Разорванное плетение

Разорванное плетение

Разорванное плетение

Их было немного и разведчики не оценили пришельцев, как опасных. Они были необычными, каждая деталь их образов кричала от чуждости: блестящие панцири из неизвестного, похожего на серебро, металла; странные головные уборы, немного напоминающие деталь из одеяния жрецов, странно-бледные лица, словно у выходцев из загробного мира, и волосы, растущие на лицах. Они были очень необычными, да. Но не опасными. Старший разведчик высказал свое мнение: справится с полусотней чужаков сможет и отряд ополчения ближайшего города.

Хотя они были воинами, о чем свидетельствовало пусть и незнакомое, но оружие, вели они себя странно. Шли через лес напролом, потея и ругаясь, вместо того, чтобы выйти на дорогу. Постоянно бранились друг с другом, из-за чего разведчики долго не могли определить в отряде командира. Вид у них был потрепанный, имелось даже несколько раненых, двоих из которых они несли на носилках. Где они умудрились их заполучить, двигаясь по безопасным землям империи, уже семь лет не знавшей войн.

— Приведите их ко мне. — молвил Сапа Инка, третий десяток лет своего правления носящий имя Вайна Капак. Пятидесятилетний мужчина, сухой, как зимний тростник, с лицом, похожим на маску Инти из давно нечищенного золота. Только глаза у этой маски были живыми. Черными, внимательными и очень утомленными.

Апо киспай лишь коротко кивнул, хотя ему и надлежало бы поклониться, и вышел из зала выполнять распоряжение своего царствующего брата. Наверняка, возьмет сотню воинов Кондора и лично возглавит захват чужаков. Горячая голова. Младший, любимый, строптивый брат. Тоскующий без войны и крови.

Вайна Капак не позволил ни одной эмоции проявится на лице, но ему очень хотелось фыркнуть, как это делает лама, когда ее нагружают вьюками сверх всякой меры. Младший брат уже пробурил ему сердце, требуя наступления на народ каньяри. В частности, он желал до своего ухода в мир духов, захватить крепость Ингапирка. Что совершенно не устраивало Сапа Инку, считавшего, что каньяри и так вступят в Тауантинсу́йу. Нужно только дать им еще пару лет сытого мира и выгодной торговли.

— Что еще? — выбросив из головы чужаков и своего брата-генерала, спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Со своего места на ступенях поднялся Вильяк Уму. Увешанный золотыми украшениями толстый жрец поклонился и сладкоречиво начал:

— Приближается конец седьмого цикла твоего правления, о государь. Инти щедро одарил тебя миром и войной, добычей и урожаем. Необходимо почтить его.

И снова маска Инки не дрогнула, хотя правителю и захотелось в этот момент зашипеть, как ягуар, которому прищемили хвост. Седьмой четырехлетний цикл подходит к концу. Хвала Инти за здоровье и крепость рук, в которых он все еще может держать рода знати и не дать империи развалиться на лоскутное одеяло племен. Но жрец говорил не об этом. Он напоминал о Хапак Хучи — великом жертвоприношении. Которое по мнению хозяйственного Вайна Капака было лишь невероятным мотовством и бессмысленным расходом ресурсов. Не говоря уже о том, что он, как Ткач, должен был просмотреть сотни, а то и тысячи нитей ныне живущих, чтобы выбрать тех, чей уход порадует Инти, но не нанесет существенного вреда стране.

У Сапа Инки было пятеро сыновей. Четверо сильных заклинателей, но лишь пятого, самого младшего, еще носящего детское имя Атава́льпа, Инти наградил даром прозревать грядущее и, возможно, создавать его. Еще года три и он войдет в силу, тогда часть работы можно будет поручить ему. До тех же пор некому подставить плечо правителю империи.

— Ты принес имена?

— Конечно, государь! Всех, кого мы отобрали, готовы и ждут лишь твоего слова.

Он хлопнул в ладоши и с дальнего конца зала, где ждали слуги членов императорского совета, вышла молодая женщина, за которой рабы несли тростниковый сундук с кипу. Кипукамайоки — хранительница знаний, историй и ведущая счет человеческим душам.

— Айлью останется с тобой, чтобы говорить. — еще раз поклонился жрец и, на случай, если Первый Инка забыл, добавил. — Нужно сделать это до десятого дня этого месяца.

— Я помню. — маска и в этот раз осталась недвижима, что стоило Вайна Капаку многих сил. Шесть дней, чтобы просмотреть сотни жизней! — Закончим же на сегодня.

Знать и служащие тут же стали расходиться и вскоре в зале осталась лишь хранительница Айлью со своими двумя рабами и сам Сапа Инка.

— Иди за мной. — велел он женщине. Спустился со ступеней трона и скользнул за ширму, уходя вглубь дворцового комплекса. Молчаливая кипукамайоки следовала за ним.

— Ставь здесь. — он указал рукой на центр комнаты, в которой предпочитал работать, а не принимать подданных. Простая обстановка: циновки на полу, блюдо с фруктами, дымящаяся курильня. Огромное, в половину стены окно открывало впечатляющий вид на раскинувшийся внизу Нижний Куско. В быту Вайна Капак был очень неприхотлив.

Рабы послушно установили сундук и были выведены из комнаты гвардейцами, знающими, как любит и ценит одиночество их господин. Лишь женщина осталась.

Первый Инка сел на одну из циновок, прикрыл глаза.

— Садись. Ты не знаешь, что нужно делать, женщина?

— Впервые я удостоилась такой чести, государь, а потому растерялась! — отозвалась та мелодичным голосом, усаживаясь напротив правителя. Ни растерянности, ни страха в ее голосе не было. Таковы были хранительницы.

Вайна Капак почувствовал, как в руки ему легли нити кипу — зримое воплощение небесного ковра Варикоча. И миг спустя оказался на вершине гигантской пирамиды, куда его перенесло волшебство кипукамайоки. Здесь не лил дождь, зарядивший с самого утра, а Око Инти светило ласково, как взгляд гордого отца.

— Говори. — попросил он Айлью, поскольку в Храме он не приказывал, а просил.

Она преобразилась. Простая одежда сменилась ритуальным нарядом, головной убор, выполненный из золота, был тяжелым даже на вид. В ушах появились чеканные золотые диски, а глаза прикрыла полупрозрачная ткань. Жрица Храма.

— Кай Ураб, мальчик, семь лет. Сын Ураба Райя, торговца. Предложен родом.

Перед глазами Ткача раскрылся узор ковра, на котором выделялась одна, цвета сочной весенней зелени. Кай Ураб. Улыбчивый мальчуган с глазами полным озерных духов. Послушный сын, сильно болел при рождении, но смог выжить — хороший знак. Пойдет по стопам отца, станет торговать шерстью и мясом. Возьмет в жены достойную девушку из соседнего селения, родит с ней пятерых ребятишек, трое из которых умрут, не дожив и до года. Будет бить жену, злоупотреблять чичу. В тридцать семь лет может погибнуть из-за этого, попасть под оползень в горах…

Он не стал смотреть дальше. Вернулся в Храм и сказал:

— Кай Ураб подходит. Дальше.

***

Их было семеро. Изможденные, грязные, похожие на неухоженных альпак самого ленивого хозяина. Выглядели они так, как и рассказал старший разведчик: бледные лица, волосы на лице и доспехи из странного металла. Последние не стали снимать, опасаясь скверны чужих богов, но оружие отобрали. Положили в десятке шагов в стороне, аккуратно распределив по типу.

— Дрались, как ягуары! — восхищенно приуцокнул языком Нинои Капак. Вернувшийся из трехдневного путешествия и поучаствовавший в небольшой драке, брат Сапа Инки выглядел помолодевшим и отдохнувшим. На плече красовалась рана нанесенная им сами, отмечающая еще одну славную победу, а глаза горели, как у ребенка в день принятия в мужчины. — Шесть воинов Кондора были убиты в первый же удар сердца!

— Ты позволил этим, — палец правителя брезгливо указал на пленников. — убить шесть лучших воинов империи? Они же слабее селян в низинах!

— Ты не видел, как они сражались! Словно духи вселились в них! — Нинои ничуть не смутился отповеди брата. В зале, если не считать пленников и двух десятков гвардейцев, они были одни, поэтому он позволял себе больше, чем при толпе придворных. — Посмотри!

Он подскочил к оружию чужаков — ну точно мальчишка! — поднял нечто странное, что и оружием-то не назовешь, и гордо продемонстрировал его Вайну.

— Это — метатель огня! — сообщил он с восхищенным придыханием. — С десяти шагов оно убило кондора в полном доспехе!

— Магия?

— Нет, брат! В том-то и дело! С чужаками был один заклинатель, он же их командир, но он оказался слабым. Я лишь хотел придавить его “поступью гор”, чтобы потом допросить, но он умер. А это, — генерал взглядом огладил странные изгибы оружия, — держал в руках обычный воин. У каждого из них было такое.

Сапа Инка даже привстал с трона.

— Волшебное оружие у простолюдинов?

— Оно не волшебное. Жрецы обнюхали его — в нем нет магии.

— Тогда как же оно извергает огонь и убивает на расстоянии?

— Я не знаю. Но узнаю. Позволь мне взять один метатель и разобрать его в кузнях?

По закону любой военный трофей принадлежал государству. И мог быть получен тем, кто его захватил. Но либо из рук Инки, либо по его приказу. Вайна понимал, что если сейчас объявит оружие чужаков проклятым, то будет вынужден наблюдать за обиженным лицом брата весь следующий месяц.

— Возьми столько, сколько потребуется. Но будь осторожен, в нем может скрываться спящее проклятье.

— Не учи киспая, брат. Я за свою жизнь видел столько волшебства, что тебе в твоем дворце и не снилось. Ты лучше посмотри на их длинные ножи из металла. Это не медь, это много прочнее меди! А еще доспехи! Этот металл способен выдержать удар палицы!

Инка отмахнулся от задиры и перевел взгляд на пленников. Металл, даже чудной и более прочный, чем любой известный его народу, не так интересовал его, как странные люди, с кожей, которая словно бы никогда не видела солнца. К тому же он знал, как младший любил преувеличения. Но Нинои уже оседлал на любимую гору и согнать его оттуда не было никакой возможности.

— Взгляни!

Прежде чем Вайну успел запретить, генерал выхватил у одного из гвардейцев дубинку-копье и с широкого замаха обрушил ее коническое медное навершие на грудь ближайшего пленника. Таким ударом младший Капак крушил грудную клетку врага, даже укрытую стеганым панцирем. Раздался звонкий удар, какой случается, если жрец, привлекая внимание, ударяет билом в медный гонг. Силой удара пленника оторвало от пола и бросило на прочих бледнокожих, которые тут же гневно закричали.

— Видишь?

Не обращая внимания на стоны сбитого с ног, генерал подскочил к нему, схватил рукой за ногу — отвратительно поросшую красноватым волосом — и вытащил на центр зала.

— Я даже не пробил его броню!

Действительно, на металлическом панцире обнаружилась изрядная вмятина, однако дыры в нем, против ожидания не обнаружилось. А вот навершие дубины, специально созданное так, чтобы пробивать своей острой гранью доспехи, смялось.

Сапа Инка поцокал языком, выражая восхищение. Чудесный металл! Дар Инти, не иначе. Если доспех из такого материала будет у каждого воина Кондора, то воинская элита империи сделается непобедимой!

— Они умеют говорить? — спросил он. Нужно было допросить их, выяснить секрет получения чудесного металла.

— Одному из них немного известен язык кечуа. Только говорит он, словно глотнул из кипящего источника. Мне не всегда удается его понять.

— Так ты допросил их уже? Кто они?

— Люди издалека. Приплыли большими силами из-за океана на огромных судах. Их армия находится на побережье, рядом с землями каньяри. Я не верю его лжи!

— Отчего? Нам известно, что есть много неисследованных земель на юг и на север. Почему бы им не быть за морем?

— Никто никогда не пересекал море!

— Никто из империи и известных в империи народов не пересекал море, брат. — поправил Инка генерала. — Непознанное не значит невозможное.

— Ты Сапа. — склонил голову Нинои. — Я лишь киспай.

— Апо киспай. Мой лучший генерал и сильнейший из заклинателей. Инти распорядился так, чтобы нити Варикоча разбирал я, а ты разил врагов. Что еще сказал Обожженное горло?

— Угрожал, ха-ха. Ругался и грозил каким-то своим богом. Я не очень понял.

— Вели ему отвечать мне.

— Только давай я буду задавать вопросы, брат. Он не понимает, когда говоришь по-людски, надо упрощать, как при общении с ребенком. Такое унизит тебя.

Вайна кивнул и озвучил первый вопрос.

— Скажи, с какой целью вы шли с оружием через мои земли?

— Они разведчики, искали новые земли. — тут же вместо пленного ответил правителю генерал. — Много отрядов, подобных этому, раскрытой ладонью вошли в леса. Прости, я уже спрашивал это, но так увлекся их оружием, что забыл тебе сказать.

Инка в притворном гневе кинул в него золотым блюдом, на котором уже не осталось фруктов. Нинои не стал уворачиваться, приняв снаряд на грудь, изобразив испуг и покорность. На краткий миг он создал солнечный доспех, так что от броска не пострадал.

— Что еще ты забыл мне рассказать, позор отца?

— Их несколько сотен, все они вооружены примерно также, кто-то лучше, кто-то хуже. На побережье осталось четверо заклинателей, больше волшебством никто не владеет. Сожгли несколько деревень, когда увидели ритуальные предметы у управляющих. Кажется, они очень любят золото.

— Все любят золото. — хохотнул Вайна. — Оно прекрасно и похоже на лик Инти.

— Они любят его не так, как мы. У них делаются глаза надутой жабы, когда им показываешь им его.

И в самом деле, в шутливой перебранке братья не обратили внимания на то, с какой жадностью семь пар глаз уставились на слегка помятое о грудь генерала блюдо.

— Хм, действительно. Странный народ. Как называется их страна за морем?

— Ейспаньяя, как-то так. Эй, ты! — Нинои обратился на кечуа к одному из пленников, с волосами, которые росли с подбородка в форме наконечника копья. — Твой дом. Земля. Как зовут?

Инка с трудом сдержал улыбку. Да, говорить так с пленными, это бы точно унизило его.

Бледнокожий кашлянул и выдал примерно то, что чуть раньше произнес генерал. Только более гладко, не как кашель больной альпаки, а хрип удушаемого преступника.

— Действительно, Обожженное горло. — рассмеялся Инка. Чужаки развлекли его. И отвлекли. Осталось узнать у них про чудесный металл и вновь вернуться к просмотру нитей судеб подданных.

***

Подножие храма было заполнено людским морем. Тысячи глаз смотрели на его вершину, со страхом и надеждой ожидая реакции Инти на проводимое там священнодействие. Каждую смерть люди внизу встречали одобрительным гулом, поскольку солнце светило ярко и не было закрыто тучами.

— Прими дар людей, как и ты даришь им тепло и свет! — воскликнул верховный жрец. — Мы закрываем старый цикл и полны надежды на открытие нового!

Одежды его, в самом начале Хапак Хучи белые, превратились в бурые от пролитой крови.Только золотые украшение по прежнему отражали лучи солнца. Обсидиановый нож, зажатый в пухлых руках, взлетел вверх, растворяясь в огненном диске Ока, после чего резко упал вниз, обрезая еще одну нить. Влажный удар, хруст разрываемой сильными руками помощника жреца грудной клетки жертвы, поднятое к Лику миг назад бьющееся сердце. Слитный вздох по над площадью, в котором почти невозможно расслышать слово “прими”. Замершая тишина и выдох после выкрика Вильяка Уму:

— Угодна!

Сапа Инку, сидевший в пяти шагах от жертвенного алтаря, незаметно дернул щекой. Он уже устал от праздника и жаждал его завершения.

“Ну еще бы она была неугодна! Рожденная в месяц Праздника Луны девчонка была идеальна! Она прожила бы жизнь, подобную полевой траве, то есть без поступков дурных и хороших, не оставив никакого следа в плетении мироздания. Мир ничего не приобрел от ее рождения и не утратил от ее смерти”.

Она была угодна, как и прочие сорок мальчиков и девочек, собранных из разных провинций Тауантинсу́йу. Чистый дар. Их гордые оказанной честью родители стояли на нижних ступенях храма, взирая на то, как обсидиановый нож обрывает одну жизнь за другой. Родителей ждали почести и награды, как и положено исстари.

Почему-то именно сегодня, именно в эту смену цикла его правления, Вайна Капак злился на древний обычай больше обычного. Не позволяя, впрочем, проявляться раздражению. Сорок возможных торговцев, фермеров, воинов, матерей, жен, отцов, сыновей и дочерей, отправились в загробный мир ни для чего. Ничего бы не изменилось, если бы они остались жить, так зачем же им было умирать? Первый Инка не жалел убиваемых на алтаре детей, правителей редко волнуют такие вопросы. Его мучала бессмысленность этого деяния.

“Столь развитое государство. — думал он, глядя как черный клык обсидиана пробивает еще одну худую грудь. — Столь неразвиты народы, его населяющие! Что Инти с тех даров — он светит или не светит невзирая на них!”

Понимая важность обрядов для государства, он негодовал их расточительности. Радовало лишь то, что Хапак Хучи проводится лишь раз в четыре года. В прочие же праздники Инти удовлетворяется кровью и сердцами альпак.

В этот момент невесть откуда набежавшая тучка закрыла солнце.

Людское море у подножия храма замерло. Стон еще не раздался, но он вот-вот должен был прозвучать, разорвать хрупкую тишину, опустившуюся на площадь. Губы верховного жреца уже сложились в форму слова, еще не выдохнутого, но уже пугающего скрытым в нем смыслом.

Неугодна.

Жертва не угодна Инти? Жертва не чистая нить? Есть узлы, которые просмотрел владетель великой империи Инков? Что ждет народы, населяющие Тауантинсу́йу, если это так?