Четыре жизни академика Берга

Этот рапорт поддержал начальник подводного класса.

Ректор 1-го Политехнического института профессор Чернышев и декан факультета профессор Воробьев, в свою очередь, пишут командующему Морскими силами республики Немитцу:

«Электромеханический факультет обращается к Вам с просьбой об откомандировании в Первый политехнический институт для окончания образования военного моряка Акселя Ивановича Берга.

Факультет считает необходимым возбудить настоящее ходатайство, несмотря на то, что А.И. Берг занимает должность слушателя Соединенных классов, ввиду тех исключительных способностей, которые выказаны им во время пребывания в институте. Несмотря на то, что А.И. Берг занимался в институте в исключительно тяжелых условиях, им выполнена большая часть зачетов, обязательных для получения звания инженера-электрика.

Такая редкая работоспособность, соединенная с исключительным дарованием, позволяет надеяться, что А.И. Берг сможет закончить свое специальное образование в течение короткого времени.

Несомненно, что из А.И. Берга в случае получения им законченного инженерного образования получится очень крупный специалист в области электротехники. В связи с недостатком специалистов это дает основание факультету настойчиво просить откомандировать Берга из флота в институт».

Командующему Морскими силами республики направляется еще один документ, подписанный начальником Управления высших морских учебных заведений Фроловым и комиссаром Паттером:

«Электромеханический факультет 1-го Петроградского политехнического института возбудил ходатайство об откомандировании в институт для окончания образования слушателя Соединенных классов военмора Акселя Берга.

В настоящее время при означенном выше факультете начал функционировать отдел электрификации судов, на который принимаются исключительно лица, знакомые теоретически и практически с морским делом. Для флота крайне необходимы такие лица, основательно подготовленные по вопросам электрификации военных судов. Для этой именно цели наиболее подходящим в данное время является военмор Берг как по выдающимся способностям, выказанным им во время пребывания его в Политехническом институте, так равно и по его работоспособности.

Представляя при сем переписку по этому поводу и имея в виду, что военмор Берг, находясь еще в институте, а затем на практике с иностранными инженерами, изучал вопрос электрификации, я присоединяюсь к мнению начальника Соединенных классов и спрашиваю Вашего согласия об откомандировании военмора А. Берга от Соединенных классов для окончания им образования на электромеханическом факультете с оставлением его на учете в Морском комиссариате».

Просьбы всегда многословны, отказы кратки. Резолюция командующего Морскими силами республики: «Отказать за недостатком специалистов на флоте. Немитц. 17.V.21 г.»

Сложные условия первых лет революции делают почти невозможным точное следование хронологии событий. При этом рассказ стал бы слишком лоскутным. Драматизм времени наслаивает одно событие на другое. В марте 1921 года в Кронштадте вспыхнул мятеж. Флоту снова надо было срочно мобилизоваться. Флот был необходим стране, ни один корабль не должен быть в бездействии, надо было привести в полную боевую готовность даже те из судов, которые казались безнадежно разрушенными.

Восстановление подлодок стало основным занятием Берга в течение нескольких лет. Как только он вернул к жизни «Рысь», превратил ее во вполне боеспособную лодку с прекрасной сплоченной командой, его, как тогда говорили, перебросили на еще более трудный участок — на восстановление подводной лодки «Волк». «Волк» был в очень плохом состоянии из-за повреждений, полученных в тяжелую кампанию 1919 года, а команда состояла в основном из плохо подготовленной молодежи. Правда, это была новая молодежь. На флот пришел комсомол. Энтузиазм комсомольцев был по душе их новому командиру. Вскоре возрожденный «Волк» был возвращен флоту в полной боевой готовности. К отладке механизмов «Волка», учебе на базе прибавилось еще одно срочное дело, которое тоже было поручено Бергу. Надо было восстановить одну из самых грозных подводных лодок Балтфлота — «Змея» требовала капитального ремонта.

Но игра стоила свеч.

В то время «Змея» была самой мощной и быстроходной подводной лодкой не только на Балтийском, но и на всем флоте. Фактически она была единственной, имевшей положенные ей по проекту машины, дизели мощностью около 3000 лошадиных сил. Это давало ей возможность развивать большую для того времени скорость надводного хода — 17 узлов, в то время как остальные подлодки имели 200–250-сильные дизели и ползли со скоростью в 6 узлов. Понадобилось всего три месяца, но три месяца величайшего напряжения, чтобы «Змея» вышла в море.

В октябре 1921 года Берга назначают командиром «Змеи». За самоотверженную работу при восстановлении этой лодки Бергу в числе других отличившихся моряков присвоено звание «Героя труда Отдельного дивизиона подлодок Балтфлота».

Берг до сих пор с гордостью хранит скромную грамоту, напоминающую тот напряженный период его жизни, когда служба на действующем флоте неразрывно сочеталась с трудом на заводских стапелях и учебой в 1-м Политехническом институте.

Служба на «Змее» закончилась в результате несчастного случая. Шла спешная подготовка к очередному походу. Во время обязательной предпоходной проверки механизмов командиру доложили о перегрузке электромотора одного из перископов. Берг подошел к неисправному перископу и обнаружил, что подъемный трос оставил след на корпусе электромотора. По-видимому, при подъеме трос терся, и это вызвало перегрузку. Берг сунул палец левой руки в зазор, чтобы проверить натяжение троса.

В этот момент, по несчастному стечению обстоятельств, минный машинист, проверявший механизмы в боевой рубке, включил систему подъема этого перископа. Он, конечно, не знал о том, что происходит внизу. А внизу внезапно напружинившийся трос прижал палец командира к электромотору. Одна фаланга была мгновенно оторвана. Из пальца брызнула кровь. Берг машинально поднял оторванную часть пальца и завернул ее в платок. Лишь после этого он перевязал кровоточащий палец вторым платком и направился наверх, чтобы идти на перевязочный пункт.

В это время сигнальщик крикнул, что на флагманском корабле «Кречет» поднят сигнал: «“Змея” — следовать по назначению».

На перевязку Берг попал лишь после возвращения из 18-часового похода. В результате — заражение крови, больница, приказ с благодарностью, а по выходе из больницы в конце 1922 года — медкомиссия и приказ об отчислении из действующего флота по состоянию здоровья. Дело было, конечно, не в пальце, а в резком ухудшении общего состояния здоровья, подорванного отравлением на Е-8, ослабленного страшным перенапряжением последних лет и тяжелым сепсисом, последовавшим за, казалось бы, пустяковой травмой.

Глава 6

ВСТУПЛЕНИЕ

В СУДЬБУ

ШТУРМ

Перед боевым командиром, лишившимся возможности продолжать службу не только на подводных лодках, но и на надводных военных кораблях, было два проторенных пути. Первый — продолжать службу в штабах или управлениях. Второй путь — ходатайствовать об отчислении в запас и переходить на гражданскую службу.

Первый путь претил деятельной натуре человека, влюбленного в технику. Второй тоже не подходил. Конечно, будь возможность попасть штурманом на торговый корабль, Берг, может быть, задумался бы. Но молодая Советская республика оказалась практически лишенной торгового флота. А окончательно порвать с морем он не мог.

Берг избрал третий путь — единственный, позволяющий, не порывая с морем, заняться наукой и техникой, точнее радиотехникой, которая влекла его все сильнее. Осуществить это намерение возможно было лишь одним способом — попытаться поступить в Военно-морскую академию на электротехнический факультет, где впервые было организовано отделение по новой тогда радиотехнической специальности.

Это было очень заманчиво, здесь можно было проявить все знания и способности, развитые им настойчивым долголетним самообразованием. Берг понял, что больше всего на свете сейчас хочет поступить в академию.

Хотеть — это ключ к любой недостижимой вершине. Разве для человека, который решил добиться своего, может быть преградой то, что для поступления в академию требуется инженерная подготовка и длинный перечень сданных экзаменов? Если надо — так надо. Не сдано, надо сдать. Надо!

И Берг объявляет для себя начало особой боевой операции, он готовится к штурму академии.

Разумеется, одной решимостью тут не возьмешь, здесь нужны усидчивость, терпение и даже находчивость. Скорость оказалась чуть ли не самым важным фактором в этой кампании.

Но Берг к этому времени уже приобрел достаточный опыт интенсивных ускоренных занятий. Мало кто сумел бы выдержать темп, взятый им с осени 1919 года, когда он, как сказали бы мы теперь, — без отрыва от производства, — начал занятия в Первом политехническом институте.

Соединенные подводные классы, в которых командир подлодки «Волк» обучался в 1920–1921 годах, помещались в Военно-морской академии на Васильевском острове. Прямо напротив него располагался 2-й Политехнический институт. Берг ухитрялся слушать там лекции и сдавать зачеты и экзамены по курсам, совпадающим с курсами 1-го Политехнического института, студентом которого он состоял. Лабораторные работы и теоретический курс по дизелям он сдавал в Технологическом институте, так как профессор этого института читал курс и в подводных классах.

А лабораторные работы по курсу переменного тока он делал в Горном институте, где работал профессор Политехнического института Лачинский…

Почему такие сложности? Да потому, что это экономило время — ведь база подлодок «Тосно», на которой базировался «Волк», лето и осень 1921 года стояла недалеко от Горного института. Такой же темп учебы Берг выдерживает и после назначения на «Змею». И вот к концу 1922 года у него уже сдано много экзаменов по университетской программе и все экзамены за четыре курса Политехнического института. Но формально всего этого было недостаточно для поступления в Военно-морскую академию. Положение требовало, чтобы слушатели академии имели диплом об окончании Высшего военно-морского инженерного училища.

Морская академия до революции готовила ежегодно по нескольку десятков офицеров для работы в Генеральном штабе и отнюдь не была техническим учебным заведением. Она вооружала своих воспитанников лишь общими знаниями в области тактики, стратегии, военно-морской истории, навигации. Из ее стен выходили своеобразные снобы морского дела. Это всегда было пагубно для русского флота. Теперь это стало недопустимо. Академию нужно было переводить на рельсы большей технизации, большей связи с современным флотом, насыщенным новейшей техникой.

В 1922 году в Военно-морскую академию был объявлен новый прием. Прием на факультеты инженерного профиля: электротехнический, кораблестроительный, гидрографический — такого в академии никогда не было. Советская власть создавала новую Военно-морскую академию.

Для комплектования академии подбирали моряков, имеющих боевой опыт и достаточную техническую подготовку. И тем и другим Берг обладал, не имел он только диплома. Он был принят с обязательством в течение первого года обучения в академии получить нужный диплом.

Еще год упорной учебы, и уже в 1923 году, сдав несколько недостающих экзаменов и защитив дипломный проект, Берг заканчивает электротехнический факультет Высшего военно-морского инженерного училища и получает звание инженера-электрика флота.

Казалось, наступило время спокойной учебы, но перестройка академии не проходила гладко. Она наталкивалась на сопротивление старых преподавателей и даже маститых ученых. Многие из них читали морские дисциплины, однако на флоте не служили; проектировали корабли и подводные лодки, но сами на них никогда не плавали. Они не только не знали нужд флота, но и не верили в него. Были не только против новейшей техники, но считали, что флот вообще не нужен России. Молодые офицеры, пришедшие в академию из действующего флота, ринулись в бой за флот. На трибуне они воевали с пылом опытных бойцов. Берг был среди вожаков. На этих дискуссиях он слыл одним из самых азартных.

Может быть, потому, что он не просто служил моряком, а был влюблен в подводные лодки, он воевал не только за флот, но главное — за признание первенствующего значения подлодок в современном флоте.

— Провоевав на подлодках с 1916 года, я убедился в полной беспомощности надводных кораблей перед подводными лодками, — говорил с трибуны Берг. — А многие наши «специалисты», которые знают корабли и подводные лодки только по картинкам, с умным видом делают морскую политику. Разве может быть эта политика правильной? Мы должны с ней бороться!

Не безразличием к судьбе флота, не равнодушием — только убежденностью в своей правоте, заинтересованностью в судьбе флота, а главное — знанием.

Берг вспоминал:

— Я читал все, что можно было, по истории морской техники, «бил» примерами, фактами, статистикой. И верите ли, побеждал иногда! Особенно в открытых дискуссиях. В открытую спорить куда эффективнее — и тебе и всем видно, что твой оппонент некомпетентен и судит не объективно, знает недостаточно, а потому не прав. Между прочим, тогда не принято было говорить по бумажке, гладко, без запинки. Спорили! И в споре рождалась истина. Я что-то не помню в своей среде равнодушных, мы все болели, горели; дело, которое выбрали в жизни, считали своим личным, кровным делом.

И сразу было видно, кто умный, кто глупец, а это так важно, если хочешь выиграть бой за правое дело…

Удивительно, должно было пройти несколько десятилетий — десятилетий! — чтобы во всем мире, наконец, поняли истину, которая нам, подводникам, была ясна давным-давно. Наконец-то перестали строить линейные корабли. Начиная с пятидесятых и шестидесятых годов XX века, мощь флота и его боеспособность определяется количеством и качеством находящихся в строю подводных лодок, оснащенных атомным ракетным оружием. А сколько надо было воевать в печати, на трибуне, чтобы отстоять подводный флот! Брали мы своей любовью, энтузиазмом, и нас, молодых, слушали, хоть и не были мы тогда ни академиками, ни адмиралами.

Дискуссии в ВМА дали свои плоды. Постепенно поутихли разговоры о ненужности подводного флота. Ближайшей задачей считалось введение в программу обучения таких курсов, которые дали бы практические знания будущим красным командирам.

В 1927 году, 4 марта, в день пятилетия новой академии, газета «Красный Балтийский флот» посвятила этому юбилею почти целый номер. В передовой статье говорилось: «Военно-морской академии РККА сегодня исполняется пять лет. Мы празднуем пятилетие нашей Красной Академии, создание которой и ее пятилетний путь являются образцом нашей творческой работы. Не каста дворянской аристократии, а сыны рабочих и крестьян — вот состав наших академиков. Почти все они прошли суровую школу Гражданской войны, показали беззаветную преданность делу революции. Трудящиеся нашей страны вправе ими гордиться».

Начальник академии В. Жерве писал: «Отдавая свои лучшие силы и материальные средства на Гражданскую войну и лишенный возможности их пополнять, Красный флот к концу войны пришел в состояние крайнего истощения. Перед Советским правительством остро встал вопрос о принятии энергичных мер по восстановлению его боевой мощи. IX съезд Советов декларировал эту задачу как очередную перед всеми трудящимися, и в первую очередь перед старыми краснофлотцами, закаленными бойцами революции и Гражданской войны. Старая Морская академия оказалась во время Гражданской войны в ее глубоком идейном тылу и, лишенная ее оплодотворяющего революционного начала, медленно угасала. В настоящее же время в академии имеются 24 лаборатории, оборудованные соответственно современным научным требованиям».

В газете большая фотография: «Радиотелеграфный кабинет В.-м. академии». У лампового приемника своего изготовления стоят: Аксель Берг, начальник лаборатории Владимир Казанский и Алексей Гриненко-Иванов.

Берг и Гриненко-Иванов исчерпывали почти весь состав студентов-радистов академии. В первом наборе их было всего трое. Третьим был Н.П. Суворов, которому Берг вскоре выразит благодарность за просмотр рукописи своего третьего учебника. Именно третьего, хотя писался он непосредственно после второго, а тот почти одновременно с первым. Это факт, необычный даже для начала двадцатых годов. Студент совмещает учебу в академии с преподаванием радиотехники на курсах старшин-телеграфистов, с преподавательской работой сразу в двух высших военных училищах и пишет для каждого из них по учебнику. Для старшин — «Пустотные приборы», книга вышла в 1924 году. Для факультета Военно-инженерной академии РККА, готовившего инженеров-электриков, которым, конечно, знания в области радиотехники нужны лишь для повышения общего развития, — «Катодные лампы», шесть печатных листов.

И для Военно-морского инженерного училища — «Общая теория радиотехники», двадцать печатных листов.

«Курс составлен по программе и в соответствии с задачами Военно-морского инженерного училища, готовящего инженеров для флота, — пишет Берг в предисловии. — Поэтому большинство примеров взято из судовой обстановки и большое внимание уделено вопросам ориентированной радиотехники».

А далее мы читаем слова, во многом объясняющие такие успехи студента: «Во время работы по составлению курса я неоднократно пользовался советами и указаниями профессора И.Г. Фреймана, которому приношу здесь глубокую благодарность за оказанную мне помощь».

У ФРЕЙМАНА

Этот человек сыграл решаю щую роль в формировании Берга-ученого.

Профессор Фрейман совмещал в то время преподавание в Электротехническом институте с должностью технического приемщика отдела кораблестроения Морского технического комитета РККА. Благодаря этому он сочетал глубокие знания теории и хорошее знакомство с радиооборудованием морского флота.

Фрейман был красивым молодым человеком, застенчивым и скромным. В то же время это был выдающийся ученый, сам пробивший себе дорогу в радиотехнику. Он с азартом разгадывал ее кроссворды, и этот азарт передавался ученикам. Профессор легко находил с ними общие интересы, так как он был почти того же возраста — лишь на три-четыре года старше Берга и его сокурсников. Благодаря этому они по-дружески сблизились и почти на равных вели научную работу.

В жизни Берга началась счастливая полоса. Он был нацелен на одно дело, мог отдать ему все внимание и силы. После многих лет метаний, напряженного стремления совместить обязанности флотской службы с учебой, для которой оставались лишь урывки времени, он с наслаждением окунулся в научную работу.

По-прежнему он поднимался раньше всех в доме. В пять утра у него в комнате зажигался свет — до восьми он должен был успеть подготовиться к лекциям, к семинарам по общеобразовательным предметам. Все остальные часы посвящались радиотехнике. Фрейман приходил в лабораторию ровно в девять, некоторое время они проводили за обсуждением проблем, возникших у каждого накануне, потом расходились по своим местам. Каждый садился за небольшой столик, заваленный радиодеталями, мотками проводов, паяльниками, разных конфигураций шасси и полуразобранными или несобранными моделями схем. Лаборатория наполнялась запахом канифоли и тишиной. И даже когда кто-то запоет или засвистит или возникнет рабочий спор, для Берга это кажется тишиной и покоем.

Результатом ранней научной работы, выполненной Бергом под руководством И.Г. Фреймана, явилась статья в № 8 научного журнала «Морской сборник» за 1924 год. Статья называлась «Значение и применение пустотных приборов в радиотехнике». Это была одна из новых научных работ, связанных с появлением ранее неизвестных технике приборов — электронных ламп. Автор утверждал, что электронная лампа победит другие приборы, генерирующие радиоволны, и явится будущей властительницей электроники. И так как тогда не существовало теорий и методов расчета электронных схем, автор, чтобы не быть голословным, погружается в эту неизведанную область.

Принципу работы электронных ламп посвящены как первые его исследования, так и многочисленные последующие работы. В них, пользуясь строгими математическими методами и смело привлекая теоретическую физику, Берг одну за другой «разгрызает» ряд животрепещущих практических проблем. Он разрабатывает методы расчета приемо-передающих схем. Берг стремится к тому, чтобы эти методы были просты, наглядны и доступны широким кругам радиоинженеров, чтобы радиотехника стала инженерной наукой. Методы Берга считаются классическими, и ими пользуются до сих пор, несмотря на то, что сегодняшняя электроника мало похожа на тогдашнюю радиотехнику.

Ученик стремительно догонял своего учителя. Хотя учебник по радиотехнике, изданный Фрейманом в 1919 году, был гораздо современнее более ранних учебников Петровского, Меньшикова, Муравьева и других, но к 1924 году он уже устарел — так быстро развивалась в те годы радиотехника. Берг помогает ему готовить второе издание. В предисловии ко второму изданию этого учебника Фрейман пишет: «В этой трудной работе я имел возможность воспользоваться любезным содействием своего ближайшего товарища по ведению специального курса радиотехники в Электротехническом институте А.И. Берга. Его помощь я должен отметить с особой признательностью».

Летом 1923 года Фрейман решает испытать своих учеников в практическом деле. Он организует для них специальную экспедицию в Севастополь. Берг, Суворов и Гриненко-Иванов получили задание наладить подводную связь на подлодках Черноморского флота.

Связь велась на изолированные рамочные сети, находившиеся под водой, когда лодка шла в полупогруженном состоянии, на малых глубинах. Не правда ли, здесь слышится что-то уже знакомое? Ну да, этим Берг занимался на свой страх и риск еще в подводном плавании. Эти эксперименты отвечали его давним интересам, и он с головой окунулся в новую работу. Но этого ему показалось мало. Решив повторить кое-какие прошлые опыты с девиацией радиопеленгаторов, он успел провести ряд новых экспериментов и продолжил их и в следующем экспедиционном сезоне. Результатом явилась статья в «Морском сборнике» № 2 за 1925 год «Значение и применение ориентированной передачи и ориентированного приема в радиотехнике». Тема исследования была расширена изучением направленных антенн, установленных не только на приемной, но и на передающей станции.

Студенческие научные работы не были приняты в учебных заведениях того времени. Обычные учебные работы играли роль иллюстраций к лекциям. Они повторяли то, что когда-то с таким трудом давалось первооткрывателям, но уже давно стало рутиной. От этих работ требовалось лишь одно — помочь будущим специалистам «набить руку». Но радиотехника в то время имела за плечами мало собственных истин. И студенты, и преподаватели были одновременно и учениками, и первооткрывателями, и найденное ими закладывало основы той науки, которой они себя посвятили. Вот почему первые студенческие работы Берга явились одновременно и теми открытиями, от которых отталкивались впоследствии радиоинженеры, создавшие всю щедрую палитру современной электронной индустрии.

Второй сезон Фрейман со своими слушателями работал на радиостанции, расположенной на Сойкиной горе на западном берегу Лужской губы. Теперь основной задачей было применение радиоаппаратуры для телеуправления. Управление на расстоянии самолетами, кораблями в ту пору даже ученым казалось еще областью научной фантастики. Мало кто из них был посвящен в работы нескольких малочисленных групп, которые начали заниматься этими пионерскими работами. Одной из них руководил Фрейман. Он работал в контакте с Бюро Бекаури, разрабатывавшим системы дистанционного радиоуправления торпедными катерами, торпедами, фугасными минами.

Александр Федорович Шорин, один из виднейших радиоспециалистов того времени, организовал Центральную лабораторию проводной связи — исследовательский институт очень широкого профиля, который соперничал, в частности, по торпедным катерам с Бюро Бекаури.

В Петрограде работал также Ниренберг, блестящий инженер и конструктор. С Ниренбергом трудилось человек двадцать молодых инженеров самых различных специальностей. Фрейман решил направить к ним для стажировки своих слушателей: Берга, Суворова и Иванова.

Это тоже была не обычная студенческая практика, а настоящая работа. Они своими руками монтировали радиоаппаратуру, конечно, еще очень несовершенную, а затем участвовали в ее испытаниях и доработке. Фрейман придерживался той точки зрения, что специалиста формируют не столько лекции, сколько практическая деятельность, и он всячески способствовал тому, чтобы его воспитанники могли увидеть новую аппаратуру, поработать в самых современных условиях производства и участвовать во всем непосредственно. Благодаря ему Берг работал на одном из заводов, где собственноручно монтировал первые радиолампы и делал всю ту работу, которую выполняли рабочие.

НА КОНЦЕ ДИАПАЗОНА

Постепенно электротехнический факультет академии пополнялся новыми педагогами. Фрейман привлек для чтения курса теории электромагнитных колебаний профессора А.А. Петровского, прекрасного специалиста и педагога, автора одного из первых учебников в области радиотехники. Появился Николай Николаевич Циклинский, имя которого прочно связано с историей радио. Тогда он был главным инженером одного из заводов, где электронные лампы делались еще вручную, и Циклинский приносил с собой эти диковинки в кармане, чтобы показать своим слушателям.

В ВМА вскоре проникли и генераторные лампы Михаила Михайловича Богословского. Он был электриком, окончил Политехнический институт и тоже пристрастился к радиотехнике. Он начал кустарно делать одни из первых в Советском Союзе лампы, генерирующие радиоволны. Богословский однажды преподнес Бергу презент — генераторную лампу на 400 ватт.

Ее сфотографировали, и фотография была помещена на обложку книги, написанной слушателем академии Бергом.

Морякам преподавал и Виктор Осипович Волынкин, специалист по электронным лампам; Валентин Петрович Вологдин, читавший курс машин высокой частоты и участвовавший в строительстве первых мощных радиостанций; Роман Николаевич Фролов, Михаил Полиевктович Костенко. Берг подружился с блестящим теоретиком, экспериментатором и конструктором, а также пианистом и композитором Робертом Андреевичем Лютером. Тот работал инженером завода «Электросила». Под его руководством Берг выполнял некоторые из своих курсовых проектов.

Отношения педагогов ВМА со слушателями были необычными для наших дней, когда ежегодно учебные заведения выпускают сотни специалистов. Лекций практически не было.

Слушатели электротехнического факультета были озабочены главным образом тем, где бы достать какую-нибудь литературу и драгоценные лампы и детали. Преподаватели относились к ним не как к начинающим несмышленышам, а как к товарищам, зрелым людям.

Все они варились в одном котле, делились друг с другом своим опытом, жадно набрасывались на те редкие статьи или книги по радиотехнике, которые удавалось достать. Настольной литературой был журнал «Телеграфия и телефония без проводов», издаваемый Нижегородской радиолабораторией, и американский «Просидингс» Института радиоинженеров. Многие радиоинженеры бились над созданием методов расчета реальных приборов. Но законченных теорий и методов инженерных расчетов ламповых схем тогда еще не существовало. Их созданием и занимался Имант Георгиевич Фрейман со своими учениками в Петрограде, Михаил Васильевич Шулейкин — в Москве, Михаил Александрович Бонч-Бруевич — в Нижнем Новгороде.

Все они создавали радиотехнику почти на пустом мосте.

Очередное потрясение еще очень зыбких основ радиосвязи произошло в 1923 году, когда вдруг появились сведения о коротких волнах. Ни одна радиостанция в то время на этих волнах не работала. Связь на коротких волнах считалась неперспективной. KB были вотчиной радиолюбителей. Конструирование радиопередатчиков и радиоприемников, работающих на коротких волнах, считалось баловством. И вдруг именно радиолюбители обнаружили потрясающую вещь — дальность связи на коротких волнах оказалась практически неограниченной. Радиолюбитель из России мог поймать Англию, в Англии ловили Индию. Как и почему — никто объяснить не мог. Физики тогда еще не изучали свойств этого диапазона, а радиолюбители были единственными, кто мог хоть что-то сообщить о радиосвязи на коротких волнах. Короткие волны стали повальным увлечением зрелых радиоспециалистов. Берг одним из первых построил радиоприемник и установил антенну около Мариинского театра на крыше дома, в котором жил. Однажды он принял английскую станцию.

Это была сенсация на всю академию.

Особенно счастлив был Фрейман: он сразу понял и разглядел в радиолюбительстве огромную движущую силу и защищал радиолюбителей от нападок тех, кто считал это пустым занятием или даже «бандитизмом в эфире». Стремясь способствовать созданию широкого радиолюбительского движения, он писал:

«Нам, конечно, хотелось бы, чтобы радиотехника внедрилась во все стороны нашей жизни, чтобы не оставалось такого угла в нашей стране, который не был бы оборудован радиосвязью и чтобы не было такого гражданина, который бы не представлял себе, что такое радио. Перечень широчайших возможностей использования радиотехники, помимо непосредственной службы связи, для самых разнообразных культурных целей можно было бы значительно расширить. Настоятельную необходимость всемерно использовать эти возможности теперь, когда страна жаждет образования и когда ей можно дать несколько новых культурных способов развлечения и заполнения досуга, следует пропагандировать всеми силами и всеми средствами. Для того чтобы «радиодвижение» было устойчивым, необходимо, чтобы в нем участвовали сотни и тысячи, участвовали массы. Бывают же охотники, удильщики, альпинисты. Оказывается, что бывают и страстные радиолюбители. Если первые дали много ценного зоологии, ботанике, географии, то последние могут быть еще полезнее нашей радиотехнике собиранием разнообразного экспериментального материала и непосредственной поддержкой нашей радиопромышленности».

НЕ ДО БЕСКОНЕЧНОСТИ

Среди преподавателей Военно-морской академии особое место занимал Александр Александрович Фридман. В эти тревожные, голодные годы он в одиночестве решал сложнейшую проблему развития вселенной. Он первый обнаружил теоретически, что вселенная расширяется, раздувается, как мыльный пузырь, что у нее было начало и ее ждет конец. Выводы Фридмана были столь дерзкими, столь решительными, что ими заинтересовался даже Эйнштейн, теория относительности которого послужила Фридману отправной точкой. Правда, Эйнштейн допустил ошибку в вычислениях и выступил с опровержением доводов Фридмана. А потом, разобравшись, написал ему письмо с извинениями и статью в журнал, где признавал работы советского физика очень важными и ценными.

Большинство же сотрудников, студентов и знакомых Фридмана ничего об этом не знали.

— Как же так? — спрашиваю я Берга. — Почему же тогда этому не придали значения?

— Тогда происходила своеобразная переоценка ценностей, — объясняет Берг, — можно было не уделить внимания работе Фридмана, имеющей, конечно, огромное значение для человечества, значение по крупному счету, и в то же время до самозабвения отдаваться строительству новой жизни, решать животрепещущие вопросы текущего дня. А о работе Фридмана мы действительно почти ничего не знали, узнали только после его смерти. Умер же он рано, совсем молодым, неожиданно. Он был молчаливым, скрытным, мы даже не слышали, чтобы он болел, правда, он был худущий, длинный, бледный.

— Но неужели он ничего не рассказывал о своей работе в области космогонии — о том, как необычно решил он уравнение теории относительности?

— Рассказывал как-то вскользь. Но нас это не заинтересовало, мы даже считали это чудачеством. Нам было не до того. Это занимало лишь нескольких физиков, которые могли разобраться в сложнейших уравнениях и понять, как это важно. Ну, кто тогда всерьез интересовался бесконечностью вселенной? Нам было недосуг даже подумать об этом. Я, например, чтобы прокормить себя и семью, работал по утрам на заводе монтером. Потом шел на лекции. Кончались лекции, я сбрасывал форму и бежал на Выборгскую сторону, где работал монтером уже на ткацкой фабрике.

Я, конечно, получал довольствие слушателя академии, но на это мы могли купить в месяц семь фунтов хлеба. А у меня на иждивении мать, сестра, жена и частично родители жены. Нора Рудольфовна тоже бросила в это время свое искусство до лучших времен. Искусство не кормило. Она работала в больнице и на заводе учеником-конструктором. Переквалицифировавшись в конструктора, она много помогала мне по составлению чертежей для моего учебника. Сестра Маргарита к этому времени кончила уже два вуза: математический факультет Педагогического института и электромеханический факультет Политехнического института. И все равно должна была подрабатывать. Она, инженер, вместе со мной работала монтером на ткацкой фабрике.

И так почти все. Студенты работали, кто грузчиком, кто чернорабочим, использовали любую возможность, чтобы прокормить себя и семью. Деньги тогда исчислялись миллионами, но ничего не стоили. Хлеб был валютой. Вот тогда я съел свою любимую игрушку — у меня была великолепная модель корабля «Моряк». Я обменял ее на два килограмма хлеба.

Это было в 1923-м, а в 1922-м после лекций я мчался на подводную лодку, которой командовал. Кстати, однажды А.А. Фридман и В.И. Смирнов, наш преподаватель математики, выразили желание побывать на подводной лодке «Змея», которой я тогда командовал. Я повел их на Балтийский завод, где она ремонтировалась. Они были поражены сложностью механизмов, слаженностью их работы и грандиозностью такого организма, как боевой корабль. По-моему, раньше они никогда не бывали на военном корабле, поэтому, вероятно, «Змея», спроектированная очень разумно, показалась им чудом техники.

С Фридманом мы общались и во внеучебное время, — возвратился Берг к моему вопросу, — тем не менее он не вдавался в подробности своего увлечения. А мне лично тогда было не до теории относительности, я написал первый свой учебник, потом второй, наконец, третий учебник в двадцать печатных листов, вы представляете, сколько сил у меня это отняло?

Напряженно жили и студенты, и преподаватели. Поэтому не следует нас осуждать за то, что мы без должного внимания отнеслись к работе Фридмана. А вот на его лекциях аудитория всегда была переполнена.

Он читал метеорологию для штурманов, а нам, радистам, нелинейную механику. Свои курсы он вел превосходно, четко и интересно. Мы очень любили его занятия, потому что они были глубоко содержательны. Метеорологию тогда мало кто признавал за науку, особенно в России, тут мы безнадежно плелись в хвосте, но он рассматривал метеорологию с математических позиций, привносил в нее строгость объективных законов природы, и выходило, что это настоящая наука. Его лекции нам были необходимы для практической деятельности.

ПЕРЕОЦЕНКА ЦЕННОСТЕЙ

В этой фразе проявил себя зрелый Берг, которому важна прежде всего практическая ценность всякой науки, любого умения.