Разорванное плетение

Вновь и вновь безумцы бросались на генерала. Снова и снова он наносил им удары, которые невозможно было удержать и сильному заклинателю, но “звери” словно бы не замечали их. Отлетали в сторону, падали, но опять поднимались на ноги и устремлялись в атаку. Действовали они слаженно, целя горящей солнцем фигуре в горло и глаза. Удары сыпались на младшего Капака один за другим и вскоре Первому Инке стало понятно, что долго его брату не продержаться.

Тот и сам сообразил, что происходит нечто странное. И каким бы героем он себя не считал, дураком военный вождь не был. Он стал отступать, вырывая из мира живых простых солдат врага, все еще имеющих глупость вступать с ним в бой, а неуязвимых полузверей старался держать на расстоянии. Со злостью взирая, как после его ударов они поднимаются снова и снова.

Дождавшись, когда между ними и его братом окажется достаточное расстояние, Вайна ударил “солнечным поцелуем” Вспышка чистого света наконец оборвала жизнь беснующихся демонов, а также нескольких десятков обычных людей с обеих сторон. Посмотрел на семь оставшихся золотых яиц, лежащих перед ним и покачал головой. Если у врага найдутся еще несколько таких воинов, снарядов может не хватить.

— Знаешь, я боялся, что ты не сообразишь! — хохотнул Нинои, когда в битве возникла небольшая пауза. Воины империи окружили последние очаги сопротивления пришельцев, ожидая, когда на землю ступит вторая волна.

— Яйца было жалко. — ухмыльнулся Вайна. Он, хоть и сидел на походном троне вдали от сражения, был столь же возбужден, как и его брат. — Ты же знаешь, как сложно их изготовить.

— Нового брата еще сложнее! — в ответ тот двинул его кулаком в бедро.

— Я бы не стал даже и пытаться. Столь сложного сочетания отваги и глупости трудно добиться.

— О! Я неподражаем, старшенький! — Нинои оглядел поле: лес из которого начали выступать основные силы, берег, покрытый ковром мертвых и умирающих тел, и спросил уже серьезно: — Думаешь мы сможем справиться?

Ткач прикрыл глаза. Перед его глазами сплетались образы будущего, противоречивые, как всегда бывает, когда вокруг рвутся сотни нитей разом. Одни видения обещали победу, горы черепов, триумфальное возвращение в столицу во главе длинной колонны белокожих рабов, другие показывали залитое кровью побережье и смеющиеся бородатые лица. Влиять на плетение в таких условиях было совершенно невозможно, поэтому Инка ответил, как должен был ответить правитель, а не брат.

— Мы побеждаем, генерал. Инти благоволит к нам, а Белый бог, сколь бы не был грозен, не имеет на нашей земле силы. Не делай ставку на пленных специально, их и так будет много.

Кровожадно ухмыльнувшись, Нинои побежал к войскам, на ходу обрастая золотой броней. Вскоре сражение на побережье вспыхнуло с новой силой. Как затухающий костер, в который бросили множество сухих веток.

***

Магия жрецов Белого бога была ужасна. Больше не было никаких сражений, столкновения армий и грохочущих заклинаний колдунов. Война с белокожими пришельцами вступила в новую фазу. И в ней инки проигрывали, теряя город за городом, провинцию за провинцией.

Поле битвы на Кровавом Берегу — с тех пор побережье называлось только так — осталось за народами, населяющими Тауантинсу́йу. Погибли десятки тысяч с обеих сторон, инки осознали, что численное превосходство и неожиданность атаки, равно как и выучка солдат, не являются гарантией победы. Но все же силой оружия, крепостью рук и мощью заклинателей они смогли переломили исход сражения. Втоптали в песок захватчиков и стоя по пояс в воде резали пытающихся спастись.

Корабли, большая их часть, сумели уйти. Команды плавучих домов в бой вступали и узрев разгром поспешили поднять паруса. С десяток судов удалось сжечь и потопить, но слишком уж далеко они стояли от берега, не всякий заклинатель имел силы достать их шаром.

Через два года они вернулись. Силами столь же огромными, как и в первый раз, но куда более опасными — вели их великие вожди, обладающие той страшной и разрушительной магии, о которой говорил Писсаро. К тому времени Ткач уже подробно изучил нити белых рабов и знал, что именно так и будет. Племена, не одни лишь испанцы, но и множество народов, живущих за океаном, посчитали поражение на Кровавом Берегу оскорблением. Своей силе, своему праву приходить куда угодно и брать, что им понравиться, своему жестокому богу, который жаждал жертв много больше, чем Инти и любой из сотен других, населявших земли империи инков. Оскорблением, которое они переправили в холодную ярость и жажду мести.

Плетение Варикоча открыло Инке понимание еще и того, что сражаться армия на армию никто больше не будет. Более того, едва только солдаты империи соберуться в одном месте, как их уничтожат чем-то настолько ужасным, что даже видения не могли этого толком показать. И противопоставить этому правитель ничего не мог.

Второй раз враги появились у берегов Тауантинсу́йу в нескольких местах. Разведчики приносили в столицу вести о парусах, появляющихся на горизонте то в одном месте, то в другом. Сапа Инка держал наготове несколько крупных отрядов, которые могли бы снять осаду, случись таковая. Его брат ругался, требуя прекратить распылять силы и ударить — изо всех сил. Но Вайна знал отсылал задиру, пытаясь найти хоть один поворот плетение, который бы позволил им выиграть войну. И не находил. Его сердце заходилось криком от картин грядущего.

Первым павшим городом стал Мокегуа — скорее небольшое поселение, жившее добычей даров моря. Его двухметровые стены не стали штурмовать воины в железных доспехах, не обстреливали корабельные пушки. Враг просто уничтожил его колдовством невиданной силы, стер с лица побережья, одновременно отправив в мир духов двадцать тысяч мужчин, женщин и детей.

Разведчики, наблюдавшие за концом Мокегуа, говорили о том, как небо почернело и стало бить молниями в город. Снова и снова, пока камень не превратился в песок, а кровь в пар. Выживших, а таковых было очень немного, поисковые отряды пришельцев забрали на корабли.

Это была война на уничтожение, в которой дар Инти, умение видеть вероятности в кипу Варикоча и сила заклинателей не имели особого значения. По плетению шла рябь, знамения были неоднозначны и самое большое, что мог сделать Ткач, это угадать, по какому из городов враг нанесет очередной удар. Тогда жители покидали его.

К концу года Тауантинсу́йу потеряла все города на побережье. Внутренние, особенно горные районы страны, наполнились десятками тысяч беженцев. Ткач смотрел на огромные стоянки, в которых то и дело вспыхивали болезни, и понимал, что ничего не может сделать.

С наступлением холодов пришельцы ушли на юг, за пределы империи. Два месяца народы, ходящие под инками, зализывали раны. Вспыхнуло пару восстаний, которые армия быстро подавила. Но все понимали, и для этого не нужно было прозревать будущее, что все только началось. Власть инков пошатнулась. И если пришельцы не добьют некогда могущественную цивилизацию, это сделают некогда покоренные народы.

Весной вторжение повторилось и на этот раз враг высадил армию. Она не пошла вглубь страны, осев на плодородных землях побережья. Выслала разведчиков и послов, требовавших встречи с правителем империи. Всех их Ткач приказал убивать — он знал замысел военных вождей противника. Переговоры и мирные соглашения были им не нужны, так они искали путь в сердце страны, чтобы потом ударить в него всей силой.

На миг, три с небольшим месяца, ситуация замерла в шатком равновесии. Инки уничтожали поисковые партии европейцев, те, не считаясь с потерями, продолжали их посылать. Сражений не было, лишь десятки стычек в лесах. Зато вспыхнули еще три восстания, подавления которых обошлись империи очень дорого. Проклятые кечуа решили переметнуться к пришельцам и вскоре те узнали про первый город в высокогорной части страны.

Вилькасуаман — важный город империи. Крупный и хорошо защищенный, расположенный в труднодоступной для крупной армии горной местности. Жители его, по прежнему лояльные империи, не верили, что враг сможет добраться до них.

Жрецы Белого бога уничтожили его за день.

Не в силах этому помешать, Вайна решил лично наблюдал за разрушительным колдовством пришельцев. Его небольшой походный поезд встал на соседней вершине, взобраться на которую было невозможно, не зная тайных троп. Правитель, как простой солдат, сидел на камне и смотрел “глазами кондора”, как гибнет его город.

В этот раз никаких молний не было. Небо оставалось прозрачным, словно слеза, лик Инти дарил едва ощутимое тепло, равнодушный к происходящему, а вот горы начали говорить. Сперва негромкие стоны, затем гул, скрежет и кашель вечного камня. Длились это недолго, меньше часа. Инка смотрел, слушал и пытался понять, где же в плетении он пропустил узор ведущий к такому исходу. Еще он желал узреть воплощение силы врага и принять непростое решение.

Все закончилось, когда часть плато вдруг вздрогнула и, увлекая за собой большую часть городских сооружений, поползла в пропасть. Окрестности заполнил рев оползня чудовищных размеров. Земляная пыль и каменная крошка надолго закрыла обзор, сделав воздух плотным и непрозрачным. Когда же шум стих, и пыль осела, города Вилькасуаман больше не было. Как и полусотни тысяч его жителей. Бегущая внизу река Висчонго была засыпана битым камнем на десятки метров.

Сделала это не армия, а один человек. Невысокого роста, с седыми волосами под маленькой красной шапкой, одетый в мешковатое одеяние тоже красного, как кровь, цвета. Его охраняла сотня закованных в железо воинов, каждый из которых имел несколько малых метателей огня — пистолей, как уже узнал Инка, и один большой — аркебузу. У основания горного склона, от которой вела тропа на вершину плато, стояла вся армия пришельцев.

***

Нинои в очередной раз предлагал презреть осторожность и напасть на врага. Воин не мог больше терпеть бездействия, новостей об очередной горной твердыне, разрушенной врагом и тысячах погибших.

— Пусть мы умрем! — яростно кричал он, размахивая невесть с какой целью материализованным солнечным мечом. — Но умрем в бою, а не в страхе! Ожидая, когда болокожие демоны передавят нас по одному!

— Умереть легко, брат. — осадил его Вайна. — Жить трудно.

— Но мы не живем! Мы просто ждем смерти! Так почему же не умереть в бою, как воинам? Потомкам тех, кто основал огромную империю. Уйти с поднятой головой и прямым взглядом.

Особенность инкской империи — горы, плато, перевалы и плодородные долины, из естественной защиты превратились в ловушку. Инки не могли навязать европейцам сражения, лишь стычки, которые не могли обескровить их армию. Между гор слишком мало места, чтобы выставить силу, способную справится с огромным числом пришельцев. Но даже если бы это было возможным, магия жрецов не позволяла этого сделать.

Продвижение гигантской железной змеи было медленным, но неизбежным. Враг терял солдат на засадах в ущельях, вдоль узких речушек, прячущихся в тени скал, в высокогорных лесах, но продолжал двигаться к Куско. Предателей-кечуа у испанцев было достаточно, чтобы узнать место его расположение.

— В долине мы можем поставить нашу армию против их! — продолжал убеждать брата генерал. — Одно сражение — вот и все что нам нужно!

— Ты не хуже меня понимаешь, что как только мы соберем большую силу, как их жрецы ударят по ней своим колдовством. Никто из наших воинов даже не успеет пролить кровь врага.

— Ты этого не знаешь!

— Действительно?

Нинои потупил взгляд и отступил на пару шагов. Дернул рукой, заставляя меч исчезнуть, и сел на каменные плиты пола.

— А ты что думаешь, жрица? — глухим голосом побежденного спросил он.

В комнате, кроме братьев находилась еще молодая женщина. Хранительница знаний, недавно приближенная правителем и почти все время находящаяся подле него. Даже сейчас, когда разговор был… семейный.

Она была хороша собой, идеального роста для женщины, доставая макушкой лишь до плеча мужчине среднего роста, и с лицом, подобным посмертной маске. Если когда-то раньше она и умела улыбаться, то память кипу вытравила это из нее. Сейчас она сидела у ног Первого Инки и смотрела, казалось, куда-то внутрь себя.

— Если Вайна Капак говорит, что выхода нет, значит так и есть. — отозвалась она, не отрывая взгляда от видимого только ей.

— Ты старшая кипукамайоки, а не рабыня! У тебя должно быть свое мнение!

— Что же делать, если мнение Айлью совпадает с моим. — грустно усмехнулся старший брат. — Мы ведь вместе смотрим кипу, брат. Я смотрю, а она запоминает.

— Тогда я тем более не понимаю, почему мы ждем!

— Мы не ждем. Мы готовимся.

— К чему?

— К исходу. Инки уйдут из этого мира. Навсегда. Уже совсем скоро.

— Вот это новость! Нужно быть Ткачом, чтобы это понять!

— Не дерзи, младший. — голос Сапа Инки был по прежнему тих и спокоен, но в нем Нинои услышал раскаты далекого еще грома. — Я говорю не о смерти смелых, а о спасении инков. Уходе в другой мир через Ар Хучи.

— Но как Медленное Жертвоприношение может спасти наш народ? И что это вообще такое?

Вайна тронул кипукамайоки за плечо и та заговорила безжизненным голосом.

— Двадцать два рода инков смогут уйти. Уйти в новый мир и новые тела. Мы спасем знания нашей цивилизации и сможем возродить ее в другом месте.

— Что это значит? — Нинои выглядел сбитым с толку. Раньше Вайна много бы дал, чтобы увидеть такую реакцию брата. Теперь же ему было все равно. Он слишком устал.

— Старый ритуал. Запретный. Айлью нашла его в кипу времен основания Куско. Наша последняя надежда. Тела остаются здесь, души уходят в новые тела. Так сказано в кипу.

— Двадцать два рода? Только двадцать два?

— Мы смогли найти лишь столько Пустых по всей империи. Через шесть дней мы войдем в подземелье храма Инти и нас замуруют заживо. Затем жрецы извлекут сердца Пустых и мы покинем тела.

— Это темное колдовство, брат!

— Нет темного и светлого, брат. Есть ответственность.

— А остальные народы? Те, что мы покорили один за другим?

— Станут служить новым хозяевам. Жрецы Белого бога хотят уничтожить империю, а не народы, которые могут сделать рабами. Кечуа прекрасно это показали.

— То есть, наша ответственность не распространяется на них? — со злой усмешкой спросил генерал.

— Наша ответственность заключается в спасении накопленных знаний. Испанцы не будут их щадить, уничтожат все, что видится им опасным. Через сотню лет даже память о нас будет вымарана из памяти чанка, кечуа и чачапойя. Словно нас никогда и не было. Мы должны это сделать.

— И я?

— Ты моей крови. Ты уйдешь со мной. Воины нужны и в новом мире.

— Я не могу бежать, как трусливый…

— Довольно!

Гром все же прорвался сквозь показное спокойствие правителя. Он поднялся, гневно глядя на младшего брата и отчеканил:

— Хватит думать только о себе, герой! Хочешь войти в память народов, как великий воин, не убоявшийся выйти против безжалостного врага? Говорю тебе, не будет никакой памяти! Ты просто умрешь, а через сотню лет кечуа будут рассказывать о кровавых демонах, которых победили добрые белые господа и тем спасли их! Будут говорить о темном колдовстве, о тысячах жертвенников, о плаче и рабстве, в котором инки держали всех прочих! Ты пойдешь со мной, Нинои Капак! Хочешь ты того или нет!

Долгие мгновения братья мерились волей, неотрывно глядя друг другу в глаза. Затем полководец опустил взгляд и неохотно кивнул, признавая право Первого Инки на принятие решения.

— Другого пути нет, брат. — сказал тогда Вайна. И по привычке быть точным в формулировках, которая появляется у всякого человека, от слова которого зависят жизни множества людей, уточнил. — Я не вижу другого пути.

***

Она уходила не оглядываясь. Шла, смотря себе под ноги слыша в ушах последние слова Сапа Инки, перед тем, как очередной кирпич скрыл его лицо.

— Дочь назови Куава.

Говоря это, правитель уходящего народа невесть чему мечтательно улыбался.

За ней, шагах в десяти, шагала четверка рабов. Они несли сундуки с вещами и еще два, внутри которых лежали кипу — вся история народа инков. Все его знания в нитях и узлах. И в ее памяти, которую они были способны пробудить.

Айлью шла налегке, неся под сердцем холод и новую жизнь. Девочку, которой предстоит родиться высоко в холодных горах, вырасти в одиночестве, выучить все кипу, а затем самой родить дочь и передать все знания ей. Стать нитью, которая свяжет прошлое и будущее. Нитью, скрепляющей два мира: этот и новый дом инков. Это заставило ее сложить губы в улыбку, подобную той, которая озарило лицо отца нерожденной еще дочери.

Но затем она вспомнила, как над групповыми захоронениями родов инков жрецы убивали Пустых и ее несмелая радость погасла. Один род — один Пустой. Ласковые глаза лам, доверчивые улыбки детей и тела взрослых мужчин и женщин. Айлью не могла смотреть на них без содрогания и невольной жалости. Они были похожи на людей, но не людьми. Чем-то большим, чем люди. Существа другого уровня, запертые в тела людей, не способные из них вырваться, но смиренно принимающие узы плоти.

Они словно бы понимали, что происходит. Зачем их ведут внутрь храма, к самому его подножию, зачем расставляют по кругу на свежей каменной кладке, под которой еще лежат живые люди, зачем приказывают лечь…

К горлу хранительницы знаний подступил комок. Возможно, Нинои был прав тогда, говоря о темном колдовстве. Возможно, инкам следовало просто погибнут, как погибли цивилизации, населяющие эти земли до них. Возможно, им не стоило будить силы, пониманием которых они не обладали. Айлью не была Ткачом, но видела глазами Ткача кипу Варикоча. Мало что понимала в ней, но видела. Огромный узор, сложный и прекрасный, непостижимый, не умещающийся в поле зрения. В самом центре которого начинала расползаться чернота пустоты.

Двадцать два распущенных узла, к которым сходились сотни, тысячи, десятки тысяч нитей разного цвета. Узор все еще существовал, но с каждым днем обнажал все больше и больше прорех. Пустот, рожденных принесенными в жертву Пустыми.

Она не была уверена, что они поступили правильно.