Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным

— Как интересно — говорю я, приходя в себя после очередного воскрешения и понимая, что периоды, между тем как меня уничтожают и я возникаю из ниоткуда вновь — становятся все короче. Скоро я так вообще перестану выключаться и это хорошо.

— А какая у тебя личная жизнь? — спрашиваю я, снова садясь на сухую траву и подбирая под себя ноги в позу портного.

— Ну… как у всех. Парень есть — признается девушка и вертит в руке копье, задумчиво поглядывая на меня, потом все-таки убирает втыкает его в землю и садится рядом.

— Парень! — смеется Махиша-с-топором: — Парень! У тебя есть мужья! И жены! И дети! Ты остаешься собой даже тут…

— Нет у меня мужей! И жен нет. Официально я брак не заключала! Обычаи асуров вообще брачную церемонию не включают! — защищается девушка: — И вообще не слушай его. Есть у меня личная жизнь, а жены — это у него. Кобель.

— Я думал вы одно целое?

— Технически мы одна личность, но разделенная на два тела — поясняет мужчина: — потому она считает себя личностью, хотя она — всего лишь клон. Изначальный Махиша всегда был мужчиной.

— Это неправда — говорит девушка: — Махиша — дочь Владыки Асуров. И точка. Я вообще считаю все эти споры про оригинала и клона — дурным тоном и не собираюсь в них участвовать. Я полагаю, что если и есть оригинал, то она не станет доказывать это какому-то клону. Эта тема не была бы для нее болезненна и уж тем более она не стала бы говорить на эту тему при посторонних.

— Чушь. Это же не было разделением сознания на два тела. Просто я вырастил еще одно тело и скопировал туда свое сознание. Это делает тебя клоном а меня — Махишей. Вот и все. Чего тут спорить.

— Действительно — соглашается девушка: — спорить не о чем. Потому что ты заблуждаешься. Это я создала клона и копировала туда свое сознание. Ты попытайся вспомнить свое детство, клон. Там у тебя просто пробел в памяти и сознании, верно?

— Ой вот не надо. Мы с тобой оба знаем, что это у нас посттравматическое и не имеет никакого отношения к делу. — отвечает мужчина: — У меня просто были провалы в памяти и все! И у тебя они есть, ты просто выдумываешь какие-то воспоминания, только чтобы убедить себя в том, что ты и есть оригинал. Ты — клон. Но мне это неважно, я отношусь к тебе хорошо и могу даже позволить тебе считать себя кем угодно. Даже оригинальным Махишей.

— Это так важно? — вмешиваюсь я в спор: — У нас сейчас есть дела и поважнее, нет?

— Если ты настаиваешь на продолжении… — тянется девушка за копьем и я поднимаю руки.

— Нет. Я о том, что прямо сейчас мы с вами союзники.

— С чего бы это?

— С того, что и вы и я хотим вырваться из этой фантасмагории, разве не так? У меня на самом деле нет причин сражаться с вами, я тут вообще в поисках своих близких, этот бред с Курукшетрой у меня в голове крутится. Думаю, что Ганеша просто подложил мне в голову какой-то… какую-то ментальную ловушку… а может быть я сейчас сижу в его офисе с пустыми глазами, глядя в стенку и ожидая, пока… — тут я прервался. Точно, подумал я, если учитывать силу и способности Акиры, силу и способности моей Крови — у такого как Ганеша был только один шанс справиться с нами. Точно так же, как мы планировали (в теории! в теории!) в случае чего разобраться с Хикэру — путем погружения ее в глубокий сон. Если ее невозможно убить, то надо ее просто устранить. Погрузить в сон с помощью той очкастой девушки, Грендель-сан и убрать в холод… интересно гибернация запустит механизм смены тела у Вечно Молодой, или нет? В случае, если все же запустит — то не погружать в холод, а просто положить в кроватку с функцией поддержания жизни и молиться чтобы прожила подольше. На какое-то время это решает проблему, а там, глядишь и решение подоспеет. Например — что функция переноса сознания в случае смерти имеет ограничения по расстоянию… ну там в масштабах планеты даже. Запустить ее в космос, к Плутону и все. Да, дорого, но возможно, особенно учитывая способности некоторых паралюдей. Я перевожу взгляд на мои галлюцинации — потому что в свете происходящего назвать их реальными асурами или людьми, или даже объектами материального мира — я не могу. Они мне просто кажутся. Снятся. Грезятся.

— Вообще-то она права — говорит мужчина: — у меня нет никакого желания торчать тут до конца света. Однако условия Поля Битвы окончательны и обжалованию не подлежат. Кто-то тут должен умереть окончательной смертью.

— Мы уже установили, что это невозможно — ворчит девушка: — так что можешь продолжать лежать на спине и предаваться глупостям. — она поворачивается ко мне и смотрит изучающим взглядом.

— Ну… — говорит она через некоторое время, вставая на ноги и развязывая какие-то шнурки на груди: — раз уж мы все равно тут надолго… — и ее боевая броня падает к ногам, оставляя ее в каком-то подобии спортивного топа, плотно обтягивающего ее грудь.

— Ты серьезно? — мужчина поднимает голову и смотрит на нее. Она пожимает плечами и расстегивает кожаную юбку, усиленную стальными полосами. Юбка также падает к ее ногам, и она переступает через нее босыми ногами. На ней остается только спортивный топ и набедренная повязка на том, что в библейских текстах называют «чреслами». Сочетание дикое, но это же галлюцинация и я только утверждаюсь в этом своем мнении. Глюки. Хотя сама девушка являет собой довольно симпатичный глюк, особенно когда она прекратила свои попытки проткнуть меня копьем и сняла с себя броню. Девушка делает еще один шаг вперед, глядя мне прямо в глаза и у меня пересыхает в глотке. Я сглатываю. Нет, я конечно не против такого вот развития событий, учитывая, что все это просто сон, но как-то уж слишком быстро все происходит…

— Ты законченная шлюха — говорит мужчина и встает на ноги, выплевывая травинку из уголка рта: — тварь. Как ты можешь быть оригиналом после такого? Я предполагал, что ты у нас слаба на передок, но чтобы вот так…

— Ты просто завидуешь… хочешь остаться и понаблюдать? — говорит девушка и ее голос становится словно ядовитый цветок — красивый и хорошо пахнущий, но отравленный как клинок в спине.

— Будь проклята… — бурчит Махиша-с-топором и разворачивается спиной: — я в этом участия принимать не собираюсь. Тьфу на вас обоих… — он вскидывает топор на плечо и уходит куда-то вдаль. Я смотрю в его удаляющуюся широкую спину и думаю, что события принимают неожиданный поворот. Ко мне прижимается горячее тело девушки.

— Ты в самом деле хочешь сделать это? — спрашиваю я, понимая, что не время и не место. Хотя, если верить словам моих галлюцинаций — у нас есть все время мира и в этом случае можно и подождать с этим. Пару столетий так точно.

— Слушай меня внимательно, Дурга — раздается в моем ухе горячечный шепот: — он упрям и горяч, он никогда не ушел бы сам. А мне нужно твое внимание. Условия Курукшетры можно обойти. Полю Битвы нужна окончательная смерть. Я знаю, как убить его насовсем. Но мне не справиться с ним одной… мне нужна твоя помощь.

— Помощь… — я усилием воли сдерживаю себя, чтобы не повернуть голову вслед ушедшему: — предлагаешь союз?

— Это сработает только если он не будет знать о нашем сговоре — поясняет девушка, отстраняясь от меня и стягивая с себя топик: — только если он ничего не будет подозревать. Пусть он и клон, но сообразительный и параноидальный.

— И не то, чтобы у него не было таких причин… — говорю я, глядя как с ее бедер спадает повязка, обнажая все: — а это обязательно?

— Он не должен ничего заподозрить, а у него хорошее зрение и отвратительный слух — она толкает меня в грудь рукой, и я падаю на спину. Девушка садится на меня сверху и ее полные груди раскачиваются у меня перед лицом. Я протягиваю руку и беру спелый плод в ладонь. На ее взгляд — пожимаю плечами, все должно выглядеть правдоподобно, верно? И все равно ты — всего лишь моя галлюцинация, так что…

— Не смей меня винить — говорит девушка, раскачиваясь на мне: — он всего лишь клон. Инструментум вокале. Мой каприз. И создан он был как раз для таких вот случаев — для исполнения пророчества в том числе.

— Твой моральный облик исключительно твоя забота. Я не осуждаю. Не имею права — говорю я, лаская полные груди и окончательно утверждаясь во мнении что все это — один большой наркоманский приход. Забористое зелье у Ганеши в офисе, что сказать. Надеюсь я сейчас в реальности не хватаю его за… хм. Я опустил руки.

— Тогда… слушай. Мне нужна будет твоя помощь… — и она наклоняется ко мне и горячий шепот заполняет мой слух.

Через некоторое время мы лежим на сухой траве и глядим в небо. Рядом раздаются шаги и я поворачиваю голову. Махиша.

— Чертово поле — жалуется он: — куда не пойду, сюда возвращаюсь.

— Таков концепт Поля Битвы — отвечает девушка, садясь и потягиваясь: — и если бы ты был оригинал, ты бы знал об этом.

— У нас с тобой одни и те же знания до копирования и разные — после. Разница в памяти не означает ничего. Ничего не доказывает. И если бы ты была оригиналом, то понимала бы это, а не болезненно реагировала на упоминания про перенос памяти. Дура…

— Это я-то дура? Я по крайней мере знаю, как отличить клона от оригинала и…

— И шлюха.

— Хорошо — девушка встает на ноги и выпрямляется в полный рост: — ты меня довел. Я жалела твою хрупкую психику, но сейчас… я точно знаю, как определить кто из нас оригинальный, а кто всего лишь клон! Вставай!

— Ты серьезно хочешь испытать мою силу, клон? — хмурится мужчина и вскидывает топор на плечо: — Попробуй!

— Это самый наглядный пример шизофрении, какой я только мог себе придумать — говорю я себе под нос: — внутренний конфликт субличностей. Но можете не обращать на меня внимания, я тут просто так посижу…

— Получи-ка! — девушка срывается с места и бьет копьем, мужчина блокирует, я сижу на месте и мои пальцы сжимают древко копья, которое лежит рядом со мной и сухая трава не дает увидеть его со стороны. Я смотрю как они обмениваются ударами, как уворачиваются и блокируют, как сталкиваются их орудия, высекая искры и думаю о том, что такова природа человека — вечная борьба. Если не с кем-то снаружи, то с самим собой. Согласно Сунь Цзы, война — это путь обмана. Пальцы сжимаются вокруг теплого древка, копье словно живое в моей руке, оно пульсирует и тянется куда-то вперед.

— Погоди! — кричит девушка, падая на колено и поднимая оружие над головой: — Стой! — мужчина замирает с поднятым топором в руке, а я — я вскакиваю на ноги. Это — сигнал. Я с размаху метаю копье, и оно срывается с моей руки. Это копье не надо метать, оно — воплощенное желание смерти и оно находит свою цель.

— Омела? — хмурится мужчина, глядя на древко, торчащее у него из груди: — Серьезно? Что за дурацкие суеверия… — тут он падает на одно колено и удивленно поднимает голову: — Но… как?!

— Вот так. — отвечает девушка и отбрасывает волосы назад, открывая лицо: — Так мы исполняем наши пророчества и перестаем быть рабами собственной судьбы. На Курукшетре аватара Кали сразила Махишу. На Курукшетре Махиша не был убит ни богом, ни человеком, ни зверем.

— Но омела?! — он оседает на землю и сразу становится как-то меньше. Жизнь покидает его, это видно невооруженным взглядом.

— И что теперь? — спрашиваю я у девушки, которая встает над телом Махиши-с-топором: — Что дальше?

— А дальше … — начинает она и я ни капельки не удивился бы, если бы она сейчас ударила меня в спину, но небеса трескаются и все вокруг замирает.

Я открываю глаза и вижу обеспокоенное лицо Акиры. Голова кружится, во рту стоит неприятный привкус.

— Чертов Ганеша — жалуюсь я, хватаясь за голову, которая, кажется, сейчас расколется на части: — он менталист! Я получил дозу самых идиотских галлюцинаций, которые только могут присниться человеку.

— Как ты себя чувствуешь? Что с головой, сильно болит? — беспокоится Акира: — мы сейчас вернемся в офис и разнесем там все, я Юки вызову и Хикэру с нами пойдет…

— Только время зря потеряли — качаю головой я: — не было никакой Куркшетры, никаких ответов на вопросы, была только иллюзия да дымовая завеса…

— Это… не совсем так. — медленно говорит Акира, она замерла и ее глаза остановились на чем-то позади меня: — Даже, наверное, совсем не так. Разве что я тоже под галлюцинациями нахожусь. Обернись, Син.

Я поворачиваю голову, уже понимая, что я увижу позади себя. В комнате для медитаций, на большом овальном камне в Песчаном Саду — сидит девушка с копьем и ее босые ноги зарываются пальчиками в песок.

— Это я — говорит она: — я слышал ты собираешься драться с Богами? Тогда тебе пригодится помощь той, которая уже наваляла им однажды.

Глава 12

Песок. Песок был в волосах. Песок был в обуви. Песок на зубах и песок за шиворотом рубашки, которая когда-то была белой. Песок был вокруг — куда не кинь взгляд, до самого горизонта, волны, холмы, горы песка. Дюны. Ветер создал из песка скульптуры, больше всего похожие на застывшую поверхность моря или озера в бурную погоду. При мысли о воде — она сглотнула пересохшими губами. Чего бы она только не отдала сейчас за бутылку воды — обычную пластиковую, пусть даже поллитровую, но конечно было бы лучше — большую бутылку, на полтора литра, такую, с ручкой, с запотевшей от холода поверхностью. Она криво усмехается. Да, нет ничего дороже воды в пустыне.

— Сакура? — шепчет она пересохшими от жары губами и морщится, когда губа трескается и кровь бежит по подбородку. Сакура не отвечает. Она облизывает треснувшую губу и вытирает кровь рукавом. На рукаве остается полоса — даже не красная. Кровь моментально высыхает, оставляя бурые пятна.

Ладно, думает она, ладно. Она доберется до ближайшего населенного пункта, до ближайшего оазиса и уж тогда, восстановив силы — она снова сможет подняться в воздух. А когда она поднимется в воздух… тогда она узнает, где она и сможет вернуться в Японию. Потому что вот эти дюны и триллионы тонн песка вокруг — никак не могут быть на островах Хонсю или Сикоку, это не Окинава или Хоккайдо. Она не дома.

— Сдается мне, Тотошка, что это не Канзас. — говорит она вслух, просто чтобы услышать звук своего собственного голоса. Голос звучит странно — будто бы через металлическую бочку, которую поставили далеко-далеко, но все равно его слышишь — гулко и невнятно.

Ничего, думает она, ничего, надо только идти прямо. Вот так — левой, левой, правой. Да, два, два — раз. Потому что каждый человек делает правой ногой шаг чуть больше и в результате — через некоторое время движения без ориентиров — начинает кружить на месте. Она это знает. Сильная, толчковая нога у нее — правая, потому она делает два коротких шага левой, подтягивая правую ногу следом и только потом — шагает с правой.

— У тебя не выйдет — говорит Кэйя и она стискивает зубы. Да пошел ты, думает она, пошел ты…

— Смотри — ты делаешь два шага левой, якобы выправляя свой курс, но на самом деле — ты просто заворачиваешь не в правую сторону, а в левую. Ты идешь по кругу, просто чуть большему. Неужели это не понятно? Впрочем, чего еще от тебя ожидать, А-тян? Ты никогда не отличалась умом…

— Отвали — бросает она через плечо: — конечно я это знаю. Но… через каждые десять шагов я перехожу на обычный шаг, компенсируя эту разницу. Получается синусоида и, в конечном итоге…

— Она замыкается в круг — кивает Кэйя: — просто чуть больше. Иногда я поражаюсь твоей никчемности, А-тян. Но только иногда. Потом я вспоминаю, что это — ты. Моя глупенькая и недалекая А-тян.

— У меня диплом Тодай с Magna cum laude — говорит она: — у меня докторская степень. Я добилась большего, чем ты за всю свою жизнь.

— О, переходим на личности, А-тян? — смеется Кэйя своим противным, подхихикивающим смехом, словно стая гиен собралась пировать над телом мертвого льва: — У тебя диплом, да. И наша тупенькая А-тян даже доктор… а напомни-ка мне, как именно ты поступила в Тодай? А? Молчишь? Всего-то надо было лечь под старого Джиро, да, А-тян?

— Заткнись! — рычит она: — ты даже ногтя на мизинце Джиро-сама не стоишь! Он… он по крайней мере не бросил меня, когда я подыхала под мостом!

— Ну конечно он тебя не бросил — снова хихикает стая гиен, обитающих в глотке Кэйи: — конечно. Подобрать, накормить и трахнуть сиротку, а потом пристроить ее в бордель — да он просто гуманист. Альтруист. Герой нашего времени. Что? Не в бордель? Ну конечно нет, он уже увидел твой пробудившийся дар. Ты — была просто актив, А-тян и ты знаешь об этом. Он привязал тебя к себе приторными речами и показной заботой, но если бы не твой дар — ты бы уже на следующий день лежала с раздвинутыми ногами на татами в Веселом Квартальчике, отрабатывая свое пропитание. Вот как была наивной дурочкой, так и осталась. Ой, извини — деланно пугается Кэйя: — извини, конечно. Ты стала наивной дурочкой с дипломом Тодай, конечно же с Magna cum laude. И докторской степенью. Кстати, это докторская степень позволяет тебе так хорошо сосать?

— Заткнись Кэйя — говорит она и закатывает глаза: — Я не собираюсь спорить с галлюцинацией. Ты давно мертв, и ты помер как собака. Жаль, что не от моей руки, но все же…

— Туше, А-тян, туше. — хихикают гиены: — я действительно мертв. А тебя не учили, что именно старшие и мертвые люди — дают самые лучшие советы? Пророчества, там. Дают почву для рефлексии и осознания? Или ты со своей докторской степенью таких слов не знаешь.

— Ты сам таких слов не знал при жизни. Ergo— ты просто порождение моего воспаленного разума — отвечает она: — ты даже говоришь как академик а не как он… потому — сгинь. А если мне суждено болтать с галлюцинациями, то почему бы не с Никола Теслой? Или не с Сержантом? С самим Ямамото, наконец… ну или… — она чувствует, что не может произнести имя. Ей бы так хотелось сейчас увидеть Юки, ощутить благостную прохладу и спокойствие, которое всегда приносит Снежная Дева. Или — хотя бы Майко, невыносимую, но уже привычную. Сина. Да, она бы так хотела, чтобы он был рядом. Потому что за это время она совсем расслабилась. Перестала следить за собой, беречь себя. Поверила в свою неуязвимость. А она — уязвима. Неуязвимой ее делает способность Сина, без него — она по-прежнему хрустальная пушка. Может сжечь все, но упадет от одной пули в голову. Или в ногу. От одной пули куда-либо. От удара бейсбольной битой. От тычка ножом. Или — от обезвоживания, как сейчас. Хорошо, что она не чувствует обжигающий песок пальцами ног в легких офисных туфлях с тоненькой подошвой, не ощущает палящий жар солнца на своей коже — она сам огонь и жару снаружи ее не одолеть. Но внутренний жар понемногу выжигает в ней всю влагу. Сколько она себя помнила — она много пила. Воду, чай, алкоголь… может поэтому она легко пьянеет — влага быстро выжигается огнем, оставляя концентрированный состав, который и бьет в голову. И, пока рядом есть что выпить — с ней все в порядке. Но когда нет — влага начинает пропадать. Кровь загустеет. Слабость, тремор в конечностях, туннельное зрение и галлюцинации. Интересно, сколько у меня осталось времени, думает она, наверное, немного. То, что Кэйя рядом и смеется своим противным смехом стаи гиен — тому подтверждение. Она не видела его с тех самых пор, как… давно не видела. И столько же не видеть. Она знала, что он умер на улицах Сейтеки — умер, упав пьяным и замерзнув насмерть, где-то в переулках неподалеку от Веселого Квартальчика и собаки обгрызли ему лицо. Как по ней — слишком гуманная смерть, ведь замерзнуть пьяным — это как уснуть. Кэйя не заслуживал такой смерти и, находясь на службе у Джиро, обучаясь в Тодай, проходя практику как боевой маг — она всегда представляла, как вернется в родной город и медленно выжжет на его глупой физиономии имя. Чтобы запомнил. Чтобы понял. Чтобы ему было также больно, как и ей. Как маме. Как всем вокруг него. Но Кэйя недаром имел прозвище «Лис» — он сумел улизнуть и на этот раз. Он просто умер.

— Знаешь — говорит она и чувствует боль в потрескавшейся губе: — один мой знакомый как-то сказал, что смерть — это только начало. И на твоем месте, Кэйя, я бы сейчас молилась, чтобы я жила вечно. Потому что если я умру и попаду в одно посмертие с тобой, то клянусь, твое существование там станет настолько жалким, настолько болезненным…

— В таком случае у меня для тебя радостные известия, А-тян — хихикает гиена: — ты действительно умрешь. Потому что ты — тупая. Никчемная. Даже последняя дурилка поняла бы, что надо с самого начала подняться и лететь в одном направлении, а не метаться над пустыней, сжигая свои силы. Глупая, никчемная смерть — впрочем, как и ты сама. В двух шагах от оазиса, который находится воон в том направлении… — и Кэйя указывает пальцем в другую сторону. В направлении, противоположном ее движению. Она не отвечает. Она знает, что Кэйя обманывает ее. Всегда обманывал. И продолжает это делать — даже после смерти. Горбатого могила исправит? О, нет, это не про него. Она молча передвигает ноги. Левой, подтянуть правую, левой, подтянуть правую и — шаг правой. Два, два, раз. Повторить. Снова и снова. Досчитать до десяти повторений и десять шагов — левой, правой. Снова два, два, раз. Повторить. Когда она делает это — она успокаивается. Порядок. Во всем должен быть порядок. Снаружи, в мире — может быть что угодно, но она может навести порядок в своих действиях и своих мыслях. Разложить все по полочкам.

— И еще одно — говорит Кэйя: — раз уж ты все равно собралась помирать здесь, в этой куче песка. Ты не задумывалась, почему ты закончила свой Тодай с отличием? Нет? Почему Джиро приблизил тебя? Почему у тебя сейчас так много хороших, сияющих друзей? Нет? Думаешь это все твоя заслуга? Бедная, наивная, тупенькая А-тян… — качает он головой: — это не так. Все это — только благодаря огню. Если бы не твоя способность, то ты скорее всего работала бы сейчас в универмаге продавцом… в лучшем случае. А то и развлекала бы гостей в Веселом Квартальчике, там, где самые дешевые и никчемные шлюхи — я слышал, что некоторые предпочитают именно таких.

— Я — Акира! — говорит она и в ее ладонях вспыхивает пламя: — этого достаточно! Со своей способностью или без нее — я та, кто я есть! А ты — всего лишь виденье в моей голове. Всего лишь морок, не более того. И когда я выйду к колодцу и напьюсь вдоволь — ты пропадешь, потому что ты всего лишь галлюцинация, вызванная обезвоживанием и общим истощением.

— Я могу быть галлюцинацией — соглашается Кэйя: — но вот насчет себя ты ошибаешься. Кто такая Акира? Та Самая Акира, легенда Сейтеки, правая рука Старого Дракона Джиро, его самая лояльная и преданная соратница, его Правая Рука? Та, которая была его разящим клинком и не могла и помыслить, чтобы пойти против него? Так запомнит тебя история? Женщина-самурай, отстаивающая честь и жизнь своего сюзерена? Или — как собаку, которая укусила кормящую ее руку, как только эта рука перестала давать мясо? Короткая же у тебя память, А-тян, как быстро ты забыла годы заботы о тебе. И как тебя называть после этого? Та Самая Неблагодарная? Та Самая Предательница?

— Я не предавала Джиро! Он первый… и в этот момент я более не работала на него! А он — он сдал нас всех! Старый пердун!

— Ты уж определись, А-тян — советует Кэйя: — а то ты вдруг защищаешь Джиро, а то — нападаешь на него. Мне лично он не нравится. И ты — тоже не нравишься. Мне лично кажется, что вы все кучка лицемеров, которые только и делают, что предают, обманывают, кидают друг друга при первой же возможности. Что старая ящерица использовал тебя, как только мог, эксплуатируя твою благодарность к нему и сексуальное влечение к отцовской фигуре, твое подсознательное желание быть снизу, в тени сильного повелителя. Ты — рабыня, А-тян, не так ли? Тебе нравится быть в подчинении, нравится, когда тебя хватают сзади за волосы сильной рукой, верно?

— Последний кто осмелился так сделать — превратился в пепел. — шипит она: — медленно поджарился и его же собственный жир плавился и капал ему в ботинки, пока он кричал в агонии…

— А… ты про этот случай. Не, не, не, мы про войну не вспоминаем — машет рукой Кэйя: — иначе мы тут неделю торчать будем. А у нас дела — мне надо с девками вина в раю пить, а тебе — умирать. Не до твоих посттравматических синдромов.

— Любой твой рай превратится в ад, как только я умру и окажусь там.

— Может быть. — соглашается Кэйя: — Но сейчас не об этом. Сейчас о том, что ты предала своего отца. Хм… отцовскую фигуру? Как там по Фрейду? Тебе нужна отцовская фигура, которая совмещает в себе авторитет и власть, ты жаждешь подчиняться и в то же самое время — саботируешь это подчинение, желая, чтобы тебя наказали, сделали тебе больно. Интересно, это как-то связано с детством?

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — кричит она и пространство вокруг взрывается языками пламени! Яростно ревет пламя, но не найдя никакой пищи — бессильно оседает, оставив лишь оплавившийся песок, на который она падает без сил. Какой это был шаг? Правой или левой?

— Это было зря. — говорит Кэйя, присев рядом с ней на корточки: — ты сожгла последние остатки своих сил.

— Заткнись… — говорит она, не в силах встать. Ничего, думает она, немного полежу и… вдруг ее глаза расширяются. Она лежит на спине и Кэйя — возвышается над ней. Разводит ее ноги в стороны. Он же просто галлюцинация, как такое может быть?!

— Погоди! Стой! Не надо! — говорит она, отчаянно собирая остатки пламени внутри себя: — Не надо!

— Воот. Наконец то ты поняла, кто ты такая, А-тян — почти ласково говорит Кэйя, стоя у нее между ног: — ты просто никчемная шлюха. Предательница, у которой нет ничего святого. Сука, которая предала своего отца. И продолжает предавать.

— Я не предавала тебя! Я не предавала Джиро! И я не предам Сина! — кричит она и чувствует, как что-то течет по ее щекам. Слезы? Откуда в ней еще есть влага?

— Предала — говорит Кэйя тихо: — сперва меня. Потом — Джиро. Через некоторое время — и Сина. А разве ты не предаешь его сейчас? Он сидит в здании «Ахимса» и его разум блуждает не пойми где, пока Ганеша наводит на него морок, а ты — так глупо попалась портальщику и сейчас черте-где ведешь разговор со своим мертвым отцом. И ты даже ни разу не назвала меня папой, А-тян. Ну как можно быть такой никчемной шлюхой? Все, что произошло с тобой — это твоя собственная вина, А-тян. Ты всегда была такой, тебе нужно было, чтобы тебя драли как животное, держа за волосы — тебе же это нравилось, не так ли? — и Кэйя как будто вырастает, закрывая солнце и нависая над ней.

— Нет — шепчет пересохшими губами она: — не надо.

— Ты всегда так говоришь — Кэйя опускает руку и знакомым до боли жестом — начинает расстегивать штаны: — а потом тебе нравится. Просто прими свое место, А-тян. Прекрати сопротивляться.

— Арргх! — она чувствует, как внутри ее наконец открывается какой-то неведомый клапан и мир вокруг заливает огнем.

— Я — Акира! — кричит она и пламя поднимает ее на ноги и вскидывает ее руки, она становится похожей на птицу, которая готова взлететь: — Я — пламя! Я — огонь! И этого достаточно! ИНФЕРНО! — и огненный столб встает на ее месте, сжигая и оплавляя песок.

Пламя гаснет, и она снова опускается прямо в мягкую, спекшуюся, стекловидную массу, потрескивающую от перепада температуры. Силы окончательно покидают ее. Где ты, Бог Огня, когда ты так нужен?

— Да ладно тебе, А-тян — говорит Кэйя: — я же пошутил. Я же мертвый. А ты живая. Пока. Вот умрешь — приходи, повеселимся. Вспомним старые добрые времена, а?

— Ты! Лицемер! Тварь! Подонок! — рычит она: — Как ты мог так поступить с ней?! А?!

— Помнишь, что я тебе говорил чуть раньше? — спрашивает Кэйя: — Мне кажется, что вы все кучка лицемеров, которые только и делают, что предают, обманывают, кидают друг друга при первой же возможности. Помнишь?