Помоги проекту - поделись книгой:
Пока Джек Лейтер уговаривал голосовать за себя техасцев – это было сделать не так то просто, выходцев из соседней Луизианы они считали людьми легкомысленными и несерьезными, а легкомысленность – совсем не то качество, которое нужно президенту – действующий президент решил наведаться в Индиану. Штат верзил. Совсем рядом с Вашингтоном – не надо было забывать, что Президент есть президент, и пока его противник может свободно разъезжать по штатам и агитировать – президент должен управлять страной. Штат, в котором даже столица – Индианаполис – не дотягивает до миллиона жителей. Штат, где доминирующей религией является не протестантизм, а католичество – сам президент был протестантом, но католиком был вице-президент, и это здесь учитывалось. Штат с большим количеством промышленных объектов – так, на северо-востоке Индианы располагался крупнейший регион сталелитейщиков. В Индиане располагались заводы фармацевтической, оборонной промышленности, производство комплектующих к автомобилям, станкам – много всего. Но в том то и дело – что промышленность при кризисе пострадала больше всего, в штате не было штаб-квартир крупных компаний, было только производство, которое упало и не поднялось. Вот почему – в штате свирепствовала безработица, и было много недовольных властями.
Этот штат – надо было брать. Аналитики из предвыборного штата подсчитали, что если действующий президент возьмет север и центр – то даже победа Лейтера в Техасе и Флориде ничего не изменит. Калифорния, штат, дающий наибольшее число выборщиков был традиционно демократическим, он уравновесит потерянные Техас и Флориду. А без севера и центра – Лейтеру Белый дом не взять.
Но все эти расклады – верны лишь в том случае, если не упустить ситуацию здесь, на севере.
Президент Североамериканских соединенных штатов прибыл в Индиану рейсом ВВС – 1 утром, очень ранним утром. Здесь – он намеревался пробыть как минимум три дня, нужно было обязательно посетить четыре основных города штата – Индианаполис, Форт Уэйн, Эвансивилль и Хэммонд и как минимум половину из оставшихся городов. Обязательно выступить на севере и северо-востоке – там самые большие проблемы, но именно там и нужно бороться, нужно переломить негативный настрой избирателей и вселить в них уверенность в завтрашнем дне. Если он это сделает – то Лейтеру, который намеревается сюда прибыть через десять дней – будет нечего ловить. А он это сделает – в свое время Дарби Моргана звали "мистер двенадцать". Двенадцать – число присяжных заседателей, которых надо обольстить, заставить их выслушать тебя, поверить тебе – и мало кто мог это делать так как Дарби Морган. Сегодня ему придется иметь дело не с двенадцатью, а как минимум с двенадцатью тысячами людей, в основном чем-то недовольных – но он знает, что им сказать. Как им сказать. О чем им сказать…
В то самое время, когда самолет ВВС-1 совершал посадку в аэропорту Индианаполиса – в город, по семидесятой дороге въехала машина.
Человека, который вел эту машину – можно было в чем-то заподозрить, только если иметь богатое, очень богатое воображение. Это был среднего роста, лет тридцати от роду лет человек, тщательно, до синевы щек выбритый, темноволосый, с правильными чертами лица, среднего роста, без лишнего веса, аккуратно одетый. Он говорил по-английски правильно и совершенно без акцента, он ехал через всю страну, тщательно соблюдая скоростной режим, он ни с кем не вступал в конфликты, он останавливался только на автоматических заправках, где автомат, наподобие платежного терминала – принимал купюры и выдавал бензин, за все время своего пути он ни разу не зашел в придорожное кафе, чтобы обедать, ни разу не свернул к мотелю, чтобы поспать. Он был похож на военного в штатском. Он ничего не ел, и пил не кофе, а минеральную воду без газа, он не ел уже три дня – но ему, привыкшему к суровому воздержанию и смирению плоти – было привычно чувство голода. Его никто и нигде не остановил – но если бы и остановил, у него нашлись бы водительские права на имя Митча Уэйна выданные как раз в Индиане. Если бы дорожный полицейский захотел проверить их по компьютеру – он узнал бы, что Митч Уэйн ни разу даже не привлекался за нарушение скоростного режима, не говоря уж о более серьезных неладах с законом. В наши суровые времена, времена PATRIOT Act и всевластия спецслужб и это не спасает от проявления пристального интереса и возможного превентивного заключения – но это в том случае, если ты привлечешь внимание. А этот человек – в том то все и дело – внимания не привлекал. Вообще.
Этот человек не был зомби или кем-либо еще. Просто он были верующим. Настоящим – верующим, в нашем мире уже не осталось места искренней вере во что бы то ни было – а вот этот человек верил. Он верил так, как верили средневековые инквизиторы, отправлявшие на костры ведьм, как верили кальвинисты, устроившие в Швейцарии геноцид всех, кто не верил. Это была суровая, требовательная вера, ожидающая от своего адепта – готовности на все.
И он был готов. На все.
Когда самолет ВВС-1 замер у выстеленной в аэропорту ковровой дорожки – пожилой негр махнул рукой, и оркестр иезуитского колледжа – довольно слаженно заиграл "Привет вождю".[69]
Президент Дарби Морган появился на трапе один, приветственно вскинул руки. Он был фотогеничным и умел пользоваться этим. Более того – в отличие от многих других президентов он лояльно относился к прессе и сейчас, у трапа был не только губернатор штата и иные официальные лица – но и корреспонденты местных изданий. В этом был тонкий расчет: журналистский пул путешествовавший с президентом в основном был представлен корреспондентами крупных телевизионных каналов, это была линия коммуникации для крупных городов. А вот жители мелких городов, захолустья, нутряной Америки – в основном читают местные газеты и доверяют им. Вот почему президент настаивал, чтобы представителей местной прессы пропустили к самолету – он искал пути к сердцам жителей глубинки, пытался вырвать коврик из под ног республиканцев. Для этих репортеров – встреча с президентом может быть событие всей их жизни и уж они-то восторженных эпитетов не пожалеют.
Сойдя по трапу – президент попал в плотное кольцо репортеров, со всех сторон сверкали вспышки. Он улыбнулся, поднял руки.
– Сдаюсь, парни. Несколько минут, не больше.
– Господин президент, правда ли что вы намереваетесь поднять налоги?
– Нет, это неправда. Администрация шла и идет скорее по пути выравнивания налоговых шкал и упрощения налоговой системы. Нужно не повышать налоги, а добиваться того, чтобы их платили все. Мы больше внимания уделяем уклонению.
– Господин президент, что вы думаете о деле Фуэнтеса?
Президент мысленно выругался. Проклятье, только этого не хватало – как раз перед выборы. Скверное, готовое взорвать и так накаленную обстановку на юге дело. Мексиканский парнишка – не из лучшей семьи – тайно встречался с белой девушкой и вроде как подсадил ее на кокаин. Отец девушки – парню было семнадцать, девушке и вовсе пятнадцать, дети совсем еще – ворвался с ружьем в мексиканскую забегаловку и положил незадачливого ухажера на глазах у всех. Пять зарядов картечи с двух метров – страшное зрелище. Потом – сдался полиции. Мексиканцы вышли на улицы, тут же вспомнился еще один парнишка, в спорной ситуации убитый полицейскими за неповиновение – и понеслось. Пока все держалось под контролем – но это пока.
– Об этом думать следует не мне, а присяжным.
– Но администрация выскажет свою точку зрения, господин Президент?
– Безусловно, нет.
– Как насчет требований о сокращении поддержки фермеров? Администрация пойдет навстречу?
– По крайней мере – не в том виде, в каком они выражены. Мы настаиваем на своем праве проводить самостоятельную политику и поддерживать тех, кого считаем нужным. Однако, фермерам тоже стоило бы задуматься. Мы собираемся принять обязательные требования об использовании топлива Е85,[70] фермерам нужно быть готовыми к этому и соответственно планировать культуры. Я бы сажал тростник под спирт, как раньше в Бразилии.
– Господин президент, а как насчет русской торговой делегации? Они будут покупать нашу сталь?
Если бы…
– Мы сделаем все, что от нас зависит…
– Господин президент, как насчет мер по поддержке проблемных банков?
– Они были и будут избирательными. Я придерживаюсь старомодных взглядов и считаю, что несостоятельным бизнесменам не стоит помогать из государственной казны. Но я прослежу, чтобы люди, вложившие в банки заработанные ими деньги не потеряли их.
– Господин президент…
– Уже шесть вопросов, джентльмены – вместо пяти. Встретимся на старой кирпичнице…
Президент устало опустился на заднее сидение Бегемота – созданного на раме Шевроле Субурбан президентского лимузина с дизайном от Кадиллак. Он весил семь тонн и стоил три миллиона долларов за машину. В эпоху локальных войн и глобального терроризма – руководителю одной из сверхдержав было опасно ездить на чем-либо ином.
– Черт… Еще не началось, а я чувствую себя усталым.
Один из ближайших друзей Президента, политический советник Томас Лодж – протянул ему банку холодного, безалкогольного пива
– Все нормально…
– Ты заметил, что пока не задали ни одного вопроса о войне?
– Это хорошо.
– Нет, это плохо – сказал Президент – республиканский кандидат постоянно педалирует эту тему. Они слушают его, а не меня.
– Ему больше нечего сказать.
– Ошибаешься.
– Лейтер придурок.
– И снова ошибаешься. Он далеко не дурак.
– Господи, у него взгляды как у питекантропа.
– Люди хотят простых решений, которые мы не можем им дать. Но Лейтер может говорить о них свободно. Я – нет…
Сопровождаемый мотоциклами кортеж – мчался по дороге, ведущей в Спидвей, пригород Индианаполиса. Навстречу беде…
Спидвей, небольшой, на двенадцать тысяч жителей городок у окраины Индианаполиса – был известен всему миру. Несколько раз в год – он превращался в настоящий цыганский табор, его население возрастало примерно до семисот тысяч человек (по подсчетам независимых наблюдателей). Причиной этого была Старая кирпичница – овал для гонок с трибунами, выложенный кирпичом. Точнее – он был раньше выложен кирпичом, сейчас здесь был асфальт – но название осталось…
Президентский кортеж въехал на старую кирпичницу через ворота, по которым завозят на стадион гоночную технику. Президент Дарби Морган вылез из лимузина, оглядывая толпу. Собралось не меньше двадцати тысяч человек, здесь по льготной цене продавали пиво и бесплатно раздавали предвыборную символику. Над толпой – колыхались надувные ослы,[71] плакаты "Морган – Мейлин" и "Еще один срок".
Президенту подали микрофон, он чуть отошел от машины, чтобы лучше смотреться.
– Доброе утро, верзилы! – крикнул он в микрофон
Толпа – взорвалась приветственным ревом.
В это же время, неприметный фургончик – свернул с дороги примерно в километре от стадиона и остановился. Его водитель прислушался – громкий, усиленный динамиками голос Президента Североамериканских соединенных штатов – доносился даже сюда в виде невнятных отголосков. Со всех сторон – стояли машины, народа было немного – в отличие от гонок торговцы здесь особо не заработают.
Человек достал из-под сидения пульт и нажал на нем несколько кнопок. Таймер бесшумно начал свою работу.
Человек закрыл лицо руками, его губы шевелились.
И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.
Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
И когда Он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.
И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.
И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий и три хиникса ячменя за динарии; елея же и вина не повреждай.
И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.
И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными.
И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели.
И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?
И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.
И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь;
И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои;
И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих;
И цари земные и вельможи, и богатые и тысяченачальники и сильные, и всякий раб и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор,
И говорят горам и камням: падите на нас и скройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца;
Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?[72]
Человек пришел в себя от того, что кто-то стучал в стекло. Он повернулся – это был полицейский, совсем молодой.
Человек опустил стекло.
– Вам плохо, сэр? – спросил полицейский
– Нет… Мне хорошо…
– Сейчас жарко и не стоит так сидеть в запертой машине, можно получить тепловой удар, сэр.
– Да… все нормально.
Полицейский понимал, что что-то не так, сидевший за рулем был неадекватен, даже если и отвечал нормально. Наркоман?
– Сэр… – начал он.
И в этот момент – вымеренные до микронной точности заряды взрывчатки взорвались и снаряд в виде пяти килограммов обогащенного урана – вломился в мишень, тоже из обогащенного урана, но в несколько раз тяжелее. Критическая масса была превзойдена – и началось самоподдерживающееся деление ядер урана, называемая "цепная реакция".
Кладезь бездны был открыт.
Второе заседание КОБРы – буквально за несколько часов до начала войны состоялось в сильно усеченном составе, насколько усеченном, что его нельзя было признать законным, ибо на нем отсутствовал кворум и отсутствовал премьер-министр, присутствие которого было обязательным. В сущности, это даже не было заседанием – это было банальное вымогательство решения группой придворных у своего монарха. Такое не может быть терпимо… но еще более нетерпимо было то, что монарх, властелин Англии – поддался и проявил слабость. Впрочем, за свою слабость он расплатился – своей жизнью, своей армией и своим флотом, своей страной…
Постоянный секретарь министра обороны, генерал Томас Глостер, человек недалекий, но мужественный, честный и преданный своему Суверену – во время своего пребывания в Лондоне проживал в небольшой квартире в аристократическом районе Челси – этот район, район в районе был окружен высокой стеной и постоянно патрулировался силами полиции и безопасности, как скрытыми, так и униформированными патрулями. Квартира была маленькой лишь по местным меркам – девяносто семь квадратных метров, если переводить на международную систему измерений, и даже нет черного хода – обязательного атрибута для жилья высокого класса. Это было единственное жилье генерала, какое у него было, у него не было не о что собственного замка, как у некоторых его подчиненных – у него даже не было собственного летнего коттеджа и ни единого акра земли. Когда еще он не был постоянным секретарем министра обороны – летом, на время отпусков он снимал для семьи коттедж в дюнах на южном побережье Англии. Коттедж был больше похож на рыбацкую хижину – но генерала и его семью это устраивало. У генерала было два сына, почти погодки – и он считал, что для них гораздо важнее побегать со сверстниками, поиграть в прибрежном песке, окунуться в холодную даже летом воду Английского канала, чем заниматься всяким бильярдом, крокетом, ездой на пони и прочей дребеденью.
В этот день – генерал как обычно приехал с работы поздно – минутная стрелка на Биг-Бене делала последний круг на сегодня, время стремилось к полуночи. Супруга – приготовила ужин и не стала его дожидаться, легла спать. Сыновей дома не было – оба в Сандхерсте, дом пуст. Стараясь не шуметь, генерал переобулся в домашнюю обувь, оставил в прихожей портфель, прошел на кухню. В термоизолированном контейнере его дожидалась баранина – почему-то генерал очень любил баранину. Супруга приготовила баранину по рецепту, какой взяла в редкой поваренной книге на русском языке – она была специалистом по русской истории в Лондонском университете, профессором, имела собственную кафедру…
Генерал достал из кармана складной нож, с которым не расставался со времен Индии, начал накалывать кусочки мяса, обмакивать их в соус и отправлять их в рот. Точно так же он, еще не будучи генералом ужинал в Северной Индии, обрезая куски мяса с жилом с жарящейся над огнем только что добытой овцы – одной на всех…
Болела голова, и он не мог понять, что такое. Он уже дважды принимал тайленол – но боль так и не проходила.
Место, где жил генерал было одно из самых тихих в Лондоне, здесь нет круглосуточных магазинов – маркетов, здесь нет дискотек со светомузыкой, грохочущих до утра, здесь нет молодежи, набравшейся в пабах и вышедшей посреди ночи на улицу в поисках приключений. Наконец, здесь нет сквозных дорог и если едет какая-то машина – то она едет именно сюда, а не транзитом. А когда она едет ночью – значит, это правительственная, машина, потому что в двадцать один ноль- ноль двери закрываются и для проезда нужен специальный допуск. На часах было двадцать три с лишним – и поэтому когда дальний отсвет фар мазнул по стеклу – генерал насторожился а когда стало понятно, что машина остановилась рядом с домом, он понял – за ним.
Опять какой-то кризис. Хорошо, что раздеться не успел.
Торопясь, генерал начал запихивать мясо в рот, глотать, почти не жуя – мясо было вкусным, а когда следующий раз доведется поесть – одному Господу известно.
Резко, противно, зазвенел телефонный звонок. Генерал прошел к прихожую, взял трубку
– Генерал Глостер?
Генерал узнал голос
– Что случилось?
– Нужно немедленно ехать во дворец. Я в машине, у Вашего дома!
Поделиться книгой: