Пандемоний

— Лжец! — воскликнул я.

Чуть позже мой новый приятель Том отвел меня в бар.

— Доверься мне, — посоветовал он. — Еще одно пиво тебе не помешает.

— Да нет, со мной все в порядке, — попытался оправдаться я.

— Три кружки светлого «корс», — бросил он бармену, после чего вновь повернулся ко мне. — Честное слово, у тебя такой вид, будто какой-то гад только что раздавил твоего любимого кота.

Я рассмеялся и пожал плечами.

— Твой друг, он что, и впрямь демон?

Том оглянулся. Мы с ним находились в фойе второго этажа. В отеле яблоку было негде упасть, причем добрая половина народу была в костюмах. ВАЛИС, с его аккуратной бородкой и твидовым пиджаком, напоминал оксфордского профессора. Он сидел за столиком рядом с красивой женщиной, женой Тома по имени Селена. Вокруг них за последние полчаса успело собраться с полдесятка человек. Том, заметив, что я сижу у стойки один, затащил меня в свою компанию.

— У Фила была сложная жизнь, — вздохнул Том. — После инсульта, вернее, еще даже до него, он начал слышать голоса. Ты меня понимаешь, голоса воображаемых друзей. А затем, в возрасте восьмидесяти двух лет, первое, что он сказал, как только к нему вернулась речь, что отныне все должны обращаться к нему исключительно по имени ВАЛИС. — Том пожал плечами. — Я попросил одного экзорциста поговорить с ним…

— Мать Мариэтту?

Брови Тома переместились на лоб.

— Ах да, ведь ты ее видел! Как бы то ни было, она заявила, что он притворяется. ВАЛИС даже не дернулся, в официальных отчетах он не значился. Так что куда проще было бы утверждать, будто Фил окончательно… не знаю даже, как бы это поточнее выразиться. За свою жизнь он напринимался всяких разных лекарств, к тому же его и раньше посещали галлюцинации. Честно говоря, этот ВАЛИС даже пошел ему на пользу. Ты только взгляни на него — ну разве скажешь, что когда-то он был парализован? Полное выздоровление. Даже более чем полное! Он лучше ест, чем раньше, делает физические упражнения, прекратил принимать таблетки. Он живет вместе с нами с Селеной, однако это не значит, что лишь мы заботимся о нем — нет, он тоже заботится о нас. То есть, я хочу сказать, он живет полнокровной жизнью! Причем совершенно естественно. Он, правда, старается не выставлять этого напоказ, но стоит кому-то завести разговор на эту тему, как он тотчас срывается.

Бармен поставил на стойку три высоких стакана, наполненных слегка подкрашенной водопроводной водой. Взяв пиво, мы вернулись за столик — правда, для этого пришлось проложить путь среди массы человеческих тел и табачного дыма. Селена почти не раскрывала рта, а вот Том его почти не закрывал. ВАЛИС главным образом слушал, а когда говорил, как, например, сейчас, все вокруг мгновенно умолкали. На низком столике перед ним стоял стакан имбирного эля, но он к нему даже не притронулся.

— Невозможно отделить научную фантастику от жанра фэнтези, — вещал тем временем ВАЛИС, — и я сейчас объясню почему. Возьмем, к примеру, псионику или мутантов типа тех, которые описываются в книжке «Больше чем люди». Если читатель не исключает, что такие мутанты действительно могли бы существовать, значит, роман Старджона он воспримет как научную фантастику. Если же он полагает, что мутанты — существа из той же оперы, что чародеи и драконы, и поэтому их никак не может быть, значит, он читает роман в жанре фэнтези. На мой взгляд, в таких романах описываются невозможные вещи. В отличие он фэнтези научная фантастика чаще имеет дело с тем, что могло бы быть при известных обстоятельствах. А как вы понимаете, это вещь в высшей мере субъективная, потому что объективно утверждать, что возможно при известных обстоятельствах, а что нет, нельзя, и это решает для себя в каждом конкретном случае сам читатель.

Возникла небольшая пауза, после которой заговорил парень-латинос, чуть моложе меня, в черной футболке и безукоризненно отутюженных брюках цвета хаки.

— А какая в принципе разница, что подумает читатель? Не важнее ли то, как ведут себя герои? Разве не их поступки определяют жанр книги? Герой книги в жанре научной фантастики полагает, что мир устроен рационально, что на каждый вопрос есть ответ, истина в последней инстанции, поисками которой он и занят. В книге «Больше чем люди» герои полагают, что они следующая ступень эволюции, то есть сугубо научного понятия…

— Позволю себе не согласиться. Именно отсутствие, как вы только что выразились, истины в последней инстанции и делает научную фантастику фантастикой, — изрек высокий, сухопарый старик примерно тех же лет, что и ВАЛИС. Он сидел на низком стуле, отчего колени его находились почти вровень с плечами. — Всегда можно задать дополнительный вопрос. А вот магию объяснить нельзя.

Позади него я заметил бритый затылок — кто-то, расталкивая толпу, направлялся к выходу. Мать Мариэтта? Я отступил в сторону, пытаясь разглядеть ее в профиль. Эх, если бы ее догнать!..

— Никто в романе жанра фэнтези не пытается понять, каким образом работает магия, — продолжал костлявый старик. — Она просто работает, и все. Иисус превращает воду в вино. Все, конец рассказа. В реальном же мире…

— В реальном мире люди тоже не слишком задумываются о том, как работает та или иная вещь, — возразил парнишка-латинос. — Например, для них электричество функционирует потому, что вы щелкнули выключателем.

Черт, похоже, я ее потерял. А ведь это точно была она. Я вновь обернулся к нашей компании. Селена вопросительно посмотрела на меня. Я лишь пожал плечами.

— Верно, большинство людей — лицемеры, — согласился сухощавый старик. — Если бы им и впрямь хотелось узнать, они бы узнали вместо того, чтобы отмахиваться — мол, этому нет объяснения.

— Погодите, — вмешалась кудрявая особа в пышной крестьянской юбке, — большая часть самых важных вещей в нашей жизни не поддается объяснению. Душа не поддается объяснению, демоны, сознание…

Кто-то рассмеялся — кажется, бледный молодой человек с подведенными глазами и в рубашке, которую обычно надевают под смокинг. Он сидел, облокотившись на подлокотник кресла.

— Это значит, что вы — замороченный чудесами персонаж жанра фэнтези, которого по ошибке занесло в научную фантастику. Большинство ученых — по крайней мере ученых МКПО — полагают, что в конечном итоге и в этой области для нас не останется белых пятен. И лишь потому, что пока нам не все понятно, еще не следует вывод, что…

— Человек в его нынешнем состоянии не способен объять разумом вещи, — изрек ВАЛИС своим замогильным голосом, — а если и бывает способен, то не может удержать это в своем осознании. Глаз Шивы, на мгновение раскрывшись, закрывается вновь.

Его голос, похоже, распространялся гораздо дальше, чем могло показаться при таком приглушенном звучании, словно радиосигнал, отразившийся от ионосферы. А может, все дело в том, что людям хотелось его услышать — ведь он был знаменит, богат, писал книги. По крайней мере когда-то писал, пока в него не вселилась Всеобъемлющая Активная Логическая Интеллектуальная Система, именующая себя ВАЛИС. Я не читал его книг, зато посмотрел пару фильмов.

— Согласен. Если мы на что-то и способны, то лишь на миг озарения. Боже, как это печально! — К сожалению, мне не было видно, кто это произнес. — Но по крайней мере в романе жанра фэнтези все так или иначе познают истину. Моральный порядок восстановлен, настоящий король вновь воцаряется на троне, Иисус восстает из мертвых.

— Вы путаете тему и жанр, — возразил кто-то из присутствующих.

— Нет, он говорит о судьбе, — не согласился Том. — Вспоминая о судьбе, вы тотчас переноситесь в мир фэнтези, даже если пытаетесь замаскировать ее под нечто вроде «Матрицы» или «Звездных войн». Как только вселенная начинает общаться с вами лично, это уже магия — если вы король Артур, то вам достаточно вытащить из камня меч…

— Или же Багси Сигель, — добавил кто-то[2].

— Это точно, — согласился Том, давая понять, чтобы его не перебивали. — А вот в безличном мире научной фантастики королем бриттов становится любой, кому известен фокус — вернее, технология извлечения меча из камня.

— Или же вы с аквалангом ныряете на дно озера, чтобы сразиться с обитающей в нем Девой.

— Странные, однако, девы обитают в прудах, — произнес бледнолицый мужчина с каким-то неуловимым акцентом. — Занимаются раздачей мечей. Как можно строить на этом систему управления государством?

Беседа тотчас превратилась в соревнование, кто больше вспомнит шуток из шоу Монти Пайтона, после чего общий разговор раздробился на несколько частных бесед. Высокий мужчина вышел с кудрявой женщиной, зато к нашей тесной компании присоединились другие. Возникало ощущение, будто Том знает здесь всех до единого, и все узнавали ВАЛИСа. Стало шумнее, да и накурено было сильнее, причем не только из-за нас. Со всех этажей отеля в бар спускались группки участников «ДемониКона». В какой-то момент — если не ошибаюсь, в час ночи, я очутился в туалете. У соседнего писсуара стоял ВАЛИС. Я изливал из себя галлоны выпитого пива и улыбался: то, что было принято внутрь, мало чем отличалось от того, что просилось наружу.

На стене над писсуаром кто-то вывел: «Догма: я — бог».

— Итак, — произнес я, — вы писаете.

В этот момент до меня дошло, что я принял больше, чем мне казалось.

Не оборачиваясь ко мне, ВАЛИС кивнул и философски изрек:

— У тела свои императивы.

Как с этим поспоришь? Было слышно, как в баре кто-то пронзительно расхохотался.

— С вами разговаривают не как с демоном, — произнес я. — А как с человеком.

— Им просто нравится беседовать с Филом, — произнес ВАЛИС. Отступив от писсуара, он застегнул на брюках молнию и направился мыть руки. — Люди предпочитают видеть во мне своего старого друга, которого уже давно нет, но для них он лишь сошел с ума. Это их утешает.

— Погодите! То есть вы даете им повод думать, будто вы притворяетесь? Хотя на самом деле вы… — Я на мгновение задумался. — То есть вы демон, который притворяется, что он человек, который, в свою очередь, выдает себя за демона?

— Именно. Фальшивая фальшивка, — ответил он и повернул кран с горячей водой.

К собственному удивлению, я понял, что верю ему — по крайней мере не отмел его слова с ходу.

— Ну ладно, если вы и впрямь демон, — сказал я, — почему вы не вселяетесь в других людей? Ведь стоит вам переселиться в кого-то еще, как это тотчас расставило бы все по своим местам.

ВАЛИС ответил, глядя на меня в зеркало, пока умывался. Рядом с его бледным лицом поднимался пар. Судя по всему, температура воды его не слишком беспокоила.

— Божественное вмешательство это не всегда божественное вторжение. Я вторгался в жизнь Фила двадцать два раза. Девятнадцать раз это вторжение сводилось к банальной передаче информации, сжатой в шифрованные сигналы, которые повлекли за собой неспособность забывать.

Я непонимающе заморгал.

— Анамнез. Память обо всем и вся.

— А… понятно…

— Пару раз мне пришлось прибегнуть к более радикальным действиям. Первый раз он попытался наложить на себя руки, — продолжал ВАЛИС своим искусственным голосом. — Я был вынужден схватить его тело, написать на ладони номер телефона реанимационной службы и вернуть его к жизни. Но настоящее перевоплощение состоялось в 1982 году. У Фила случился инсульт, за которым последовала остановка сердечной деятельности. Это был его третий и самый сильный сердечный приступ. Чтобы заставить его сердце забиться вновь и восстановить подачу крови в мозг, мне пришлось взять полный контроль над его жизненно важными функциями. Я был вынужден инсталлировать голографический фрагмент моего сознания.

— То есть вы в него окончательно вселились.

ВАЛИС стряхнул с рук воду — два быстрых движения запястьями — и взял из пачки бумажное полотенце. Снаружи кто-то что-то крикнул, но слов я не разобрал.

— Я продолжал массировать его сердце, накачивал ему легкие. Я боялся, что если надолго оставлю его тело, он умрет.

— Хорошо, но… — Я покачал головой. — Зачем?

Я даже усмехнулся.

ВАЛИС смотрел на меня спокойно, отчего я рассмеялся снова.

— Почему вы не дали ему умереть? Ведь он был в преклонном возрасте, верно я говорю? Что хорошего в том, что вы теперь разгуливаете в его теле?

Он наклонил голову и улыбнулся.

— Этот вопрос вынуждены задавать мы все.

ВАЛИС открыл дверь туалета, и внутрь ворвался шум бара — чьи-то возмущенные крики, свист, улюлюканье. Где-то что-то разбилось — наверное, стакан. Наткнувшись на что-то твердое, он явно разлетелся на сотни мелких осколков.

ВАЛИС придержал для меня дверь. На другом конце зала мужчина с голой грудью, поджав под себя ноги, раскачивался на полке для винных стаканов. Точно такая же полка на противоположном конце барной стойки уже была сорвана.

Раскачивающийся мужчина был в одной лишь набедренной повязке, кое-где украшенной листьями. Лицо выкрашено красной краской, из волос торчали небольшие рожки. В свободной руке он сжимал деревянную дудку. Раскачавшись, мужчина отпустил вторую руку, описал в воздухе дугу и приземлился ступнями на круглый стол.

— Эй, друзья, пришло время танцев! — выкрикнул он.

— Господи, прямо как на Олимпийских играх, — заметил кто-то из стоявших поблизости.

Это были те же самые слова, которые Дудочник выкрикнул в 2002 году. Финский конькобежец, Артту Хайкинен, был на последней тысячеметровке своей дистанции в четыре мили, оторвавшись от своего самого ближайшего соперника, и все шло к тому, что вот-вот будет установлен новый рекорд. Неожиданно он сбросил скорость, оглянулся по сторонам и, заметив телекамеры, расплылся в улыбке. Тот, кто шел за ним, начал обгонять его по внешней дорожке. Хайкинен подставил ему ножку, отчего тот отлетел к барьеру, и расхохотался. Затем порвал на груди эластичный костюм и оставил его болтаться, словно вторую кожу. После чего описал круг и скомандовал зрителям, чтобы те танцевали. Хайкинен никогда не оправился от этого позора и больше никогда не принимал участия в соревнованиях.

Теперь большинство посетителей бара спешили выбраться наружу, хотя были и такие, что застыли на месте. Я растолкал напиравшую толпу, пытаясь подойти ближе. Дудочник запрыгнул на высокий желтый табурет, с которого перескочил на спинку дивана, приземлившись рядом с какой-то рыжеволосой бабенкой. Та истошно завопила.

— Я же сказал, всем танцевать! — пояснил Дудочник.

Он рывком поставил ее на ноги и расхохотался как безумный. Женщина, худая и уже не первой молодости, испуганно затрясла головой. По щекам у нее катились слезы.

— Эй, мистер! — обратился я к нему.

Дудочник обернулся и одарил меня омерзительной усмешкой.

— Слушаю!

Я не знал, что в стакане — вода, лимонад, водка, — что-то светлое и прозрачное. Я выплеснул содержимое ему в лицо. Он тотчас начал отплевываться и растерянно заморгал. Женщина тем временем вырвала руку.

— Вон отсюда! Живо! — рявкнул я. — Нечего изображать из себя героя!

Он удивленно уставился на меня. Не знаю, чем он там размалевал себе лицо, но теперь краска стекала по щекам грязными полосами.

— Кому сказано: вон отсюда!

Дудочник слез с дивана.

— Эй ты, полегче! Ты что, шуток не понимаешь?

С этими словами он понуро направился в дальнюю часть зала, которая соединялась с отелем. Какой-то шустрый бармен бросился за ним вдогонку.

Кто-то похлопал меня по спине. Кто-то еще вложил в руку рюмку.

— Как ты догадался? — спросил Том с улыбкой. — Как, черт возьми, ты догадался?

— Он даже не стал меня слушать. Просто взял и ушел. Я же говорю об одном — нужно отключить антенну. В наших головах есть одно устройство, которое принимает сигналы от Демонической Сети. Так что нужно вычислить лишь одно — как его заглушить или хотя бы сменить канал. Я даже не веду речь о настоящей операции. Не надо сверлить дырки в головах людей, это можно сделать при помощи обыкновенной микроволновки. Точно так же, как при помощи пересекающихся микроволн удаляют опухоли. Мощность небольшая, чтобы не повредить здоровые ткани, и только больной участок находится в точке пересечения волн. Ну скажите, неужели я многого прошу?

Селена сочувственно мигнула. А может, ей просто не хотелось меня расстраивать. Лично я предпочел интерпретировать это как сочувствие.

— Это невозможно, — произнес парнишка-латинос, встревая в разговор. Кстати, как выяснилось, никакой он не латинос, а армянин. — Я читал про этого самого доктора Рама. Он говорит о необходимости удалить третий глаз Шивы.

— Что-что? — переспросил я. Кажется, я где-то это уже слышал.

— Третий невидимый глаз, который, согласно верованиям древних, открывал им путь к Богу, — пояснил Том. — Или, согласно терминологии Фила, это та самая штуковина, которая позволяла ему получать информацию от ВАЛИСа. Если ты вспомнишь о…

Том неожиданно подался вперед и задел стакан. Содержимое вылилось на ковер, поскольку сзади в него врезался какой-то верзила в футболке и шортах.

— Кто-то украл мой костюм! Он только что был здесь! Кто украл мой костюм?

Он повернулся, и я узнал в нем того самого толстяка, которого утром встретил перед входом в отель.

— Первый раз слышу о твоем костюме, приятель, — ответил ему Том.

Верзила сердито прищурился, после чего попер в другом направлении.

— Эй, где моя шляпа, черт побери!

Латинос, вернее, армянин, вцепился мне в руку.

— Дэл, послушай меня. Неужели ты и впрямь хочешь, чтобы какой-то там лекаришка перерезал твою связь с Богом?

— Богом? Ты считаешь, что эти существа боги? Джонни Дымовая Труба, Дудочник, Толстяк? — Я потянулся за стаканом, в котором было что-то коричневое. — В таком случае твой бог ненормальный.

Чтобы удержать стакан, мне пришлось напрячь кончики пальцев, потому что они онемели — как и губы. Поднести его ко рту было не менее трудно — это потребовало максимум сосредоточенности и усилий, как при попытке достать из игрального автомата какую-нибудь безделушку. Брось в прорезь монетку и выиграй приз!

Интересно, чей это номер?