Крушение дома Халемов

- Когоооо? — воет разгневанная, обманутая, ограбленная волчица. И в третий, и в пятый раз повторяют верховные дары ответ:

- Хетти, Ваше Величество. Он лучший. Он больше других нужен Аккалабату.

Внезапно она успокаивается. Разглядывает лорд-канцлера сквозь сощуренные узкие щелки, водит обломком пера по пергаменту, будто в забытье, неожиданно — поднимает голову, одним росчерком расписывается, бросает Дар-Эсилю в лицо исписанный лист. И хохочет, хохочет, хохочет, приплясывая, пока он читает. пока у него перед глазами плывут строчки.

- Сола — ты оставишь ее себе, понял. Я хочу каждый день ее видеть.

- Ваше Величество, я готов.

- Вот и славно.

Я не это хотел сказать. Но если я сейчас назову имя той, которую я готов оставить себе, то она не переживет этот день.

В большом зале яблоку негде упасть. Обычно при таком скоплении даров даже лорд-канцлеру приходится прокладывать себе дорогу где громким окриком, а где и железным плечом. Но не сегодня. Сегодня перед ним расступаются: весть о хорошо выполненном приказе королевы уже распространилась, и одни дары шарахаются к стенке от ужаса и отвращения, другие — спешат посторониться, потому что не знают, какое правильно сделать лицо.

Ничего, это не надолго. Зная Аккалабат, лорд Дар-Эсиль легко может предсказать, на сколько хватит этой отчужденности. Дня на два, не больше. Он все еще первый вельможа Империи. И — он издает внутренний стон — почти женатый первый вельможа, пропади оно все пропадом.

Створку двери, ведущей из парадного зала на лестничную площадку, лорд-канцлер отбрасывает от себя с такой силой, что с нее сыплется позолота. Натыкается на чью-то спину. Какой идиот застыл здесь в дверном проеме?!! Идиот отлетает на несколько шагов, поворачивается, смотрит угрюмо.

- Сид, я просил подождать меня в парадном зале. Сейчас мы должны.

- Отец, я не хочу тебя видеть.

В роду Дар-Эсилей не принято перебивать старших. Но лорд-канцлер знает, что, если сейчас он сорвется, если хоть на йоту повысит тон, он уже не сможет остановиться. Поэтому интересуется холодно:

- Что произошло?

- А ты не догадываешься? Теперь ни Хетти, ни я не можем пойти под дуэм друг к другу.

- Ты и Хетти? — лорд-канцлер смеется так же истерично, как королева десять минут назад. — Хетти и ты?!! Да об этом никогда не могло быть и речи!

Случившиеся на площадке дары вдруг вспоминают, что должны именно сейчас быть совсем в другом месте, и торопятся вниз по лестнице. Сид говорит, не поднимая головы:

- Это ни о чем другом не может быть речи.

Канцлер про себя от души поминает святую Лулуллу вкупе с демоном Чахи. Вслух же он произносит, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

- Лорд Сид, что за дурь, честное слово! Я уверен, что, в отличие от тебя, у лорда Хетти есть достаточно разума, чтобы не принимать детскую дружбу за нечто большее.

- Я бы не торопился этого утверждать.

Лорд Дар-Эсиль внимательно разглядывает сына. Как всегда, безукоризненно. Все до малейшей складочки на ораде, до тончайшей пряди молочно-белых волос. И такой бардак в голове.

- Сид, мне сейчас не до твоих выдумок. Нам следует вернуться в городской дом, чтобы подготовиться к прибытию новой леди Дар-Эсиль.

Сид резко вскидывает голову.

- Ты. Ты. Ты и здесь сумел урвать лакомый кусок! А обо мне даже не подумал.

Лакомый кусок со стола Ее Величества. Лорд-канцлер уже не старается, чтобы голос звучал спокойно. Он просто надеется, что голос звучит спокойно, в силу многолетней придворной выучки и блестящей наследственности Дар-Эсилей.

- Я думаю только о том, о чем необходимо. Сегодня ты в этот список не входишь. Ты мой единственный сын и следующий лорд-канцлер Аккалабата. Кто будет твоей деле, определит королева. Пойдем.

Несколько секунд отец и сын буравят друг друга взглядами. Потом Сид поворачивается, громыхнув мечами по балюстраде.

- Пойдем.

Нл^ёг^л.^ ёе^ С^ Рa^-QCM*

- Сола.

- Кто разрешил тебе войти?

- Я просто хотел сказать.

- Убирайся!

- Сола, я.

Не переставая уклоняться от летящих в него предметов (Сола швыряет все, до чего может дотянуться), Сид успевает с удивлением отметить, что внутренним временем Дар-Халемов здесь и не пахнет. Не составляет никакого труда увернуться от бронзового пресс-папье, которое, если бы его кидал любой Халем с включенным внутренним временем, непременно попало бы Сиду в висок. Наконец, Сиду удается выбраться за дверь, откуда он кричит, пытаясь переорать проклятия, низвергаемые на его голову неиствующей Солой:

- Да успокойся же ты! Уже ничего не поделаешь! Ты живешь у нас в доме, и я просто хотел с тобой подружиться!

- Подружиться? — несется в ответ — Подонок! И сын подонка! Я тебя ненавижу, слышишь? Тебя и твоего отца! Я всю жизнь буду вас ненавидеть! Я у них в доме живу! Я — живу?!! Подыхаю я, а не живу в твоем поганом доме!

Сид слышит, как об дверь разбивается что-то стеклянное. Наверное, декоративная тарелка, стоявшая на камине. На плечо опускается ладонь отца. Сид вздрагивает.

- Я не слышал, как ты подошёл.

- Неудивительно, она так вопит.

- Она всегда такая будет?

- Возможно. Лучше держись пока от нее подальше.

- Жаль, — тихо говорит Сид, упираясь лбом в дверь, которую продолжают сотрясать удары от падающих предметов.

- Что «жаль»?

- Ну, мамы же больше нет с нами. — Сид никогда не говорит о матери «умерла», и отец это знает. Но сейчас он сосредоточен на другом. Внезапно лорд-канцлер понимает мысль Сида и весь обмирает. Не может быть! Нет, такой напасти еще не хватало на мою голову!

- Сид, милый, — осторожно спрашивает лорд Дар-Эсиль, — Ты, правда, думал, что она может заменить тебе маму? Я полагал, что ты уже взрослый и не нуждаешься.

- Что значит «заменить маму»? Маму никто не заменит. Просто. я думал. — наконец Сид решается. — Я думал, что если уж она будет жить тут, с нами, она будет за всем следить. ну, сад там, скатерти, как раньше мама. мы обедать могли бы все вместе, хоть иногда, по праздникам. Помнишь, ты посередине, а мы — по сторонам от тебя, со свечами, с теми тарелками. мамиными любимыми. И на охоту можно было бы вместе. ты же купишь ей все эти женские штучки? Седло специальное — для деле, лошадь с пумпонами в гриве, как у леди Дар-Акила.

Лорд Дар-Эсиль негромко и строго откашливается.

- Мне ничего не надо, на самом деле, — быстро прибавляет Сид. — Я просто, как это сказать? Рассчитывал. Совсем немножко.

- Это непредусмотрительно. Рассчитывать на такие вещи, — лорд-канцлер специально говорит грубее, чем следовало бы. Он чувствует себя виноватым. Виноватым именно в том, что ему тоже виделась гнедая с пумпонами в гриве лошадь, а на ней женская фигурка в платье для верховой езды — только не светло-, а темноволосая, с золотистыми капельками света на дне зрачков. Он посмел мечтать, забыв о семейной предусмотрительности Дар-Эсилей, и теперь за это расплачивается Сид. Сам лорд-канцлер знает, что переживет, что сможет выгнать из своего воображения высокую молодую женщину с мелодичным голосом и изящными движениями, заставить замолчать в ушах звенящий колокольчик ее смеха. Он будет верным и почтительным мужем леди Солы — наперсницы королевы Аккалабата, каким бы исчадием ни оказалась эта высокородная (Чахи ее забери!) деле. А Сиду будет трудно: потеряв Хетти, он пытался найти хоть какую-то опору в мире, где именно дарам Эсиля отказано в возможности проявления чувств, и оказался ненужным, нежеланным, более того, ненавидимым. И все, что может пока сделать его отец, всесильный лорд-канцлер Аккалабата, это увести сына от проклятой двери, ласково обняв за плечи и уговаривая:

- Потерпи. Давай подождем немножечко. Может быть, все образуется.

Сид не понимает этого перехода от резкой отповеди к нежности и сочувствию, но принимает утешение, утыкается носом в отцовский орад, позволяет проводить себя до постели и уложить спать. А лорд Дар-Эсиль еще долго стоит у окна, прислушиваясь к начинающемуся дождю, и смотрит в зеленую мглу, как будто пытается разглядеть будущее.

Глава 5. Он кричал над моим сыном… Ки^^-и Ьлф-Умд^А

Плотно запахнув орад, Китти сидит на карнизе стрельчатого окна самой высокой башни Дар- Аккала и пытается не разреветься. Не то чтобы он на что-то рассчитывал. Сзади грохочут две пары сапог.

— Чего окно открыл? Сквозняка мало в замке? — грубо спрашивают над самым ухом. Китти испуганно поднимает глаза. Так и есть: Меери и Рейвен Дар-Кауда. Голубая кровь и кладовые, полные золота. Дар-Кауда — один из трех древнейших родов королевства, наряду с дарами Фалько и Эсиля. Их предки служили еще на Дилайне королю Онпеху, оруженосцем которого был отец прекрасной Лулуллы. Многотысячелетняя история и неслыханные богатства. Дар-Кауда все умеют доводить до совершенства. Да, быстры и красивы виридские скакуны, но, чтобы объездить, их отдают в конюшни дома Дар-Кауда. Там же делается лучшая на Аккалабате упряжь. Да, тонки и прекрасны кружева, которые ткут в дариате Фалько, но только в мастерских, принадлежащих Дар-Кауда, придумывают и воплощают удивительные фасоны платьев, для которых эти кружева предназначены. Да, искрятся и переливаются драгоценные камни Умбрена, но кто умеет огранить их и вставить в оправу так, чтобы стократно увеличить стоимость? И те мечи, которые по привычке все называют умбренскими, куются из северной стали в кузницах дариата Кауда. Поэтому дары Кауда многое могут себе позволить. И позволяют. Даже женятся они только внутри своего рода, изредка разбавляя фамильную кровь путем дуэма с кем-то из Фалько или Эсилей. Всякие там Пассеры, Халемы, Спэры, Умбры, Эрзели — это мелкая шваль для потомков тех, кто сидел за одним столом с королем Онпехом. Более того, дары Кауда не берут в жены деле королевской крови, которых по генетическим соображениям или в знак признания заслуг того или иного клана «выдает» из-за ширм сама королева. Дар-Кауда не нуждаются в улучшении породы. Они сами — лучшие.

И сейчас возглавляющие клан братья Меери и Рейвен Дар-Кауда грозно нависли над Китти. Он и так уже все глаза выплакал и с ужасом ожидал известий, которые отец принесет из парадного зала. Убежал на окошко, где так любили сидеть они вместе с Ко, съежился там подальше от чужих глаз, дрожал от обиды, от собственного бессилия.

Китти весь был на нервах с того момента, как услышал, что случилось с его старшим другом, поэтому, когда голоса братьев Дар-Кауда как гром прокатились у него над головой, он, неизвестно почему, вдруг почувствовал себя виноватым, сжался в комок еще больше, неловко пошевелился. и полетел вниз с карниза. Пытаясь удержаться, взмахнул руками — пола орада застряла между стеной и оконной рамой, металлическая застежка сдавила шею. Собственного, хотя и небольшого, веса Китти оказалось довольно, чтобы орад превратился в петлю, которая моментально затянулась. Из горла мальчика вырвался хрип, глаза закатились. В ту же секунду он ощутил на плечах крепкие руки, которые втаскивали его через подоконник обратно в башенный коридор. Лорд Рейвен откуда-то из-за спины рявкнул:

- Меери, бросай уже этого недоделка и пошли! Мы опаздываем.

Китти поднял глаза: спасителем оказался лорд Меери, который теперь бережно усаживал его у стены.

- Как ты себя чувствуешь? — спросил Меери, ловкими движениями избавляя Китти от орада.

- Хо. хорошо, — запинаясь, пробормотал Китти. Ему было мучительно стыдно: так опозориться перед двумя дарами Кауда, которые и без того считают его недоноском.

- Меери!

- Иду-иду.

Но прежде чем повернуться к брату, лорд Меери быстро провел рукой по верхушкам крыльев Китти, поправляя перья. Так часто делают на Аккалабате старшие дары по отношению к младшим. Со стороны благородного дара Кауда, конечно, это был широкий жест: так снизойти до «порченого» Дар-Умбры. Поэтому Рейвен негодующе хмыкнул, повернулся и пошел по коридору. Точнее, поднял ногу, чтобы сделать первый шаг, и застыл. Звук, раздавшийся за спиной, не был похож на звуки, издаваемые человеческим существом в здравом уме и трезвой памяти. Рейвен аккуратно опустил ногу на пол. Звук повторился. Это было что-то среднее между воем горного волка-оборотня, заставляющим сбиться с ноги и испуганно захрипеть даже самую вышколенную лошадь, и весенним криком игну — водяных дикобразов со светящимися иголками, танцующих бесконечные брачные хороводы на темных Халемских холмах в лунные мартовские ночи.

- Меери? — все еще надеясь на то, что ослышался, слабым голосом позвал Рейвен. В ответ еще один такой же животный звук.

- Ну все, хватит, — Рейвен решительно повернулся, снял руки Меери с Киттиных крыльев, дернул за плечи, разворачивая за собой. Меери оттолкнул брата и сделал шаг обратно к Китти. Тот, ничего не понимая и ощущая только нервное напряжение, возникшее вдруг между братьями, вжался в стену.

По коридору раздался топот шагов. Из-за дальнего поворота показалась кряжистая, увенчанная копной темно-каштановых волос фигура отца Китти — лорда Хару Дар-Умбры.

- Меери, пожалуйста, — настойчиво произнес Рейвен и взял брата под руку. Тот оторвался мутным взглядом от Китти, потряс головой, как будто стряхивая наваждение:

- Да-да, конечно, не надо. Уведи меня, Рейвен.

Голос у него был надтреснутый, точно больной. И за братом он пошел послушно, как тяжелораненый боец, которого уводят с поля боя. Китти перевел дыхание: слава прекрасной Лулулле, они уходят! А то Меери повел себя как-то странно. Этот отсутствующий взгляд, эта закушенная губа, руки, которые он по приказу Рейвена отдернул от Китти, как от чумного.

- Папа!

Лорд Хару на полпути разминулся с дарами Кауда. Рейвен что-то сказал ему — резкое, злобное, как показалось Китти. Отец непонимающе качнул головой, переспросил — ему ответили, еще резче, еще настоятельнее. Тогда лорд Хару тоже бросил что-то неодобрительное, попрощался коротким кивком головы и быстро подошел к Китти.

- Китти, они не обидели тебя? Что у вас здесь случилось?

Китти жутко не хотелось рассказывать отцу про свое падение, но Дар-Кауда могли начать глумиться на каждом углу по этому поводу, так что он изложил свою версию, слегка приукрашенную.

- . И тогда лорд Меери втащил меня в коридор, посадил у стены и стал расстегивать пряжки. А потом, знаешь, пап, произошло что-то странное.

- С Меери?

- Да. У него руки стали такие горячие, а глаза. ненормальные. И он открыл рот, как будто что-то сказать, а оттуда не слова вышли, а какой-то крик. Как у животных — скажем, у горных шакалов. Или у игну. Бессмысленный. Просто пронзительный звук. и какой-то зовущий, — поразмыслив, добавил Китти. — Люди так не говорят.

- Китти, это был именно крик? — наклонился над сыном лорд Дар-Умбра. Вид у него был встревоженный. — Не пение, не курлыканье, а крик. Он над тобой кричал, так?

- Пап, именно крик. Только не надо мной, а рядом со мной. А что такое?

- Это просто так говорится — «над», — словно сам себе, пробормотал лорд Дар-Умбра. Внимательно посмотрел на сына:

- А ты?

- А что я? Я, честно говоря, еще не мог как следует продышаться. Я вообще испугался, что мне все эти крики почудились или что я от нехватки воздуха сошел с ума и перестал понимать человеческий язык.

- Крики?

- Ну да. Он два или три раза так сделал.

- А потом?

- Появился ты, и Рейвен его увел. Такое ощущение, что почти силой. Словно его околдовали — вот он какой был. А почему тебя это так взволновало, пап?

- Нет-нет, ничего, Китти. Просто сейчас нам надо идти. Там все затянулось в парадном зале и только сейчас начинается.

- Ой! — Китти попытался одновременно зажать глаза и уши руками. — Нет, я не пойду. Давай ты один, а потом мне расскажешь. Как договаривались.

- Ты идешь со мной, — таким железным голосом отец с ним никогда не разговаривал. — И не отходишь от меня ни на шаг. Обстоятельства изменились, Китти. Не спрашивай, почему — все равно ты не поймешь. Просто держись рядом со мной.

И пошел размашистым шагом по коридору. Китти подобрал свой орад и, застегивая его на ходу, поспешил за отцом. Лорд Хару шел, погруженный в глубокое раздумье, не отвечая на приветствия знакомых, только губы его шевелились грозно, будто шептали проклятия.

Лучше пусть Китти увидит своими глазами, что стало с Ко, какое бы позорное действо ни устроила из этого наша королева, чем я оставлю его одного, после того как Дар-Кауда кричал. Дар-Кауда кричал над моим сыном!

hofy Р А^-Э-СМЬ, ёеф^-или^ёС^ ДшАёл&л*л.

Среди королев Аккалабата нередко случаются опасные сумасшедшие. Но даже они умеют обуздывать себя, если речь заходит о безопасности и стабильности Империи. Ее Величество хорошо понимала тяжесть удара, нанесенного верховному маршалу, его гнев и отцовскую боль. Поэтому, если кто-то из завистников и недругов дома Халемов ожидал увидеть во дворце скабрезный спектакль, они должны были почувствовать себя разочарованными. Главный королевский герольд хорошо поставленным голосом возвестил, то и дело сверяясь с пергаментом, что «Для укрепления. и воссоздания баланса. по приказу Ее Величества Королевы была произведена трансформация лордов Элджи Дар-Халема, Соля Дар-Халема и Ко Дар-Халема. и сегодня леди Элла и леди Койя будут представлены ко двору, так что любой желающий дар может заявить на них право и тут же, не сходя с места, получить королевское благословение и взять их в жены. Леди Сола не присутствует на сегодняшней церемонии, так как отдыхает в своем новом замке: сам лорд-канцлер Аккалабата изъявил желание сочетаться с ней браком». Никаких обсуждений, выкриков с мест, слез, смеха и тыканья пальцем. Двух указанных деле даже не провели, как обычно при представлении ко двору, по ковровой дорожке от входа в парадный зал до королевского трона, а выпустили из-за балдахина, покрывающего трон, сразу на ступеньки, спускающиеся от него в залу. Лорд-канцлер церемонно взял каждую из них за руку и назвал ее имя. Дальше дело было за дарами Аккалабата — в первую очередь, доживающими свой век в одиночестве вдовцами или, напротив, теми из молодых, кто по какой-то причине (распутство, бедность, застенчивость, бесталанность в фехтовании или что там еще может препятствовать созданию союза «карун — дойе») не видел другого способа обзавестись парой.

— Ну, мои дары, доставьте удовольствие своей королеве и стоящим перед вами прелестным девушкам. Выбирайте, — призывно улыбнулась Ее Величество.

Лорд Дар-Эсиль нахмурился. Дары молчали. Некоторые — угрюмо уставившись в пол, другие — делая вид, что ничего не происходит, с недюжинным интересом разглядывая стенные панели и гобелены, как будто видели их впервые, третьи. Вот этих третьих лорд-канцлер удушил бы своими собственными руками: тех, кто не удовлетворился крушением дома Халемов и хотел большего — публичного унижения, втаптывания в грязь той халемской гордости, которой многие восхищались, но многие и завидовали. Если до королевы сейчас дойдет, что без маленького и грязного спектакля обойтись не удастся — что ж, властительница Аккалабата пойдет по пути наименьшего сопротивления, это ясно. И ничего, ничего нельзя сделать.

Лорд-канцлер беспомощно оглянулся. Лицо верховного маршала, как обычно, стоявшего за спинкой королевского трона, не предвещало ничего хорошего тому, кто первый дерзнет превратить официальную церемонию в надругательство над ним и его девочками. Если только это будет не королева.

Девушки стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга: темноволосая — гордо расправив плечи, насмешливо оглядывая толпяшихся внизу даров; светленькая — вся в напряжении, как в ожидании удара, затравленно озираясь вокруг. Видно было, что ей хочется прижаться к сестре, но ей не позволили. Лорд Дар-Халем жестко проинструктировал дочерей, приказав им вести себя точно так, как предписано, и «Да даст нам святая Лулулла пережить этот день!» Леди Элла пыталась начать всхлипывать, но Койя решительно отхлопала сестру по щекам, придав ей таким образом «хоть какой-то здоровый румянец». Так и вышли.

Пауза затягивалась. Лорд Дар-Эсиль уже с облегчением ждал, что вот-вот королева произнесет равнодушное «Ну нет, так нет» и распорядится, чтобы лорд Дар-Халем сам занялся пристраиванием «своих девок, которые все равно никому не нужны». И тут. Все произошло за малую долю секунды, но сердце его за эту секунду упало в мрачную холодную пропасть и закатилось на дне ее в самую сырую и безнадежную трещину. Потому что Койя, очевидно, тоже почувствовав, что дело идет к концу, и концу благополучному, немного повернула голову в его сторону и улыбнулась — краешком рта и одними глазами, так, как умела улыбаться только она одна, Койя, и только ему одному — насмешливо, ласково и одновременно грустно. Глядя только на него, только ему даря блеснувшие на мгновение в ее глазах искры. Глядя только на него. и не замечая мгновенный, но все прочитавший, понявший, расшифровавший вгляд королевы. «Койя!» — мысленно возопил лорд-канцлер, но было уже поздно.

Властительница Аккалабата выпрямилась на троне.