Юлов Юрий Фермер

- Ты обратил внимание, что этот сучонок «дэшэбэшки» носит? И это в услови­ях тропического климата. Немцы-гады. Надо бы с этим тевтонским рыцарем сразиться в славянском стиле пьяного дембеля!

Видя мое неполное понимание, пояснил: «Обувь десантно-штурмового ба­тальона. Легко идти по грязи, песку и снегу, только при жаре ноги потеют и на­тираются; спецноски не спасают - все равно растут грибы. Хотя, может быть, у них обувка получше нашей. Между прочим, во время второй мировой солдатам вермахта концлагерь разнашивал обувь. А мы Пандшер в японских кроссовках проходили».

- Ты там был? - не удержавшись, спросил я.

- В концлагере или в Афгане? Думай, Димон, думай!

Я тактично покивал.

Видимо, Валерка бывал не в таких переделках (или прочувствовал тех, что бывали), так как, еще щупая, не сломан ли нос, спросил:

- Итак, на каком мы свете?

- Судя по всему, на пути с этого на тот, - в тон ответил я. - Подождем Марин­ку. Артур, как пользующийся особым доверием папаши Шонера, будет обследо­ваться позже и добровольно.

Марина появилась минут через десять. Гюнтер подвел ее к нам, поддерживая под руку. Марина, как мы успели заметить, держалась довольно бодро и даже как-то авансированно улыбнулась вертолетчику. Когда Гюнтер возвращался в клинику, Валерка не выдержал и, погрозив кулаком, пробурчал:

- У, бля, фашист!

На что бывший боец абвера, резко обернувшись, оскалил в улыбке белые зубы и приветливо помахал рукой.

- Артура ждать будем? - для порядка спросил я.

- Не знаю, как кто, а я здорово устала. - Марина была настолько бледной, что я удивился, как она могла несколько секунд назад чуть ли не флиртовать с Гюнтером.

- Ну, тогда переодеваемся и - к океану! А по дорожке переговорим, кто что знает.

Артур появился, когда мы, искупавшись, уже лежали на песке. Он практиче­ски ничего не добавил к известному нам. Только сообщил, что фатер Вильгельм всегда мечтал быть преподавателем и склонен к эффектному изложению темы. И поэтому приносит извинения за несколько экспрессивный ввод в курс дела.

Дополнительно Артур пояснил Марине, каким образом будет осуществляться оплата: каждому индивидуально, но не менее пятисот евро в неделю при условии добросовестного выполнения обязанностей; деньги могут быть выплачены по окончании минимального срока, то есть через полгода. При особых обстоятель­ствах - по требованию. По всей видимости, условия были более благоприятные, чем в заключенном с Мариной контракте, так как она заметно повеселела.

ЛЕКЦИЯ

«Накопленный видеоматериал» представлял собой двухчасовой диск, демон­стрирующий людей с повадками животных в условиях клиники. Наверное, если бы не вчерашние экскурсии и последующее кулуарное обсуждение происшед­шего, этот материал был бы более шокирующим, чем все предыдущее. Правда, слегка смягчила впечатление демонстрация островного племени и толпы каких-то неистовых вояк, которые и в камеру-то не улыбались, а нечто хором ожесточенно орали, потрясая разнообразным оружием - от пик до чуть ли не гранатометов.

Шонер заранее предупредил, что материал необходимо смотреть без каких- либо комментариев и вопросов. По окончании фильма извлек диск, поставил на полку рядом с двумя десятками других и приступил к лекции.

- Океания - модель земной цивилизации. Как материки разбросаны и отлуче­ны друг от друга, так и острова Океании представляют собой фрагменты чело­вечества. Но вероятность сложить из шести материков какую-то поддающуюся обобщению картину несомненно выше, чем сделать то же с тысячами островов. Цивилизация Океании - осколки мозаики, которые можно собирать воедино многократно и каждый раз получать разный рисунок. Именно здесь мне пришла мысль, призванная перевернуть понятие человечества о себе. Существуют две основные точки зрения на происхождение человека: научная и религиозная. Со­гласно науке, существа, заселяющие Землю с момента ее сотворения, возникали, исчезая, менялись, приспосабливаясь, пока не дошли до нынешнего состояния. По религиозным воззрениям Всевышний сотворил все сущее на Земле, наделив каждый вид устойчивыми признаками и лишив их возможности смешиваться для создания новых видов.

Моя концепция состоит в следующем: Всевышний создал единое Существо, заложив в нем возможности любого из живых существ. И это единое Существо, в котором некогда были заложены качества, пригодные для приспособления к меняющимся условиям, эволюционируя, дало и продолжает давать весь спектр существующей фауны, главенствующим в которой в данное время является Че­ловек Истинный - gomo veritas. Разумное человечество никогда не сомневалось в этом: религии, свидетельствующие о послежизненной реинкарнации людей, подтверждают мою теорию. Но это религии, а задача заключается в том, чтобы найти научные доказательства, дать логическую или какую-либо иную смысловую смычку между тем, что мы видим и ощущаем, и тем, что существует в реальности. Эта работа будет представлять собой философское осмысление научных наблюдений. Ваша задача - помогать мне в этом. А если проще - осуществлять возложенные на вас функции.

В моей клинике и на ферме содержатся не душевнобольные люди. Это люди, считающие себя животными. Я разделил их на группы в соответствии с видами животных, к которым они себя относят. Основные виды - собаки и свиньи, хотя встречаются различные птицы, есть даже человек-ящерица и, как вы помните, дельфин Г енрих. Большая часть, разумеется, обладает инстинктами и рефлексами нескольких особей.

Вы несомненно читали в детстве Редьярда Киплинга. Его история о Маугли бесспорно правдива в одном: стая животных может усыновить человеческое су­щество и, вырастив, передать ему свой жизненный опыт. Человеческого интеллек­та достаточно, чтобы быть низшим существом. Случаи, когда человек воспиты­вался среди дикой природы в отсутствие себе подобных, известны с тех времен, с которых человечество помнит себя. Древний Рим оставил нам легенду о Ромуле и Реме. Древняя Греция подарила нам обширные, хотя и недостаточно научные трактаты философа Плиния. В средние века прошло множество процессов над так называемыми «бесноватыми», о большинстве из которых не удалось установить элементарных сведений: кто они, откуда, где их родные? А значительная часть из них просто ничего не говорила и, очевидно, была к этому и не способна. Сюда же прекрасно вписываются легенды о вервольфах, людях-оборотнях.

Естественно, у вас возникает вопрос: откуда такое количество зооморфов, лю­дей физиологически и животных психологически, в одном месте? И вы, наверное, решили, что папаша Шонер скупает по дешевке младенцев островитян и запуска­ет их в свой заповедник? Да, это отвергнутые потомки островитян, но достаются они мне уже животными.

Эти существа - дети ореойев. Ор, могущественный бог Солнца и Войны, был верховным божеством в части религий Океании. На острове Тафаки, где, по мне­нию исследователей, еще пятьсот лет назад, во времена правления династии Дау- селеров, зародилась религия ореойев, существовала многоступенчатая градация общества - около тридцати каст. Ореойи не входили ни в одну из них, они изна­чально находились вне деления. Стать ореойем было достаточно просто - нужно было публично произнести обет и отрубить себе мизинцы на руках. Ореойи не подчинялись правилам и запретам, распространявшимся на всё остальное обще­ство, и не относились к какому-либо из племен. Суть их жизни состояла в по­стоянных путешествиях и празднествах, на которых восславлялся бог Ор. Они переплывали на кайаках с острова на остров и творили то, что считали желаемым и нужным. Естественно, порой они сталкивались с жестоким сопротивлением, поэтому были отличными воинами. Воинские занятия ореойи проводили с речев- ками, прославляющими Ора. Внутри организации существовало деление на семь ступеней - от вновь обращенного воина до Владыки. Каждую новую Луну один из пятидесяти воинов, определенный общим решением, должен был умереть, не­зависимо от того, были ли за ним какие-либо провинности. Право на «вечную» жизнь имел лишь Владыка. Одно из главных требований к ореойю - не иметь детей. Поэтому, вступая в связь, как правило - насильственную, с женщинами с различных островов, ореойи через год возвращались туда, где бесчинствовали, и уничтожали всех младенцев. Введение на островах христианства и смертной казни за убийство нарушило вековые традиции ореойев. Особенно жестоко пре­следовалось убийство новорожденных и младенцев. Нет, влияние Старого Света не было настолько сильным, чтобы ввести собственные законы. Но законодатели, ученики евро-американской цивилизации, запретили убивать «не детей» ореойев. Поскольку невольные матери, успев сродниться со своими младенцами и пытаясь их спасти, передавали их в другие семьи и хижины, у ореойев возникла проблема, ибо анализ генокода на островах неприменим по многим причинам, а также не­определенен, как и везде. Владыка, Хааканга Тиэрс, который здравствует и поны­не, нашел компромиссное решение, которое позволило не нарушить устав ореойев и отгородиться от евро-американского давления: он повелел младенцев, зачатых от воинов (или тех, кого воины посчитают таковыми), передавать в стаи живот­ных, тем самым давая им шанс на жизнь, но уничтожая в них gomo veritas.

Человекоподобные существа, которые живут на ферме, не могут стать людьми, ибо первые годы жизни провели среди животных. И к тому же в роли неприспо­собленных уродов, так как анатомия их не соответствовала навыкам, которые, чтобы выжить, приходилось заимствовать у зверей-соплеменников. Несомненно это сильные особи, наделенные интеллектом более высоким, чем те, кто их вос­питал. Иные не выживают. Должен заметить, что даже полугодовое пребывание младенца среди дикой природы приводит к необратимости его развития. Всё дело в том, что человек воспитывает своих детей в комфорте, поэтому развитие мозга в этом случае происходит плавно и длится долго. В дикой природе таких условий нет, а для того чтобы выжить, более важна склонность к подражанию, чем полное использование потенциала интеллекта.

Остров, на который чаще всего выбрасывают детей ореойи, называется Сатау Нихага, что в переводе означает что-то вроде «Вечного Проклятья». Сюда, на мой остров, оронао (детей ореойев) привозят представители племени таува нахау, которых применительно к западной терминологии я бы назвал прагматичными атеистами. Вам, европейцам, странно будет услышать, но иногда таува нахау пытаются подсунуть мне собственных детей, у которых есть определенные от­клонения в развитии. А иногда - абсолютно нормальных детей, содержание и воспитание которых они в силу разных причин считают обременительным. Есте­ственно, меня не интересуют нормальные дети - общего материала по развитию мозга достаточно. Но и обратно к себе, насколько я понимаю, таува нахау их не довозят. Возможно, убивают, сбрасывают в море или оставляют на Сатау Нихага, чтобы они погибали или дичали вместе с детьми ореойев.

Все это я рассказываю вам не для того, чтобы запугать, а пытаюсь сделать подвижнее ваше представление о человеческой морали. Также хочу, чтобы вы понимали, что местные традиции и обычаи являются лишь особенностью, одной из модификаций человеческого развития. И, в конечном итоге, только отсутствие в Океании металлов поставило ее в аутсайдеры на последнем этапе гонки цивили­заций. Согласитесь, трудно представить качественный автомобиль из тростника, холодильник из соломы и в особенности пулемет из дерева. А это, в свою очередь, объясняется теорией вероятности: основная масса металлов Океании, естествен­но, в океане, площадь которого составляет девяносто восемь процентов. А что останется, если отбросить Новую Гвинею и Новую Зеландию? Последняя, кстати, сопротивлялась владычеству английской короны около тридцати лет.

- Вспоминается анекдот о том, что графа Дракулу взрастила стая комаров. - жарко дохнул в ухо Жеребцов.

- Комары не кусаются, Валера! Комары - просто мошкара. Комарихи - другое дело.

- Значит, и тут имеет место быть некая половая дискриминация.

Грозное «Швайген зи!» Шонера прекратило необязательную, по крайней мере для меня, дискуссию, а доктор продолжил:

- Вас, видимо, одолевают вопросы: и куда же это забросила нас судьба? Как, если понадобится, отсюда можно выбраться? Возможно, вы даже обсуждали меж­ду собой некие экстремальные способы исправления ситуации, если она не устро­ит. Допускаю, что некоторые выводы сделаны практически правильно. Признаю правомерность ваших настроений и приношу извинения за то, что задержался с объяснениями. Уверяю, что все это я делал с целью предварительной подготовки к восприятию ситуации на острове.

Сразу хочу сообщить, что связь с внешним миром для вас практически невоз­можна: мой остров не указан ни на одной из карт мира и не является территорией ни одного из государств. Возможно, он фигурирует где-нибудь в секретных кар­тах Пентагона и военного ведомства Японии как потенциальный военный объект под каким-нибудь кодовым номером. Но, пока нет полномасштабной мировой войны, он никому не нужен.

Племя, которое заселяет остров на юге, относится к народности танайя. Они рыболовы и собиратели, но знакомы и с земледелием. По религии - анимисты. Это позволяет им довольно спокойно, хотя и благоговейно, относиться к оронао: они считают, что детей посетил дух животного. Тотемом у них является лету­чий леопард-вампир. Естественно, наименование научное, ведь местные народы не знают, что такое леопард. Летучие леопарды (macrochiroptera) от обычных летучих собак отличаются более крупными размерами, пятнистой окраской и всеядностью, хотя предпочитают растительную пищу. На острове их нет, и именно поэтому уже десятилетие, как племя обосновалось здесь. Во время второй мировой войны танайя жили у родственного племени на острове Дреноу, но вождистские амбиции оказались сильнее кровной привязанности - и танайя пришлось съехать на необитаемый островок Рамуш, откуда, по преданию, приплыли их предки. На Рамуше вампиры чуть не истребили всё племя: несколько урожайных сезонов подряд позволили размножиться и взрасти огромному количеству летучих леопардов, а последующий неурожай вынудил их использовать людей в качестве питания. Инстинкт подсказывает леопардам цель: единственную открытую артерию - сонную, при повреждении которой человек обречен. Даже если и удается перекрыть ток крови, то недостаток поступления ее к мозгу вызывает инсульт, последующее разрушение мозга и смерть. Такие единичные случаи бывали и ранее, но танайя смирялись с жертвой своему божеству. Однако на этот раз стало понятно, что неизбежно полное истребление племени. И поскольку на убийство летучих леопардов и даже на жесткую защиту от них существует табу, пришлось, укутавшись в циновки, снаряжать лодки и отправляться куда глаза глядят.

У острова дурная слава еще со времен второй мировой войны - американские и японские войска изрядно побеспокоили местное население. Поэтому он был незаселенным, когда танайя достигли его берегов. Это довольно мирное племя, но отношение к белому человеку у них двойственное: почитание нашего могуще­ства сочетается с презрением к нашей расе. Они даже не желают совокупляться с белыми.

Остров Шонера, естественно, знают соседи, но их группа островов, внутри ко­торой мы расположены, имеет собственный язык. Он является самостоятельным языком мира, но изрядно подпорчен многочисленными диалектами и общением с белыми. Так сложилось, что данная ойкумена воспринимается прочим чело­вечеством как опасная зона: чем-то вроде Бермудов в Саргассовом море, болот Амазонки или Сибирской тайги. И поскольку основные гости Океании - инвесто­ры и туристы, то никто не ищет себе дополнительных проблем. Здесь достаточ­но райских уголков, и нет необходимости соваться в сомнительные. К тому же островитяне, как я уже отметил, способны только терпеть белых. Все миссионе­ры, которые оказывались здесь с семнадцатого века по наши дни, или убивались местными племенами, или спивались, или были вынуждены мимикрировать под аборигенов.

Догадываюсь, что у вас возникает естественное желание узнать, куда же все- таки вас доставил вертолет из Лангкави. Судите сами: пять часов лёта с семи до двенадцати часов местного времени в направлении Солнца - вы в Восточной Полинезии, господа! Я могу назвать широту и долготу, но что это изменит? Вас ведь никогда особо не интересовали географические координаты того места, где вы жили ранее!

Теперь, когда вы в общих чертах представляете, где оказались, я хотел бы из­ложить ваши задачи и перспективы, какими они мне видятся.

Вы можете покинуть остров, когда вам будет угодно, но не ранее, чем через полгода. Предполагаю, что через пару месяцев вы настолько вживетесь в его бла­годушную атмосферу, привыкнете к комфортному климату, оцените всю мас­штабность наших общих задач, что перестанете представлять себя вне острова. Пожалуй, только Кречинский свободно покидает остров и свободно на него воз­вращается. У него есть что-то от перелетной птицы, а? Да и он предпочитает лишний раз здесь не показываться, как вы заметили. Шучу. У него есть свой круг обязанностей, и он прекрасно с ним справляется.

Шонер улыбнулся.

- Хотите вы или нет, но вы сами оказались в положении подопытных существ: общение с людьми, которые только внешне выглядят как люди, не может не на­ложить отпечаток на психику. Но самое интересное то, что когда вы избавитесь от стереотипов, навязанных прошлым опытом, придет понимание сути жизни: вы - маленькая травинка на громадном поле. Есть земля, есть солнце, есть воздух, есть вода, есть интересная работа - и это всё, что требуется человеку, чтобы достичь состояния равновесия и натурализма. Не будет никакого насилия в распределении ролей: каждый займется тем, к чему более склонен, с учетом, разумеется, общих интересов и общего дела. Кречинский ведь спрашивал, способны ли вы жить в коллективе?

Исходя из результатов обследования, предлагаю распределить обязанности следующим образом.

Моим заместителем будет Артур Рацин. Мы знакомы с ним давно, и он до­статочно хорошо представляет общие требования и характер работы. У него есть определенные радикальные взгляды на ход исследований, но, я полагаю, что уче­ный победит в нем проходимца от науки.

Непосредственно к исследованиям будет привлечен и Дмитрий Турчин. Его медицинское образование, знание анатомии человека и определенный опыт в обследовании и лечении будут способствовать тому, что он окажется хорошим ассистентом.

Основными для Валерия Жеребцова (Шонер традиционно обозвал Валерку «Зеебцовым») будут обязанности егеря. Он некогда был неплохим стрелком, и этот навык пригодится при выслеживании и усыплении особей, которые должны быть доставлены в клинику для исследований. Предлагаю ему также возглавить бригаду туземцев-строителей, которая займется дальнейшим расширением «Хай- мат». Разумеется, для обустройства позднее будут приглашены профессионалы, однако подготовительные работы вполне по силам произвести самостоятельно. На определенном этапе понадобится его журналистский опыт. Возможно, он ста­нет моим мемуаристом.

Марина Савич будет заниматься кухней. Я не хотел бы тратить собственное время, да и просто не всегда вспоминаю об этом. Она выразила желание пора­ботать с некоторыми зооморфами, которые покажутся ей перспективными. В общем-то весь накопленный мировой материал и мой личный опыт показывают, что поменять что-либо практически невозможно. Напомню, что «обожженная глина не меняет форму». Но отрицательный результат - также результат, как это принято в науке, если всё должным образом оформлено.

Гюнтер Краузе, пилот вертолета, как вы заметили, поддерживает связь острова с остальным миром, а также является ответственным за безопасность. Разумеется, слово «опасность» звучит несколько гипотетично, однако Гюнтер единственный на острове будет иметь огнестрельное оружие: автомат-шмайсер и карабин.

Йозеф Кречинский, как вы поняли, осуществляет функции вербовщика и экс­педитора. На остров он обычно приезжает только отдыхать.

Я, Вильгельм Шонер, являюсь главным в группе, определяю общий ход дел и порядок исследований. Мои просьбы являются приказами, возможно их аргумен­тированное обжалование, но прежде всего - выполнение.

Естественно, вас как последователей западной цивилизации интересует, каким образом будет производиться оплата. Но об этом, как и принято в западной ци­вилизации, будет отдельный разговор с каждым. Однако, поверьте мне, никакое вознаграждение не заменит тех впечатлений, которые подарит остров.

А теперь, если никто не возражает, я дам краткие сведения об устройстве че­ловеческого мозга и несколько подробнее остановлюсь на особенностях развития мозга зооморфов.

- Позвольте вопрос! - поднялся Жеребцов, который, казалось, перед этим уже давно подремывал.

Шонер кивнул.

Путая артикли, времена и спряжения, Валерка спросил, что значит «остров поворачивается с боку на бок». Шонером была дана отповедь на тему более тща­тельного изучения языков для правильного понимания произносимого.

Жеребцов не сдался и в порядке сатисфакции спросил на искалеченном не­мецком: «А правда ли, что человеческие мозги на семьдесят процентов состоят из жира?»

«В среднем - на шестьдесят три», - поправил Шонер и выразительно посмо­трел на Валерку.

Однако ничего не добавил.

Затем он еще добрых два часа читал лекцию, сопровождая словесное изложе­ние демонстрацией слайдов. Знакомые с института, но подзабытые за время тера­певтической практики наименования и термины приобретали зримое и конкрет­ное значение: гипофиз, эпифиз, базальные ганглии, зона Брока, афазия Вернике, энцефалография, стереотаксия, метод Вада.

Жеребцов встряхнулся еще раз с провокационным вопросом: чем отличается соматическая диарея от вербальной? Шонер предупредил, что следующий по­добный вопрос повлечет за собой удаление. Поскольку доктор произнес только «безайтигунг», Валерка с моей помощью впал в размышления о своей судьбе, так как я дал три варианта перевода от жесткого к мягкому: уничтожение, устранение, изгнание с лекции.

.Запомнилось, что развитие мозга продолжается до полового созревания, а далее возможно лишь усовершенствование полученных навыков, однако недо­развитие на любом этапе неисправимо; что у большей части зооморфов гортань не опускается ниже глотки, как у детей при нормальном развитии, поэтому даже неосмысленное произношение звуков человеческой речи для них затруднительно, зато они способны пить и дышать одновременно; что при воспитании в животной среде задействуются нейронные связи, которые не используются при воспитании в человеческом обществе, и в то же время из-за неиспользования распадаются иные.

Некоторые термины приходилось переспрашивать и уточнять из-за языковых неувязок, поэтому доктор Шонер докладывал в основном мне и Артуру, так как Марина добросовестно, но отсутствующе смотрела на него, а Валерка откровенно дремал, в лучшем случае - зевал, вытаращив глаза.

Гюнтер Краузе на лекции отсутствовал.

БУДНИ

Вильгельм Шонер был неплохим психологом. Открытостью и уверенностью он сумел преодолеть ту естественную опаску, которую мы испытывали вначале. Через пару месяцев все свыклись и с климатом, и с требованиями режима, и с опытами. Теперь уже не смущали испуганные или злобные взгляды зооморфов, не шокировал их способ питания, не вызывала отвращения животная чистоплот­ность. Сознание довольно быстро приспособилось к мысли, что оронао - не люди, а лишь человекообразные. Наверное, нечто подобное происходит с санитарами и врачами психоневрологических лечебниц: только четкое знание своей роли и выполнение определенных правил может спасти от того, чтобы не свихнуться самому.

Марина попробовала работать с дельфиненком Генрихом, но он так тоскливо верещал, глядя пронзительными глазенками, что по настоянию Шонера был от­пущен к заливу. В дальнейшем мы его не встречали. Артур предположил, что он стал жертвой акул, которые изредка подплывали близко к острову. Ведь анатоми­чески он был всего лишь маленьким человеком. А вечноголодные акулы могли проигнорировать псевдодельфиньи предостережения Генриха.

Фатер Вильгельм посоветовал Марине позаниматься с Клаусом, зооморфом смешанного типа, который претендовал ныне на лидерство в зарослях Фермы. Доктор утверждал, что Клауса сумели прятать от ореойев как минимум два года, поэтому его интеллект был несравненно выше, чем у остальных. Клаус умел строить из веток некое подобие жилья, не боялся огня и был полиглотом: мог на примитивном уровне общаться не только со всеми остальными зооморфами, но и подражать голосам многих животных. Однако, доставленный в Клинику, он вел себя агрессивно по отношению к бывшей училке немецкого или затравленно рычал, когда рядом находился Туолини с дубинкой. Из человеческой речи от него удалось услышать лишь одно отрывистое слово, переводимое с языка островитян как что-то типа «твари, сволочи, животные». Особую агрессию у него вызывало появление Артура. Он даже делал в его сторону хватательные жесты когтистой рукой. Замкнутое пространство приводило Клауса в отчаяние, и после дежурного обследования вождя зооморфов также довелось отпустить. Появление Марины вызывало у оронао эрекцию, но только до тех пор, пока Марина не стала появлять­ся, держа в руках дубинку Туолини.

Доктор Шонер предупредил, что Клаус проходит период полового созревания (что, впрочем, было понятно и без него) и, возможно, вскоре мы станем свидетеля­ми создания на острове нового племени, где родители будут зверями, а дети - людь­ми. На эту тему была проведена пространная лекция, в которой Шонер сообщил, что попытается создать образец, который будет обладать интеллектом gomo veri­tas и звериной приспособляемостью к дикой природе. «Этот побочный результат позволит сделать мою работу достоянием широкой мировой общественности. Тарзаны и Маугли всегда интересовали публику. Я ставлю на Клауса. К тому же у него синусоида альфа имеет практически человеческую амплитуду».

Малахольная Амалия осталась при Клинике - она не хотела уходить в лес, од­нако занятия с ней были безрезультатны. Марина попыталась научить ее ходить, но Амалия, как это свойственно детям-ползункам, ненадолго изобразив стара­тельность, вновь становилась на мозолистые коленки и, жалобно скуля, смотрела на свою мучительницу. Попытки приучить Амалию одеваться также ни к чему не привели: она терпеливо морщилась, пока Марина ее облачала, но как только оставалась одна, яростно срывала с себя ненавистные тряпки. Хотя при похолода­нии прикрывалась ими же. Ее удалось научить лишь простейшим командам типа «сидеть, лежать, еда».

Мы с Артуром помогали фатеру Вильгельму, однако иногда проводились опе­рации, от которых Шонер меня освобождал или отводил роль неосведомленного помощника. Сам доктор объяснял это тем, что находится в поиске и поэтому не может достаточно четко сформулировать происходящее. Жеребцов иронически и отчасти завистливо называл нашу группу «конвульсиум», а нас «херурками», на что, кроме меня, внимания никто не обращал - остальные списывали на его косноязычность.

Пожалуй, один Валерка проявил свойственную ему наплевательскую неза­висимость. Он согласился выслеживать оронао, но отказался стрелять в них усы­пляющими уколами: «Я, доктор, уже двадцать лет бью только по мишеням». При этом идиотски рассмеялся, чем вызвал полное непонимание Шонера, который распорядился, что заниматься отловом Жеребцов будет вместе с Гюнтером под руководством последнего.

Зато Валерка подготовил несколько статей общего плана, которые в переводе Маринки были представлены фатеру Вильгельму. Шонер оценил профессиона­лизм Жеребцова и призвал его работать дальше, но тот неожиданно остыл к ин­теллектуальным занятиям и приступил к работе физической. Неплохо поладив с людьми из племени танайя, вместе с которыми расширял бункер, Валерка, несмот­ря на предостережения Шонера, частенько бывал на их территории и даже прини­мал участие в праздниках, сопровождавшихся обильными возлияниями местного напитка - кавы. Не гнушался и ритуальной раскраской, которую наносили ему туземцы. Вроде бы даже приженился. Впрочем, когда наступил сезон дождей, Валерка предпочел отсиживаться в «Хаймат», благо Кречинский через Гюнтера по общей просьбе доставил на остров телевизор со спутниковой антенной.

Нежелание быть летописцем Шонера Жеребцов объяснил так: «Не стоит. Не вижу перспективы. Это не кончится ничем хорошим, в лучшем случае - просто ничем. Деньги мне на острове не нужны: даст Бог день, даст и пищу». Причем ударение в слове «стоит» сделал на втором слоге.

Пересохший ручей был теперь бурной речкой, которая текла, даже когда дож­ди закончились: Шонер объяснил, что идет перелив из чаши кратера.

Естественно, Марина как единственная женщина на острове не могла остаться без внимания. Валерка как-то поведал, что у нее не такие уж и короткие ноги и что он «готов ей отдаться практически бесплатно - за гроздь бананов». Но Марина, как и свойственно женщинам, начав авансы с Шонера, остановилась на Артуре. Однако и его она держала на определенной эмоциональной дистанции, время от времени прилюдно заигрывая с Гюнтером. А Гюнтеру, наверное, нравился другой тип женщин. Тем более благодаря вертолету-«Викингу» он имел возможность регулярно бывать вне острова.

О себе скажу откровенно: после развода с моей благоверной сама мысль о бли­зости с женщиной вызывала у меня чувство униженности.

БАЖЕНА И КРЕЧИНСКИЙ

Йозеф Кречинский прилетел на остров, когда созрели бананы. Последний до­ставленный им груз включал не только продовольствие и медикаменты, но также установку «Церебрум идеа», с помощью которой Вильгельм Шонер рассчитывал досконально постичь движение мысли зооморфов. Дело в том, что подопытные, попадая в Клинику, постоянно находились в состоянии стресса, а антидепрессан­ты отправляли их мысли в свободное плавание, ограниченное едой, сном, желани­ем укрыться. «Церебрум идеа» позволяла следить за испытуемым на расстоянии. Микрочип-коагулянт гулял по сосудам, докладывая на компьютер всё, что твори­лось в мозгу. Правда, требовалась расшифровка. Забегая наперед, скажу, что Шо- нер достаточно в этом преуспел. Не раз приходилось видеть во время опытов, как спустя мгновение после созерцания диаграммы жуткой плотности, он сообщал: «Жажда» - и сознание усыпленного зооморфа достаточно узнаваемо рисовало пальмовый лист с утренней росой.

.. .Кречинский прилетел не один, а с девчушкой-туристкой, которую подобрал в Лангкави. Даже после хорошей посиделки, на которую дал добро Шонер, так и не удалось понять: то ли Бажена - штатная проститутка, то ли ее в самом деле бросил без денег на курорте жених. Тем не менее она сносно говорила на русском, хотя была, кажется, чешкой. И это располагало. А Шонер к тому времени настоль­ко смирился с Валеркиными языковыми выбрыками, что вне науки был готов слушать любую речь, лишь бы ее в общих фразах переводили на немецкий.

Вялотекущий конфликт Бажены с Мариной начался практически с ее приле­том. «Ой, мальчики, а мы вам шампанского привезли!» - заявила Бажена, еще не успев со всеми познакомиться. Нужно заметить, что вместе со своей пассией, обо­жавшей игристый напиток, Йозеф доставил для нее четыре ящика шампанского. За эту любовь Жеребцов шутливо назвал ее Шампанзе.

Марина, ощущая себя дамой номер один на острове, не собиралась уступать этот титул. Но и Кречинский, обладая тактом, дал понять, что Бажена принадле­жит только ему. И самое главное - они временно. На неделю. Отдохнуть.

Однако Бажена вела себя достаточно самостоятельно: живо всем инте­ресовалась, сумела всех к себе расположить. В том числе и папашу Шонера - непосредственно-восторженным восприятием его научной смелости. Когда Вильгельм распинался, развивая какую-либо из своих, зачастую парадоксальных, теорий, а Бажена, хлопая роскошными ресницами, не сводила с него изумленно­непонимающих глаз, даже невозмутимый Гюнтер с трудом мог спрятать улыбку.

Возможно, умение вызывать симпатию было частью ее жизненного потенциа­ла, поэтому и интерес, и сочувствие, и удивление не казались неискренними. И несомненно, что Бажена была к тому же незаурядной артисткой. А талант всегда восхищает.

ЛЕТУЧИЕ ЛЕОПАРДЫ

Океан дарил чарующую свежесть; легкий плеск воды навевал ассоциации с тем самым озерцом, из которого испил Иван-царевич, перед тем как стать козлом.

.Было тепло и туманно. Песчаная утренняя отмель лелеяла оттиски пяти без­мятежных европейских тел. Туман быстро доносит голоса.

Мужчины очнулись оттого, что встревожились женщины. Плеск весел был явственен, и стало понятно, что приближаются гости. Три кайака плыли от солн­ца, поэтому мы их заметили не сразу. Кречинский, который только что пытался выровнять снабженческий загар на предплечьях с остальным телом, увидев, как на утлых суденышках приближаются островитяне, скомандовал: «Не суетитесь. Мы - белые люди. Они нас ненавидят, но и боятся».

Рыжебородый главарь в набедренной повязке сразу затараторил. Из всего ска­занного удалось понять, что он представитель племени таува нахау и привез с собой оронао геру Шонеру.

Дети-оронао лежали, уткнувшись лицом в дно лодки, поскольку руки их были связаны воедино с ногами за спиной. Рты их также пересекали волокнистые по­вязки. На всех зооморфах кровоточили ссадины. Точнее, раны. Но выглядели они не вялыми - скорее расслабленными.

Артур отправился за Шонером.

Шонер пришел не один, а с Гюнтером. Мало того, Гюнтер нес многозарядный карабин. Подумалось, что пугать дикарей бессмысленно: они могут и не знать, как выглядит современное оружие.

Главарь, которого Шонер называл Рехони, что-то усердно объяснял, а Шонер снисходительно кивал, затем спорил. В конце концов они, казалось, на чем-то со­шлись: Рехони повелел соплеменникам-спутникам доставать оронао из кайаков и нести их в глубь острова. «Эуро-эуро!» - напоминал Рехони. Плененные молчали и не открывали глаза: похоже, спали. Казалось бы, как можно спать, когда тебя несут, постоянно дергая и раскачивая?

Затем разошлись на две группы: одна тропинка вела к Клинике, вторая - к «Хаймат». В «Хаймат» отправились Шонер и главарь, а к Клинике - все осталь­ные: люди таува нахау, несущие оронао, я, Артур, Марина, Кречинский с Баженой и готовый ко всему Гюнтер. Валерка отсутствовал, «забив болт» на изначальные требования Вильгельма, - застрял в стойбище танайя.

Островитяне положили пленников возле Клиники, один из них буркнул что-то типа «мы наше сделали, вы свое делайте», и стали поспешно уходить к развил­ке. Детей было четверо. Гюнтер вытащил из кармана на голени армейский нож и разрезал волокна, разрывавшие рот одной из пленниц. Она повела лицевыми мышцами, как бы радуясь свободе. Гюнтер разрезал, точнее, распилил, узы между руками и ногами. Пленница блеснула глазами, но, подумав, забилась в теневой угол входа и стала слизывать запекшуюся кровь со ссадины на плече.

Артур открыл дверь Клиники. «Ну что, понесем или сами войдут? Сами вой­дут.»

Нож Гюнтера освободил всех пленников, которые, пошатываясь и наклонясь вниз головой, стояли на коленях перед Клиникой. Глаза их были по-прежнему за­крыты. «Марш-марш!» - скомандовал Гюнтер и взмахнул рукой.

- Стойте, не развязывайте их! - Шонер был перед ручьем. - Этого нельзя де­лать! Это леопарды!

Возможно, крик доктора произвел провоцирующее действие на пленников. Внезапно один оронао, разведя руки, прыгнул на Кречинского. Голова его удари­ла в подбородок Йозефа, ноги обняли торс, пальцы вцепились в плечи, а клыки вонзились в шею. Бажена, которую секунду назад приобнимал Йозеф, с визгом отскочила. Второй бросился на Гюнтера, но тот легко отжал объятия и, как по­казалось, оскалился, словно собирался кусаться сам. Как в рапидной съемке, я увидел, что третий бросился ко мне. К сожалению, основным приемом моей са­мозащиты является пораженчество. Нет, умирать я вроде не собирался, но впал в ступор и смирился с тем, что ребенок весом до сорока килограммов вполне может меня одолеть, потому как у него острые зубы, щуплые мускулистые ручонки и резкое дыхание. Почувствовав хищное сопение и сопли, ударившие по щеке, я инстинктивно вжал шею в плечи и закрыл руками лицо, боясь открыться хотя бы на мгновение. Треск карабина Гюнтера вселил надежду на спасение. Впрочем, как выяснилось впоследствии, стрелял он в небо. А затем, заставив оцепенеть или разбежаться зооморфов, убил их. Своему он свернул шею; моему разбил ударом приклада верхние позвонки, из-за чего я получил предсмертный кровавый плевок, заливший грудь. Последний, тот, что бросился на Кречинского, пытался опроме­тью скрыться в зарослях, но Гюнтер просто швырнул карабин, перебив ему ноги, и штурмовыми ботинками-«дэшэбэшками», которые, очевидно, снимал только на ночь, прыгнул на голову.

Все это произошло, если оценивать объективно, в течение четверти минуты. За это время Вильгельм Шонер и вождь Рехони сумели добежать до нас, а Артур, которого миновала участь подвергшегося нападению, пришел в себя.

- Артур - щипцы! Турчин, вместе со мной - Йозефа в операционную! Г юнтер, стеречь оронао!