Вилла на холме

— А вдруг кто-нибудь заметит, как вы сворачиваете в лес?

— Ну разумеется, я приму элементарные меры предосторожности и посмотрю сначала, нет ли кого поблизости.

Он встал.

— Не собираетесь же вы поехать туда прямо сейчас!

— Именно собираюсь. На самом деле там не лес, а просто группка деревьев. Вчера я вам об этом не сказал — вы были так напуганы, что я не хотел заставлять вас беспокоиться еще больше. Искать же другое место было некогда. Думаю, тело обнаружат довольно скоро.

— Я совсем изведусь, пока не узнаю, что все обошлось благополучно.

— В самом деле? — улыбнулся Роули. — Тогда я загляну к вам на обратном пути. Осмелюсь предположить, что буду как раз в подходящем настроении, чтобы выпить еще виски.

— О, Роули!

— Не бойтесь. Даже дьяволу не чужд спортивный азарт, к тому же своих людей он в обиду не дает.

Роули ушел. Ожидать его возвращения было настолько мучительно, что по сравнению с этим все пережитое вчера казалось Мэри пустячным. Не было смысла убеждать себя, что сегодняшний риск не идет ни в какое сравнение со вчерашним — ясно было, что вчера он был неизбежен, а сегодня — ненужен. Роули совал голову в львиную пасть явно из любви к острым ощущениям — ему нравилось подвергать себя опасностям. Внезапно Мэри на него разозлилась. Какое право имел он делать такую глупость? Ей надо было этому помешать, но дело было в том, что, когда он говорил об этом в легком, шутливом тоне, трудно было понять истинную суть его плана. Более того, она подумала, что если уж он решил что-то сделать, то переубедить его будет очень трудно. Странный он человек. Трудно было заподозрить, что его легкомысленная манера поведения маскирует такой решительный характер.

— Да, но он, конечно, безнадежно испорчен, — раздраженно сказала она вслух.

Наконец Роули вернулся. Мэри издала вздох облегчения — стоило лишь заметить, какой легкой поступью он к ней шел и какая веселая улыбка играла на его устах, чтобы понять: все обошлось благополучно. Бросившись в кресло, он плеснул в свой стакан виски и содовую из сифона.

— Ну что же, дело сделано. Там поблизости не было ни души. Знаете, случай иной раз не мешает, а помогает злоумышленнику. Рядом с телом небольшая лужа. Думаю, там где-то рядом родник, поэтому и кустарник так разросся. В эту лужу я и бросил револьвер. Через несколько дней вода доведет его до надлежащей кондиции.

Мэри хотела спросить его насчет тела самоубийцы, но не нашла слов, чтобы об этом заговорить. Некоторое время они сидели молча. Роули лениво курил и с наслаждением потягивал охлажденное виски.

— Я должна рассказать вам подробно, что произошло прошлой ночью, — сказала она наконец.

— Вовсе не обязательно. О самом существенном я уже догадался, остальное же не так уж и важно, правда?

— Но мне самой этого хочется. Хочу, чтобы вы знали обо мне самое худшее. Я так и не поняла до конца, почему бедный юноша покончил с собой. Меня совсем замучили угрызения совести.

Роули слушал молча, не отрывая от Мэри спокойного взгляда своих умных глаз. Она рассказала ему подробно, что произошло после того, как Карл вышел из тени кипариса, и вплоть до того ужасного мгновения, когда ее заставил вскочить с кровати звук выстрела. О некоторых вещах вспоминать было мучительно трудно, однако эти серьезные серые глаза, неотрывно на нее смотревшие, создавали у нее впечатление, что, если она о чем-то умолчит, Роули сразу же догадается об этом. Рассказывая свою историю во всей ее неприглядности, Мэри почувствовала, что сбрасывает с плеч тяжкое бремя. Когда она кончила, он откинулся назад в кресле и, казалось, сосредоточился на равномерном испускании изо рта колец сигаретного дыма.

— Кажется, я могу сказать вам, почему он покончил с собой, — заговорил наконец Роули. — Он ведь изгнанник и бродяга, голодный, нищий. Для чего было ему жить? А затем вдруг появляетесь вы. Думаю, ему не доводилось встречать более красивой женщины. Вы дарите ему то, о чем он не мог мечтать даже во сне. Для него весь мир стал другим — он ведь решил, что вы в него влюбились. Откуда было ему знать, что вовсе не любовь заставила вас открыть ему свои объятия? И вот вы говорите ему, что с вашей стороны это всего лишь жалость. Дорогая Мэри, мужчины ведь тщеславны, особенно молодые. Неужели вы об этом не догадывались? Вы подвергли этого человека невыносимому унижению. Ничего удивительного, что он чуть вас не убил. Вы вознесли его до небес, а затем швырнули в грязь. Он оказался в положении узника, перед которым открыли двери темницы, но только он собрался выйти на свободу, как двери эти захлопнули прямо перед его носом. Разве всего этого не достаточно, чтобы он решил: жить дальше не стоит?

— Если дело обстоит именно так, я никогда себе этого не прощу.

— Так-то оно так, но и это еще не все. Понимаете, пережитые невзгоды сделали его человеком неуравновешенным, а может быть, даже расстроили его психику. Не исключено, что были и еще какие-то причины. Видимо, дело было в том, что вы подарили ему мгновения такого неземного блаженства, что он решил: никогда больше не будет в его жизни лучших минут, так что с него довольно. Понимаете, большинству людей случается изведать мгновения столь безграничного счастья, что они говорят себе: «Господи! Пусть жизнь моя окончится сейчас!» Ну так вот, он, должно быть, испытал подобное чувство — и потому умер.

Мэри в изумлении смотрела на своего собеседника. Неужели это сказал он, беспечный, праздный, насмешливый искатель приключений? Таким она его не знала.

— Почему вы говорите мне это?

— Ну, в какой-то степени потому, что не хочу, чтобы вы принимали все это близко к сердцу. Теперь ведь уже ничего не поправишь. Остается лишь обо всем забыть, и, может быть, то, что я вам сейчас сказал, поможет вам сделать это без излишних терзаний. — На лице его появилась так хорошо знакомая ей ироническая улыбка. — Отчасти же я сказал это потому, что уже немало выпил и в голову лезет не то, что надо.

Ничего не ответив, Мэри вручила ему полученную от Эдгара телеграмму. Роули прочел ее.

— Собираетесь выйти за него замуж?

— Хочу отсюда удрать. Я теперь ненавижу этот дом. Каждый раз, когда вхожу в спальню, с трудом удерживаюсь от крика.

— А Индия отсюда далеко.

— У Эдгара сильный характер. Он меня любит. Понимаете, Роули, мне в последние годы жилось очень несладко. Хочу теперь, чтобы кто-то обо мне заботился. Мне нужен человек, на которого я смотрела бы снизу вверх.

— Что ж, это решает дело, не так ли?

Мэри не совсем поняла, что он имел в виду. Она внимательно на него посмотрела, но ни взгляд его, ни улыбка ничего не выдавали.

Молодая женщина тихонько вздохнула:

— Он, конечно, может и не захотеть на мне жениться.

— Да что вы чушь порете, черт возьми! Он же от вас без ума.

— Я должна все ему рассказать, Роули.

— Зачем? — вскричал он в изумлении.

— Я не могу выйти за него замуж, когда на совести у меня такое. Это было бы нехорошо. Я не знала бы ни минуты покоя.

— Ваш покой! А о его покое вы не думаете? По-вашему, он скажет вам спасибо за то, что вы все это ему выложите? Говорю вам: все обошлось. Никому теперь и в голову не придет считать вас причастной к смерти этого несчастного парня.

— Но существует же такое понятие, как честность!

Роули нахмурил брови.

— Вы собираетесь совершить большую ошибку. Знаю я этих столпов империи — непоколебимость духа и все такое прочее. Что ведомо им о снисхождении к чужим проступкам? Сами-то они в снисхождении не нуждаются — они ведь никогда не позволят себе ничего лишнего. Разрушить доверие, которое он к вам питает, — чистейшей воды безумие. Вы для него кумир. Он считает вас воплощенным совершенством.

— Что толку от этого? Я ведь вовсе не такая.

— Не кажется ли вам, что чем лучшего о вас мнения люди, тем чаще надо это мнение подтверждать? У вашего Эдгара масса превосходных качеств; они сделали его тем, кто он есть сейчас. Но если позволите мне высказаться откровенно, он непроходимо глуп, что, впрочем, всегда шло ему на пользу. Без этого он не смог бы стать такой важной персоной. Как можете вы ожидать, что он разберется в тончайших нюансах женской психологии?

— Если любит по-настоящему, разберется.

— Что ж, дорогая моя, поступайте как знаете. Будь я женщиной, ни за что не вступил бы в брак с подобным субъектом. Но раз уж сердце ваше высказалось в его пользу — что ж, ничего другого не остается. Однако если хотите, чтобы все прошло благополучно, послушайтесь моего совета и прикусите язык.

Он негромко усмехнулся, слегка коснулся руки Мэри и удалился расхлябанной своей походкой. Мэри пришло в голову, что она может больше его не увидеть. Думать об этом было даже немножко больно. Надо ему было для смеха снова попросить ее руки. Вот бы потешилась она тогда над его изумлением, когда оказалось бы, что она восприняла его слова всерьез и ответила ему согласием.

Глава 8

На следующий день Мэри снова сидела в саду и в попытке отвлечься занималась вышиванием. Часа в четыре пополудни к ней подошла Нина и сказала, что звонит сэр Эдгар Свифт. Он только что прибыл в город и просил узнать, нельзя ли ему сегодня повидаться с Мэри.

Она не знала, когда должен был прибыть самолет, поэтому ждала Эдгара с самого ленча. Нину она попросила передать ему, что рада будет его видеть в любое время, когда он только сможет прийти. Сердце ее начало биться чуть скорее. Вытащив из сумочки зеркальце, она посмотрелась в него. Лицо было бледным, однако румянами она не пользовалась с тех пор, как узнала, что Эдгар этого не одобряет. Затем она слегка напудрила лицо и накрасила губы. На ней было тоненькое летнее льняное платье желтого цвета с простым, как на обоях, рисунком. Оно казалось таким незамысловатым, что его можно было принять за наряд одной из горничных. Однако шил его лучший парижский портной.

Но вот Мэри услышала шум мотора подъезжавшего автомобиля, и через пару минут перед нею предстал Эдгар. Она встала с кресла и сделала несколько шагов навстречу гостю, чтобы его приветствовать. Одет он был по обыкновению изящно — этого требовали его возраст и положение в свете. Одно удовольствие было смотреть, как шел он по узкой лужайке — так высок он был и строен, такой прямой была его осанка. Эдгар снял шляпу. Густые волосы его отливали блеском от употребления специального бальзама, который одновременно не давал растрепаться его волнистой прическе. Ясные голубые глаза будущего губернатора благосклонно смотрели из-под густых бровей; черты его породистого худого лица не выражали сейчас твердокаменной непоколебимости, столь характерной для этого человека, к тому же их смягчала радостная улыбка. Эдгар тепло поздоровался с молодой женщиной.

— Как вы красивы и невозмутимы — словно смотришь на прекрасную картину.

Эту затасканную фразу так часто повторял при встречах с нею Аткинсон, что выслушивать ее теперь от Эдгара было довольно-таки сомнительным удовольствием. Мэри подумала, что достигшие определенного возраста джентльмены просто не могут не говорить таких вещей дамам, которые намного моложе их.

— Пожалуйста, садитесь. Нина сейчас принесет нам чаю. Удачна ли была ваша поездка?

— Я так рад снова вас видеть, — сказал он. — Кажется, со дня последней нашей встречи прошел целый век.

— На самом деле это было совсем недавно.

— К счастью, я в точности знал, чем вы все это время были заняты. Мне известно было, где вы находитесь каждый час, и я мысленно был с вами.

На губах Мэри мелькнула улыбка.

— Я-то думала, у вас там много дел.

— Конечно, дел было много. Я дважды подолгу беседовал с министром, и мы с ним, кажется, все уладили. В начале сентября я должен ехать в Индию. Министр был со мною очень мил. Он не скрывал, что на этом посту мне придется нелегко, хотя, конечно, я знал, на что иду, когда согласился его занять. Потом министр рассказал, почему на эту должность прочили меня. Не хочу утомлять вас перечислением комплиментов, которые он мне расточал, но…

— Да нет, это меня не утомит. Расскажите, пожалуйста.

— Ну, он сказал, что особые обстоятельства диктовали необходимость назначить на этот пост человека, вызывающего доверие населения и в то же время решительного. Он даже был настолько любезен, что сказал: он не знает никого, кроме меня, кто сочетал бы в себе эти качества.

— Не сомневаюсь, что он прав.

— Как бы то ни было, звучало все это весьма лестно. Понимаете, мой путь наверх был долгим. Приятно видеть себя почти у самой вершины дерева, на которое столько времени взбирался. Новый мой пост не только высокий, но и ответственный. Он даст мне возможность показать, на что я способен, а между нами, способен я, по-моему, на многое. — Он ненадолго замолчал. — И если я оправдаю как свои, так и их ожидания, то смогу подняться на самую вершину дерева.

— Вы очень честолюбивы, да?

— Кажется, да. Я люблю власть и не боюсь ответственности. У меня есть кое-какие дарования, и я рад случаю выжать из них максимум возможного.

— В день вашего отъезда я видела за обедом полковника Трэйла. Он сказал, что если в Бенгалии у вас будет все в порядке, то не исключено, что вы станете вице-королем Индии.

В глазах Эдгара блеснул дерзкий огонек.

— Сейчас того, кто занимает эту должность, называют генерал-губернатором. Думаю, то, что вы сказали, не выходит за пределы возможного. Сделали же они вице-королем Уиллингдона[11] и, черт возьми, отменный из него вышел вице-король!

Они допили чай. Эдгар поставил чашку на столик.

— Знаете, Мэри, наслаждение, которое я испытываю, заглядывая в будущее и предвкушая ожидающую меня славу, наполовину обесценится для меня, если я не буду уверен, что вы разделите мою судьбу.

Сердце ее дрогнуло. Вот момент и настал. Чтобы успокоиться, она закурила сигарету. На Эдгара она не смотрела, но ощущала на себе его взгляд, в котором светилась нежность.

— Вы обещали дать ответ, когда я вернусь, — сказал он и усмехнулся. — Я даже заказал чартерный рейс и прилетел сюда раньше, чем собирался. Видите, как мне не терпится услышать, что вы решили.

Мэри отбросила только что зажженную сигарету и вздохнула.

— Прежде всего я должна вам кое-что рассказать. Боюсь, вас это очень расстроит. Прошу вас, выслушайте меня и не перебивайте. Если вам захочется что-то сказать или задать какой-то вопрос, сделайте это, пожалуйста, потом.

Лицо Эдгара внезапно посуровело. Он пристально посмотрел на свою собеседницу.

— Что ж, перебивать вас я не стану.

— Я все на свете отдала бы за возможность промолчать, но такой возможности у меня нет — иначе это было бы нечестно. Я должна сообщить вам факты, а потом поступайте, как сочтете нужным.

— Слушаю вас.

И снова она рассказала свою долгую и тягостную историю, которую днем раньше поведала Роули. Она не умолчала ни о чем. Ничего не преувеличила, но ничего и не стала преуменьшать. Однако рассказывать все это Эдгару было труднее. Слушая, он сидел неподвижно, его суровое лицо застыло, блеск в глазах погас, и трудно было понять, воспринимает ли он то, что слышит. Собственное поведение казалось сейчас Мэри безответственным и даже распутным. Когда она рассказывала все Роули, такого ощущения у нее не было. Мэри не заботилась о том, чтобы придать мотивам своих поступков хотя бы какое-то правдоподобие. Кое-что из случившегося казалось невероятным, и сердце ее замирало при мысли, что он, быть может, ей не верит. Теперь она понимала: в том, что они с Роули засунули труп в машину и спрятали его в безлюдном месте на склоне холма, было что-то непристойное, омерзительное. Она так и не могла сообразить, что еще можно было сделать, чтобы предотвратить ужасный скандал и невообразимые неприятности с полицией. Все, что случилось с Мэри, было так фантастично, так не соответствовало стилю жизни таких людей, как она, что казалось случившимся в кошмарном сне.

Но вот наконец она закончила свой рассказ. Эдгар какое-то время сидел молча, потом встал и начал мерить шагами зеленую лужайку. Голова его почти склонилась на грудь, руки были сцеплены за спиной, на лице застыло мрачное, удрученное выражение, которое молодой женщине раньше видеть не приходилось. Казалось, он внезапно постарел. Потом Эдгар остановился перед ней, посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся какой-то болезненной улыбкой. Когда он заговорил, в голосе его послышалась такая нежность, что у Мэри защемило сердце.

— Простите меня, пожалуйста. Все это прямо-таки застало меня врасплох. Понимаете, я мог ожидать подобное от любой женщины, но не от вас. Я знаю вас с тех времен, когда вы были очаровательной и простодушной девочкой. Невероятно, что из всех людей именно вы…

Он не договорил, но мысль его была ей ясна: невероятно, что из всех людей именно она бросилась в объятия первого встречного бродяги.

— Я вовсе не пытаюсь оправдаться.

— Боюсь, ваше поведение нельзя назвать иначе как очень глупым.

— Даже хуже.

— Ну, не будем больше обо всем этом говорить. По-моему, любовь моя к вам достаточно сильна, чтобы я смог понять вас и простить. — Его громкий голос дрогнул, но улыбка вышла ласковой и снисходительной. — Вы романтичное, глупенькое дитя. Совершенно уверен: все то, что вы сделали после смерти этого человека, было при сложившихся обстоятельствах единственным выходом из положения. Вы, конечно, страшно рисковали, но, похоже, все должно обойтись благополучно. В общем, вам просто необходим кто-то, кто вел бы вас по жизни.

Она посмотрела на него с сомнением.

— Вы все-таки хотите жениться на мне? Даже сейчас, после того, как узнали все?

Он заколебался, правда, всего лишь на миг, настолько краткий, что любой другой человек, кроме Мэри, мог бы этого и не заметить.

— Надеюсь, вы не подумали, что я собираюсь бросить вас в беде? На такое я не способен, дорогая моя Мэри.

— Мне очень стыдно за мое поведение.

— Я очень хочу, чтобы вы вышли за меня замуж. Сделаю все от меня зависящее, чтобы сделать вас счастливой. Карьера — это еще не все. В конце концов, я не так уж молод. Я хорошо потрудился на благо моей родной страны, так что не вижу причин, почему бы мне не отойти от дел и не предоставить шанс отличиться кому-нибудь из молодых.

Мэри озадаченно уставилась на него — такого она не ожидала.

— Что вы имеете в виду?

Эдгар снова сел в кресло и взял ее ладони в свои.

— Видите ли, дорогая, то, что вы мне рассказали, несколько меняет дело. Теперь я не могу принять предложенный мне пост — это было бы с моей стороны не по-джентльменски. Если все откроется, последствия будут просто ужасны.

Мэри смотрела на него изумленно.

— Я вас не понимаю.

— Вы только не волнуйтесь, Мэри, дорогая. Я телеграфирую министру, что собираюсь жениться и ехать в Индию не могу. В качестве причины — кстати, она будет считаться достаточно веской — могу сослаться на состояние вашего здоровья. К сожалению, теперь мне не удастся создать вам то положение в обществе, которое вы заняли бы, если бы я принял этот пост. Но это еще не значит, что мы не сможем жить с вами счастливо. Почему бы нам не купить дом на Ривьере и яхту, которую я всегда мечтал иметь? Будем плавать по морю и удить рыбу — это ведь такое веселое времяпрепровождение!

— Но не можете же вы все бросить именно сейчас, когда почти уже добрались до вершины дерева? Зачем вам это делать?