Черный роман

Как и следует ожидать, часть публикуемых фотографий представляет собой серии изображений голых и полуголых женщин под красноречивыми рубриками — «Соблазнительные фаворитки», «Раздевание — начало действия» или «К вашим услугам». Но снимки этого типа, несмотря на свою обычную вульгарность, в сущности, самая невинная часть публикуемых материалов. Далее следуют репортажи, в текстах или в фотографиях, свидетельствующие о гнилости нравов в современном западном мире, но практически имеющие цель усилить болезненный интерес к пороку в самых отвратительных его проявлениях — «Сладострастные оргии необузданных девушек», «Жизнь западногерманских девушек — жриц порока», «Арест проституток предместья», «Лас-Вегас: открытый сексуальный город», «Страстные русые красавицы Гонконга», «Любовная распущенность девушек из Сохо», «Самый недоступный в мире сексуальный клуб», «Голливудское порочное общество нудистов» и десятки других публикаций такого же рода.

Очевидно, для редакторов этих журналов весь мир — что-то вроде огромного публичного дома. Именно поэтому другая часть материалов используется для того, чтобы снабдить читателей необходимым житейским опытом, позволяющим легко ориентироваться в этом чудовищном мире-вертепе. Речь идет о целой серии статей и мудрых практических советов под следующими заголовками: «Знаете ли вы любовную технику возбуждения женщины?», «Как избежать ужасной американской половой трагедии?», «Новое лечение гомосексуализма», «Двенадцать легких способов улучшения вашей половой жизни», «Кастрация американского самца», «Букварь быстрого прельщения», «Опасность гомосексуализма и извращений» и т. д. А за этим для доказательства того, что эта опасность — не пустые слова, следуют репортажи вроде «Юноша, живущий со своей матерью».

Но все, о чем шла речь выше, это область «галантереи», правда понимаемой довольно своеобразно. Далее идет «боевой клич», адски рискованные действия и ужасы, которые следует принимать как форму наивысшего наслаждения каждого «настоящего» мужчины. Значительная часть этих материалов — также «документальных» на все сто процентов— посвящена эпизодам второй мировой войны, свидетельствующим о том, что американский солдат всегда и при всех случаях был сверхчеловеком, а может, и еще чем-то большим. Это «исторические» события, возникшие и получившие развитие главным образом в голове соответствующего автора и снабженные красноречивыми заглавиями: «Один янки овладевает островом Ява», «Смертоносная операция», «Я сражался с морскими дьяволами на Борнео», «Молния в тылу врага» и пр.

Страницами истории второй мировой войны можно считать и некоторые репортажи о нацизме: «Тайные ужасы культа истязания у нацистов», «Страсть к голым рабыням в нацистском клубе-вертепе», «Оргии ужаса с красавицами-партизанками», «Кошмар истязаний плетью у нацистов», «Садизм нацистских проституток», «Охота на женщин в 106-м пехотном полку». Если кто-либо вообразит, что подобные материалы разоблачают нацистскую жестокость, то он просто может считать себя любителем красивых иллюзий. Авторы этих очерков не испытывают и тени ненависти к гитлеровскому варварству. Они и словом не обмолвились о действительных преступлениях нацизма, о сотнях тысяч расстрелянных партизан, о миллионах мужчин, женщин и детей, погибших в концлагерях и газовых камерах. Отнюдь нет, эти материалы написаны с едва скрытой завистью к гитлеровским инквизиторам, которым выпало «редкое счастье» свободно удовлетворять свои садистские страсти. Поскольку, как ясно показывают заглавия, в данном случае речь идет просто-напросто о завуалированном воспевании садизма, извращенной похотливости, которая не может быть удовлетворена без кровопролития. Особенно красноречивы в этом плане многочисленные рисунки, с максимальной убедительностью изображающие полуголых женщин, связанных веревками и закованных в цепи, женщин, которых истязают раскаленным железом, плетью или просто закалывают ножом.

За возбуждающим описанием военных преступлений следуют преступления мирного времени. В сущности, это и есть основная тема «мужской прессы». Большая часть материалов, сопровождаемая документальными или псевдодокументальными фотографиями, призвана познакомить читателя с реальными фактами из жизни преступного мира. «Мафия в Сицилии», «Короли мафий», «Убийства в парках», «Проститутка — убийца влюбленных миллионеров», «Один день из жизни убийцы-сексуала» и др. Репортажи подобного рода представляют собой вольную интерпретацию действительных событий. И ни намека на какую-либо оценку или отрицание! Напротив, там, где побуждения преступника «нормальны», т. е. имеют корыстный или половой характер, и преступление принимает вид чего-то вполне нормального — может быть, и не рекомендуемого в качестве примера для подражания, но, во всяком случае, фатально неизбежного.

Аналогична позиция и авторов регулярно помещаемых в этих журналах детективных рассказов. Это уже совсем низкопробная беллетристика, пережевывающая темы и шаблонные ситуации, уже давно изъятые серьезной литературой из употребления. «Дом смерти», «Месть мертвеца», «Подземелье смертельных воплей», «Известие от мертвеца», «Убийство на ринге», «Мотель проституток», «Убийство женщин» и пр. — эти заглавия достаточно ясно свидетельствуют о характере и степени возбуждения, которое обеспечивает ремесленникам жанра безбедное существование. Единственное, что придает известное своеобразие новеллам «мужской прессы», это наличие в них одного неизменного элемента: описание насилия, «сексуального естества», садистского отношения к женщине, которая, даже если автор ее и пощадит, спасется, лишь пройдя через всевозможные истязания и патологические манипуляции.

Впрочем, чтобы окончательно убедить читателей в том, что «мужские» журналы смотрят на проповедь садизма как на одну из главных своих задач, они помещают на своих страницах десятки садистско-мазохистских репортажей о современности («Мужья, истязающие своих жен», «Меморандум убийцы», «Гибель среди диких самок», «Прелестные женщины-убийцы в Китайском море», «Садист в комнате № 4» и др.).

Таким образом, кровь, появляющаяся еще на обложке журнала, с неослабевающей силой продолжает проливаться на всех следующих страницах вплоть до заключительной рубрики, посвященной проблеме «надежности средств против облысения».

Было бы несправедливым утверждать, что редакторы «мужской прессы» в США направляют кровожадные интересы публики только к лицам другого пола. В ряде материалов настойчиво проводится мысль о том, что садизм не только метод для интимных развлечений, но и способ борьбы с врагом, раз уж мы хотим, чтобы садизм стал общественно рентабельным. На вопрос «кто твой враг?» отвечает обильный поток материалов типа «Нападение на кубинские ракетные базы», «Истязание рабынь на Кубе», «Русокосые рабыни для Кубы», «Кубинские торговцы убийцами» и др. Впрочем, в графе «наши враги» Куба занимает первое, но далеко не единственное место. Ряд клеветнических статей посвящен Корее, Венгрии, СССР и другим социалистическим странам. Излишне и говорить, что в очерках вроде «Битвы с призрачными партизанами Вьетконга» американские головорезы изображаются добрыми и бесстрашными парнями, тогда как вьетнамские патриоты — омерзительными типами, которые, сколько в них ни стреляй, не хотят умирать. Последние, уже охрипшие от усердия отголоски «боевого клича» носят чисто рекламный характер. Вслед за воплями о «наших врагах» приходит черед и овациям в адрес «наших защитников». Не стоит и объяснять, что такой «защитник» служит в Пентагоне или в других подобных учреждениях; «Академия американских военно-воздушных сил», «Увлекательная жизнь на атомной подводной лодке», «Гений международного шпионажа— Аллен Даллес» — таковы заглавия некоторых из словословных лавровых венков, которые редакторы с признательностью водружают на темя американского милитаризма.

Поразительно, что в журналах, предназначенных для «настоящих мужчин», наиболее рекламируемый препарат — это таблетки от полового бессилия. Этот факт в сочетании с рядом систематически публикуемых материалов об импотенции современного американца представляет собой ключ к пониманию психологической загадки под названием «мужская пресса». Как и садизм, являющийся лишь извращенной формой половой импотенции, жестокость, агрессивность и жажда разрушений — все это патологические проявления человеческой немощи. Тупица, психический выродок, стерильный в смысле своих творческих возможностей, этот индивид мстит за свою убогость тем, кто способен к созиданию, убивая их и превращая в развалины сделанное ими. Творчески бессильный дегенерат располагает одной-единственной силой— инстинктом разрушения. Кровавые преступления во Вьетнаме, чудовищные пожары от напалма, зловещие бомбардировки и инквизиция над мирными жителями — не только отражение определенной политики, но и определенной психологии.

И все же было бы несправедливым приписывать особенности этой психологии всей американской нации, давшей миру великих творцов и великих гуманистов. Но столь же несправедливым было бы переносить свое уважение к нации на ее выродков и считать их исключением именно тогда, когда они уже давно вышли за узкие рамки исключения. Вряд ли сейчас есть люди, не понимающие, что целью агрессии во Вьетнаме было не больше не меньше, как уничтожение этого прекрасного народа, восхитившего мир своим мужеством и благородством. Замысел и реализация такого плана в международном масштабе может быть только делом людей, чья психика страдает именно патологическим расстройством. И в практическом осуществлении этого плана духовные дегенераты приобретают значение ценных кадров.

Разумеется, рассчитывать только на дегенератов от рождения было бы проявлением наивности. Все больший спрос на это сырье вызывает и необходимость его заботливой подготовки. Специализированная пресса, адресующая свой боевой клич «настоящему мужчине», настойчиво призывающая к садистским исступлениям и смертельному риску, насаждающая тупоумную ненависть ко всему человечеству, — вот одно из массовых средств такого специального воспитания кадров особого типа. На первый взгляд кажется невероятным, что эти журналы могут иметь сколько-нибудь серьезное влияние. Очерки и рассказы «очевидцев» сфабрикованы с такой безнадежной посредственностью и по такому наивному шаблону, что мало-мальски разумный читатель не поверил бы им, даже не дочитав до конца. Но пропагандистский смысл этих материалов можно правильно оценить, если иметь в виду не только их уровень, но и уровень публики, потребляющей их. Колоссальные тиражи прессы для «самцов» достаточно красноречиво свидетельствуют об амплитуде их воздействия. Социологи были потрясены тем фактом, что в США в настоящее время в свободном обращении находится свыше 100 миллионов единиц огнестрельного оружия. Но миллионы экземпляров «мужских» журналов не менее опасны, чем пистолеты. И поскольку эти журналы распространяются главным образом среди молодежи, именно они и прививают ребятам любовь к оружию и неудержимое желание испробовать их силу на живых мишенях.

В равной мере агрессивная и в своей милитаристской политике, и в идеологии реакция США сейчас заодно с оружием экспортирует и весь грязный поток своей периодической печати типа журналов для «самцов». Эти журналы распространяются повсюду, в самых отдаленных местах западного мира, насаждая культ садизма и преступности среди падкой на острые впечатления молодежи.

Когда-то Драйзер назвал историю одного убийства «Американской трагедией». Плохо то, что культ убийства в США порождает уже не только американские трагедии. Психическое и моральное уродство, мракобесие и человеконенавистничество становятся источником страданий для миллионов мирных людей, превращаются в угрозу всему человечеству.

Как уже отмечалось вначале, мы не собирались воспроизвести исчерпывающую историю детективного жанра. Поэтому читатель не найдет здесь ни имен десятков ремесленников-рутинеров средней руки, ни имен некоторых более способных, но не очень интересных в литературном отношении авторов. Для нас было важно не просто перечислить фамилии, которые никому ничего не говорят, а выделить основные тенденции в развитии жанра, рассказать о наиболее типичных его представителях и отметить противоречивость тенденций современного детективного романа.

Многие из приведенных примеров, как нам кажется, достаточно ясно свидетельствуют о том, что анализируемый литературный жанр вовсе нельзя считать литературой второго сорта, а тем более внелитературным явлением. Очевидно и то, что, вопреки известному, широко распространенному поверхностному суждению, детективные романы не создаются по каким-то раз и навсегда установленным для жанра правилам и что, даже если подобные правила формулируются и возводятся в принцип, они очень быстро отбрасываются и разрушаются самим развитием жанра. Мы видели самые различные и часто противоположные решения в этом направлении: повествование, содержащее в себе условия и решение какой-то логической задачи; рассказ о полицейском (в обычном смысле слова) следствии; помещение преступника в такие условия, когда он сам выдает себя; преследование преступника; неумолимая погоня; борьба с преступником по всем правилам поединка или же без всяких правил; интрига шахматных ходов или слепой авантюры; действие может развиваться как поиски неизвестного убийцы или как драма, в которой личность убийцы известна с самого начала. Нам попадались произведения, в которых события излагались с точки зрения полицейского, и произведения, в которых все происходящее объяснялось самим преступником. Мы познакомились с ситуациями борьбы двух злодеев или же двух банд разбойников. Встречались с «благородными» преступниками и с преступными полицейскими. Мы углублялись в чисто криминалистские расследования и, наоборот, в анализы подчеркнуто психологического свойства. Если учесть при этом сюжетное многообразие и многообразие типов и характеров всех видов, выведенных в качестве главных или эпизодических героев повествования, то нетрудно установить, что детективный жанр вовсе не так уже ограничен и однообразен, как хотят его представить некоторые сторонники строгих правил.

Но этот род литературы — очень интересный материал для исследований и еще по одной причине. Сама тема преступления в детективном жанре становится своего рода лакмусовой бумажкой, помогающей выявить этические взгляды и моральные нормы общества в определенный исторический момент. Развитие этого жанра на протяжении одного века на практике представляет собой развитие разнообразных тенденций: утверждение великой роли разума в человеческой деятельности или апология иррационального познания; понимание борьбы с преступником как борьбы за восстановление справедливости или как увлекательного самого по себе занятия, вроде охоты или спорта; отношение к злодеянию с точки зрения принципов христианской морали или его оценка как своеобразного проявления человеческой деятельности; стремление вызвать симпатии читателя к детективу-преследователю или, наоборот, к преследуемому нарушителю. В процессе дальнейшего все углубляющегося разложения буржуазного общества и по мере усиления различий между словами и делами правящей верхушки, между моралью официальной законности и аморальностью господствующего беззакония намечается все более резкая поляризация тенденций в развитии рассматриваемого нами жанра. Часть авторов открыто выступает с разоблачениями явлений, свидетельствующих о деградации капиталистического общества, с позиций не сформулированных, но общеизвестных норм традиционной морали. Другие писатели в своей критике основываются на принципах полного всеобъемлющего отрицания, развивая и навязывая читателю концепции нигилизма и пессимизма. Наконец, третьи, идя по пути всепрощающего объективизма или наглой апологетики, утверждают порок и насилие (вплоть до его самых патологических форм) как естественную норму человеческого поведения. Если исключить эту последнюю тенденцию, которая сама по себе уже является отражением полного краха буржуазной нравственности, следует признать, что в остальных случаях, даже когда авторы стоят на неправильных идейных позициях, критическая направленность их произведений играет определенную роль в развенчании капиталистического строя, выдаваемого его защитниками не только за «единственно возможный», но и за «совершенный» образец общественного устройства.

Излишне напоминать, что там, где речь идет о морали, в сущности, говорится и о политике. Именно поэтому детективный жанр, несмотря на свою непретенциозность, как продукция для развлечения публики, всегда несет в себе определенный политический смысл, более или менее ярко выраженный. Роман может быть и пошлым развлечением, отвлекающим читателя от насущных проблем жизни; и не очень глубоким, но в целом полезным упражнением для тренировки сообразительности, наблюдательности и логического мышления; и формой познания человеческой личности и общества; и попыткой оправдать конфликты и недуги действительности «вечным» и «неизменным» несовершенством человека как биологического типа; и стремлением показать истинных виновников социальной несправедливости; и диверсионным ходом, позволяющим переадресовать ответственность реакционных сил представителям прогресса. В наше время «политизация» этого жанра — уже свершившийся факт. И не давно устаревшие расследования ради расследования, не склеротические «романы-загадки» традиционного типа и даже не абстрактно-гуманистические психологические драмы, а политически заостренные социальные разоблачения — таковы типичные и ведущие произведения этого жанра в современную эпоху.

Все сказанное выше, как нам кажется, достаточно ясно свидетельствует о той немаловажной роли, которую играет детективная литература в политическом, нравственном и эстетическом воспитании или дезориентации массового читателя. Но к этим выводам, затрагивающим содержание произведений, следует добавить и соображения, касающиеся тиражей и распространенности этих книг. Основываясь на некоторых данных, периодически появляющихся в западной печати, мы располагаем точными и почти исчерпывающими сведениями о тиражах произведений наиболее известных творцов детективного жанра. И если до сих пор мы не приводили этих данных, то лишь потому, что не хотели обременять изложение огромными и не очень интересными цифрами. Но даже если эти цифры (каждая в отдельности) и не представляют интереса, то, взятые вместе, они становятся уже явлением, над которым стоит задуматься.

Только во Франции за год выходит свыше 500 детективных романов со средним тиражом от 80000 до 400 000 экземпляров (мы не говорим уж о бестселлерах, тираж которых превышает миллион экземпляров). Даже по самым скромным подсчетам — это 50 миллионов томов. Но данная цифра касается только Франции, а выпуск этой продукции в Англии и ФРГ ничуть не меньше, уже не говоря о США, где эта цифра возрастает в 4 или даже в 5 раз. Сюда же следует отнести и ряд стран-потребителей, таких, как Япония и Австралия, страны Латинской Америки и Западной Европы. По самым грубым подсчетам, это свыше 800 миллионов экземпляров в год, распространяемых во всех странах света, переходящих из рук в руки и дарующих более чем одному миллиарду читателей (по обстановке) материал для размышлений, средство от бессонницы или истощение нервной системы и исковерканную психику. Но и это не все. К этой цифре следует прибавить еще несколько сотен миллионов экземпляров детективных журналов и несколько сотен миллионов экземпляров детективных комиксов или романов в фотоснимках и несколько сотен детективных фильмов, выпускаемых ежегодно (только по романам, опубликованным в «Черной серии», поставлено свыше 400 фильмов), многочисленные детективные радиопьесы и не поддающиеся перечислению телевизионные передачи, не говоря уже о беллетристической продукции, подносимой читателям в форме рассказов, рисованных повестей и романов с продолжением. А все это увеличивает цифру единожды потребленного продукта до нескольких миллиардов, означающую на практике, что сотни миллионов читателей и зрителей систематически и почти непрерывно поглощают изделия такого рода. И между прочим, именно этот факт дает известным буржуазным социологам основание утверждать, что каждый человек — это потенциальный убийца и, если среднему гражданину удается избежать перехода к прямым действиям, то лишь потому, что он сознает неизбежность риска и предпочитает совершать убийства единственно безопасным способом — в своем воображении. Не вступая пока что в дискуссию с этими авторами, мы должны признать, что невероятный размах современного потребления, если сопоставить его и с сомнительным качеством большей части современной продукции, действительно способен вызвать известные сомнения в духовном здоровье многих зрителей и читателей. И если после всего этого находятся люди, полагающие, что литература, о которой идет речь, — незначительный факт, это утверждение свидетельствует лишь о степени их информированности или проницательности.

АСЫ ШПИОНАЖА

Можно утверждать без преувеличения: разведка существует с тех пор, как существуют войны и конфликты. Уже примитивные племена постигли элементарную истину о том, что для ведения эффективной борьбы с противником необходимо иметь сведения о численности, расположении, настроениях и планах этого противника. Именно получение сведений подобного рода и является классической формой разведки. Разведка у первобытных племен сводилась к следующему: они ловили и допрашивали пленных или засылали «шпионов» в тыл противника. С тех далеких времен средства сбора информации значительно изменились и усложнились, но цели разведки в основном остались прежними.

В эпоху капитализма борьба между разведками разных стран в глазах публики была чем-то смутным, загадочным и даже недостоверным. Лишь время от времени некоторые особенно скандальные процессы или сенсационные происшествия говорили обществу, что эта таинственная деятельность не легенда, а реальный факт. Таким было нашумевшее в 90-х годах «дело Дрейфуса», из которого публике стало ясно, что происходила «утечка» секретных сведений из французского генерального штаба. Эти сведения были проданы Германии, правда, не сосланным тогда на каторгу Дрейфусом, а офицером Эстергази. Таким же было и дело легендарной Мата Хари, осужденной и казненной во время первой мировой войны также по обвинению в шпионаже в пользу Германии. В силу исторического курьеза этой пятистепенной звезде варьете, зарабатывавшей на жизнь не столько танцами на сцене, сколько собственным телом и подвизающейся на незначительных ролях в немецкой разведке, было суждено превратиться в символ шпиона высокого класса. И сам этот факт достаточно красноречиво говорит о полной неосведомленности публики в вопросах, касающихся разведки.

Впрочем, и сама разведка в тот период находилась еще в отроческом возрасте. Менее чем за полвека разведка прошла такой путь, какого ей не удалось пройти за все предшествующие тысячелетия истории человечества. Она приобрела важную роль в политической деятельности всех государств, а в ряде капиталистических стран эта роль стала поистине чудовищной. Приводить цифры и данные, проникающие в печать или в специальные исследования на Западе, значило бы существенно отвлечься от конкретной темы. И все же в подтверждение нашей мысли мы позволим себе сказать несколько слов о значении ЦРУ в политической жизни США.

Пресловутое Центральное разведывательное управление США имеет в своем распоряжении шестьдесят тысяч агентов, не считая огромного административно-технического персонала. Его годовой бюджет превышает два с половиной миллиарда долларов, за которые ЦРУ ни перед кем не отчитывается. Как отмечают публицисты Пьер Нор и Жак Бержье,[72] пост директора ЦРУ — самый важный в Соединенных Штатах после президента. Полномочия, данные этому директору (правда, негласно), столь широки, что даже некоторые американские буржуазные политики называют ЦРУ «государством в государстве». Чтобы понять зловещий характер этих полномочий, достаточно сказать, что шеф института руководит одновременно и сектором «разведка», и сектором «планы» (последнее, по сути, означает «операции»). Иными словами, директор ЦРУ на свой страх и риск вполне имеет право (через голову Белого дома) не только предпринимать все возможные разведывательные действия, но и приступать на основе полученной информации к подрывным и даже открыто военным акциям против того или иного государства. Эти права ЦРУ, к сожалению, не являются только правами на бумаге, что было конкретно доказано нападением на Кубу 17 апреля 1961 г., предпринятым по личному распоряжению Аллена Даллеса. Правда, сразу после этого Даллес был освобожден от занимаемой должности, но причиной этого было не слишком большое своеволие шефа ЦРУ, а завершение предпринятой операции катастрофой для интервентов. Заметим кстати, что ЦРУ отнюдь не единственное в США разведывательное учреждение, в этой области развернули свою деятельность и такие связанные с Пентагоном институты, как РУО (Разведывательное управление обороны). Некоторые буржуазные авторы склонны объяснять быстрое развитие разведки (ее методов и практики) колоссальной эволюцией средств информации— как явных, так и секретных. Подобное объяснение наивно, поскольку в истории развития общества средства для удовлетворения определенных нужд появляются в результате возникновения самих этих нужд, а не наоборот. Бурный рост разведывательной деятельности в наше время является следствием прежде всего двух фактов: во-первых, крайней поляризации политических сил в мире, выразившейся в обособлении двух лагерей — социалистического и капиталистического, и, во-вторых, создания и накопления таких средств массового уничтожения, использование которых было бы гибельным для всего человечества.

Борьба между социализмом и капитализмом, вне зависимости от средств, которыми она ведется, принципиально отличается от столкновений и войн между отдельными капиталистическими государствами в прошлом. Это борьба не на жизнь, а на смерть, так как поражение одной из сторон означало бы для нее не временный неуспех, а уничтожение всего строя. В своей исторической обреченности капитализм прибегает ко всем возможным средствам, чтобы нарушить неотвратимость логики исторического развития и отсрочить свою гибель, вызвав гибель противника. В систему этих средств — даже там, где речь идет об их временно мирном характере, — капитализм включил не только все формы разведки, но и такие акты грубого насилия, как саботаж, убийства и всевозможные подрывные и террористические действия, включая организацию переворотов и подготовку локальных войн.

Социалистические страны со своей стороны должны принимать необходимые контрмеры, чтобы предотвращать и срывать все действия противника в тайной войне и быть в курсе его агрессивных планов, приведение которых в действие могло бы вызвать начало третьей мировой войны. Слабая, неточная или недостаточная информированность всегда опасна. Но при теперешнем чудовищном развитии технических средств разрушения недостаточная информированность может иметь особенно тяжелые последствия. Отсюда и первостепенное значение органов разведки в наши дни.

Совершенно естественно, что при огромном размахе разведывательной деятельности в современную эпоху так называемая «тайная война» вопреки всем усилиям уже не может оставаться полнейшей тайной для общества. Процессы, не раз проводившиеся в социалистических странах против иностранных шпионов или местных предателей, аресты наших реальных или мнимых разведчиков на Западе, сопровождаемые по традиции фантастическими вымыслами и клеветой, сообщения о бегстве или похищении научных работников, скандалы с исчезнувшими документами, не говоря уже о таких историях, как известная афера Килер — Профьюмо в Англии, — все это распаляет воображение публики. И, как это всегда бывало в буржуазном мире, там, где возникает любопытство, моментально появляются и люди, готовые сделать бизнес на этом любопытстве.

Литература, посвященная разведке и контрразведке, зародилась и получила развитие лишь после второй мировой войны. И всего за два десятилетия этот жанр завоевал такие симпатии у публики, что в некоторых отношениях превзошел уже давно утвердившийся детективный жанр. Эту продукцию в самых общих чертах можно разделить на три основных раздела: научно-популярные книги, мемуары и художественные произведения.

Поскольку серьезный читатель на Западе весьма недоверчиво (и не без оснований!) относится к данным так называемых «шпионских романов» и поскольку большая часть публики всегда предпочитает вымышленным историям реальные факты, ряд буржуазных издательств ориентируется на публикацию документальных сочинений, претендующих на то, чтобы пролить яркий свет на темную область разведки. Такова, например, уже упоминавшаяся книга Нора и Бержье «Современная тайная война». Эта книга должна, по мысли ее создателей, раскрыть истину о шпионаже, показать его политическую роль, новую технику и то, что изучают сейчас тайные агенты. Вряд ли нужно добавлять, что эта серьезная задача, поставленная самими авторами, осталась всего лишь заманчивым обещанием, вынесенным на обложку кокетливо оформленного томика. Мы не отрицаем, что у авторов есть известные познания в той области, которую они рассматривают. Это вполне естественно, если учесть, что сам Пьер Нор долгие годы работал во французской контрразведке. Можно даже добавить, что многие приводимые в книге факты и сведения абсолютно верны. Все дело в том, что большая часть этих фактов и сведений известна любому читателю, регулярно следящему за текущей печатью, и авторы просто ограничились суммированием этих уже известных данных. С другой стороны, как раз именно секретные проблемы, связанные с организацией и методами буржуазных разведок, тщательно завуалированы, о них авторы предпочитают молчать. И разумеется, это вовсе не является результатом их неосведомленности или нежелания быть откровенными. Эти публицисты, как и их коллеги, не могут выбалтывать секреты, поскольку те, для кого они пишут, не позволили бы им этого. Если прибавить к бедности информации и явный политический дилетантизм авторов и их политические пристрастия, проявляющиеся вопреки их претензиям на объективность, станет ясно, что книги вроде «Современной тайной войны» скорее могут дезориентировать читателя, нежели осведомить его.

Примерно то же самое можно было бы сказать и о всей прочей публикуемой на Западе документальной продукции, посвященной проблемам контрразведки. Мы позволим себе в качестве примера упомянуть еще об одном сочинении этого типа — «Тайны шпионажа» Ладисласа Фараго.[73]

От цитировавшегося выше труда работа Фараго отличается тем, что здесь автор стремится раскрыть именно секретные подробности в организации и технике шпионажа. И действительно, таких подробностей в книге немало. Но все же любому читателю, даже весьма поверхностно знакомому с данным материалом, ясно, что «технологические» подробности, с таким апломбом обнародованные автором, не только совершенно элементарны, но и в ряде случаев безнадежно устарели. Как похваляется сам Фараго в предисловии к своему сочинению, он во время второй мировой войны работал в американской разведке, а после войны руководил неким тайным «Бюро X» радиостанции «Свободная Европа», призванной бороться «против коммунизма по ту сторону железного занавеса». Однако вместо того, чтобы раскрыть нам хотя бы некоторые приемы шпионажа и диверсионной борьбы, автор поверяет «секреты», уже давно переставшие быть секретными или даже вышедшие из обращения. Но зато он настолько неистощим в своих антикоммунистических инсинуациях, что подлинные задачи книги нам становятся ясными уже с первых глав: эти задачи аналогичны тем, которыми занимался Фараго в своем «Бюро X» на радиостанции «Свободная Европа», — дезинформация и клевета.

Таким образом, ясно, что в так называемой «документальной» литературе тема разведки объективно не разрабатывается. Напротив, поскольку задачи этой литературы в большинстве случаев носят определенно реакционный политический характер, то и сама она стремится поддерживать лживую легенду о той важной роли, которую якобы играют крупные разведки западных государств в деле сохранения мира. Даже если авторы и избегают подобных пропагандистских фальсификаций и пытаются создать впечатление беспристрастности, они осторожно обходят сущность вопросов и преподносят публике полуправду, которая, как известно, столь же дезориентирует читателей, как и неприкрытая ложь.

Мемуары, публикуемые рядом западных разведчиков, содержат гораздо больше достоверных данных, и они куда интереснее претенциозных «открытий» документальных монографий. Не случайно некоторые из этих мемуаров были переведены и изданы в последние годы в Советском Союзе.[74] Довольно интересные подробности борьбы между западными разведчиками и разведкой Гитлера содержатся в таких книгах, как «Мои друзья мертвы» (1968) цитировавшегося выше Пьера Нора и «Моя жизнь шпиона» (1967) Эриха Гимпел.[75] И все же эти мемуары, как и десятки других, затрагивают главным образом события второй мировой войны, то есть относятся к сравнительно отдаленному прошлому. С другой стороны, внимательный читатель легко может убедиться, что в этих книгах данные, касающиеся ряда подробностей метода и организации контрразведки, заботливо фильтруются. Иначе и быть не может. Западные разведки допускают немало ошибок, но вряд ли позволят кому-либо из своих бывших ответственных сотрудников опубликовать вещи, которые совсем не предназначены для печати. Наконец, в большинстве этих воспоминаний есть весьма распространенный для мемуарной литературы недостаток: они передергивают — иногда лишь слегка, иногда более грубо — приводимые факты в пользу автора и, естественно, в ущерб его противникам. Так, мы нередко становимся свидетелями напряженных ситуаций и героических действий, которые, мягко говоря, вызывают известное сомнение в своей правдивости. Характерным примером в этом смысле может служить уже упоминавшаяся книга Эриха Гимпеля, кадрового нацистского разведчика, который был переброшен в США на подводной лодке 30 декабря 1944 года, то есть всего за пять месяцев до окончания войны. Гимпель, видимо, объективно передает ряд подробностей образа жизни разведчика, нравов и обычных приемов гитлеровской разведки. Он знакомит нас с теми взаимоотношениями вражды и соперничества, которые существовали между службой Канариса и службой Шелленберга: «Канарис был головой без кулака, а Шелленберг — кулаком без головы… Служебная, а позже и политическая конкуренция этих двух институтов начинала приобретать довольно странные формы. Агенты этих разведок тратили больше времени на то, чтобы заниматься взаимным шпионажем и компрометировать друг друга, чем на выполнение своей непосредственной работы». Автор характеризует большинство своих коллег как людей, подверженных коррупции, для которых вопрос верности и предательства был всего лишь вопросом корыстного интереса. «Испания… Секретная война в баре за стаканом виски. Они собирали свои чемоданы. Их уже снабдили фальшивыми паспортами с фальшивыми именами, долларами и швейцарскими франками, и они охотно строили планы на будущее». Автор показывает нам авантюризм, глупость, жестокость и предательство своих шефов и соратников. Фантастические планы неосуществимых операций, разрабатываемые с полной серьезностью: тайное минирование и взрыв Гибралтара… Взрыв Панамского канала… Отмена проекта ради беспринципного соперничества. Провал другого плана из-за предательства, отсутствие какой бы то ни было заботы о людях, посылаемых на верную смерть… Гимпель стал жертвой именно такого скудоумия, сочетающегося с близорукостью и прожектерством. В момент, когда война была уже почти проиграна, его тайно высаживают на американском берегу в сопровождении лишь одного ненадежного помощника, и он вынужден тащить тяжелый чемодан, в котором спрятаны радиостанция, оружие и деньги. Задача, стоящая перед ним, того же рода, что и взрыв Гибралтара или Панамского канала: разведчик должен собрать и передать в эфир самые точные сведения об атомном оружии в США, а затем взорвать заводы, производящие это оружие. При этом Гимпель не располагает абсолютно никакими данными для выполнения своей задачи и даже не знает, действительно ли в Америке уже производятся атомные бомбы. Дальше события развиваются именно так, как мог бы предсказать и любой дилетант: сначала разведчика ограбили; потом его оставляет, а позже и предает его помощник. Герой осужден на смерть, только чудом ему удается избежать казни, и одиннадцать лет он сидит в тюрьме — вплоть до помилования. После этого, оказавшись на свободе, он начинает писать свои мемуары.

Вероятно, сама эта история в общих чертах вполне достоверна. Но стоит читателю задуматься над некоторыми узловыми моментами (самыми драматичными, именно теми, которым автор, очевидно, придает большое значение), как естественно и неизбежно возникает недоверие. Дело в том, что здесь Гимпель, хоть он и играет роль предельно искреннего и крайне скромного рассказчика, подбирает и располагает факты таким образом, чтобы подчеркнуть свою исключительность и гениальность. Самым серьезным образом он пытается утверждать, что его проект взрыва Гибралтара, был на пути к осуществлению и провалился в последний момент только из-за предательства. Во время своих операций в Нью-Йорке, почувствовав, что кольцо вокруг него неотвратимо сжимается, герой уходит из единственно надежной квартиры, чтобы не доставлять неприятностей женщине, с которой он делит кров… и постель. И этот джентльменский жест, в котором легкомыслие сочетается с излишней щепетильностью, делается не каким-то влюбленным по уши юношей, а опытным профессиональным разведчиком. Наконец, в ожидании неизбежного смертного приговора Гимпель делает нечто весьма странное — самоотверженно отказывается от свободы и помилования, обещанных ему американской военной разведкой, если он передаст по радио в Германию шифровку.

Почему герой отказывается выполнить это задание, которое помогло бы сократить сроки уже проигранной войны и спасти жизнь многим людям? Иллюзорная вера в победу? Фанатизм? Слепая преданность фюреру? Ничего подобного. Сам автор пишет: «Война практически была проиграна. Все жертвы были напрасными. Кровь, пролитая в России, смерть в Африке, во Франции. И все это из-за системы, которая тысячу раз заслужила гибель. Все, что произошло и что могло произойти теперь, должно было только оттянуть на несколько месяцев возмездие этой клике… В этой войне было невозможно служить Германии, не будучи на службе у Гитлера. Но я понял это поздно. Я уже стал врагом Гитлера, но никогда бы не смог стать врагом Германии!»

Вслед за этим выводом, совершенно явно противоречащим элементарному здравому смыслу, Гимпель отказывается от спасения и выбирает электрический стул. Романтично, героично и совсем невероятно. Как невероятны и еще пять-шесть других узловых ситуаций в книге, в которых проявляются не столько разведывательные способности автора, сколько особенности его воображения. Гимпель даже не отдает себе отчета в том, что нам очень трудно поверить в его. профессиональную исключительность, после того как мы узнали, что он даже не сообразил обезвредить своего помощника и будущего предателя, когда был почти убежден в возможности его измены. Выпустить из своих рук человека, который провалит тебя и порученную тебе операцию, — такое, конечно, случается в жизни. Только после этого уже трудно претендовать на исключительное место в своей профессии, как трудно и объявить себя небывалым идеалистом на основании непроверенных и совсем невероятных данных.

Вызывает сомнение, правда, несколько иного характера, и рассказ Э. Базны «Я был Цицероном». Операция «Цицерон», которая после опубликования книги Л. Мойзиша вызвала известную шумиху в западной печати, в сущности, представляет собой довольно элементарный, но и весьма результативный ход разведки: упомянутый Базна, будучи камердинером британского посла в Турции, сумел тайно переснять некоторые исключительно важные и строго секретные документы и передать их негативы нацистской разведке за солидную сумму— 300 тысяч фунтов стерлингов. То, что большая часть полученных Базной банкнот оказалась фальшивой, касается только потерпевшего. Гораздо важнее то обстоятельство, что уже в самой основе этой истории вроде бы есть какая-то фальшь. Трудно поверить в то, что английский посол был настолько неосторожным и наивным, чтобы дать возможность своему камердинеру получить доступ к секретным документам исключительной важности и даже переснять их. Операция «Цицерон» проводилась в 1943 году. Материалы, снятые Баз-ной, связаны с подготовкой сокрушительных ударов, которые должны были окончательно разгромить третий рейх. Следовательно, не исключено, что англичане сознательно допустили нацистскую разведку к этим документам с целью вынудить Гитлера к переговорам о капитуляции или о сепаратном мире. Во всяком случае, эта версия кажется нам более вероятной, чем версия, предложенная нам Мойзишем и Базной: сомнительно, чтобы дилетант шпион своими любительскими приемами сумел перехитрить столь опытного дипломата, как Г.-Н. Хьюгсон.

Мы не будем останавливаться на некоторых других мемуарах, в которых дезинформация не является результатом тщеславия и самомнения авторов, а связана с преднамеренным стремлением переиначить историческую правду в угоду определенным идеологическим целям. Важно здесь то, что буржуазная, и мемуарная, и научно-документальная литература, как правило, весьма далека от истины, раскрывающей реальную практическую деятельность и действительные задачи западной разведки.

Если и есть область, где истина вообще целиком выброшена из употребления, то это область беллетристики, посвященной разведке и обыкновенно называемой «шпионским романом». Разумеется, у этого жанра, как и у всякого другого, есть своя предыстория. Шпионская тема появляется еще в некоторых книгах Мориса Леблана и особенно Питера Чини, главный герой которого, Лемми Кошен, в качестве агента Федерального бюро справляется и с задачами из области контрразведки. Но шпионский роман получил характер самостоятельного жанра и развился лишь за последние два десятилетия. Это была исключительно быстрая, почти молниеносная эволюция, выразившаяся как в неимоверно быстром количественном росте продукции, так и в изменении ее качественной характеристики — от периода детства через возмужание к преждевременному самоистощению и старости.

Если рассмотреть шпионский роман под определенным углом зрения, может показаться, что это просто разновидность детективного романа. Основная тема произведения и здесь в большинстве случаев — тема преступления. При этом десятки и сотни западных образцов жанра построены по уже знакомым нам детективно-приключенческим схемам — тот же неизвестный злодей, те же преследование и обнаружение преступника, месть и убийства, кражи и взломы, шантаж и обогащение. А то, что преступника называют уже не гангстером, а шпионом, что представителем власти является не полицейский, а разведчик и цель грабежа не драгоценные ювелирные украшения, а драгоценные документы, — всего лишь простая формальность, слишком незначительная, чтобы можно было говорить о самостоятельном жанре. Но произведения такого типа характерны главным образом для детского периода шпионского романа или для ремесленнической массовой продукции, которая представляет собой побочное явление в развитии детективного жанра и совсем не может раскрыть нам его специфические особенности.

Тема разведки, действительно, почти всегда тесно связана с темой преступления. Но здесь преступление — реальное или мнимое — совершается уже не против отдельной личности, а против государства — своего или чужого. Деятельность героя-разведчика во многих случаях может представлять собой нарушение законов, однако немаловажное значение имеет вопрос: о каких, собственно, законах идет речь — о наших законах или о законах противника? Важно и то, чем руководствовался человек, нарушивший закон, — чувством патриотизма, политическими взглядами, служебными обязанностями или сугубо эгоистическими интересами. Буржуазия называет героем западного разведчика, проникшего в социалистическую страну, и считает своим человеком и ценным союзником предателя социалистической родины. Но чужой шпион и местный предатель для нас отнюдь не герои, и, попав в руки наших органов, они вряд ли могут рассчитывать на награды и почести. И наоборот, то, что буржуазия определяет как «предательство», для нас не предательство родины, а удар по интересам касты, захватившей власть в своей стране в целях ее эксплуатации.

Эта непримиримая враждебность взглядов и оценок в области разведки определяет и основные отличия так называемого «шпионского романа» от детективной литературы. Художественная литература, посвященная разведке, всегда в своей основе является политической литературой, а концепции автора — всегда политические концепции, независимо от того, выражаются ли они непосредственно или завуалированы какой-нибудь этической или психологической проблематикой. Разумеется, и детективная литература, как мы уже отмечали, нередко выражает определенные политические взгляды. Но в своей борьбе с преступлением против отдельной личности все цивилизованные общества (независимо от своих внутренних различий) исходят из общеизвестных и элементарных нравственных норм. Именно это и дает возможность ряду авторов детективных произведений становиться в позу надклассовых судей и рассматривать моральные проблемы через призму какого-то абстрактного гуманизма. Эта столь удобная «нейтральная» позиция абсолютно невозможна в шпионском романе. Политическая тема неизбежно вызывает и соответствующую политическую оценку. Автор, описывающий действия разведки, не обязательно должен быть разведчиком сам, но в любом случае он участник холодной войны.

В зависимости от особенностей сюжета и проблематики жанр шпионского романа можно разделить на два поджанра: в одном используется материал разведки, в другом — контрразведки. Разумеется, обе стороны разведывательной деятельности могут быть отражены и в одном произведении, но это бывает, правда, сравнительно редко. Если считать возможным такое поджанровое разграничение, следует добавить, что оно связано не только с определенными тематическими различиями, но и со своеобразной трактовкой нравственных проблем, вытекающей из этих различий. С этой точки зрения роман контршпионажа очень близок к детективному роману. Борьба против шпиона — местного или заброшенного — во многих отношениях сходна с борьбой против любого преступника. Задача состоит в том, чтобы предотвратить готовящееся преступление или, если оно уже совершено, выявить и обезвредить виновного и его соучастников. Разумеется, эта задача падает на плечи главного героя, который с честью выполняет ее, несмотря на все затруднения, назначение которых— повысить до необходимой степени напряжения действия. Такова основная схема, которой придерживаются почти все авторы романов контршпионажа на Западе.

Если этот род беллетристики обычно представляют как второстепенный вариант детективной литературы, то шпионский роман напоминает не столько детективный, сколько классический приключенческий роман. Главным действующим лицом здесь является уже не законный страж государственной безопасности, а нарушитель, стремящийся подорвать безопасность данной державы. Однако в глазах автора этот человек обычно не преступник, а герой, призванный провести рискованную операцию в глубоком тылу противника. Этот смельчак-одиночка, успешно сражающийся в гуще окружающих его врагов, в буржуазной интерпретации выглядит как наследник старых авантюристов из романов о Диком Западе или из ковбойских фильмов. Экзотическая обстановка незнакомых далеких стран и обильные любовные истории еще больше усиливают сходство между бульварным шпионским романом и приключенческой литературой.

Указанные две схемы подсказывают мысль о том, что романы контршпионажа и шпионажа создаются не столько как отражение многообразной деятельности разведки, сколько как имитация установленных сюжетных образцов. Подобная тенденция, как мы убедились, характерна и для части произведений детективного жанра. Но если в детективной литературе наряду с этой тенденцией существует и сильное реалистическое направление, то в буржуазном шпионском романе реализм (за очень редким исключением) вообще отсутствует, вытесненный низкопробной фантастикой и разнузданной политической клеветой. Эти произведения зачастую идут дальше в своих измышлениях, чем даже самые невероятные повести так называемого «научно-фантастического» жанра. И они часто куда вреднее самой неимоверной фантастики, потому что выдумки здесь выдаются за бесспорную реальность и потому что эти выдумки вызваны к жизни вполне определенными реакционными побуждениями.

Перед буржуазным шпионским романом в его обычном виде стоит задача изложить, защитить и утвердить в сознании массового читателя в качестве аксиомы целую систему фальшивых и зловредных идей, в числе которых достаточно упомянуть только три: опасный агрессивный характер коммунизма, спасительную для человечества роль западной разведки и приоритет аморализма над любыми нравственными «предрассудками» в борьбе двух миров.

Клеветническое утверждение о том, что «коммунизм» якобы готовит ужасный сговор против «мирного», «демократического», «свободолюбивого» буржуазного общества, преподносится западной шпионской литературой в качестве элементарной истины. Десятки авторов, имен которых не стоит и упоминать, потому что все это (за очень редкими исключениями) обычные ремесленники, работающие в данном жанре, выдают подпольную борьбу западных разведок против социалистических стран за стремление провалить «адские» планы коммунизма, угрожающие якобы самому существованию человечества. Эта отправная идея кажется им настолько незыблемой, что они даже и не пытаются доказывать ее, поскольку материал для доказательства в любом случае сводится к нескольким произвольно подогнанным с помощью воображения «фактам» и «обстоятельствам». Что может быть легче, чем преподносить читателю небылицы, строя повествование на материале секретных документов, о которых у читателя нет абсолютно никаких сведений.

В той же аксиоматической форме подается и лживое утверждение о «спасительной» роли западных разведок. Эта ложь настолько распространена сегодня в буржуазном мире, что она оказывает определенное влияние даже на умы вполне здравомыслящих людей. В уже цитировавшейся монографии Буало и Нарсежака можно, в частности, прочитать: «Страх, столь характерный для нашего времени, — это прежде всего «большой страх», коллективный страх, подобный страху тысячного года, — страх планетарной войны, способной уничтожить человечество. И этот страх имеет под собой почву: его очевидная причина — противопоставление Востока и Запада. И если до сих пор удавалось избежать этой войны, то лишь потому, что равновесие между двумя блоками было сохранено. Но это равновесие восстанавливается каждую минуту лишь благодаря усилиям и полному самоотречению подпольных бойцов, носящих таинственные номера: ОСС117, ОСС007,— это известные по своим инициалам тайные агенты, подчиненные мощной организации. Задача, стоящая перед ними, — узнать о подготовке противника, об оружии, готовящемся в тиши лабораторий… Современная эпоха отмечена знаком борьбы секретных служб».[76] Вряд ли стоит спорить по поводу некоторых мыслей, изложенных в этом отрывке и являющихся очевидным следствием политического дилетантизма авторов. Но стоит задать вопрос: раз уж речь идет просто о сохранении равновесия, почему же западные авторы шпионских романов и даже такие либеральные критики, как Буало и Нарсежак, не признают права социалистической разведки участвовать в этом благородном деле, а перекладывают всю тяжесть задачи спасения человечества на буржуазных шпионов и диверсантов? Не является ли прославление только одной из враждующих сил самым лучшим доказательством того, что в данном случае речь идет не о стремлении сохранить равновесие, а, наоборот, нарушить его, что сыграло бы решающую роль в конфликте между Востоком и Западом исключительно в пользу Запада?

«Коммунизм угрожает миру гибелью, капитализм обеспечивает его спасение». В силу элементарной логики эти ложные посылки полностью мотивируют вывод: раз уж говорится о смертельной борьбе, от исхода которой зависит существование планеты, то в этой борьбе дозволено все пригодное для нанесения удара противнику и для нарушения его планов. Так, авторы шпионского романа уже в своих исходных концепциях опираются на принцип аморализма как фатально неизбежный. Вот что пишут по этому поводу Буало и Нарсежак: «Шпион, что бы он ни делал, никогда не является подлинным преступником. Он выполняет определенную задачу. Если и убивает, то по приказу. Законы войны заранее прощают его, оправдывают, извиняют… Любые действия дозволены ему, любая ложь разрешена».[77] Эти авторы, как, впрочем, и создатели буржуазного шпионского романа, очевидно, забывают, что и на войне разрешены не всякие действия. Нюрнбергский процесс над нацистскими военными преступниками, публичный суд, организованный видными общественными деятелями Запада в связи со зверствами американцев во Вьетнаме, говорят о том, что есть преступления, которые человечество не простит никому, преступления, пусть даже и совершенные в условиях прямого военного конфликта. Однако принятие принципа аморализма совершенно необходимо создателям шпионского жанра как с чисто теоретической, так и с практической точек зрения. Этот принцип позволяет им оправдать любое бесчинство и дает возможность их героям действовать как закоренелым убийцам и преступникам, не теряя при этом реноме «положительных» персонажей.

Основанный на идеях этого философско-политического катехизиса, буржуазный шпионский роман быстро превращается из ремесленнической поделки писателя-дилетанта в массовую, заботливо поощряемую буржуазным искусством продукцию, призванную играть важную роль в арсенале пропагандистских средств идеологической борьбы. Одно из наиболее сильных качеств этого оружия то, что у него безобидный вид игрушки, что его мерзкое содержание, отравляющее сознание масс, преподносится как невинное чтиво, имеющее целью просто развлечь читателя и поведать ему о напряженных и увлекательных эпизодах тайной войны.

***

Еще в годы второй мировой войны во Франции появились произведения, которые можно считать первыми предвестниками шпионского жанра. Такова серия приключений капитана Бенуа, написанная Робертом Дюма. Сюда же можно отнести и книгу уже упоминавшегося Пьера Нора «Двойное преступление на линии "Мажино"». Однако эти романы по своей проблематике и художественным качествам не заслуживают специального внимания и ничем не выделяются из общего потока популярной приключенческой продукции того времени.

В первые послевоенные годы тема шпионажа время от времени привлекает внимание отдельных авторов детективной беллетристики, например англичанина Питера Чини. Разумеется, отсутствие интереса к этой теме было отнюдь не случайным. Буржуазный шпионский роман — порождение «холодной войны», и поэтому можно было сказать, что в годы, когда человечество праздновало победу над общим врагом и верило, что впереди продолжительный и спокойный период мирной жизни, еще не было благоприятных условий для развития шпионского жанра. Но затишье длилось недолго. Капиталистические государства уже готовили планы заговоров против социалистических стран. В Сан-Франциско и Фултоне Черчилль открыто призывал к войне с Советским Союзом. Наступило время атомного шантажа, а потом — и войны в Корее. Золотое время для всякого рода писак, готовых за приличное вознаграждение заниматься производством словесной отравы. Это уже был период антикоммунистических фильмов-пасквилей, вроде «Патруль в Корее», «За железным занавесом» и др. (Голливуд выпустил тогда более 20 таких фильмов.) Это был период разгула политического мракобесия в литературе, когда во Франции Жюль Ромен проклял свой народ за его свободолюбие, Джордж Оруэл издал свою антикоммунистическую утопию «1984 год», а в США Микки Спиллейн выступил с проповедью физического истребления всех прогрессивно мыслящих людей. Это время и стало началом зарождения шпионского романа.

Жан Брюс был одним из первых французских авторов, понявших неоценимые преимущества новой темы перед истощенными эксплуатацией сферами детективных и любовных сюжетов бульварного типа. Но Брюс понял и еще одну вещь, которую в то время еще не могли оценить шефы американских пропагандистских центров: реакционная политическая пропаганда с трудом воспринимается публикой даже бесплатно, а что же говорить о пропаганде, предлагаемой в форме книг и зрелищ. Случай с упомянутыми антисоветскими фильмами Голливуда достаточно красноречив: все они демонстрировались в пустых или полупустых залах.

Итак, первой задачей пропаганды было придать своим изделиям форму, ничем не напоминающую о политической пропаганде. Вторая задача сводилась к тому, чтобы привлечь читателей заманчивыми обещаниями. Здесь сама тема помогала автору: что может быть заманчивее, чем раскрытие разжигающих любопытство тайн шпионажа? Третья задача была несколько труднее: недоверчивая и уставшая от надуманных историй публика должна получить гарантию достоверности повествования.

Жану Брюсу удается весьма своеобразно справиться со всеми тремя названными задачами, и именно в этом следует искать объяснение его сравнительно быстрого успеха. Никаких иных объяснений и быть не может, поскольку речь идет о совершенно посредственном авторе, лишенном творческого воображения, литературного таланта и даже самого обыкновенного чувства юмора, который создатели подобного чтива пускают в ход, желая преодолеть раздражение, которое вызывают у читателя хорошо уже ему знакомые шаблонные ситуации. Но у Брюса отсутствие таланта компенсируется умением создавать новые комбинации из давно устаревших историй. Используя уже известный арсенал средств детективной и приключенческой литературы, писатель, смог освежить его, приспособив к своим нуждам посредством двух-трех совсем простых операций. Он вводит в свои романы одного постоянного героя, а постоянный герой, как мы уже отмечали, в случае если ему посчастливится привлечь к себе внимание, всегда источник верной прибыли, так как публика привыкает к нему как к хорошо знакомому и близкому человеку, которому прощают даже слабости. Единственно новое качество, которым отличается герой Брюса, — это его профессия: он шпион высокого класса. А единственный шпион в литературной своре гангстеров и полицейских инспекторов — нечто бросающееся в глаза и вызывающее любопытство. Помимо этого, автор старается избежать модного в те годы стремления создавать сложный и противоречивый характер. Ничего сложного, а тем более противоречивого нет в этой ходячей схеме сверхчеловека, побеждающего всех и вся, каким и является образ шпиона, состряпанный Брюсом. Но в мире, где обыкновенный средний человек постоянно и неизбежно терпит поражение за поражением, именно у такого сильного и элементарного героя есть все шансы очаровать обывателя.

Справившись с задачей создания тривиального, но напряженного в своих ситуациях повествования и дав жизнь душевно пустому, но привлекательному своими решительными и эффективными действиями персонажу, писатель умеет придать своим высосанным из пальца историям и характерам документальную правдивость. Он заявляет в печати, что каждая из его книг была задумана, а нередко и написана на самом месте действия — в Бангкоке, Москве или Лас-Вегасе. А на последней обложке каждого из романов читатель неизменно видит ухмыляющуюся физиономию мсье Брюса, сфотографированного на аэродроме перед готовым к вылету самолетом. Так затасканная небылица получает заманчивый привкус достоверности. Публика в восторге от мысли, что ей предстоят встречи с экзотическими странами и людьми, точно и добросовестно изученными и описанными неутомимым путешественником мсье Брюсом.

В сущности, даже это открытие не является новым. Еще Жорж Сименон имел привычку писать каждый из своих романов в разных местах, проводя половину своего времени в скитаниях по незнакомым городам, а другую половину — сидя за письменным столом в отеле. Правда, у Сименона просто страсть давать интервью, раскрывая в них что нужно и что не нужно. И аудитория очень быстро поняла из собственных признаний автора, что, в сущности, он бродит по городам, ничего не видя вокруг, весь уйдя в мысли об очередном романе. Стало ясно также, что, когда Сименон избирает какую-то страну местом действия, он пользуется не своими собственными, непосредственными впечатлениями, а географическими картами, планами города, путеводителями и телефонными книгами, в которых черпает необходимые сведения об улицах, отелях и людях. Наконец, писатель в своей страсти давать интервью дошел до прямого признания в том, что все события и лица в его романах — плод воображения.

Но Брюс не настолько наивен, чтобы повторять ошибку своего старшего коллеги. Сименону наплевать на видимость, достоверность, поскольку он рассчитывает на свой талант. Но когда таланта нет, претензии на достоверность превращаются в исключительно важный козырь. Странно лишь, что читатели Жана Брюса, так ценящие документальную правдивость в его безликих описаниях улиц и учреждений, не задумываются над тем, насколько правдивы сами события и герои. Ведь реализм в обрисовке места действия для автора — всего лишь вспомогательное средство, позволяющее вводить в действие самые нелепые фантасмагории, и занимательная интрига становится у него лишь элегантной упаковкой идейной пошлости и политической клеветы.

За десять лет, главным образом в 50-е годы, Жан Брюс написал 87 романов, недавно переизданных парижским издательством «Пресс де ля Ситэ» в специальной серии. Объем этой продукции, ее тиражи (около 42 миллионов), а также то обстоятельство, что книги Брюса продолжают оставаться в обращении даже после его смерти, — все это свидетельствует о том, что низкопробный литературный эрзац весьма популярен на Западе и всегда может рассчитывать на успех, лишь бы он отвечал некоторым элементарным условиям, о которых говорилось выше. И все же, несмотря на успех, явно не пропорциональный способностям Брюса, вопреки славе пионера жанра, этот писатель остается звездой второй величины в шпионском романе, звездой, которую очень быстро затмили более талантливые или хотя бы более находчивые беллетристы.

Мы уже говорили о том, что Жан Брюс создал одного-единственного героя. Это полковник разведки ОСС117, Юбер Бонисье де ля Бат — француз знатного происхождения (аристократические фамилии в особом почете у мещанства республиканской Франции). Характеристику агента ОСС117 можно было бы безошибочно составить, просто перечислив все черты, считающиеся положительными в детективной и приключенческой литературе Запада: беспредельная смелость, непогрешимая проницательность, невероятная ловкость, любовь к риску, атлетическое телосложение, мужественная, красивая внешность и феноменальная сексуальная энергия.

Естественно, что такой сверхчеловек родился совсем не для того, чтобы прозябать в тесных рамках национальной разведки. Именно поэтому Брюс выводит своего героя из сферы французского шпионажа и делает его участником американских разведывательных операций глобального масштаба. Этот маневр, разумеется, дает писателю неизмеримо больше, нежели обычный сюжетный ход. Он «деликатно» иллюстрирует мысль о том, что Америка — главный защитник интересов «свободного мира» и что работать на США — значит, в сущности, работать на благо всего человечества. Смысл этой идеи уже в достаточной мере характеризует как идейное кредо ее автора, так и время его деятельности. Потому что сейчас даже самые продажные писаки на Западе не смеют исповедоваться (по крайней мере публично) в своих верноподданнических чувствах Соединенным Штатам.

Излишне уточнять, что агент ОСС117 при выполнении ответственных задач, поставленных перед ним Жаном Брюсом и американской разведкой, показывает такие чудеса храбрости, физической силы и снайперской стрельбы, что быстро становится любимцем своих заокеанских шефов. Вряд ли стоит рассказывать о многочисленных подвигах Юбера де ля Бата, запечатленных для потомства целой серией романов, одинаково безликих и серых в литературном отношении, таких, как «Метаморфоза на Формозе», «Пять парней для Сингапура», «Тени над Босфором», «Плохой удар в Москве», «Черви козырь в Токио», «Двойной взрыв в Бангкоке». Все это — уже давно известный и превратившийся в клише реквизит детективно-приключенческой продукции: часть первая — сверхчеловек вызван к шефу и получает сверхчеловеческую, почти невыполнимую задачу; часть вторая — агент ОСС117 самоотверженно бросается в гущу врагов, его бьют, в него стреляют из пистолетов, но пули щадят его, он сам в свою очередь направо и налево раздает удары и посылает пули, неизбежно смертоносные для ненавистных врагов; часть третья — Юбер обнаружил местонахождение секретных документов, сорвал заговор или ликвидировал банду злодеев, что дает ему возможность отдохнуть в объятиях очередной красавицы блондинки (иногда, правда, автор позволяет себе вольность, представив эту красавицу брюнеткой). Что же касается сраженных злодеев, то это в большинстве случаев, как и следовало ожидать все те же опасные «агенты Москвы».

Чтобы больше не возвращаться к теме «Брюс», добавим, что, хотя этот писатель уже умер, его рецепт писать с документальной правдивостью, используя для этого самолетные экскурсии, не утратил своей силы и снова пущен в обращение стараниями и невероятной энергией вдовы писателя — Жозеф Брюс. Разумеется, в этом нет ничего странного: упустить такую находку означало бы просто расхищать семейное наследство. И вот к почти не поддающимся перечислению шедеврам супруга прибавляется и целая серия новых творений его жены все с тем же героем, который в отличие от своего автора, очевидно, совсем не собирается умирать («Суматоха в Бухаресте», «Поворот в Гамбурге», «Оскорбление в Албании», «Ангелы Лос-Анджелеса», «Сарабанда в Гонконге», «Остановка на Мальте» и многие другие).

Романы Жана Брюса по сюжету и по стилю представляют собой низкопробный эрзац литературы. Но они выглядят просто триумфом мысли и фантазии, если их сопоставить с пасквилями, создаваемыми и поныне Жозеф Брюс. Трудно представить себе более мертвые описания, более комичные в своей наивности ситуации и более убогие изобразительные средства, чем те, которыми пользуется новообращенная служительница жанра — человек, абсолютно лишенный дара воображения. Ее романы не только стоят вне литературы, но уступают даже среднему ремесленнически состряпанному шпионскому чтиву. И нам просто следовало бы обойти молчанием весь этот литературный брак, если бы в последнем домашнем сочинении Жозеф Брюс не была бы поставлена задача — бросить немножко грязи в Болгарию.

Берегитесь болгар» («Gare aux bulgares», 1969) — так называется последний роман Жозеф Брюс. Интрига произведения кое-как слеплена не только с присущей мадам Брюс неподражаемой неуклюжестью, но и с удивительным политическим бесстыдством, редко встречающимся даже в литературе такого рода. Автор рассказывает нам, как было разгромлено шпионское гнездо, работающее в Болгарии на США, и как агенту ОСС117 было поручено пробраться в страну под видом торговца-филателиста и восстановить группу. Сказано — сделано. Неотразимый Юбер оказывается в Софии, живет на нелегальных квартирах и в отеле «Рила», свободно пускает в ход свои увесистые кулаки, столь же свободно стреляет в милиционеров и «московских агентов», лично убеждается в том, что шпионская сеть восстановлена, и в конце, правда, преследуемый по пятам, успевает пересечь всю страну от Софии до Дуная и перейти живым и невредимым в Румынию, унося в своих объятиях — в силу неизменного штампа— красавицу болгарского происхождения.

Придерживаясь уже упоминавшегося рецепта, автор постарался сделать все возможное, чтобы придать своему рассказу определенную географическую и бытовую достоверность. Называются реки и города, софийские улицы и болгарские граждане. Эта «достоверность», очевидно почерпнутая из справочника-путеводителя и нескольких устных рассказов, просто комична в своей недостоверности для любого, кто хоть отчасти знаком с Болгарией. Мадам Брюс, неизвестно, по чьей рекомендации, соблаговолила окрестить своих героев-болгар следующими «болгарскими» именами: Николай Битошка, Алеко Вродарек, Борис Раски, Иван Зардзик, Христина Овград… Автору следовало бы по крайней мере воспользоваться хоть одной из наших телефонных книг, чтобы не употреблять имен, которых до сегодняшнего дня в Болгарии не существовало.

Все той же «достоверностью» блещут и бытовые подробности, используемые мадам Жозеф. Болгарские граждане у нее, как правило, курят сигары, многие из них имеют собственные «зимы», при этом бежевого цвета… Герой ОСС1 вплывет по реке Искыр на лодке, преследуемый кораблем береговой милиции. Корабль на Искыре?.. Милый, старый Искыр вряд ли надеялся когда-либо на подобный комплимент. Или еще: Юбер подолгу и без всяких языковых затруднений с удовольствием беседует с шоферами такси и случайными прохожими. Если учесть, что герой ни словечка не знает по-болгарски, следует сделать вывод, что все болгары говорят по-французски так же свободно, как на своем родном языке.

Но оставим наконец «упущения» подобного рода и обратимся к некоторым более неприятным вещам. Как уже упоминалось, агент ОСС117 приехал в Болгарию не шутки шутить, и он свои таланты борца использует со знанием дела: «Юбер налетел на него с быстротой молний…», «Юбер набросился на него и изо всех сил ударил его в солнечное сплетение…», «Юбер уже подмял его под себя и с остервенением бил по голове. Милиционер глухо охнул и сполз вниз, на тротуар», «Игорь Стравинов (так окрестила Жозеф Брюс одного «советского агента», хотя проще было бы оставить имя так, как есть, то есть Игорь Стравинский) получил мастерски нанесенный ему по черепу удар палкой и тяжело начал сползать на ковер, теряя сознание…», «Юбер поднял пистолет, целясь в голову, и нажал курок. Пуля попала точно в лоб, милиционер вначале медленно падал, а потом со всего размаха рухнул на пол». Подобными ситуациями, в которых агент 0СС117 беспощадно расправляется с советскими людьми и болгарскими милиционерами, исключительно щедро насыщена книга. Мы бы посоветовали мадам Жозеф в интересах достоверности, которая столь привлекает эту даму, прислать в Болгарию подобного богатыря, только во плоти, и тогда ей станет ясно, как в действительности поступает болгарская милиция с подобными нарушителями спокойствия.

Следует сказать, что и эти сцены — просто традиционный и невинный элемент обычного шпионского романа. Но есть и еще кое-что — уже не просто и не только недостоверное, а и политически грязное, свидетельствующее о пристрастии писательницы к клевете на социалистические страны и пресмыкательстве ее перед лидерами антикоммунизма. Обрушиваясь на социалистический строй и внутренний порядок, она позволяет себе говорить о «морали», умиляться судьбой героини, которая еще девушкой была якобы изнасилована советским солдатом (?!), изображая самого агента ОСС117 борцом за правду, героем и мучеником. Автор ни разу не задает себе элементарного вопроса, который бы естественно возник в любой мало-мальски нормальной голове: как удается американцам столь безнаказанно использовать шпионские сети в чужой стране, как удается герою вести там свою подрывную деятельность, на каком основании он калечит и убивает людей, единственная вина которых состоит в том, что они не желают терпеть у себя на родине непрошеных гостей? Подобные проблемы, очевидно, не занимают Жозеф Брюс. Она явно считает незыблемой аксиомой идею о том, что наемные убийцы имеют право свободно распоряжаться всюду, в том числе и в лагере социализма, а коммунисты должны или подчиниться, или погибнуть. Хорошо еще, что подобные зловещие аксиомы могут найти себе некоторое применение только в беллетристическом рукоделии злонамеренных политических и литературных дилетантов, вроде упомянутой дамы.

Было бы наивностью переоценивать общественный резонанс пасквилей типа «Берегитесь болгар». Такие книжонки читают, думая про себя: «Ты можешь врать, мы послушаем, если это нас развлечет, но верить подождем». Массовая шпионская литература на Западе уже давно приобрела славу абсолютно ненаучной и совершенно разнузданной фантастики. А люди, которые проявляют хотя бы минимальный интерес к жизни стран нашего лагеря, вряд ли воспользуются романами Жозеф Брюс для получения необходимых сведений. Но факт остается фактом: будучи бессильным привлечь к себе на службу по-настоящему талантливых людей, антикоммунизм упрямо вербует в свои ряды отбросы общества и полицейских агентов для ведения литературной пропаганды.

Жан Брюс не единственный автор, в 50-х годах открывший в шпионской теме источник легких доходов. Почти одновременно с ним к этой теме обратилась целая группа других ремесленников. Во Франции это Серж Ляфоре (автор более 70 романов, в числе которых следует назвать «Двойной капкан», «Прыжок в бездну», «Обман против обмана», «У стен есть уши»); Жан-Батист Кайо (более 30 романов, среди которых «Спецагент», «Спецагент развлекается», «Спецагент на свободе»); Клод Ранк (более 80 романов, в том числе «Военная зона "Юг"», «Ревущие сирены»); М.-Г. Брон (более 50 романов, среди которых «Последняя дерзость», «Тактика обороны»); Г.-Ж. Арно (свыше 50 романов — «Экипажи в тревоге», «Желтые туманы», «Факсимиле»); Адам Сент-Мор (более 60 романов— «Черная тетрадь», «Невидимые границы»); Г. Морис Дюмулен (около 40 романов — «Любой ценой», «Желтая опасность на Красной площади», «Я — очаровательный подлец»); Ален Яуан (больше 30 романов, среди которых «Тайный агент», «Двойной агент», «Красный свет»), а также еще примерно две дюжины авторов с более скромной по своему объему, но не менее пошлой продукцией — это Жан-Пьер Конти, Роллан Пиге, Пьер Курсель, Ф. Риб, Максим Делямар, Марк Арно, Франк Эванс, Ришар Карон, Ален Жансен, Оливье Фонтен, Кароль Бор, Ив Синклер и др. Впрочем, когда мы говорим о скромной по объему продукции, поймите нас правильно: у каждого из этих писателей в активе или, если хотите, в пассиве не менее одной-двух дюжин романов, что равняется в целом нескольким сотням произведений, которые (если их присовокупить к изделиям «боссов» этого жанра) образуют необозримую и непроходимую литературную пустыню идейного скудоумия и творческой немощи. Сахара даже в своей самой безводной части вряд ли выглядит более мрачно и более уныло по сравнению с этой огромной и бесплодной территорией примитивизма и безвкусицы. И даже если мы в силу исследовательской добросовестности осмелились пересечь, пусть и галопом, эти мертвые пространства, это вовсе не означает, что мы решимся на повторение подвига, увлекая за собой читателя и злоупотребляя его временем и терпением. Не случайно издательство, публикующее большую часть этой продукции, носит красноречивое название— «Черная река». И в самом деле, речь идет о полноводной черной реке политической клеветы, мракобесия, сцен кровопролития, насилия и разврата. Все это было бы очень опасно, если бы не было так уж беспомощно. Характерно, что ни одному из упомянутых авторов не удалось увидеть второго издания своих книг и хотя бы частично добиться успеха такого мастера-ремесленника, как Жан Брюс. Эти ломовые лошади бульварной литературы компенсируют низкие тиражи высокой продуктивностью. Число книг растет, черная река становится все более полноводной, но мало кто решается испить из ее мутных вод.

Чтобы не быть голословными, упомянем одного из самых плодовитых представителей этого низкосортного производства — Поля Кени, автора более 80 романов, опубликованных в серии «Черная река», среди которых можно назвать «Опасный сектор», «Преследование на рассвете», «Ключевая позиция», а также ряд книг, главный герой которых тайный агент Ф.Х.18 Френсис Коплан: «Коплан контратакует», «Коплан предпочитает столкновение», «Коплан рискует головой», «Коплан против шпионки», «Молчание Коплана», «Коплан сеет панику», «Коплан мстит», «Коплан дает отпор» и др. Уже эти заглавия достаточно ясно говорят об основных качествах героя— его смелости, упорстве, любви к риску, пробивной силе и непобедимости. Соответствующие книги, несмотря на порядочный объем, ничего существенного не прибавят к этой характеристике. Перед нами — близнец уже известного нам агента ОСС17. Вообще все эти герои — любимцы авторов, а иногда и публики — в прямом смысле слова ничем не отличаются друг от друга, если, разумеется, не считать имен — Юбер, Коплан, Гонс, Судзуки, Ястреб, Ангельское Лицо, Сэм Краснер и др.

Говорить о художественных особенностях романов Поля Кени — значит, говорить о том, чего нет. Нет характеров, нет описаний внешности героев, обстановки и атмосферы, нет остроумия, сюжетной занимательности и даже мало-мальски приличного стиля. Безнадежная серость изображения, бессилие фантазии, использование шаблонов самого низкого качества — словом, почти то же, что и в дамской стряпне Жозеф Брюс. Ремесленник, не обученный даже элементарным приемам своего ремесла, Кени строит интригу на совершенно произвольных и невероятных совпадениях, не в силах создать хотя бы отдаленное подобие жизненной логики. Если к этому прибавить и длинные надоедливые повторения, бездарные откровения политического и философского характера и даже путаницу в именах некоторых героев, картина будет достаточно полной. И все же часть романов Поля Кени представляет известный интерес с одной точки зрения. В отличие от мадам Брюс этот автор понимает, что откровенный и наглый антикоммунизм уже давно вышел из моды. Отсюда и стремление встать в позу беспристрастности и надклассовости, импонирующих читателю. Подобный опыт проделан им, в частности, в романе «Ф.Х.18 принимает вызов». Этот литературный труд, как и все остальные сочинения Поля Кени, представляет собой смесь из самых абсурдных вымыслов. Френсис Коплан, занимающий высокий пост во французской разведке, соглашается (втайне от своего шефа) выполнить одну трудную и рискованную задачу, не связанную с его прямыми обязанностями. Не будем придираться к тому, что действия такого рода можно встретить только в романах — особенно в плохих. Посмотрим, в чем заключалась задача. Чтобы придать большую достоверность рассказу и соответствующим образом повернуть сюжет, автор обращается к факту создания учеными всего мира Пагоушской организации, борющейся за мир, а точнее, за то, чтобы научные открытия использовались только в мирных целях. Но писатель пытается внушить нам, что какие-то тайные силы решили разгромить эту организацию, дискредитировав одного за другим ее наиболее известных членов. И вот Коплан, который, конечно, всем сердцем и всей душой за мир, берет на себя (совсем безвозмездно к тому же) задачу выявить эти враждебные человечеству силы. Следуют сцены, неизбежные в этом жанре: преследование, шантаж, коварные западни, убийства, пока Коплан не добирается с триумфом до финала. Но сенсация развязки заключается не столько в обезвреживании тайных адских сил, сколько в природе раскрытия. Оказывается, что группе миролюбивых ученых обоих лагерей противостоит группа высших военных — также из двух лагерей. Вообще оказывается, что в мире нет двух враждебных лагерей или, если есть, то это совсем не те общеизвестные два лагеря, а совершенно другие: с одной стороны, люди науки, а с другой — военные, которые все одинаково ненавидят мир. Как видите, развязка по своей абсурдности далеко превосходит завязку. Но в данном случае абсурд — это результат заранее продуманной диверсии. То, что западные милитаристы готовят своим народам военные катастрофы, настолько общеизвестно, что Кени и не пытается даже опровергать это. Он скромно удовлетворяется ролью идейного диверсанта, ставя знак равенства между поджигателями войны и командующими социалистическими армиями, защищающими спокойствие и безопасность человечества. Как видите, операция проведена добросовестно, хоть и не очень ловко. Иное дело — насколько разумные читатели поверят в подобную ложь, но Кени и ему подобные, очевидно, исходят из истины: «Раз читают наши книги, значит умом не блещут».

В общей массе французской продукции шпионского жанра иногда попадаются и некоторые более удачные, хотя столь же нечистоплотные в политическом отношении изделия. Таков, в частности, роман Ноэля Бена «Письмо в Кремль». Как видно уже из заглавия, автор решил идти обычным, освященным традициями путем антисоветских инсинуаций. Кто-то из работников советского аппарата совершил предательство. Однако (в интересах интриги, конечно) в руках неизвестного находится письмо, которое может раскрыть предателя. И вот западная разведка засылает в СССР своего тайного агента, который должен выкрасть письмо и спасти попавшего в опасное положение предателя. Все следующие эпизоды составлены целиком по рецептам «романа напряжения». Бен не довольствуется политической ложью, а претендует на философские обобщения. По его мнению, современный человек раз и навсегда должен распрощаться со всеми человеческими чувствами, если он хочет добиться своей цели. «Чарли, друг, — поучает героя один из персонажей, — нужно убивать свои чувства. Раздавить каблуком и превратить их в пыль. Ты должен видеть мир таким, каков он на самом деле». Увы, герою не удается полностью заглушить голос сердца, и это, считает автор, его ахиллесова пята.

Книга Ноэля Бена свидетельствует об известном литературном умении автора. Интересно рассказывается о сложной подготовке, в результате которой разведчик превращается в совершенно иную личность; чтобы проникнуть туда, куда его посылают, герой должен сыграть роль грузина и овладеть всеми его привычками и манерами вплоть до мелочей. «Ну и что же?» — спросит любой взыскательный читатель. Видимая достоверность той или иной детали, корректный литературный стиль и даже наличие некоторого беллетристического дарования не в состоянии искупить основного недостатка книги.

Она представляет собой ложь, и никакая литературная аранжировка не в состоянии поднять ее ценность выше той, которую заслуживает любая ложь.

На относительно более высоком литературном уровне стоят и романы Антуана Доминика. Их более сорока, и в заглавиях неизменно фигурирует слово «горилла»: «Горилла поздравляет вас», «Горилла без галстука», «Горилла извергает огонь», «Татуированная Горилла» и др. За этим прозвищем скрывается любимый и постоянный герой писателя. А за псевдонимом Антуан Доминик — французский кадровый дипломат Доминик Поншардье. Мы не знаем, каковы успехи Поншардье в дипломатии, но должны признать, что во французской шпионской литературе он сумел завоевать славу самого читаемого автора. Большая часть его книг все время переиздается, а многие уже экранизированы.

Главный герой Доминика, как можно судить по его прозвищу, представляет собой гору мускулов, которую писатель не забыл снабдить мыслящей головой. Разумеется, Горилла— кадровый разведчик, которому поручаются всевозможные задачи — от шпионажа до контршпионажа и от борьбы с «советскими агентами» до ликвидации международных гангстерских банд, торгующих наркотиками и белыми рабынями. Все это делает программу героя крайне насыщенной, что все же не мешает ему услаждать свою жизнь ласками случайно встречающихся красавиц.

Как видно, и здесь налицо обычный штамп, и Горилла, вопреки своему исключительному телосложению, не в состоянии выбраться из клетки шаблона. И все же у Доминика есть одно бесспорное преимущество перед большинством его коллег: он владеет заурядным профессиональным мастерством второго сорта, а это не так уж мало в жанре, где и третий сорт — редкое достижение. Создатель Гориллы дает живые, лаконичные описания обстановки, любопытные краткие характеристики героев, придумывает остроконфликтные ситуации и неожиданные повороты, часто (даже излишне часто) демонстрируя свое чувство юмора. Но все это — и характеры, и обстановка, и действия, и остроумие автора — не удивляет и не занимает вас особенно, потому что так и кажется, что вы уже где-то встречали, если и не точно такие же, то подобные ситуации. Умение — налицо, но это именно умение второго сорта— обычное, лишенное неповторимой интонации самобытного таланта.

Что касается проблем собственно разведки, то и они заменены здесь псевдопроблемами, порожденными совершенно произвольными и фантастическими конфликтами и драмами.

Опытный дипломат Доминик Поншардье, разумеется, не может быть обвинен в полном невежестве в этих вопросах, но он, как и прочие западные писатели, прошедшие школу разведки, предпочитает вольные просторы безответственного сочинительства железным рамкам жизненной правды. Конечно, никто из читателей и не надеется, что Доминик или еще кто-либо станет знакомить их с тайнами своей профессии. Тем более что и в шпионском романе, как и в любом другом жанре, писатель не обязан точно отражать подлинные факты. Но он во всех случаях должен сообразовывать действия своих героев с реальными законами действительности, с реальной логикой социальных процессов и человеческих характеров. Однако Доминик не ставит перед собой столь обременительной задачи и идет по уже узаконенному в шпионской литературе пути вымыслов и дезинформации. Единственный его плюс состоит лишь в том, что порой он позволяет себе жест вежливого уважения по отношению к своему противнику: «И он делает свое дело, как и мы». Это джентльменство старого типа несколько наивно, но все же более переносимо, чем патологическое антикоммунистическое остервенение иных авторов.

Определенная опытность, правда в сфере общеизвестного и уже достигнутого, проявляется и в творчестве упоминавшегося выше Пьера Нора, опубликовавшего помимо мемуаров о своей разведывательной деятельности, свыше 50 романов, по которым никак не скажешь, что их автор — контрразведчик, настолько далеки они от действительно существующей сейчас борьбы иностранных разведок.[78] Недавно Пьер Нор стал редактором новой серии романов (публикуемой издательством «Фламмарион»), действие которых, как указано в проспекте, «развивается в реальных исторических и строго достоверных рамках большой современной политической проблемы». Это обещание весьма красноречиво. Оно свидетельствует о том, что публике смертельно надоели бесчисленные шпионские фантасмагории, а быстро сориентировавшиеся торгаши предпринимают все возможное, чтобы заинтересовать читателя новой, весьма заманчивой формулой. В первой книжке библиотеки издательство опубликовало роман ее редактора Пьера Нора «Тринадцатое самоубийство» и этим сразу же нарушило свое торжественное обещание. Последняя книга Нора ничем существенным не отличается от его ранних сочинений. Это запутанный и не очень убедительный рассказ о действиях нескольких разведок — американской, английской, западногерманской, советской и французской, при этом, естественно, лавры победителя достаются полковнику французской разведки Дюбуа. Дюбуа, конечно, можно поздравить с победой, но как быть с читателем, которого и на сей раз обманули?

Англо-американская массовая продукция шпионской литературы ничем не отличается от французской по качеству. Правда, здесь в связи с обилием авторов, а стало быть, и большей конкуренцией, сравнительно часто попадаются книги, написанные с определенной степенью мастерства. Но это — мастерство ремесленников, которое раздражает взыскательного читателя не меньше, чем невежество дилетанта. Романы «Помогла прозорливость» Ч.-Э. Мейна, «Западня в Салангапе» Э. Арона, «Смертельный друг» X. Пентекота, «На крышах Багдада» А. Мак-Кинена, «Операция" Н"» Н. Даниэлса, «Опасность в раю» А.-С. Флейшмана, «Шпионское болото» Д. Гольдмана, «Мускул» Д. Марлоу в общих линиях исчерпывают разновидности этой средней продукции, если говорить об идейных тенденциях и художественных приемах. Разумеется, мы упомянули эти романы, выбранные из многих других, просто для информации и вовсе не собираемся подробно останавливаться на каждом из них. Позволим себе сказать несколько слов лишь об одном из этих произведений — романе Дана Марлоу «Мускул», так как он даст нам вполне ясное представление о среднем уровне американского шпионского романа.

Действие романа происходит в Америке в наши дни. Пит Карма, бывший гангстер, бежавший из тюрьмы, становится невольным свидетелем странной автомобильной катастрофы. Ему удается похитить выпавшую из разбитой машины папку, в которой он обнаружил 700 000 долларов и конверт с какими-то непонятными текстами. Из пролога к роману нам уже известно то, чего не знает герой: эти тексты — совершенно секретные и исключительно важные советские военные документы. Именно поэтому неожиданно разбогатевший гангстер становится объектом пристального внимания как американской, так и советской разведок, а также мощной банды гангстеров, которая намеревается присвоить эти сведения, с тем чтобы продать их за большую сумму. Если вспомнить обычные штампы данного жанра, легко представить себе всю сложность интриги, которую закручивает автор, — ее нет смысла и пересказывать. В последней части романа представителям советской разведки, созданным пылким воображением Марлоу, удается добраться до папки, а заодно и прихватить двух женщин, дорогих сердцу героя. Лишившись сразу и долларов, и любимой женщины, одинокий гангстер решает прибегнуть к услугам банды, он готов даже остаться без денег, лишь бы спасти свою подружку и ее кузину. Бандиты сначала не решаются пойти на такой риск, но, к счастью для героя, они оказываются настоящими патриотами: уяснив, что речь идет о советских агентах, преданные своей нации гангстеры смело бросаются в бой. Разумеется, и сам Пит Карма настроен столь же патриотически: еще раньше он вынул из папки драгоценные документы и спрятал их в надежном месте. Тяжело раненный в одной из стычек с русскими разведчиками, он все же находит в себе силы, чтобы позвонить в ЦРУ и сообщить, где находятся документы. Как вы уже догадались, в эпилоге герой выздоравливает, его брак с любимой женщиной — только вопрос времени, а ЦРУ в благодарность за все спасает его от суровой руки закона, грозящего ему пожизненной каторгой за бегство из тюрьмы, сопровождавшееся вооруженным нападением и убийством.

Не стоит и говорить, что автор нарисовал образы советских разведчиков, совсем не жалея черной краски, а издатель, недовольный даже такой «убийственно черной» характеристикой, позволил себе именовать их в рекламной аннотации «бандой горилл с плоскими лицами». Правда, Марлоу не повезло, эта аннотация была напечатана на задней обложке книги, как раз под его собственным портретом, поэтому ничего удивительного, если читатели вдруг подумают, что она относится к автору и его родственникам. Конечно, можно возразить, что Марлоу совсем не виноват в том, что у него такая отталкивающая физиономия, а его издатель — глуп и зол. Но вряд ли можно быть непричастным к своей собственной глупости, сдобренной изрядной дозой политической нечистоплотности. Эта глупость таких масштабов, что она не ускользнула бы от внимания самого непретенциозного читателя. Вопреки элементарной логике Марлоу старается убедить нас в том, что советские патриоты — это шайка злодеев, а американские гангстеры — настоящие герои. По всей вероятности, автор просто еще не дорос До понимания элементарной истины: определенная сообразительность нужна и для того, чтобы сочинять клеветнические утверждения. В качестве своего положительного персонажа он берет преступника и убийцу, чем автоматически охлаждает симпатии нормального читателя к такому герою. Может быть, в глубине души Марлоу и хотел показать, как даже у такого подонка в серьезную минуту пробуждаются патриотические чувства. Может быть, он вообще хотел сказать, что американские подонки, именно потому, что они американские, значительно лучше обыкновенных подлецов. Только после того как писатель на двухстах страницах рассказывает нам о непреодолимой страсти Пита Карма к деньгам, трудно поверить в его молниеносное, чудесное перевоплощение в финале. Очевидно, и сам Марлоу понял, что вышло неубедительно, потому что дал возможность герою вспомнить о своем патриотизме лишь после того, как безвозвратно отнял у него доллары. Это уже более правдоподобно: Питу Карма в его положении ничего не остается, как вспомнить о своих патриотических чувствах. Но интересно, заметил ли по крайней мере автор, что при таком финале рушится столь заботливо создаваемая идейно-политическая основа его сочинения? Ведь патриотизм здесь понимается вполне по-американски: не как благородное чувство, а как поведение, приносящее выгоду.

Заметим в скобках, что либеральная западная критика нередко оправдывает антикоммунистические тенденции литературы подобного рода, как, впрочем, и ее авторов, полагая, что это всего-навсего неизбежный атрибут сюжета и что не стоит обращать на это внимания. Шпионский роман — роман борьбы. А чтобы была борьба, должны быть и противники. А где же взять писателю подходящего противника, если не в другом лагере? И стоит ли объявлять такого писателя мракобесом только потому, что он честно выполнил требования жанра единственно возможным способом? Романы о Диком Западе немыслимы без индейцев. Шпионский роман невозможен без коммунистических агентов. Речь идет о простой формальности, которая почему-то раздражает читателей, не понимающих условностей литературы. Так рассуждают, когда хотят сказать, что буржуазная шпионская литература не имеет реакционного политического смысла. И надо признать, что находятся люди, которые принимают эти рассуждения за чистую монету. Не случайно на страницах ряда западных прогрессивных изданий встречаются отзывы и рецензии, в которых шпионские романы рассматриваются как простые и безобидные приключенческие истории и совсем не учитывается их очевидный антисоветский смысл. Но в мотивировке, приводимой выше (независимо от того, является она результатом легкомыслия или злого умысла), нет и намека на критику. Оскорбления и клеветнические выпады нельзя считать «шуткой». И ни один писатель не имеет права искажать жизненные факты в угоду кем-то выдуманным жанровым правилам. В современную эпоху в реальной, явной и тайной борьбе слишком много достаточно важных и достаточно серьезных конфликтов, чтобы заниматься выдумыванием мнимых и совершенно фантастических схваток. И если какой-нибудь автор в интересах сюжета нуждается в отрицательных персонажах, совсем не трудно найти их, не прибегая к своему воображению, стоит лишь встать на такую позицию, которая позволит обнаружить их в изобилии в самой действительности. Уже одно то обстоятельство, что писатель ищет и находит «противника» не там, где надо, говорит о том, что и в поисках своего положительного героя он стоит на ложном пути.

В спорах с нами наши оппоненты могли бы возразить, что мы слишком многого хотим, требуя от буржуазных авторов правдивого изображения политических конфликтов современности и верной оценки сил, принимающих участие в этих конфликтах. Но изобличительная линия западной реалистической литературы и ряд романов детективного жанра свидетельствуют о том, что талантливый и честный художник, даже если ему и не удается полностью преодолеть ограниченность своей классовой концепции, все же в состоянии верно показать хотя бы отдельные стороны общественных процессов. И отсутствие такого рода достижений в области шпионского романа должно привести нас к логическому выводу о том, что авторы этих произведений страдают отсутствием или таланта, или честности, или того и другого вместе.

Разумеется, в англо-американской массовой продукции встречаются и произведения, которые далеки и от антикоммунистической клеветы. Авторы таких романов — иногда из чувств порядочности, иногда из коммерческих соображений — обращаются к описанию более нейтральных в политическом отношении ситуаций и доказывают своими книгами, что для создания шпионского романа (пусть даже и с буржуазных позиций) совсем не обязательно выдумывать «красных шпионов» и «агентов Москвы». Характерный пример в этом смысле— роман Питера О’Доннела «Модести Блейз». Образ Модести Блейз получил широкую популярность на Западе благодаря самой книге, а также ее экранизации, причем в фильме роль всесильной шпионки исполнила Моника Витти. Причину такого успеха следует искать не столько в литературных достоинствах романа, сколько в свежести сюжетной находки. Наконец-то после целой галереи шпионов-мужчин, создаваемой в течение двух десятилетий, О’Доннел догадался придумать и героиню, не менее опасную и удачливую в шпионаже, чем мужчины. Модести Блейз служит в британской разведке. С помощью одного из сотрудников по имени Вилли она ведет борьбу против «Страшного» Карца, авантюриста высокого класса, решившего прибрать к рукам одно из государств. Речь идет о Кувейте: запасы нефти в этой стране могли бы обеспечить Карцу огромное богатство и неограниченную власть. К несчастью для «Страшного» Карца, автор выставляет против него на шахматную доску борьбы очаровательную, но не менее «страшную» Модести Блейз, которая, разумеется, выигрывает партию, сделав мат в несколько ходов.

Подобную же фантасмагорию преподносит нам и Ян Стюарт в своем романе «Станция-3, ультрасекретно». Однако здесь речь идет не о нефти, а о более страшном продукте — «абсолютном бактериологическом оружии». Это чудовищное «оружие» похищено из ультрасекретных лабораторий, где оно производится и откуда ни теоретически, ни практически оно не могло исчезнуть. Словом, что-то вроде «загадки запертой комнаты» в шпионском варианте. При этом речь идет не о политической операции, а о шантаже крупного масштаба, цель которого — баснословная сумма. Книга изобилует совершенно невероятными вещами, но, как пишут в журнале «Экспресс» Буало и Нарсежак, «искусство Яна Стюарта и состоит в том, чтобы заставить нас принимать невозможное, усыпить чувство достоверности, к которому постоянно взывал классический полицейский роман. Оригинальность современного приключенческого романа как раз и состоит в том, чтобы силой разума разрушить критический дух».[79] Как нам кажется, последний довод не нуждается к комментариях.

В массе шпионской литературы, не состоящей открыто на службе у антикоммунизма, можно найти и некоторые серьезные произведения, как, например, «Берлинский меморандум» («The Quiller Memorandum») Адама Холла. Этот английский автор, подписывающий иногда свои книги именем Элстон Тревер и живущий во Франции, в поисках своего противника стоял на правильном пути: это возрождающийся в ФРГ нацизм. Главный герой романа — английский разведчик Квиллер, перед которым поставлена задача — раскрыть имена шефов одной тайной фашистской организации, готовящей нацистский переворот. Итак, борьба ведется между Квиллером и тщательно законспирированными фашистами, намеревающимися с помощью героя проникнуть в английскую разведку и уничтожить имеющийся там компрометирующий их материал. Повествование Адама Холла реалистически убедительно в своих деталях, и, что не менее важно, его герой гораздо более обыкновенный, реальный человеческий образ, чем все эти духовно убогие сверхчеловеки, столь распространенные в шпионской беллетристике. Квиллер действует не из любви к опасным ситуациям и не из врожденного чувства долга — он сознательно идет на риск, поскольку на собственном опыте знает, что такое нацизм.

Однако и здесь за реализмом внешних деталей и внешним демократизмом идеи скрывается неправдоподобие. Ведь хорошо известно, что силы, борющиеся за возрождение нацизма в ФРГ, отнюдь не законспирированы в мистических секретных организациях. Напротив, эти силы легально и нагло проводят политические сборища и другие акции подобного рода. Не существует никаких признаков того, что британские органы недовольны деятельностью этих фашистских организаций, а тем более — собирались бы ее сорвать. Вообще книга Холла в конечном счете оказалась весьма необоснованным комплиментом в адрес британской разведки.

Так же неправдоподобна по сюжету, но более правдива в ряде деталей и книга Антони Грея «Пробивающие небо»[80] — попытка реалистически рассказать о некоторых известных явлениях и проблемах из области «холодной войны», хотя и облеченная в форму вымышленной истории. Правда, этот роман, на обложке которого красуется заманчивое слово «шпионаж», в сущности, представляет не шпионский, а военный жанр.

Герой знакомит нас с бытом и заботами офицерского состава на атомных базах США. Его главный герой Малькольм Скотт — английский полковник на одной из таких баз. В книге полковник предстает перед нами в двух лицах: с одной стороны, он шпионит за американцами и собирает секретные сведения, касающиеся их оборонной мощи; но с другой — герой упорно спорит со своими шефами, возражая против идеи прекращения производства самолетов-бомбардировщиков и начала выпуска ракетно-ядерного оружия. Скотт, во-первых, убежден, что авиация гораздо эффективнее ракет, а во-вторых, считает, что было бы безумием рассчитывать на атомный контрудар в случае любой провокации, пусть и весьма незначительной. В процессе этой полемики автор вводит в действие не только некоторых тузов Пентагона, но и государственного секретаря по делам обороны и даже самого президента США.

Правда, Скотту не удается отстоять свои взгляды, да он и не рассчитывал на подобный успех. Он улетает в Лондон, и читателю становится ясно, что полковник следил за американцами вовсе не для того, чтобы помочь коммунистам, как считал его помощник. С благословения своего шефа герой готовит давно задуманную операцию: девять английских бомбардировщиков должны тайно вылететь в США, проникнуть за барьер противовоздушной обороны, заснять Вашингтон, секретный военный штаб и ряд других объектов и невредимыми вернуться в Англию, доказав таким образом эффективность самолета в современных условиях и полную неподготовленность американской военной машины к обороне.

Несмотря на ряд осложнений, операция проведена почти успешно. Но проникновение неизвестных и необнаруженных самолетов в воздушные пространства США вызывает атомную тревогу, и в определенный момент президент дает приказ об атомном контрударе против СССР, так как по некоторым не вполне проверенным данным именно Советы, как полагает Пентагон, напали на США. Лишь каким-то чудом, буквально в последнюю минуту атомная война приостановлена. Подлинное происхождение бомбардировщиков выяснено, самолет Скотта сбит, и герой погибает. В Белом доме принимают все необходимые меры для того, чтобы скрыть эти события от общественности. Но, как следует из заключительных строк романа, правду не удается скрыть, потому что помощник Скотта решает передать одному из журналистов все подробности проведенной операции.

То, о чем рассказывает Антони Грей, в своей основе, конечно же, вымысел, но вымысел с элементами достоверности. И дело не в ряде правдивых деталей, рисующих быт военных на американских атомных базах, и верно переданной механике действий этих зловещих центров — все это подробности, о которых трудно судить неспециалисту. Важнее другое: Грей правильно показывает авантюризм американской военщины и говорит об опасности, которую представляют для человечества методы ее действий. Кульминация романа— крещендо паники и ужаса, и это не может не взволновать читателя. Но Грей бессилен в своем желании добраться до самой глубины экономического механизма, приводящего в действие зловещую военную машину, рождающую корысть и коррупцию, агрессивные политические доктрины, понять смысл политических махинаций. Автор проявляет слабость не только как социолог, но и как писатель. Его рассказ безлик и бесцветен, он описывает много ненужных лиц и событий, которые позже сам забывает, не в состоянии психологически верно мотивировать действия своих героев. Весьма внушительную часть книги занимают тягостные и довольно элементарные дискуссии по вопросам стратегии, в которых одни и те же аргументы и идеи бесконечно повторяются, что вполне может обескуражить читателя и заставить его отказаться от чтения книги.

У беллетристики, о которой идет речь, весьма мало шансов завоевать симпатии читателей — одних претензий на серьезную проблематику и на реализм недостаточно. Публика еще успеет пресытиться бесконечной серией все более фантастических и все более однообразных в своей фантастике шпионских авантюр, прежде чем обратится к отрезвляющей атмосфере книг заниженно-бытового содержания, которые тогда только-только начали появляться, знаменуя собой конец детства и начало зрелости жанра. Писателем, который в какой-то степени суммировал все достижения раннего периода и своим творчеством подвел его итоги, был англичанин Ян Флеминг, получивший признание как самый блестящий, самый удачливый и самый известный представитель шпионского жанра.

Жизнь Яна Флеминга (1908–1964) — весьма красноречивый пример соответствия биографии и творчества писателя. Ян Флеминг родился в семье миллионера, образование получил в аристократическом колледже в Итоне, а позже — в военной школе Сандхерста. Он не испытал ни житейских невзгод, ни творческого счастья пройти одиссею нищеты, унижений и горьких познаний — путь, знакомый таким большим реалистам западной литературы, как Фолкнер, Хемингуэй, Колдуэлл, Стейнбек, Теннесси Уильямс и многие другие. Жизнь не раз преподносила писателю великолепные возможности для служебной карьеры и для развлечений. После некоторых колебаний Флеминг избирает профессию журналиста. В качестве корреспондента «Санди таймс» и агентства Рейтер он посещает ряд стран, в том числе и СССР. Злые языки утверждают, что уже в то время Флеминг сочетал свои газетные дела с секретными разведывательными действиями, — мнение, которое почти подтвердилось дальнейшей карьерой молодого человека: во время второй мировой войны его назначают заместителем директора службы разведки при штабе военно-морских сил. «Счастье сопутствовало ему, — пишет приятель Флеминга Уильям Пломер, — молодость, здоровье, сила, деньги, общая культура, солидное общественное положение и вера в свои силы… Некоторые его увлечения — модными автомобилями, гольфом и азартными играми — мне не очень нравились, но мы находили общий язык, одинаково интересуясь жизнью, литературными и общественными вопросами, анекдотами… С необычной для себя скромностью и неуверенностью он как-то сказал мне, что хотел бы написать книгу о шпионаже и внезапной смерти… Я ответил, что это плохо — написать всего лишь одну книгу, лучше усвоить привычку писать регулярно и постоянно».[81]