Любовь по соседству

Эбби поднялась на ноги и, не удержавшись, поцеловала Клариссу.

– Если бы ты знала, как много твои слова значат для меня! – прошептала она, и мисс Хедвич ответила ей понимающей улыбкой.

Часть вторая

1

Солнечные лучи без труда проникали сквозь белоснежные тюлевые занавеси, аккуратно подобранные с каждой стороны окна голубой лентой. Небольшая комната казалась просторнее благодаря прелестным светлым обоям, украшенным воздушными цветочными гирляндами. Даже самый придирчивый взгляд не смог бы рассмотреть на обоях места их соединения, так заботливо и тщательно были подобраны отдельные небольшие куски. Цветочный орнамент на ковре почти повторял рисунок обоев, а выцветшие или потертые места скрывались расставленными тут и там легкими стульями и двумя столиками – рабочим и чайным.

Остальные предметы меблировки выглядели не новыми, но безукоризненно чистыми, а на каминной полке стояли две вазы из веджвудского фарфора, расписанные диковинными цветами и птицами. Обитая голубым бархатом скамеечка возле фортепьяно почти скрывалась под стопкой нот, деревенский пейзаж в овальной раме украшал стену над диваном.

Все в этой гостиной выдавало изящный вкус ее хозяйки, и кое-какие дорогие безделушки среди более скромных вещей не выставляли напоказ свою роскошь, но придавали обстановке скромную элегантность.

Сама хозяйка сидела на стуле перед небольшим бюро и изучала какой-то весьма длинный список. Серо-голубое домашнее платье не изобиловало оборками, и его простота не скрывала стройной фигуры молодой женщины. В свои двадцать четыре года миссис Эбигейл Реймз сохранила девичью стройность и до сих пор носила вещи, любимые ею в шестнадцать лет. В Бакминстере от супруги викария никто бы не потребовал строго следовать моде, и Эбби находила удовольствие в том, чтобы надевать платья, каждое из которых навевало воспоминания, зачастую не очень радостные, но от того не менее дорогие ей.

Полная служанка вошла в комнату с недовольным видом и нехотя доложила:

– К вам миссис Бирн, мэм.

Эбби подавила желание обернуться и посмотреть, к кому обращается Минни, за все прошедшие годы она никак не могла привыкнуть к тому, что ее называют «мэм».

– Проводи ее сюда и принеси нам чая и поджаренного хлеба, – распорядилась миссис Реймз, сделав вид, что не заметила, каким кислым сделалось полное лицо девушки.

Служанка кивнула и направилась выполнять поручение, а Эбби пересела к чайному столу в ожидании гостьи. Миссис Бирн вступила в гостиную так решительно, что Эбби невольно улыбнулась – несомненно, Минни пыталась не позволить этой женщине тревожить супругу викария, но потерпела поражение. Как и всегда. Еще никому не удавалось запретить Элис Бирн сделать то, что она хочет.

– Проходите же, Элис, прошу вас. Я так рада, что вы навестили меня, – Эбби приподнялась со стула и с искренней улыбкой приветствовала гостью.

Крупная краснолицая женщина, чьи натруженные руки сегодня скрывали приличные серые перчатки, осторожно обняла и расцеловала миссис Реймз, после чего уселась рядом с Эбби и с удовлетворением обвела глазами комнату.

– Помнишь, как мы старались, чтобы собрать всю эту красоту из маленьких кусочков, а викарий все никак не мог поверить, что швов не будет заметно? – с неожиданной ноткой сентиментальности произнесла эта жена фермера, видевшая в жизни слишком мало радостей, чтобы позволить себе быть сентиментальной чаще раза в неделю, когда она навещала миссис Реймз.

Эбби улыбнулась и кивнула – миссис Бирн говорила эту фразу всякий раз, как оказывалась в гостиной в домике викария. Общие воспоминания сближали этих столь разных женщин, ставших подругами спустя некоторое время после появления миссис Реймз в Бакминстере.

– Кларисса была очень любезна, что прислала мне остатки после того, как обновила стены в своей гостиной, – откликнулась Эбигейл. – Мы славно поработали, и приходской совет до сих пор продолжает думать, что я разоряю викария своей расточительностью.

Миссис Бирн гулко рассмеялась, она-то знала, каких усилий стоило молоденькой жене викария обустроить этот дом в соответствии со своим утонченным вкусом и при отсутствии необходимых средств.

Все эти годы Эбби обменивалась письмами и маленькими подарками с обеими миссис Киллиан, в девичестве Лорой и Клариссой Хедвич, и эти письма служили для всех троих источниками радости. Лора первая предложила сестре отослать Эбби несколько ваз и безделушек для ее нового дома, и Кларисса охотно приняла участие в этой затее. Сперва сестры беспокоились, примет ли юная миссис Реймз дорогие, но подержанные вещи, и в письме, приложенном к первой посылке, постарались убедить Эбби в чистоте своих помыслов и отсутствии намерений оскорбить или унизить свою менее состоятельную подругу.

Лишенная гордыни, Эбигейл с удовольствием приняла два прелестных блюда и канделябр, украшавший ее пианино – подарок дяди Эварта к ее семнадцатилетию. После этого обмен подарками между дамами Киллиан и миссис Реймз стал носить регулярный характер. Эбби высылала им расшитые ее рукой чепчики и салфетки, восхищавшие сестер тонкостью работы, и получала взамен вещи, уже недостаточно респектабельные для дома генерала Киллиана, но просто роскошные для домика священника в Бакминстере.

Ныне генерала Киллиана уже не было в числе живых, а его вдова с маленькой дочерью проживала вместе с сестрой и ее супругом. Генерал Киллиан сумел закрепить за молодой женой ту часть состояния, что не облагалась майоратом – наследство генерала от каких-то тетушек и дядюшек, остальное же перешло к молодому мистеру Киллиану и Лоре, воспитывавшим двоих сыновей. Вопреки убеждению миссис Эварт, сестры не испытывали зависти друг к другу, по крайней мере, никто из их знакомых этого не замечал. Обе они командовали мистером Киллианом, терпеливо переносившим их причуды и капризы, и все семейство казалось весьма довольным жизнью. Сестры поочередно приглашали миссис Реймз погостить у них, и Эбби с удовольствием ненадолго покидала Бакминстер, чтобы провести две-три недели в обществе Лоры и Клариссы.

Своих родственников, Эвартов, Эбби не видела со дня венчания. В прошлом году скончался добрый дядюшка Эварт, и Эбби оплакивала его почти так же горячо, как своего отца, но известие о его смерти пришло от тетушки Энн слишком поздно, чтобы Эбигейл успела приехать попрощаться с ним. Кузина Эбби, миссис Белинда Лонгсдейл, не писала ей, и о жизни Лонгсдейлов Эбби узнавала только из редких писем тетушки Энн и из посланий Лоры и Клариссы, впрочем, последние предпочитали как можно реже встречаться с Белиндой и ее подругой, миссис Дэйнс, в девичестве мисс Гладстон, так как недолюбливали друг друга со дней своей юности.

Даже мысленно Эбигейл старалась не произносить имя мистера Лонгсдейла. Старая рана зажила, если это была рана, а не царапина, нанесенная неуверенной иголкой подростковой влюбленности, но место, приготовленное в ее сердечке для подлинной, глубокой любви, так и осталось незаполненным. Вернее сказать, его заполняло столько забот, что Эбби некогда было сожалеть о своих ошибках и их последствиях.

Она посвятила себя заботе о супруге и маленьком безвестном приходе, где чувствовала себя почти счастливой. Почти, потому что было кое-что, омрачавшее ее одинокие вечера, когда преподобный Реймз трудился в своем кабинете над проповедью, дамы из приходского совета и просто страждущие души, забредавшие на свет в дом викария, расходились по своим убежищам, Минни молилась в своем чулане за кухней, и Эбби оставалась одна в своей элегантной гостиной с книгами и рукоделием. Ей недоставало лишь одного – целого выводка маленьких Реймзов, весело копошащихся на ковре перед камином или зубрящих свои уроки нестройным хором. Господь до сих пор отказывал семейству викария в этой милости, и с каждым годом надежды Эбби обрести радость материнства таяли. Это не так угнетало ее, как могло бы благодаря постоянным занятиям и беседам с мудрыми людьми, каковые нашлись, к счастью, в Бакминстере и его окрестностях.

Одним из таких людей и была миссис Бирн. Ее муж, фермер, упорно трудился на своем поле, но едва мог заработать на пропитание своей большой семьи. Старший сын Бирнов промышлял браконьерством в лесах сквайра, как делали и многие другие бедняки, но миссис Бирн, кристально честная женщина, не могла потерпеть подобное нарушение закона и своей несгибаемой волей добилась того, что заблудший грешник был изгнан из отчего дома, хотя сердце матери обливалось кровью. С тех пор о судьбе Тома Бирна ничего не было известно, но миссис Бирн не сетовала и никому не позволила бы себя жалеть.

Она одной из первых разглядела испуганное выражение в глазах молоденькой жены викария и сочла своим священным долгом опекать и направлять миссис Реймз, а через некоторое время покровительственное отношение переросло в крепкую дружбу, несмотря на явное неодобрение некоторых почтенных матрон, полагающих недопустимым столь тесное общение супруги их пастыря и грубоватой фермерши.

Эбби находила в миссис Бирн много черт, напоминающих ей добрую Джованну, и охотно позволяла наставлять себя относительно приготовления варений, пирогов и способов полировки мебели. Викарий Реймз безропотно съедал все творения своей супруги, какими бы кривоватыми и подгорелыми они ни были, и первое время только усилия Минни не позволяли ему умереть от голода или несварения желудка.

Теперь Эбби с улыбкой вспоминала о том, сколько слез она пролила, пока домашнее хозяйство перестало быть для нее непостижимым таинством, и ее чаепития стали известны в Бакминстере как образец непревзойденного никем сочетания отменных блюд и изысканного времяпрепровождения, ведь миссис Реймз готовила свои пироги и кексы не хуже, чем пела, а пела она ангельски.

Занятия музыкой доставляли Эбби все ту же, если не большую, радость, что и в годы юности, когда ее нежный голос разносился по римским улочкам и присоединялся к десяткам других, слышимых как из распахнутых окон дворцов, так и из лачуг бедняков, ибо ни один народ так не славен своей музыкальностью, как итальянцы.

В память о своем друге и наставнике Марио Фьори Эбби давала уроки музыки нескольким самым талантливым девочкам и мальчикам из прихода викария Реймза, а руководимый ее рукой церковный хор по воскресеньям вызывал у прихожан благочестивые слезы.

За семь лет, истекших с ее свадьбы, с Эбигейл почти не случалось сколько-нибудь заметных событий, поэтому о них в этой истории и сказано так мало, но дальше автор намерен исправиться и начнет с визита миссис Бирн, поскольку именно в тот день Эбигейл Реймз, сама о том не подозревая, ступила на путь, ведущий к переменам.

Минни внесла поднос с угощением и удалилась, окинув гневным взглядом недостаточно чистую, по ее мнению, обувь гостьи. Но миссис Реймз умела, при необходимости, быть строгой хозяйкой, и служанка остерегалась слишком часто высказывать свое мнение.

– Тебя привело ко мне какое-то дело или просто желание посмотреть, как я справляюсь? – спросила Эбби после того, как разлила чай.

Это тоже было одной из их любимых шуток – в первый год после водворения Эбби в доме викария Элис Бирн забегала к ней едва ли не каждый день и объясняла свои визиты желанием узнать, «как справляется эта девчушка».

– Я давно уже не спрашивала тебя об этом, – охотно рассмеялась миссис Бирн. – Все в Бакминстере знают, что миссис Реймз умеет добиться уважения к себе, а викарий Реймз толще день ото дня явно не потому, что питается одной лишь духовной пищей. Вовсе нет, я принесла вам новости о нашем сквайре.

Эбби удивленно подняла темные брови. Покойный сквайр Арчер не упоминался в Бакминстере иначе чем со вздохом сожаления и досады, так как привел свое хозяйство в совершенное запустение, едва не приведя своих арендаторов к разорению, после чего излишества в еде и питье послужили причиной его к ранней смерти. Сын и дочь Арчера находились под опекой дяди и не бывали в своем поместье уже лет пятнадцать, а управляющий, мистер Парксон, едва ли объезжал поля и фермы чаще, чем раз в два-три года, а в некоторые дома он бы и вовсе не рискнул зайти, так как обозленные нищетой фермеры бывают скоры на расправу.

Долгие годы эти простые люди ждали, когда новый сквайр достигнет совершеннолетия и вступит во владение своим имуществом. «Вот тогда все изменится, – говорили они, – молодой Арчер прогонит эту лису Парксона, наймет честного управляющего, может быть, даже Дика Хинли, никто лучше него не знает здешние места, и в наших кошельках зазвенят пенни, а в домах – смех, и наши дети перестанут бояться ходить в школу, потому что на дороге на них могут напасть разбойники».

Время шло, молодой Арчер вырос, но так и не появился в Бакминстере, и надежды его арендаторов растаяли, а перед некоторыми даже замаячил жуткий призрак работного дома.

И вот сейчас Элис Бирн говорит, что у нее есть новости об Арчере! Эбби, как и ее супруг, не могла оставаться равнодушной к судьбе прихожан, и новость, способная изменить их жизнь, тотчас ее заинтересовала.

– Говори же, что тебе известно! – потребовала она.

– Дик Хинли сказал моему Робу, а сам он услышал новости в пабе, где собираются возчики. Среди этих ребят только и говорят о том, что скоро молодой сквайр и его сестра приедут и поселятся в своем доме. Их дядя умер, и мистер Арчер больше не должен его слушаться.

– Действительно, ему давно пора жить собственным умом, – сердито отозвалась Эбигейл, пренебрежение сквайра к своим обязанностям расстраивало ее так же, как и десятки семейств Бакминстера. – Сколько ему лет?

– Двадцать два или двадцать три, как мне кажется. Его сестра моложе на несколько лет, ей, наверное, не больше семнадцати.

– Совсем юная, – вздохнула Эбби, при каждом удобном случае готовая погрузиться в воспоминания.

– В день твоего семнадцатилетия ты уже устраивала большой прием и благотворительную ярмарку для нужд нескольких самых бедных семей, а я в семнадцать уже была матерью Тома, – мрачно возразила ей Элис. – Мисс Арчер пора взять на себя обязанности хозяйки, пока ее брат не нашел себе подходящую жену.

– Что говорят в приходе? – Эбби постаралась сменить тему из боязни, что ее подруга расстроится, как бывало каждый раз, когда миссис Бирн упоминала беспутного Тома.

– Никто еще ничего не знает, Роб с утра в поле, а я решила сперва рассказать тебе и викарию, но, думаю, новость быстро распространится.

– И вы, конечно, надеетесь, что сквайр сумеет изменить вашу жизнь? – с сомнением спросила Эбигейл.

– Мы устали надеяться, милая, и, боюсь, люди готовы потребовать то, что раньше стали бы униженно просить, – решительно ответила Элис Бирн. – Не удивлюсь, если в первый же день по приезде Арчера посетит целая делегация из разгневанных фермеров, а Парксону лучше бы тихонько собрать вещички и исчезнуть из Бакминстера, пока его дом не сгорел, как не раз уже обещали наши соседи!

Эбби покачала головой. Как и ее супруг-викарий, она не одобряла агрессивное поведение фермеров, ей казалось, что правильнее всего оказалось бы написать на Парксона жалобу мировому судье и добиваться справедливости мирным путем, но люди слишком обнищали и готовы были на все, лишь бы что-то изменилось.

– Как знать, может быть, приезд сквайра окажется весьма кстати, – словно бы прочитала ее мысли миссис Бирн. – Еще немного, и некоторые горячие головы пойдут с кольями и лопатами громить дом Арчеров, а по дороге размозжат голову Парксону.

– О господи, мы должны предотвратить это! – в испуге воскликнула Эбигейл. – Как только мой муж вернется, я попрошу его пойти в паб и поговорить с теми, кто настроен наиболее решительно. Надо остудить их пыл, пока они не совершили что-то непоправимое!

– Викарий Реймз, пожалуй, сможет их урезонить, – согласилась Элис. – Но лучшим способом успокоить их стало бы увольнение Парксона. Надеюсь, молодой Арчер толковый малый и способен прислушаться к голосу умных людей.

– В таком случае скорей бы он приехал, – откликнулась Эбби. – Викарий непременно съездит к нему, едва сквайр обустроится на новом месте, и постарается донести до его сведения все, что здесь творится. Надо, чтобы Арчер не подпал под дурное влияние Парксона, хотя кто знает, каков нрав нового хозяина и почему он так долго не интересовался делами своего поместья, ведь столько поколений предков не должны были трудиться ради того, чтобы один или два их потомка пустили по ветру все, что собиралось и накапливалось с таким усердием!

– Если бы ты знала старого Арчера, ты бы этому не удивилась. Викарий, что жил в этом доме до вас, несколько раз пытался его урезонить, так негодяй однажды едва не приказал затравить старика собаками!

Эту историю Эбигейл слышала уже много раз в изложении едва ли не каждого из прихожан, поэтому только сочувственно вздохнула. Иногда ей хотелось, чтобы в ее повседневных трудах было меньше забот о других людях. Она все время была на виду, даже в своем маленьком садике ей не удавалось укрыться от соседей и тех, кто просто хотел зайти и посетовать на жизнь, а взамен получить кусок пирога и несколько добрых слов. Но чаще Эбби думала о том, какое это счастье – трудиться ради кого-то, иначе она, с ее впечатлительностью и склонностью к слезам и сентиментальным воспоминаниям, превратилась бы в слезливую, истеричную, никчемную особу, какой стала бы непременно ее кузина Бел, не случись ей выйти замуж.

– Ну, пожалуй, мне пора идти назад. Скоро Бесси понесет Робу обед, а у меня еще не готов пудинг, – миссис Бирн проворно, но без суеты поднялась на ноги. – Расскажи викарию нашу новость, может быть, ему удастся разузнать что-то еще.

– Я попрошу Минни передать Бесс и Ральфу по куску пирога.

Пока Минни ходила за гостинцами для младших детей Бирнов, подруги еще некоторое время беседовали о недавно открывшейся школе для девочек. Ее учительницей стала давняя знакомая Эбби, племянница мистера Эварта, Кэтрин Уивинг. После того как ее сестра Фанни вышла замуж, Кэтрин вынуждена была в одиночку заботиться о больной матери, но миссис Уивинг скончалась, а отец Кэтрин вознамерился жениться вновь на молодой еще вдове с тремя дочерьми. Эбби изредка переписывалась с Кэтрин, и, когда Бакминстерской школе понадобилась учительница, Эбигейл предложила приходскому совету кандидатуру мисс Уивинг.

Кэтрин выразила удивительную для ее нрава благодарность и очень быстро сама явилась в Бакминстер. Прошедшие в тягостях и печалях годы улучшили ее характер, и она предпочла зарабатывать хотя бы небольшие деньги, занимаясь обучением чужих детей, вместо того чтобы посвятить себя заботе о сводных сестрах, не слыша в ответ ни одного доброго слова.

Они с Эбигейл не стали подругами, но к мнению мисс Уивинг прислушивались дамы из попечительского совета, что-что, а заставить слушать себя она умела. Эбби с удовольствием каждый день видела в окно, как Кэтрин шагает по дорожке к маленькому домику школы, ее рыжие локоны треплет ветерок, а за ней вприпрыжку бегут маленькие девочки.

Сама миссис Реймз редко заходила в школу, вид чисто умытых маленьких лиц вызывал в ее сердце щемящее чувство собственной неполноценности, но мисс Уивинг раз в неделю являлась в дом викария, чтобы дать отчет об успехах своих учениц и о потраченных ею на нужды школы средствах прихода.

Миссис Бирн ушла, а Эбби вернулась к своему бюро, закончить составлять список необходимых вещей для сына фермера Тизинга, необычайно одаренного мальчика, мечтавшего стать ветеринаром. Приход решил направить его в лондонскую школу ветеринаров, а добрая супруга викария пообещала собрать мальчика в дорогу и неустанно шила, штопала и стирала, чтобы придать одежде молодого человека пристойный вид и оградить его от насмешек более обеспеченных студентов.

За этим занятием она провела около получаса и как раз закончила к возвращению своего супруга, имевшего обыкновение прогуливаться по самым бедным окраинам Бакминстера в надежде своим пастырским словом оказать помощь тем из прихожан, кто в ней нуждался.

Преподобному Реймзу вот-вот должно было исполниться пятьдесят лет. Он еще больше располнел, но оставался таким же румяным, добрым и честным малым, как и тридцать лет назад, когда решил посвятить свою жизнь служению Пастырю небесному.

– Как вы провели день, дорогая моя супруга? – обратился он к Эбби, едва усевшись за обеденный стол.

Реймз до сих пор души не чаял в своей миниатюрной жене и находил себя счастливейшим из всех людей, когда-либо живших в этом мире, ведь у него было все, о чем можно только пожелать. Даже отсутствие собственных детей не причиняло ему глубокого огорчения, уж очень долго он вел холостяцкую жизнь и свыкся с нею. Присутствие Эбигейл делало его существование уютным и избавляло от домашней скуки, к тому же она была ему верной помощницей во всякого рода делах, проявляя здравый смысл и терпение.

Эбби послушно рассказала мужу обо всем, что делала сегодня, после чего перешла к новости, принесенной миссис Бирн. Викарий заметно оживился, его отзывчивое сердце забилось чаще при мысли, что скоро судьба его прихожан может перемениться в лучшую сторону.

– Я немедленно поеду к Арчерам, едва только они обустроятся на новом месте! – воскликнул он. – И буду сидеть в прихожей, пока меня не выслушают, даже если на меня спустят собак!

Миссис Реймз выразила надежду, что до этого не дойдет, но она испытывала вполне понятные сомнения относительно добродетелей нового сквайра, столь долго уклоняющегося от исполнения своего долга.

– Скорей бы Арчеры приехали, и тогда наше волнение, наконец, рассеется, независимо от того, окажется юный Арчер хорошим или дурным человеком, – сказал мистер Реймз. – Мы будем знать, готовиться нам к худшему или к лучшему, само же ожидание вестей скоро станет невыносимым для каждого в приходе.

– Ручаюсь, уже сегодня вечером в каждом домике в Бакминстере и на каждой ферме предметом беседы станет один лишь приезд сквайра, – согласилась Эбби, предпочитавшая готовиться к лучшему, но не склонная испытывать преувеличенные надежды, ведь сквайр – не Господь Бог и не сможет одним мановением руки превратить горемык в счастливцев, а заброшенные поля в тучные нивы.

– Только бы нам не пришлось ждать еще месяц или два, я опасаюсь за душевное здоровье некоторых из наших фермеров, – разделил опасения жены викарий.

Надо сказать, что его встреча с молодым сквайром произошла гораздо раньше, чем через месяц, раньше даже, чем священник мог полагать.

2

Прошло всего три дня, и около домика викария остановилась удобная дорожная карета, и из нее вышел сперва молодой джентльмен, а затем совсем юная девушка. Внешность обоих неопровержимо свидетельствовала об их родстве, а темные оттенки одежды указывали на траур.

Улица была пуста, так как стоял тот утренний час, когда мужчины заняты своими делами, а их супруги ходят за покупками и беседуют друг с другом на главной улице городка, стремясь показать свои лучшие наряды и заглянуть в корзинки соседок, чтобы узнать, что тем удалось купить.

Вот так и получилось, что, к большому сожалению жителей, почти никто из них не смог наблюдать первое появление в Бакминстере брата и сестры Арчер. Дом викария находился на окраине городка, что позволяло Эбби пользоваться, хотя бы отчасти, тем уединением, что давало столь удачное расположение ее жилища, с другой стороны, Коупер-стрит постепенно переходила в дорогу, заканчивавшуюся как раз у ворот сквайра, и каждый, кто ехал из поместья в Бакминстере, непременно проезжал мимо владений викария.

Воспользуемся же отсутствием нежеланных свидетелей и внимательно рассмотрим новых героев этой истории, пока они не успели войти в выкрашенную зеленой краской дверь.

Мистеру Теренсу Арчеру, как и говорила миссис Бирн, было двадцать три года, и он выглядел ничуть не старше своих лет, несмотря на несколько мрачноватое выражение лица и тщательно отращённую бородку. Его светлые глаза постоянно были чуть прищурены и взирали на окружающий мир с некоторой настороженностью, а худощавость и невысокий рост придавали молодому владельцу поместья вид подростка, только что сбежавшего из школы и ожидавшего наказания за свой проступок. Одет он был с должным тщанием, но в дороге явно не заботился о своем костюме, в отличие от сестры, семнадцатилетней Констанс. Мисс Арчер была так же светловолоса и голубоглаза, как ее брат. Маленькая складочка между бровей девушки свидетельствовала о том, что мисс Арчер разделяет тревоги, грызущие сердце ее брата. Округлое веснушчатое личико и пухлая нижняя губка должны были говорить о живом и веселом нраве, но тонкие пальцы нервно стискивали кружевной зонтик, а черное платье, пусть и было сшито по моде, старило девушку и совсем ей не шло.

– Идем, Конни, – поторопил ее брат.

– Я все-таки думаю, что еще слишком рано для визитов, – пробормотала мисс Арчер, но послушно последовала за братом через калитку к входной двери.

– Это же дом викария, а он всегда должен быть готов принять своих прихожан! – возразил молодой человек и решительно постучал дверным молотком по бронзовому диску, блестящему на солнце.

Дверь открыла молодая темноволосая женщина в платье в серую и голубую полоску и черном полотняном фартуке.

– Прошу вас, проходите, – приветливо сказала она, отступая.

– Ваш хозяин дома? – осведомился джентльмен, когда он и его сестра вошли в маленькую прихожую. – Не могли бы вы доложить викарию, что его желают видеть мистер и мисс Арчер.

– Сквайр! Ну конечно же! И как я сразу не догадалась! – воскликнула женщина, принятая Арчерами за экономку викария. – Весь приход так ждал вашего появления, что, боюсь, нам представлялось, будто вы явитесь в сопровождении целой армии прислуги, экипажей и собак!

Мисс Арчер тоненько хихикнула – до чего же наивны бывают эти провинциальные жители! Мистер Арчер лишь небрежно улыбнулся.

– Навряд ли наши возможности это допускают. Но мне приятно слышать, что нас здесь ждали. Так вы проводите нас к викарию?

– О, прошу меня простить! – спохватилась женщина. – Боюсь, викария сейчас нет дома, он навещает старую миссис Бертл, она уже третий раз за месяц собирается проститься с этим миром, но, надеюсь, преподобный Реймз уговорит ее пожить еще немного.

Не сдержавшись, мисс Арчер фыркнула, ей определенно понравилось остроумие этой женщины, среди прислуги мисс Констанс никогда не было ни одной приятной особы. Арчер нахмурился, в его планы не входило отсутствие викария.

– Прошу вас, пройдемте в гостиную, я приготовлю свежий чай, и мы успеем наговориться обо всем, пока мой супруг не вернется от миссис Бертл.

– Супруг? – молодой сквайр в изумлении уставился на незнакомку.

– Я забыла назвать вам свое имя, – Эбби смутилась, но лишь отчасти, она давно догадалась, что ее приняли за прислугу, и собиралась вполне насладиться удивлением приезжих. – Меня зовут Эбигейл Реймз, и викарий – мой муж.

Она несколько мгновений любовалась выражением лиц своих собеседников, после чего все-таки провела приезжих в свою прелестную гостиную.

– Прошу извинить меня и мою сестру, мы не ожидали, что супруга викария сама откроет нам дверь, – мистер Арчер разглядывал хозяйку, в то время как его сестра вертела головкой, подмечая детали убранства комнаты.

– Я понимаю ваше замешательство, сэр, и прошу извинить меня за то, что не назвалась сразу, – Эбби улыбнулась и указала руками на свой фартук. – Должно быть, мой вид ввел вас в заблуждение. Служанка отправилась на рынок и, конечно же, задержалась там поболтать с кем-нибудь, а я писала письма подругам. Я всегда надеваю фартук, когда пишу, чтобы защитить платье от чернил, боюсь, я не так аккуратна, как многие другие леди.

– Вам не стоит извиняться, миссис Реймз, это мы вторглись в ваш дом и вели себя невежливо, – мягко сказала мисс Арчер.

– Что ж, теперь, когда недоразумение устранено, не угодно ли вам немного отдохнуть, пока я принесу чайный поднос? – спросила Эбби.