Юлов Юрий Фермер

- Ясно, Валера. - Я позволил себе перебить старшего по возрасту и жизненно­му опыту, что со мной случалось единичные разы. - Тут дело в том, что в твоем роду давно не было прецедента преодоления критических лет. Пойми, это доста­точно просто. Мне кажется, что у тебя нет химической зависимости ни от чего, включая водку, которую ты, наверное, не меряя пил, еще когда учился. Ты на грани и сам должен решить: или жить дальше, или же уйти в мир, где тебя до­жидается вся мужская линия. Не лучше ли тебе явиться туда человеком, который преодолел проклятие рода?

- Говори, доктор Херболит.

- Покрути шариками - найдешь решение. Начни жить сначала. Твои сорок - половина человеческого века. Не больше.

- Вот тебе и тихушник. Я так и думал, что с тобой надо быть осторожнее. А теперь послушай меня: еще Довлатов сетовал, что о водке (я склонен думать, он имел в виду любую гарь, освобождающую мысль) сказано много плохого и ничего хорошего. Посмотри на нас. Ты умный, тебе не надо объяснять - на кого. Вспом­ни историю страны и пространства. Поройся в энциклопедиях, проанализируй век исторически активных личностей. Регулярные войны истребляли поколения сорока-пятидесятилетних. Дети и женщины оставались дома - мужчины шли во­евать. Приходили враги - и они выходили вперед, выполняя долг перед семьей и Родиной. Они уже не были проворны и живучи, а смерть не оставалась в долгу.

А теперь самое главное: войны тоже затевают не пацаны. Они могут только подраться - у них сильно жизнелюбие. Старики воюют в крайнем случае, предпо­читая худой мир. Я о лидерах государств - можешь проверить.

И подвожу к выводу: мы - невостребованные воины, ни в грош не ставящие жизнь. И пьянство наше - альтернатива войне. Как это я так резко, а?

Валерка победоносно-выжидательно улыбнулся.

- Македонский, кажется, молодой был.

Валерка вздохнул:

- Дался тебе Македонский. Обезьяна, ничего не понял.

КУНСТКАМЕРА

- Первое, с чем я хотел бы вас ознакомить, - кунсткамера. По большому счету она не представляет собой ничего необычного. Скорее всего, вам приходилось встречать нечто подобное в музеях и охотничьих магазинах. - Шонер толкнул дверь и пригласил войти.

Вспыхнули вертикальные лампы дневного света, установленные по стенам комнаты, но тут же исчезли из сознания, так как возникла картина тропических джунглей, освещаемых полуденным солнцем. Почти одновременно (после секунд­ного оцепенения) скептически настроенный мозг выдал оценку: даже если чучела и были сделаны талантливым таксидермистом, то решение расположить их и при­дать им соответствующие позы, наделить обличье такой свирепо-обыденной на­правленностью мог только художник - творец, живущий в отрыве от реальности и отчаянно пытающийся по зыбкому канату искусства перейти от возбужденного кошмарами сознания к умиротворенному восприятию действительности.

Прямо у моего правого колена, разведя черные губы, оскалилась собака динго, казалось, уже вкусившая плоти, о чем свидетельствовала застывшая кровавая струйка из уголка ее рта. Хотя, возможно, именно она и была причиной смер­ти громадного сумчатого волка, лежащего на боку, вздернувшего, да так и не опустившего в смертельной агонии заднюю лапу. Я прошел в центр зала, чтобы дать возможность осмотреться остальным, и оказался под распущенным веером лирохвоста, который прихотью художника устроился на ветке пальмы. Прямо передо мной сидела сова (опять же капризом творца занесенная в кунсткамеру), повернутая. Короче, лапки ее обхватили сучок, но голова была развернута в противоположную сторону. Снизу шипели (нет, какое шипенье! - полумрак и тишь) какие-то крысообразные сумчатые. В верхнем углу, чмокая, жрал банан коала, а в нижнем самозабвенно оплодотворялись казуары.

- А человек при чем? - вывел меня из полутранса Валерка.

- Человек - неотъемлемая часть Природы. Именно так - «неотъемлемая»! Все­вышний подарил ему возможность быть любимым из ее детей, - ответил Шонер.

Действительно, в левом углу, отделанном под каменный пригорок, скорчив­шись и закрыв лицо ладонями, сидела человеческая особь. Похоже, юноша. Вер­нее, подросток.

- Развиваю вопрос, - с журналистским темпераментом продолжил Валерка: - Вы делаете чучела из людей?

- Нет, мой молодой друг, - ответил Шонер и при этом поднял вверх почему-то не только указательный палец, как делают все преподаватели, но и находящийся рядом с ним средний. - Просто вы не знаете, что представляет собой человек. Но вопрос убеждает в частичной подготовленности к тому, что я собирался изложить. Давайте бегло осмотрим зал океанических рыб и комнату мозга. А после десяти­минутного перерыва, в течение которого можно будет обменяться впечатлениями и получить информацию по элементарным вопросам у Артура, я проведу вас в клинику.

Наверное, зал океанических рыб неплохо бы воспринимался при одиночном обзоре, но когда в правое плечо дышала Марина, а в левое ухо - Валерка, осмотр был обречен на неуспех. Разве что запомнился вездесущий крокодил, челюсть синебрюхого кита и акуленок-зародыш.

В комнате мозга наряду с заспиртованными образцами, добрых две трети из которых принадлежали видам животных, о чьем существовании мы никогда и не слышали, имелся и человеческий мозг, правда, несколько меньших размеров, чем должен был быть.

ПЕРЕКУР

Перекур, во время которого единственный курящий из нас Валерка высмолил две сигареты, был достаточно информативным. «Метеоролог» Артур на этот раз был вполне искренним и сообщил, что еще студентом работал в лаборатории Вильгельма Шонера в Лейпциге. Лаборатория, тогда будучи на взлете, прово­дила генетические исследования. Дерзкий Шонер, не согласовывая свои идеи с вышестоящими, занялся клонированием и за какие-то незаконно взятые про­бы с выкидыша-эмбриона был с позором изгнан из института. Мировая научная общественность на сей факт отреагировала вялым и неопределенным мычанием. Естественно, с увольнением Шонера был отправлен в Союз и его лаборант - Ар­тур Рацин. Они не виделись двенадцать лет. Шонер сначала показался Артуру здорово сдавшим, но крепкое рукопожатие убедило его в том, что шеф - в форме и не собирается сдаваться. А значит, предстоит работа, работа и еще раз работа. И прошедшие годы, восемь из которых Артур, по его словам, «отсидел» на станции прогноза погоды, были необходимым интервалом, чтобы настроиться на что-то «более настоящее».

- Какая работа предстоит нам? - не выдержав, спросил я.

- Фатер Вильгельм сообщил мне основные аспекты своей деятельности, - успо­коил Артур. - Вам придется столкнуться с тем, что вы в своей жизни и видеть не могли. В настоящее время на острове проводятся исследования человеческого мозга. Завершив определенный этап, Шонер рассчитывает выйти с результатами в мировую науку и впоследствии продолжить опыты, организовав легальную лабораторию на средства какого-нибудь крупного исследовательского института, тем самым не только реабилитировав свое имя в науке, но и обессмертив его. Пока Шонер расходует личные средства и средства спонсорской организации, название которой держится в секрете.

- То есть остров Шонера - место нелегальное? - зацепился Валерка.

- Остров Шонера - место никакое, оно неизвестно миру. Законы нынешних цивилизаций не определены в отношении эксперимента, который проводится здесь.

- Какие функции отводятся нам?

- Все вместе мы будем помогать ему. Шонер определит обязанности, исходя из личного потенциала каждого. Для этого, разумеется, всем нам, включая меня, придется доверить ему собственные головы для всестороннего изучения. Я про­ходил подобный тест, когда работал у Шонера студентом.

- Слышишь, Артур? - насторожился Валерка (как мне показалось - притвор­но). - Меня пугает твоя откровенность. Может быть, не стоит говорить нам лиш­него?

- Я не собираюсь рассказывать больше того, что мне поручено и дозволено. Вводить в курс дела вас будет сам фатер Вильгельм. И не сомневайтесь, он - дей­ствительно гений.

- То есть мы полностью во власти человека, который имеет некоторый иде­фикс.

- Не волнуйтесь. Он несомненно уникальный специалист в области изучения человеческого мозга. Он ничем не рискует.

- А мы? - подала голос Марина.

- И вы. Он в самом деле классный специалист. Принцип «Primum non noc- ere» Шонер соблюдает. К тому же вполне допускаю: через какое-то время вы поймете, что никуда уезжать не надо. И это не будет зависеть от того, чем вы будете заниматься.

- Надеюсь, в его планы не входит извлечение мозгов из наших скромных черепушек и помещение их в кунсткамеру? - поинтересовался Валерка.

Артур рассмеялся.

- У Шонера достаточно материала и без вас! Неужели вы думаете, что он стал бы доставлять людей через полпланеты для того, чтобы убить их? Конечно, он будет наблюдать за вами и изучать вас. Поверьте, нарушение морали здесь не большее, чем при обычном устройстве на работу с испытательным сроком, хотя методы и не общепринятые.

- А откуда в кунсткамере человеческий мозг?

- Естественная смерть, издержки. К тому же они не совсем человеческие.

КЛИНИКА

Клиника находилась, как выяснилось, за танком «Стюарт» и даже за пересо­хшим ручьем, скрытая в мангровых зарослях. Над козырьком из железной арма­туры задорно помигивала сигнальная лампочка. Далее, как и «Хаймат», клиника уходила в скалу.

- Давно хотел спросить: откуда электричество, Артур?

- Отмель видишь? Дамбу на ней? Все просто - энергия никуда не пропадает, пока мы ее не израсходуем! Впрочем, это заслуга американцев, еще с войны, как и помещение для клиники. Шонер рассказывал, что ее четыре года назад пришлось реставрировать, очищать от раковин и тины. У него тогда работали румыны. Может быть, я неправильно понял фатера Вильгельма, но остров Шонера, как бы это объяснить. Поворачивается с боку на бок. Здесь (то ли он так обмолвился, то ли мне показалось) даже чуть ли не признанное государство между этими пере­кладываниями существовало.

Дверь нам открыл туземец, который дежурил по клинике. В руке он держал ме­тровую палку с металлической ошиповкой на набалдашнике. Одет был в кожаные брюки и жилетку с заклепками. «Хэви металл жив!» - отметил Жеребцов.

Шонер с дежурным обменялись приветствием на местном наречии, после чего мы были приглашены войти.

- Это Туолини - мой постоянный помощник из островитян. Он неплохо справ­ляется с обязанностями надсмотрщика и кормителя животных, но интеллект дикаря-островитянина, вернее сказать, низкий уровень образования, не позволяет ему быть хотя бы лаборантом. Зато его психика совершенно естественно воспри­нимает все происходящее, и он беспрекословно послушен. Поэтому он является старшим санитаром.

Основное назначение клиники - исследовательское, а не лечебное. А осмотр пациентов является частью вводного курса. Поэтому давайте договоримся: во время осмотра вы не задаете никаких вопросов. Чтобы это легче удалось, Артур сделает вам седативные уколы. Ему укол сделаю я сам.

- Я против уколов! - заявила Марина.

- Могу предложить аналогичную таблетку. Только после окончания действия у вас может болеть голова.

- Нет, - решительно ответила Марина.

- Мистер Турчин, - обратился Шонер ко мне, - надеюсь, ваши познания в фармакологии помогут убедить ваших коллег в безвредности применяемых пре­паратов.

Ампулы, которые показал Шонер, оказались резерпином, а таблетки - адель- фаном.

- Если содержимое препаратов соответствует их названиям - это обычные нейролептики.

Марина все равно отказалась и от таблеток.

Дальнейшее напоминало сон.

Фатер Вильгельм подвел нас к помещению с надписью «Хунде» («Собаки») и отвел засов. Из полутемной комнаты пахнуло вонью и раздалось рычание.

- Палата рассчитана на четырех псов. В настоящее время исследованию под­лежат две особи - самец и самка. Всего на острове восемь собак. Это самая рас­пространенная группа. э. - Шонер замялся. - Самая распространенная группа одновидовых особей. Преобладают, естественно, смешанные. Все остальные жи­вотные этой группы находятся на ферме, изгородь которой вы видели по дороге от вертолета в «Хаймат». Фермой я называю зону на острове, где животные суще­ствуют в природных условиях. Изгородь не является физически непреодолимым препятствием, но перебраться через нее они не способны психологически. Ну это, знаете, как красный цвет для волка. Только рефлекс боязни изгороди привитый. А теперь - внимание: я зажигаю свет.

В палате стояли четыре клетки. Они были сделаны из дерева, но снаружи опле­тены колючей проволокой. Две ближайшие клетки были пусты, а в двух других находились голые худые подростки - заросший грязный мальчик-туземец лет семи и столь же неухоженная девочка лет пяти. Девочка, свернувшись калачиком, лежала тихо и только приподняла голову и облизнулась, а мальчик, стоявший на четвереньках, брызжа слюной, остервенело залаял. Санитар Туолини приподнял свою шипованную палку, и мальчик, жалобно заскулив, тоже забился в угол.

- Не обращайте внимания на то, что они имеют человеческий облик. Это насто­ящие псы. Я даю им имена, потому что анатомия у них человеческая. Перед вами Эрнест и Амалия. Эрнеста собачье племя почитало за то, что он был способен разорять птичьи гнезда на деревьях. Амалия из-за собственной меланхоличности была на низшей ступени внутриплеменной иерархии - ей приходилось питаться остатками. Я поместил Эрнеста в клинику для того, чтобы посмотреть, насколько поменялись его инстинкты в условиях острова, где нет собак, но зато есть по­добные ему одичавшие особи. Амалии назначен курс реабилитации - ее здоровье необходимо укрепить, так как самостоятельно ей трудно будет выжить. Очевидно, в той среде, где она воспитывалась, у нее был покровитель и кормилец - вероятнее всего, приемная мать. Не будем больше их беспокоить и перейдем в следующую палату. Там у меня содержится казуар по имени Ричард. Он вырос среди птиц и, когда его рост превысил рост самого крупного самца, стал вожаком у казуаров. Сейчас я хочу проверить, благодаря какой области мозга у него развито инфра­красное зрение, свойственное всем птицам. А оно у него присутствует, в этом я уже убедился. Он абсолютно домашний, как курица.

- Но это же люди! - вырвалось у Марины.

- Это дети людей, фрау Савич! - несколько раздраженно ответил Шонер, выде­лив слово «дети» и произнося фамилию Марины как «Сэвич». - Рок распорядился так, что людьми им никогда не стать. «Обожженная глина не меняет свою фор­му» - запомните эту немецкую пословицу. А «глиной» человек является в чреве, пред тем в момент зачатия получив то, что определит его способности, - генети­ческий код. Обжиг - формирование индивидуума - начинается практически сразу после рождения. Раннее развитие ребенка в среде людей, как правило, проходит в комфортных условиях, не требующих борьбы за жизнь. У животных нет пороч­ной морали спасения неприспособленных. Время, отведенное на так называемое «детство», крайне ограниченно. Поэтому формирование психики человеческих детей в животной среде проходит настолько революционно, что мозг не успевает реализоваться до того, чтобы их хоть в какой-то степени можно было называть людьми. И попрошу впредь оставить реплики до тех пор, пока вам не будут из­вестны хотя бы общие аспекты экспериментов.

.. .Казуар Ричард, такой же обнаженный и грязный, как и «хунде», мелко семе­ня на задних лапах, с дружелюбным воркованием подбежал к Туолини, который первым вошел в палату, и нерешительно приостановился, увидев за своим корми­телем нас.

- Туолини, принеси крысу! - скомандовал Шонер.

Крыса, выпущенная санитаром из пластиковой коробочки, понеслась в свобод­ный угол, но Ричард мгновенно настиг ее, ловко вонзил в спину ноготь большого пальца левой ноги и, столь же стремительно поднеся конвульсивно дергающегося грызуна этой же ногой ко рту, проглотил его.

Марину вырвало.

- Пойдем отсюда, господа! Убирать за Мариной не надо - это для казуара тоже еда. Туолини, подбрось ему зерен и песка. А затем закрой в клетку и подключи проволоку. Птицам необходим песок для пищеварения, а контакт с проволокой под напряжением дает тот самый условный рефлекс боязни изгороди. - Последнее было пояснением для нас.

- Битте, гер Вильгельм, ерклэрен зи.- неожиданно встрял Валерка, сразу перейдя на жуткую смесь немецкого и русского: - Его фрау рожать будет или яйца нести?

Шонер притворился, что не понял, ибо ответил: «Понимаю Ваше беспокой­ство, мой друг, но хотел бы вас предупредить, что забегать вперед - подставлять свою .»

Жеребцов, похоже, понял только последнее слово. И, видимо, решил, что его элементарно послали, что полностью соответствовало действительности.

- Пожалуй, чтобы клиника не показалась вам домом ужасов, я познакомлю вас с Генрихом-дельфиненком.

Дельфиненок сидел в овальном бассейне. Увидев нас, он отвел руки за спину и нырнул, пытаясь уйти в глубину, но стукнулся головой о стенку и, вынырнув, фыркнул.

- Генрих, малыш!

Человек-дельфиненок уставился на Шонера живыми глазенками.

- Обратите внимание, господа. Температура воды в бассейне шестнадцать гра­дусов. Не так уж мало, чтобы не искупаться, хотя и не очень комфортно. Но кто из вас сумеет провести в такой воде хотя бы сутки? Генрих может постоянно жить и в более холодной среде. Его гипоталамус способен выдерживать в воде более низкую, чем у обычного человека, температуру. Под водой может пробыть не ме­нее пяти минут. И при этом плыть. Да! И ему не нужны жабры: он стал амфибией в пределах человеческой анатомии.

- Он способен жить на суше? - Вопрос задал Артур.

- Несомненно. Но предпочитает не уходить далеко от воды и питается с моря. И еще: общение с дельфинами развило у Г енриха телепатические возможности. Поэтому он в какой-то степени умнее человека. Очевидно, что период осознания борьбы за существование совпал с приливами, во время которых дельфины под­плывали к отмелям и ловили летучих найменов. Скорее всего, ему доставались остатки - и дельфины стали ему попечителями. Ну, думаю, на сегодня натурных демонстраций достаточно. А еще я хотел бы показать вам процедурный кабинет.

На прощанье Генрих проверещал что-то дружелюбное и, сложив руки за спи­ну, опять нырнул. Я обернулся, чтобы увидеть, не стукнется ли он на этот раз. Генрих только коснулся носом бортика бассейна и, перекинувшись через спину, пошевеливая ладошками, как ластами, снова ушел на дно и там замер.

ПРОЦЕДУРНЫЙ КАБИНЕТ

Процедурный кабинет находился в конце коридора напротив палаты с надпи­сью на латыни «Гомо веритас». Шонер пресек вопросы, подняв открытую ладонь и сообщив: «Люди истинные тоже иногда нуждаются во врачебном вмешатель­стве». Затем отвел ладонь в сторону двери, приглашая проходить. Внешне ка­бинет не произвел впечатления, по крайней мере на меня. Он напомнил кабинет магнитно-резонансной терапии, который мне довелось видеть, будучи на курсах повышения квалификации в областном центре. Это была последняя мысль, перед тем как я расстался с сознанием.

.Первое, что довелось услышать после обморока, был голос вертолетчика Гюнтера:

- Они приходят в себя, фатер Вильгельм!

- Г еру Жеребцову (Шонеру не давался звук «ж» в начале слова в принципе) понадобится вколоть что-нибудь тонизирующее: алкоголь, содержащийся в его крови, усилил действие мескалина.

Шонер подошел ко мне и пальцем приподнял веко.

- Гер Турчин, поскольку вы первым пришли в себя и имеете к медицине более близкое отношение, чем остальные, я изложу вам суть происходящего. Вы на­ходитесь в палате для людей. Мне понадобилось на некоторое время лишить вас воли и памяти, чтобы провести обследование, о котором вас должен был преду­предить Артур. То, что я лично не спросил на то вашего соизволения, формально является нарушением врачебной этики, но фактически - неизбежное следствие вашего прибытия на остров. Я не хочу работать с темными лошадками.

- И что же. - Голос появился не сразу, пришлось откашляться. - И что же особенного вам удалось узнать обо мне?

- Детали, пожалуй, являются врачебной тайной, а выводы сообщу. Вы - врач средней руки с подавленными амбициями. В настоящее время несколько сму­щены тем, что узнали, но готовность к совместной работе у вас на достаточно высоком уровне. Ваше увольнение было не менее несправедливым, чем мое, но, в отличие от моего, не остановило движения науки. Должен сообщить, что цитаты «Если исцелившийся не вручит врачующему хотя бы пальмовой ветви - лечение будет бесполезным и для врача, и для больного», которую я снял с вашего созна­ния, в клятве Гиппократа нет. Кстати, я обнаружил у вас предсимптоматическую атрофию путамена. Я оформлю эпикриз, и, если вы дадите согласие, мы проведем курс лечения.

Поскольку вы считаетесь принятым в штат в качестве моего ассистента, со­общаю о ваших товарищах.

Марина Савич отрабатывала знание немецкого языка на туристах из Германии. Вы понимаете, о чем я? Шесть вакуумных аспираций. В настоящее время ее инте­ресуют только деньги, ради них она готова на всё. У нее есть внебрачный ребенок: все свои действия она оправдывает тем, что борется за его будущее. Возможно, мне даже придется снижать ее страсть к деньгам допамином. Она единственная из вас четверых, кто настоял, чтобы контракт с указанием суммы был заключен до отлета. И передала копию контракта доверенному лицу. Она вполне справится с работой на кухне, также я буду привлекать ее к оформлению отчетов - у нее есть опыт секретарской работы. Возможно, она применит свои педагогические навыки в очеловечивании зооморфов, хотя я и считаю это бесперспективным.

Валера Жеребцов последние три года не был занят ничем, кроме прожигания жизни за счет старых связей, ибо больше двух недель нигде не работал. У него обнаружено значительное снижение плотности вещества мозга в медиальном таламусе. Догадываетесь, отчего? Готовность к работе - практически нулевая, знание языка - на критическом уровне. Максимум, на что он способен, - быть охотником: отлавливать, усыплять и доставлять интересующих меня особей с фермы в клинику. Сейчас этим занимаются аборигены, но, к сожалению, они не очень четко умеют обращаться с рацией поиска, из-за чего часто доставляют не тех, кто нужен.

- А Артур?

- Он еще не проходил обследование. Если вы достаточно хорошо себя чув­ствуете, мы можем провести его вместе. Мне нет необходимости тратить время на то, чтобы убеждать его или же прибегать к волевым методам, как в случае с вами и вашими коллегами.

Артур, сделавший инъекцию Валерке, вызывающе взглянул на меня и под­мигнул.

- Остальные придут в себя, и Гюнтер вкратце объяснит им, что делать дальше. А пока - никаких вопросов. Надеюсь, я хотя бы частично ослабил ваше недо­верие. После обследования Артура, а это займет не более получаса, вы, как и все остальные, можете быть свободны до утра. А через тридцать минут после завтрака я покажу вам накопленный видеоматериал, прочитаю лекцию и отвечу на любой вопрос, если таковые останутся. В вашей комнате, гер Турчин, будет аптечка с необходимыми медикаментами. Если понадобится, выдайте успокоительное же­лающим. Все-таки сегодняшний день достаточно стрессовый, поэтому отдохните. И. пожалуй, я проведу обследование Артура без вас. Вы мне представляетесь утомленным.

ПОСЛЕ ОБСЛЕДОВАНИЯ

Я вышел из клиники и стал дожидаться остальных. Обстоятельства, в которых я оказался волей судьбы, были, мягко говоря, несколько необычными. От Виль­гельма Шонера разительно веяло той сумасшедшинкой, которая отличает людей, поведенчески, психологически или интеллектуально перешагнувших за рамки повседневности.

Внутри клиники послышалась какая-то возня, и через минуту из двери с руга­нью вылетел покрасневший Валерка:

- Блин, абвер хренов!

Оказалось, что Гюнтер, пытаясь ускорить пробуждение, отвесил пощечину экс-журналисту, на что тот отреагировал мгновенно: схватил вертолетчика обеи­ми руками за рубашку и притянул к себе на лоб его лицо. Гюнтер, моментально оправившись, схватил Валерку за глотку и сел ему на ноги.

Впрочем, недоразумение быстро разрешилось: пока Валерка окончательно приходил в сознание, Гюнтер, ослабляя нажим, принес извинения и пояснил, что и почему произошло. Валерка, казалось, успокоился, и они направились к выходу. Но, как только Гюнтер зашел вперед, чтобы открыть дверь, Валерка не сдержался и полушутя-полусерьезно двинул того между лопаток. Гюнтер, не оборачиваясь, локтем ударил Валерку в солнечное сплетение и сразу же - тыльной стороной ладони по лицу. Затем взял ручищами за плечи и объяснил, что когда-то служил в спецподразделении.