Разорванное плетение

Вопросы еще не взлетели хором испуганных голосов, но уже звенели в голове правителя. Если еще три жертвы окажутся неугодными, то он сам, согласно заветам предков, должен лечь на каменный алтарь, своей жизнью защищая свой народ.

Он коротко кивнул и на жертвенник лег мальчишка. Спокойное лицо, легкая улыбка на губах, пустые глаза, смотрящие вокруг и ничего не видящие. Жрец вознес над ним нож.

В этот момент Сапа Инка открылся плетению, пытаясь уразуметь, что заставило Инти отвернуться от жертвы. Он входил в одну нить, затем в другую, перебирая лица всех известных ему людей, от царедворцев до обычных акуна руна, охраняющих границы Тауантинсу́йу. И вот в одной нити, а затем в другой, третей и десятой, он увидел, как поднимаются в небо тонкие струйки дыма сигнальных башен, предупреждая об опасности. Увидел войско противника, числом не слишком великое, но вооруженное метателями огня и в доспехах из чудесного металла. Увидел всполохи заклинаний, что вонзаются в воинов Кондора и беззащитные дома селян. Он увидел войну. Еще не сейчас. Вскоре, год, может два года после Хапак Хучи. Но в наступающем цикле.

Тело мальчика с вырванным сердцем уже унесли с алтаря, когда он понял, что хотел выразить Инти этой тучей.

Вайна Капак понимал, что не может охватить взором все нити в ковре Варикоча — никто из Ткачей не смог бы. Особенно те, про которые узнал лишь недавно. Он уже понимал свою ошибку — не принял всерьез этих странных чужаков. Но теперь Ткач узрел их нити. И то будущее, что они несли его народу.

Люди с белыми лицами и волосами, растущими на них, будут приходить. Как волны великого океана — одна за другой. Много, очень много людей. Тысячи воинов в металле, об который сминается боевая палица, и с оружие в руках простолюдинов, способным метать огонь на расстояние. С ними идут боевые животные и сильные заклинатели.

Сейчас их немного. Не настолько, чтобы империя устрашилась. Но достаточно, чтобы пасть на спящие провинции, а потом откатиться с добычей. И привести своих соплеменников к богатому столу. Первая из волн не устрашит империю, но их удары будут повторяться до тех пор, пока скала не рухнет. Волны будут бить в основание и, если Инти отвернется от своего внука, одна из них вполне может снести его в море.

Он мог оправдать себя тем, что последние шесть дней смотрел на какие угодно нити, но не на нити странных чужаков. Он не увидел угрозы, там, где она скрывалась — подобно ядовитой змее в траве. Он мог бы объяснить даже самому себе, что никто бы не смог увидеть вероятности без знаний. Но Ткачи не оправдываются. Ткачи изменяют.

Вайна Капак поднялся, взмахом руки остановив Хапак Хучи. Дождался, когда послушный его жесту народ на площади затихнет, и, немного усилив голос магией, сказал.

— В новом цикле не будет мира. Новый цикл открывается войной. Чужаки идут на нашу землю. Инти гневается, но не отворачивается от своего народа. Хапак Хучи продолжится, но не с чистыми дарами и не сегодня.

***

Беспечность.

Чужаки, пришедшие издалека, стоящие лагерем на его земле, были беспечны. Они выставили посты, но стражи даже не успели удивиться, когда воины-чанка отправили их к предкам. Никто в лагере даже не смотрел в сторону леса, в котором скрывалась армия инков. Три полета стрелы через песочный пляж, сотня ударов сердца во время быстрого бега и они падут на них. Но Вайна Капак не отдавал приказ своему генералу. Рассматривал незваных гостей и удивлялся.

В поход он отправился вместе с войском. Правитель хотел посмотреть, как сражаются чужаки и чего от них еще можно ждать. Кроме того, он рассчитывал на пленных, чьи нити могли бы изменить узор Варикоча. И намеревался здесь же, сразу после боя, провести Хапак Хучи. Для этого из столицы был взят верховный жрец, трясущийся сейчас от страха где-то в обозе.

Сапа Инка медлил, не отдавая приказа к атаке. Лежал в траве, покрытый боевыми узорами, вместе с гвардейцами и смотрел на лагерь чужаков. Военный лагерь: бревенчатые стены, вышки для лучников через каждые десять шагов, ров перед стеной. Дымы костров, запах пищи, гомон сотен людей.

Вдали, в десятке полетах стрелы, покачивались на волнах огромные суда, которые и принесли людей с белой кожей на его берег. Пять деревянных общинных домов, непонятно как держащихся на воде. Инка не планировал захватывать лодки, понимал, что ими еще нужно уметь управлять. Еще он понимал, что дерево должно хорошо гореть. Пять заклинателей уже приготовили для них огонь.

Он последний раз бросил взгляд на лагерь чужаков и приказал атаковать. И спустя три удара сердца десяток стрел с привязанными к ним цветными лентами вылетели из леса в сторону пляжа. Они не могли долететь до стен, но их предназначение заключалось в другом. Следом за ними из тени густой растительности, крича и трубя на ходу в раковины, выбежали сотни воинов.

Народы, входящие в Тауантинсуйу, часто так поступали. Шум, яростные крики, бряцание оружием и гудение рогов деморализовали противника и разили не хуже копья. Сколько раз враг терял боевой дух еще до столкновения с воинами империи, превращая битву в резню.

В тот же миг, пока незамеченные врагом, поднялись из песка заклинатели и пустили пять “солнечных шаров” в суда белолицых. Сжигая вокруг себя воздух и воя, как скальные духи, они обманчиво медленно направились к плавучим домам, а долетев, обняли пламенем все пять кораблей. Путь назад чужакам был отрезан.

Хотя брат и отговаривал его участвовать в сражении, Инка пренебрег его советами. Чтобы, разнообразия ради, восстановить равновесие — не одному Нинои досталась кровь строптивцев. Но в гущу битвы не лез. Было бы глупо победить пришельцев и умереть от снаряда метателя огня в руках простолюдина. Он шел в отдалении, наблюдая, как его воины ткут кипу боя и смерти. Поддерживал их видимым плетением заклинаний там, где сопротивление белых пришельцев было слишком ожесточенным.

На его глазах группа кечуа атаковала трех людей из-за моря. Они повалили на песок уже двоих, яростно забивая их палицами. Последний враг продолжал стоять и отражать все попытки добраться до него рукой иди оружием. Босоногие кечуа были бедны и на войне искали добычу, действуя именно таким вот образом — стаей набрасываясь на одиночек, забивая тех примитивным своим оружием. Но сегодня эта тактика дала сбой.

Акуна руна было больше десятка, но у них никак не получалось справится с противником. Его длинный нож из чудесного металла уже бросили в песок двоих коротышек, а сам он пока уворачивался от каменных булав. Те же немногие, что достигали цели, никак не могли пробить блистающий доспех на груди.

Этот белолицый отличался от прочих. Он выглядел, как вождь, только что делать вождю на самом краю кипящей битвы? Гордое лицо, отличный и богато украшенный доспех, он стоял подобно скале на пути волн, и те разбивались об него кровавыми брызгами. На глазах у Вайна Капака, длинный нож, не встречая сопротивления, отсек от тела руку одного из кечуа, а его товарищу вспорол брюхо, словно сонной рыбине. Свободную руку пришелец выбросил навстречу палице еще одного босоногого и та завязла в воздухе.

— Он заклинатель! — воскликнул тут же один из охраняющих Инку гвардейцев. До проявления волшебства, воин, вместе с товарищами, стоял и со смехом комментировал действия неудачников-кечуа, даже не думая о том, чтобы прийти к ним на помощь. Дисциплина дисциплиной, но пропасть между босоногими и элитой была такой, через которую не построить подвесной мост.

Однако, стоило Кондору увидеть, как сгустился воздух вокруг человека в железе, как он тут же схватился за амулет, наполненный силой племенных заклинателей. И даже попытался прикрыть своим телом правителя.

Инка успокаивающе поднял руку. Ничего удивительного, что солдат испугался — чтобы справится с заклинателем, нужен другой заклинатель. Всё что гвардейцы могли бы сделать, не будь его рядом, это умереть.

Вайна уже давно держал в руке метательное яйцо из золота. Заметив достойного противника, он подкинул его в руке, краем глаза заметив, как хищно ощерилась его охрана, поймал и тут же с широким замахом отправил в полет. Целясь в грудь чужака. Одновременно коснулся летящего золота “Поцелуем Инти”.

Снаряд взорвался ярким светом. Настолько ярким, что и и сам Инка закрыл рукой глаза. Когда вспышка исчезла, на месте воина-пришельца лежали только оплавленные, почерневшие доспехи и оружие из чудесного металла. Босоногие кечуа просто исчезли, они не имели ничего такого, с чем бы не справилась сила солнца.

Десяток оборванцев за одного заклинателя — очень хороший обмен. Разве что можно было обойтись менее дорогим и трудным в подготовке заклинанием, но тут уж Инка не собирался устраивать проверку чьи боги сильнее. Он взмахнул рукой и воины бросились вперед, отрезая его от возможного нападения с фронта. Сам он присел у останков чужака, притронулся к металлу доспеха пяткой копейного древка. К его удивлению, окованное медью дерево не оставила на почерневшем нагруднике и следа, хотя правитель ожидал, что раскаленный заклинанием металл промнется. Воистину, белолицым стоило прийти на его землю хотя бы для того, чтобы привезти этот чудесный металл!

Ведомые его братом, воины уже заканчивали бой. Противник не ожидал нападения, расслабился под ласковый плеск волн и теплое касание солнца, за что закономерно поплатился. Не сходя с места гибели чужака-заклинателя, Инка смотрел на то, как подавляют последние очаги сопротивления, как специальные отряды воинов антисуйо вяжут пленных, собирая их по всему пляжу. Подобно рачительному хозяину, он принялся пересчитывать их, а когда понял, что для большого жертвоприношения их уже достаточно, удовлетворенно кивнул.

— Один из них знает наш язык. — похвалился Нинои Капак, подтаскивая за волосы худого и израненного пришельца. Защиты из металла у него не было, как и оружия. Выглядел он напуганным. Вайна вдруг поймал за хвост мысль, что находит черты лиц чужаков схожими с человеческими и наполненными теми же эмоциями. — А еще мы пленили их вождя.

Подтверждая слова генерала, двое Кондоров принесли на куске полотна умирающего, но еще дышащего человека. Как и первый пленник, он не имел доспеха. Потому, видимо, медное лезвие топора без труда добралось до плоти.

“И кровь того же цвета”. — отметил еще один факт Инка. Не то чтобы он считал пришельцев выходцами из подземного мира чудовищами, но было удивительно встречать у столь непохожих существ признаки обычных людей.

— Твое имя? — задал он вопрос тому, про которого брат сказал, как про толмача.

— Писсаро… Франсиско Писсаро… господин. Прошу, не убивать меня! За меня платить выкуп!

Говорил пленник так же, как и Обожженное горло, но слова чужого для него языка почти не коверкал. Лежащий на ткани раненый в этот момент оскалился и прохрипел несколько злых слов. Смотрел при этом он на толмача.

Совсем молодой человек, почти мальчишка, он в отличии от переводчика, совсем ничего не боялся. Писсаро что-то грубо ответил ему.

— Что он сказал? — заинтересовался Инка. Краем глаза он отметил, что прочих пленных закончили гуртовать, подобно альпакам, а из леса уже показалась голова обоза. До появления жреца оставалось еще немного времени, и правитель решил потратить его на удовлетворение любопытства. К тому же, знание поможет лучше ориентироваться в плетении чужих нитей.

— Ругать меня. Говорить я трус. — неохотно отозвался пленник.

— Ты попал в плен и скоро умрешь. Боятся — нормально. А как имя этого храбреца?

— Это наш вождь. Кристобаль де Мена его звать.

Инка усмехнулся. Надо же какие длинные имена у пришельцев. Может день пройти, пока они начнут и закончат беседу с друг другом. Впрочем, правителя мало интересовало имя командира пришельцев. Он смотрел в его лицо, одновременно ища в кипу принадлежащую ему нить. А когда нашел, удовлетворенно кивнул: племенной вождь, не из значительных, но все же хорошая жертва. Обрыв его нити многое менял.

— Он не был готов к сражению. — сказал он трясущемуся от страха Писсаро. — Пришел на чужую землю и даже не озаботился охранить свой лагерь. Он плохой вождь своим людям. Скажи ему, что его мы принесем в жертву первым. Я лично подниму его сердце к лику Инти.

Обоз остановился и Вайна Капак, потеряв интерес к пленникам, отправился к месту, которое определил для установки походного жертвенника.

***

Самонадеянность приводит к ошибкам. Вера в свои силы часто подменяется самонадеянностью. Особенно, когда ты долгое время не встречаешь того, чья воля и разум не слабее твоей. По меньшей мере не слабее.

Не все плавучие дома — галеоны, как называли их белокожие испанцы — были сожжены во время битвы на побережье. Два судна с экипажами были отправлены на разведку побережья. А вернувшись к месту стоянки и увидев там следы боя с последующим жертвоприношением, испугались и отплыли домой. К далекому белому королю и его страшному богу, жертвы которому приносятся сожжениями. Хапак Хучи в далекой Испании не прекращался никогда.

Все это рассказал Вайна Капаку и его брату оставленный в живых пленник — Франсиско Писсаро. Он оказался смышленым малым, готовым на все, чтобы сохранить свою жизнь. А уж после того, как увидел, что сделали с его товарищами победители, тем более.

Еще он был лжецом, каких мало. Только по приезду в столицу Инка сообразил посмотреть его нить и поразился тому, что увидел. Он, а не тот умирающий мальчишка на носилках, был военным вождем пришельцев. Он привел корабли, он собирался подняться по реке и ударить в беззащитное подбрюшье империи. И он остался жив. Инти любил такие шутки.

Правитель оставил его при себе, вытягивая из разговоров с ним и просмотров нити пришельца все, что могло оказаться полезным в грядущей войне. К сожалению, Писсаро, как и принесенный в жертву да Мена, был из мелких вождей и много не знал.

— Владыки земные обладают даром, который стоит над заклинательским. Им по силам поднять твердь и заставить вскипеть океан. По слову их рушатся горы, а небеса разверзаются, посылая на людей болезни. — говорил он.

— Что за бог дает такую силу? — удивлялся старший Капак. Инки обладали магией, но не на таком уровне, который упоминал Писсаро. И на этот раз он не лгал.

— Истинный бог — Христос! Поклонись ему и братья мои не тронут тебя. Станешь и ты, и твой народ братьями для них.

— Твой бог действует так? Дает силу великим вождям, чтобы они сжигали землю и испаряли воду?

— Лишь, если на земле той проживают язычники и еретики! Поклоняться иным богам — мерзость перед лицом Господа!

Инка усмехался, слушая Писсаро, но ничего ему не отвечал. Много народов входило в империю и каждый приносил своих богов. Инти не сердился, если чанка ставили духов мест прежде Него, не ломал скалы, когда антисуйо приносили жертвенные дары предкам, а не на его алтарь. Как говорили жрецы — каждый народ получает то понимание бога, которое способен вместить в себя. А тот все одно остается непостижимым.

Сам правитель Тауантинсу́йу не был тем, кому яростное светило выжгло глаза. Он признавал, что Инти, как и Варикоча, и сотни малых богов, следят за циклом рождений и смертей в мире людей, но понимал также, что вмешиваться они не будут. Не для того Творец наделил свои создания душой и свободой воли, чтобы затем указывать им, как ходить и когда собирать урожай. Родитель учит своего ребенка не для того, чтобы опекать его всю жизнь.

Конечно, диковатые народы, вошедшие в империю одно-два поколения назад, были убеждены, что Хапак Хучи, как и прочие жертвоприношения, проводились для того, чтобы задобрить жестоких богов. Им была неизвестна правда, скрываемая истинными инками, которая позволяла государству развиваться и расти. Не дар покорности приносился на алтарях, а дар благодарности. Являвшийся также инструментом, позволяющим прозревать грядущее.

У белокожих, со слов Писсаро, все было по другому. Белый бог Христос требовал ежедневного поклонения, контролировал каждый шаг верующих и безжалостно карал оступившихся. При этом, кроме разрушительных даров для вождей, он ничем не награждал своих поклонников. Власть Белого бога держалась на страхе, а не на мудрости. Как при таком подходе народы, ходящие под ним, до сих пор не переселились в мир духов, оставалось для правителя империи загадкой.

Поразмыслив над этим, он пришел к выводу, что столь требователен был все же не бог испанцев, а служащие ему жрецы. В Тауантинсу́йу тоже так было много поколений назад. Когда Вильяк Уму и десяток его атун ульяк, пользуясь болезнью тогдашнего Сапа Инки, рекли народам свою волю, выдавая ее за повеления Инти. Последний, должно быть, здорово смеялся, когда его служители взошли на вершину пирамиды не жрецами, а дарами. Так всегда и бывает с теми, кто вдруг решает, что сделался равным Творцу.

Инка честно пытался понять испанцев, их правителя и бога. Без этого понимания не могло быть победы, в битве, которой суждено случиться. Битве за выживание — кипу Варикоча показывала безжалостность белолицых, случись им победить. На подготовку к которой ему было дано немногим больше года. Это он тоже узнал из рассказов Писсаро и его нити.

Два месяца потребовалось испанскому флоту, чтобы пересечь бескрайний океан и достичь берегов империи инков. Значит около того займет и путь разведчиков домой. Кипу показывала, что полгода большие и малые вожди дальних земель будут решать, как наказать дальние земли, ведь они уже привыкли считать их своими. Но не придут к единству — будут больше спорить, кто возглавит поход против язычников. Затем жрецы Белого бога покажут свою власть и назовут поход священным.

Тут же на их зов откликнется множество вождей и каждый приведет свое войско. Воду покроет ковер из сотен кораблей, полных людей и оружия. На подготовку к походу уйдет еще полгода, а затем силы врага двинуться к землям империи. Шестнадцать месяцев от конца первой битвы до начала большой войны.

Это время Сапа Инка использовал с пользой. Вся его страна, все народы, мирно дремавшие между горными склонами, в плодородных равнинах и во влажных лесах, пробуждались. Они ковали оружие и шили брони. Они тренировали воинов и бесконечными караванами запасали продовольствие. Даже мальчиков, еще не прошедших обряд посвящения, и тех учили обращению с оружием, потому как было известно — не будет у них будущего, если враг победит.

Армия росла и училась, грозясь пожрать государство, если враг не придет.

Заключались союзы с лесными племенами, достаточно сильными, чтобы иметь свободу. Отправлялись послы в дальние земли, даже к народам, ходящим под Пернатым Змеем. Вернулись ни с чем — далекие соседи не считали грядущую войну своей. Зато был наконец заключен союз с каньяри, чей правитель понимал, что не выстоит в одиночку против белой волны. Так, готовясь к войне, Тауантинсуйу мирно приросла еще одной провинцией.

Со всех подконтрольных инкам земель приезжали заклинатели. Сильные, способные говорить с духами земли, огня и воды; слабые, но умеющие отражать дар Инти; проклятые, которым в мирной жизни не позволялось селиться в черте городов и деревень, ибо служили они не силам созидания. Множество знахарей, умеющих лечить раны, оставили свои дома — в этой войне всем найдется работа.

В мире живых подготовка кипела, но не меньшей была работа Ткача. Инка постоянно правил будущее, создавая благоприятные вероятности для своего народа. Сотни пленников из диких лесных племен умерло на алтарях в этот год. Каждая смерть была просчитана, каждая жизнь ложилась в основание победы.

Вайна Капак помнил каждого, кого по его слову вырвали из плетения Варикочи. Все они прошли перед ним — череда гордых, испуганных, гневных и смиренных лиц. Но особенно ему запомнился двадцатитрехлетний мужчина. У него было лицо шестилетнего ребенка и тело могучего воина. Инка помнил, как здоровяк плакал и цеплялся за подол матери, когда храмовая стража пыталась его увести к алтарю. А та гладила его по голове и успокаивающе шептала на ухо.

Он тогда не сразу сообразил, кого видит перед собой. Сначала поддался гневу, всего на миг, глядя на недостойное поведение воина. Затем понял. Мужчина был Пустым. Таких не приводили на алтарь уже пару сотен лет, не меньше. Темные народы считали, что вечные дети отмечены Инти или тем, кого почитали вместо него. Беззаботные, не знающие зла, они могли жить в селениях или бродить по империи и везде им находился кров и пища. Поднять на такого руку было преступлением похуже кражи, а в некоторых провинциях — и убийства.

Но Ткачи знали о Пустых побольше прочих. Те не имели собственной нити, их прошлое и будущее было надежно укрыто от взгляда самого сильного прорицателя. Но их души все же присутствовали в плетении — узлами, скрепляющими отдельные участки плетения.

Глядя на то, как вырывающегося мужчину пытаются уложить на алтарь, Сапа Инка впервые за все годы своего правления, остановил жертвоприношение. Еще не понимая собственного порыва, он приказал увести Пустого вместе с его матерью во дворец. Понимание пришло позже, родив новый приказ — искать и свозить в столицу всех, отмеченных Инти. На случай, если слуги Белого бога окажутся сильнее детей Солнца.

***

Привычный мир перестал существовать. Небеса почернели от мощи магии столкнувшихся армий, песок побережья превратился в камень, оплавленный бесчисленными ударами огня, а стоящие за спиной имперской тяжелой пехоты лес походил на раззявленный в немом крике рот древней старухи — одни лишь пеньки гнилых зубов и смрадное дыхание смерти.

Из трех сотен тысяч столкнувшихся в кровавой пляске людей, в настоящий момент осталась хорошо если пятая часть. Многие погибли, но куда большее число воинов обеих сторон бежали, напуганные сверхчеловеческими возможностями заклинателей. Решив, пусть и неосознано, что мечи и копья плохие помощники в схватке, где огонь сталкивается с водой.

Испанцы пришли заявить свое право на новую землю огромными силами. Паруса плавучих домов закрыли горизонт, а вода почернела от обилия лодок, на которых солдаты врага спешили к берегу. Гигантская волна, грозящая уничтожить все, что знал и любил Инка. Все что строил он и его предки.

Строго говоря, тут были не только испанцы. Писсаро называл другие племена, примкнувшие к освященному жрецами Белого бога походу. Названия большей части из них инка не мог не то чтобы запомнить — выговорить, но некоторые все же осели в его памяти. Италийцы, германцы, салавяне. Всех их пленник правителя, которого закололи за час до выступления войск, называл народами Европы, а иной раз — католиками. Прибавляя зачем то слово добрые. Надо полагать, были еще и злые католики, с которыми враждовали пришедшие на землю инков.

Он тоже привел большую армию. Крупнее, пожалуй, любой из тех, что собиралась под одним военным вождем со времен создания империи. Тридцать тысяч одной только тяжелой пехоты, собранной из разных племен, но наученной действовать как единый род. Это была основа инкской военной силы — однообразно снаряженные копейщики в стеганой броне с массивными щитами, настолько же неторопливые в наступлении, насколько и неудержимые. На поле боя они создавали настоящую стену, непреодолимую для врага.

Еще на сражение, оставив охоту и охрану святилищ, явились пять тысяч храмовой стражи из разных провинций государства. Кондоров, неукротимых в бою, было вдвое меньше, но за каждым из ветеранов, образуя то, что называлось “крылом” шло от трех до десяти учеников.

Пришли чанки, рождающиеся сразу с крохотными кулачными щитами и топорами на длинных древках в руках. Встали вместе с прочими народами гордые стрелки-антусуйо, жалеющие медь на все что угодно, но только не наконечники для стрел. В одно войско со вчерашними победителями влились светлокожие чачапойя, бросающие свои легкие копья так далеко, что не каждый лучник мог бы повторить этот трюк с луком и стрелой. Каньяри, меньше месяца назад вошедшие в состав империю, прислали грозных Сыновей Туч — мощных бойцов с тяжелыми двуручными палицами. И, естественно, присоединились к армии кечуа, вооруженные столь же плохо, сколь и разнообразно. Последних было больше других, хотя выдающимися результатами они могли похвастать разве что в мародерстве.

Всего Сапа Инка собрал под знаменем Инти около двухсот тысяч человек. С такой силой он мог бы пройти по всему материку, расширяя империю в разы, но предназначена она была для другого. Стоило лишь дать разноплеменным солдатам время и они передрались бы между собой, вспоминая давние и не очень обиды. Огромная сила могла собраться лишь для того, чтобы спасти свои земли от полного уничтожения.

Командовать ей, разумеется, был поставлен брат императора Нинои Капак. Великий воин, могущественный заклинатель и мудрый стратег. И пусть под его рукой никогда не ходила настолько огромная сила, а сам он, отдав приказы, предпочитал действовать в первых рядах, лучшей кандидатуры на роль военного вождя попросту не было.

Брат Первого Инки все рассчитал правильно. Армия вторжения, особенно огромная армия, не может сойти на берег сразу и вдруг. Ей требуется на это время, много времени. Сперва, сказал он, пойдут разведчики, которым надлежит убедиться, что на побережье силы вторжения не ждет засада. Затем передовые части, задачей которых станет создать линию обороны и площадку для высадки. И лишь затем начнется полноценная вторжение.

— Я бы сделал именно так! — сказал Нинои на военном совете и Вайна принял этот аргумент. В конце концов, младший Капак, при всей его горячности, не проиграл за свою жизнь ни одной битвы.

Он поставил силы Тауантинсу́йу в половине дневного перехода от удобной бухты, куда вошел флот испанцев. Разведчики врага так далеко от побережья не удалялись, а расположенные в лесу секреты кечуа, растворившиеся в первозданной зелени леса, обнаружить не смогли. Все они, шумные, громкоголосые и странно пахнущие, вернулись к берегу живыми. В это время армия империи начала движение.

Словно огромная змея, тысячи людей двигались через лес. О тишине речь не шла, но в ней и не было нужды. Топот сотен тысяч ног распугал всю лесную живность, но они шли по своей земле. Зная ее, понимая ее, любя ее.

Лучшие воины шагали первыми: кондоры в тяжелой войлочной броне, щитоносцы-чанка, стрелки-антусуйо, пращники-кечуа и сотня сильных заклинателей из десятка разных племен. Они должны были позволить высадке начаться, а после ударить по порядкам врага. Связать их боем и заставить поверить вождей на кораблях, что атакующих не так уж много. А значит с высадкой остальных сил стоит поспешить.

За передовыми силами, отставая примерно на час, неторопливо шагала тяжелая пехота с длинными копьями и огромными щитами. Их солнечные диски отбрасывали проникающие под тень леса стрелы светила в сторону, будто предлагая каждому убраться с пути несокрушимой силы, сломавшей хребет уже не одному народу. Замыкали движение растянутые обозы и императорский поезд. В котором не было Инки — тот, желая знать ход сражения не из докладов, ушел со своим братом. Что могло грозить двум могущественным заклинателям?

Сражение началось ближе к полудню и первое время шло точно по плану апо киспая. Пришельцы высадили несколько сотен человек первой волны, которые тут же, подобно муравьям, стали возводить укрепления. Ведомые младшим Капаком воины обрушились на них из леса. Лучники заставили белолицых искать место, куда не падали стрелы с медными наконечниками, тысячи пущенных из пращей снарядов убедили бы любого, что небо способно плакать каменными слезами, а сторону кораблей полетели первые “солнечные шары”. Чанка и кондоры, под прикрытием стрельбы, добежали до порядков испанцев и начали резню.

А потом ударили заклинатели католиков. Как оказалось, враг привел с собой множество колдунов. Инка знал об этом, видел в плетении, и как мог, подготовился к столкновению с ними, заставив сделать столько защитных амулетов, сколько было возможно. Но он даже не предполагал, что заклинателей может быть настолько много.

Огонь, молнии, струящийся по земле туман, черные плиты и болотной зеленые плети — обороняющийся лагерь буквально взорвался заклинаниями, в один миг уничтожив первую волну сил инков. Вайна видел, как лопаются амулеты на его воинах, не в силах сдержать мощь колдовства врага. Солдаты империи не дрогнули. Не считаясь с потерями, они продолжили бой.

Нинои шел впереди Кондоров, как и подобает герою и военному вождю. Золотое сияние окружало его, создавая непробиваемый для оружия и заклинаний доспех. В одной руке он держал зубчатый меч, сплетенный из яркого света, в другой — солнечное копье. За годы сражений привыкший к своей неуязвимости, он смеялся, разя испанцев десятками. Он шел по их позициям, оставляя за спиной просеку в сельве белых тел. Но и он едва спасся, когда с кораблей нанесли удар.

Огромные суда окутались клубами дыма, словно желая превратиться в тучи и пролиться на землю дождем. Гром пришел с запозданием, примерно в то же время, когда земля вспучилась и стала взлетать в небеса. Отправляя туда же воинов империи и пришельцев.

Ничего подобного инкам еще не приходилось видеть. И неудивительно, что отчаянные воины храма и бесстрашные Кондоры попятились, творя перед собой защитные знаки. Заклинание или оружие испанцев игнорировало магические обереги, с одинаковой легкостью разрывая на части не защищенных амулетами чанка и увешанных ими храмовников.

Нинои выжил лишь благодаря крови божественного предка. Находящийся на острие атаки, он получил в грудь прямое попадание. Стоящего рядом кондора разорвало на две части, а апа киспай лишь отлетел на несколько десятков шагов и спустя несколько ударов сердца поднялся, недоуменно тряся головой.

В этот момент из клубов дыма и песчаной взвеси, порожденной оружием с кораблей, на него бросились трое странных воинов врага. Полностью обнаженные, припадающие к земле, словно дикие звери, они напали на него с трех сторон, крича и размахивая руками, будто были одержимы духами. Безумцы, подумал в тот момент Вайна — “взгляд кондора” позволял ему видеть бой в деталях — и удовлетворенно кивнул, когда его брат легко отбросил нападавших широким взмахом меча. Он собрался было перевести взгляд на другие участки сражения, но тут, как и Нинои, заметил, что люди-звери не погибли. Удар, который превратил бы троцу в шесть окровавленных кусков плоти, лишь заставил их отступить. Такая магия тоже была неизвестна инкам.