие. — Мне не светит снова за решетку.

— Не нарушим, — заверил я.

Когда наутро я сел в поезд, в багажном вагоне у меня имелся новый защитник тыла в сопровождении трех самых страшных на вид черных псов.

Том предлагал ехать в автомобиле. Я отрицательно покачал головой. Допустим, предположил я, никакая там не засада, а просто напуганный до полусмерти мальчишка. Поверим ему, сказал я.

В конце концов мы пришли к компромиссу. Наймем машину с водителем — пусть едет следом от станции в Тонтоне, не упускает нас из виду, подберет, если понадобится, а после отвезет домой.

Виктор сам встречал меня в Тонтоне на платформе. Я сел в один из головных вагонов — чтобы заблаговременно увидеть и миновать компанию недоброжелателей, если таковые придут меня встретить. Но парень, похоже, был один. Еще, как мне показалось, весь на нервах. Еще продрогший. Прочее покрывала завеса тайны.

Собаки Тома, находившиеся в хвосте поезда, выкатились на платформу. Я рассчитывал или по крайней мере надеялся, что Виктор не узнает ни Тома, ни его псов, хотя Роза и другие члены ее семьи, вероятно, узнали бы их после разгрома в Бродвее.

По образцу агентов в штатском я надел бейсбольную шапочку, заломив козырек на сверхмодный манер, темно-синий тренировочный костюм и голубой жилет на поролоне. Для многих такой наряд в порядке вещей, но не для меня — я обычно ношу серые брюки и белую рубашку.

Неслышно — кроссовки скрадывали звук шагов — подойдя к Виктору сзади, я тихо сказал ему на ухо: