Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным

— Помню. Какое это имеет значение…

— И я — такой же, А-тян, пойми. — грустно улыбается Кэйя: — И я такой же! Вы все такие! Не судите и не судимы будете! Я — трус, лицемер и подонок, а ты — предательница и отцеубийца.

— Я не убивала тебя.

— Но хотела. У тебя был такой план, и ты бы его воплотила. Ахимса говорит, что намерение важнее действия. Ты знаешь, что в аду есть особое место для таких как ты?

— Я уверена, что там есть особое место и для таких как ты… — отвечает она и поворачивается на спину. Глядит в небо, прищуриваясь от палящего солнца. Что-то мелькает в небе. Высоко-высоко. Птица? Силуэт увеличивается, приближаясь и она понимает, что для птицы он слишком велик. Дракон!

— Нет — шепчет она и улыбается, чувствуя как лопается кожа на пересохших губах: — это виверна.

Глава 13

Когда она открыла глаза, то сперва не поняла где находится, слабость разливалась по всему телу, и она не могла пошевелить рукой. Какое-то время она провела в прострации, собираясь с мыслями, осознавая себя. Кто я? Я — Акира. Девочка, которую бросили умирать той морозной январской ночью. Пробудившая Дар Огня. Приемная дочь Старого Дракона. Лучшая на курсах подготовки боевых магов. Лейтенант 316-го отдельного батальон Командного Пункта армейской авиации, два года за ленточкой, двенадцать отметок на ремне. Отметки означали вражеских магов. Командование боролось с этим варварским способом отмечать победы, но ничего не могло поделать — у ветеранов свой Устав. Потом, потом — Тодай, куда она поступила как ветеран, по армейским льготам. И вот она уже выпускница Тодай с отличием, приступает к написанию своей диссертации, но ее зовет к себе Старый Дракон, у которого возникли большие проблемы с китайской триадой. Командировка в континентальный Китай. Или вернее сказать — рейд. Именно в этом рейде она и заслужила имя. Та Самая Акира. Кто? Та Самая Акира, дурень, ты что, не знаешь? Та самая, которая сожгла в пепел сорок магов Республиканской Армии, та самая, которая уничтожила молодого выскочку Тай Лунга, который уже присвоил себе звание Дракона Юго-Востока и начинал распространять свое влияние на острова! Та самая, которую захватили с помощью яда, коварства и удара в спину, скрутили и сковали антимагическими оковами — с тем, чтобы Тамерлан, Тигр из Гонконга — мог отыграться на ней за гибель своих людей, и никто не знает, что там произошло, но только нет с нами больше Тамерлана и его ближних, а есть только расплавленная от жуткого жара земля, превращенная в стекло — на том самом месте, где раньше стояло поместье Тигра из Гонконга. Которое, как говорят было настоящей крепостью. На каком-то этапе люди стали приписывать ей даже то, чего она и не делала, преувеличивать и распространять страшные слухи.

Но каждый раз, когда кто-то пытался назвать ее Драконом, Тигром, Фениксом или еще какой-то тварью — она пресекала эти попытки. Потому и осталась просто Акирой. Вернее — Той Самой Акирой. И это звание, эта кличка — вернулась вместе с ней в Японию. Та Самая Акира.

Потом — Огненная Сестра, последовательница Сумераги-тайчо. Неужели Кэйя прав и она просто ищет себе отцовскую фигуру, наставника, мастера? Неужели в этом худощавом подростке ста с чем-то лет она видит своего хозяина? Кэйя, мертвец из ее снов — нахватался ее знаний и теперь говорил, что «судьба ребенка зависит от первых шести лет жизни, А-тян. Как ты будешь бороться, чего ты будешь бояться, куда ты будешь стремиться — все это до шести лет. А до восьми лет ты была моей, никчемная ты дурочка».

Сумераги-тайчо, а вернее — Син. Он дал ей странное чувство собственной неуязвимости. Никогда до этого она не была так уверена в том, что с ней все будет в порядке. Просто его присутствие за спиной — давало это чувство. Чего стоит только эта история с отрезанной рукой? Сколько раз ему отрезали руку? И сколько раз она, открывая холодильник — наталкивалась на нее? Руки, ноги, повреждения внутренних органов — все это излечивала Сила Крови, делая ее, Майко и Читосе — неуязвимыми богинями битвы. Она слишком расслабилась, это и привело к тому, что Син погрузился в иллюзию, а она… едва лишь дернувшись — ощутила чью-ту ладонь у себя на плече… а в следующую секунду очутилась здесь.

Здесь? Где? Она попыталась проморгаться, сфокусировать взгляд. Она же была в пустыне, но здесь нет палящего солнца, здесь даже прохладно…

— Итуа ласпэрэ ваниту суаа… — раздается чей-то низкий, с хрипотцой голос, и ее губ касается что-то влажное. Вода! Вода, наконец, вода! И она пьет, пьет жадно поглощая каждую каплю влаги и чувствуя, как влага пропитывает каждую ее клеточку. Вода быстро, очень быстро кончается и она чувствует досаду, разочарование, ей мало воды, она еще не… но вот влажный край чаши появляется вновь, и она пьет…

— Сарэтэ, сарэтэ, иной! — говорит кто-то неизвестный и она кивает, реагируя на беспокойство, звучащее в голосе. Он беспокоится, что она выпьет слишком много и что клетки головного мозга не выдержат такого насыщения влагой, можно умереть и от переизбытка воды в организме, она видела, как это бывает. Но ей всегда было нужно больше воды чем остальным. Она — огонь, но в то же время человек. А человеку рядом с огнем всегда нужно больше воды. Чаша с драгоценной влагой снова пропадает во тьме и она прикусывает губу от досады.

— Я знаю — говорит она и собственный голос звучит словно колокол с трещиной — глухо и надломлено: — знаю, что нельзя много. Знаю. Но мне нужно больше. Пожалуйста.

— Сарэтэ! — что бы ни обозначало это слово. Акира знает пять языков, она владеет английским, французским, немецким, испанским и китайским. К сожалению она не знает фарси и пушту, не знает русского или суахили. Хотя… несколько слов то она может сказать.

— Verstaan jy my? — пробует она: — Ek het vervoer nodig…

— Лай, лаай, сук таа. — отвечает голос и ее накрывают мягким покрывалом. Она хочет протестовать, она в состоянии встать и идти, но темнота снова накатывает на нее, и она засыпает.

Когда она открывает глаза во второй раз — она уже может видеть в этой полутьме. Сперва она видит белые жерди, подпирающие потолок, типичное жилье кочевника, вигвам, юрта, чум — войлок или шкуры наброшены на каркас из жердей. Она поворачивает голову. Скромное жилище кочевника. Она попала к туарегам? Какой там язык у туарегов? Тамашек? Группа берберских языков. Вот и пришло время пожалеть, что не выбрала эту специализацию во время обучения, но кто же знал? Что она вообще знает о туарегах? Странное племя, где царит матриархат, здесь всем распоряжаются женщины, а мужчины скрывают лица и довольствуются малым. Женщины даже могут иметь свой гарем из мужчин-любовников. Да, Майко бы здесь точно понравилось бы. Она улыбается, потом, спохватившись — ждет острой боли в потрескавшихся губах, но ничего не происходит. Она поднимает руку и касается своих губ. Смазаны каким-то маслом… или животным жиром. О ней позаботились.

Кто-то нашел ее посреди пустыни, отнес в свой шатер, напоил, смазал потрескавшуюся кожу маслом, укрыл от палящего солнца. Кто бы это ни был — она уже обязана ему своей жизнью. Мир не без добрых людей, что бы там ни говорил Кэйя. И… кстати — этот мир. Потому что она видела виверну. Бартам? Значит — никаких туарегов, никакого суахили или африкаанса.

Она облизала губы. Нет, не жир. Скорее — какое-то цветочное масло. Сладковатый вкус, немного с горчинкой.

— Ну и ну. — говорит Кэйя, присаживаясь на маленькую скамейку у скромного очага и рассматривая свое отражение в отполированный медный бок котелка, висящего на цепи: — Ты все-таки выжила, А-тян! Следует ли мне отметить, что это не твоя заслуга? Тебя просто подобрали в пустыне, как брошенного котенка. Наверное, надо отметить тот факт, что твое тело натерли маслом. Да, конечно, только для того, чтобы у тебя кожа не потрескалась. Но все же — натерли маслом. Знаешь, я бы и сам натер тебя маслом с головы до ног, не будь ты такой старой.

Она смотрит на Кэйю, который сидит у очага и бреется опасной бритвой, глядя на свое отражение в котелке и не понимает, почему он все еще здесь. Неужели она все еще при смерти?

— Молчишь? — Кэйя заканчивает бриться, аккуратно складывает бритву пополам и убирает в карман жилетки: — Молчишь. Нечего сказать, да? А вот мне есть что сказать.

— Ты и так только и делаешь, что говоришь… — отвечает она ему, все еще не понимая, как так случилось, что Кэйя не исчез после того, как она пришла в себя. Наверное, мне еще плохо, думает она, наверное, у меня отмирают клетки мозга… мне нужно к Сину! Пока я все еще — я, пока я не потеряла своей идентичности! Так, спокойно, спокойно, дыши… успокаивает она сама себя, ничего еще не случилось, рано ставить диагноз по одной галлюцинации, без паники. Как только я найду Сина — сразу попрошу Крови и все равно, что за этим последует, уж со своими чувствами я смогу справится — если все еще останусь собой.

— Ан контрэ, моя дорогая, ан конрэ. Хотя… — он делает вид, что задумался: — я могу и изменить тему нашей дискуссии. В прошлый раз мы обсуждали какая ты никчемная, А-тян, а сейчас мы поговорим о том, какая ты ценная.

— Неожиданно — признается она: — из твоих уст это звучит по крайней мере… неожиданно.

— Нет, ну почему же. — пожимает плечами Кэйя, поджимая ноги под себя и садясь рядом с ней по-турецки: — люди всегда тебя выделяли и ценили. Этот идиот с Огненным Хлыстом, например… он же практически умер, защищая тебя. Большая любовь. Большие жертвы. Он видел тебя как сияющую вершину, молился на тебя. А ты знаешь, что с ним стало? Он так и остался одинок и зол. Иногда он приходит на тот самый балкончик и воет от горя, хотя вроде мужчина. Слабак. У него недостаточно сил даже чтобы удавиться, но для него ты была всем.

— Узнаю тебя, Кэйя. — цедит сквозь зубы она, чувствуя, что у нее нет сил чтобы пошевелиться и прогнать его от себя: — даже твои комплименты пропитаны ядом.

— О, это только начало, А-тян. Ты действительно — ценная. Например… для твоей подружки. Этой… Снежной Девки… так кажется вы ее зовете? Вода и камень, лед и пламень не столь различны меж собой… инь и ян, противоположности притягиваются, нэ, А-тян?

— Не смей касаться своим поганым языком ее имени… — говорит она, зная, что он ее не послушает: — ты недостоин и мизинца на ее ноге…

— Даже так! — ухмыляется Кэйя: — Знаешь, а у меня есть теория. С учетом, где именно бывал мой язык… и что ты делала своим языком с этим самым мизинцем… и другими пальчиками на ногах уважаемой Юки — мы с ней своего рода родственники. По крайней мере я точно могу сказать, что там, где бывал ее язык — мой тоже бывал. Хм… как это называется у вас, у молодежи? Непрямой поцелуй?

— Отвали. Тебе не вогнать меня в чувство вины и рефлексию. Я изучала Юнга. Я — это не то, что со мной случилось. Пусть даже со мной когда-то случился ты. Я была просто маленькой девочкой, а ты уже тогда был законченной сволочью. У меня все в порядке с самооценкой. Более того — это у меня есть теория, Кэйя-кун. — она знала, что он терпеть не может, когда к нему так обращаются.

— И знаешь в чем эта теория заключается? В том, что клетки человеческого организма обновляются каждые семь лет полностью. Я давно уже не та запуганная маленькая девочка, которая делала все, что ты от меня требовал, лишь бы ты прекратил избивать мою мать. И где бы твой язык ни побывал — он сейчас гниет в земле, а я — я уже больше не А-тян, которую ты знал. Так что можешь даже не стараться. Или можешь стараться. Мне все равно. У меня есть дела. Я — поправлюсь и найду Сина, вытащу его из лап «Ахимса корп». А потом мы найдем этих двоих и надаем им по жопе за то, что они так нас напугали. А потом я приду в гости к Юки и обниму ее. И скажу, как я по ней скучала. А ты — будешь продолжать гнить в земле и страдать в аду, где тебе самое место.

— Вот как. Вот как. — Кэйя чешет подбородок. Он всегда так делала, если у него не было слов. Вот и все, думает она, прощай Кэйя. Надеюсь мы не увидимся — для твоего же собственного блага. Она закрывает глаза, чувствуя, что истощена до предела этим бредовым разговором.

Прямо сейчас у нее одна надежда — что время дискретно и что пока она вот тут лежит в шатре местных туарегов — в ее мире не прошло и секунды. Что она успеет разобраться со своими делами тут и на ее призыв появится Сакура, для которой прошли доли секунды, и она появилась на зов. Так что не все потеряно, надо вставать на ноги, надо благодарить людей, которые спасли ее, надо искать столицу Империи, может быть там есть ключ к возвращению домой. В конце концов Юки заметит, что их нет и уж ей-то Сакура не откажет. Розовая ниндзя привязана к Юки, и если раньше это были дружеские отношения, то сейчас… нет, она не ревнует. Сакура видела в Юки скорее материнскую фигуру. Наставника и старшей сестры. Вот у кого ультимативная способность — думает она, завидую ей, завидую ее прыг-скок по мирам, сегодня здесь, а завтра там. А огонь? Огонь — это только разрушение, это постоянный голод, это пепел и сажа после. Единственно для чего она хороша в плане созидания — это барбекю. Вот закончим со всем этим и выедем на природу, думает она, устроим барбекю, вскипячу какой-нибудь пруд… только без рыбы. Или сразу на горячие источники сгонять — старый Джиро не откажет. Прошли те времена, когда старый Джиро мог отказать ей в настойчивой просьбе. И она не испытывает чувства вины, что бы там Кэйя не говорил. Когда ты в семье — то обязательства и права распределяются так — кто наверху — у того больше прав, но больше и обязательств. Если ты сам сдал своих людей полиции, государству или Инквизиции — твои люди вправе не считать тебя более главой семьи. И она вправе была спалить и самого Джиро и его Вишневый павильон со всем поместьем и эту прихвостню Кику вместе с ним. Так что пусть спасибо скажут, что карпами отделались. Что же до Кики и ее мелкой мести — то пусть подавится своей жизнью рядом со стариком. Она, Акира — прошла этот этап. У нее теперь другие дела. Иные планы. Она — движется вперед и не оглядывается назад.

Она улыбается. Хорошо, что Майко вместе с ней. Наемница, хоть и взбалмошная, хоть и небрежная и авантюристка в душе — хорошо понимала с какой стороны на бутерброд масло намазано. Ей, с ее способностью и любовью к ближнему бою, способность Сина дает мощный рывок в уровне, удачную синергию, превращающую средней руки метаморфа в богиню войны. И уж конечно, Майко такого не упустит, не из такого она теста. И она — честная. Зная, что ей дает Син — она дает взамен все. Всю себя без остатка. И она это делает не только потому что честна, но и потому что боится. Боится снова стать просто метаморфом средней руки. Перестать быть Могучей Майко, богиней войны, неуязвимым клинком Сумераги-тайчо.

Впрочем, ладно. Майко с ними и это хорошо. Читосе с ними и это великолепно. Кто бы ожидал пробуждения такого дара в этой невзрачной девице, вся заслуга которой в том, что она оказалась первой барышней в беде на пути у Сина. Она искренне считала Читосе бесполезной дармоедкой — до тех пор, пока не увидела, что та вытворяет с ее «Чезетами». Богоубийца, надо же. Подбирается команда, достаточная для того, чтобы своротить основы мира и водрузить над развалинами свое знамя. Она знает подноготную мира магов и отдает себе отчет, что не так уж и много сил в мире могут составить серьезную конкуренцию. И кое-кто из этих сил — уже их союзники. Сестричка Нанасэ и ее отряд из сестричек Нанасэ. Чертова Вечно Молодая Луна, которая пугает ее до мурашек по спине, и ее Совет Семисот (уже Семисот!), Линда, которая всегда играет в свою игру, делая вид, что работает и с Минору-доно и с Сумераги-тайчо… Сакура, которая сама по себе ультимативная карта выхода и внезапного нападения.

Да, они — команда молодых Богов! И как только она сможет самостоятельно ходить — она вернется к своему статусу Той Самой Акиры!

Она чувствует, что сила возвращается к ней, пытается встать и чувствует, как что-то мешает. Отбрасывает одеяло и смотрит вниз. Она лежит на покрывалах из чьих-то шкур, сшитых воедино. Шкуры теплые и переливаются легким лунным светом, но не это привлекает ее внимание. Она лежит совершенно без одежды и прав бы Кэйя, когда сказал, что для того, чтобы намазать ее маслом — нужно было снять одежду. Но это неважно, в таком вот действии нет сексуального подтекста, это как медицинская процедура, это нормально, даже если и ее раздели без ее ведома — это для того, чтобы обгоревшая кожа не слезла с ее плеч лоскутами — они же не знали, что она не получает солнечных ожогов. Вообще ожогов, на то пошло. Это — нормально.

А вот что ненормально — так это черные, поблескивающие оковы на лодыжках. Она сглотнула, чувствуя как у нее внезапно пересохло горло. Любишь быть рабыней, А-тян? Она вскидывает руку и с безумной надеждой щелкает пальцами. Нет даже искорки. Антимагические оковы? Как там — только разумные твари держат других тварей в клетках. Она дергает за цепи, дергает, пытаясь проверить их прочность, зная, что ничего не сможет сделать, она же не Майко, чтобы взбугриться мускулами и разорвать цепи, а расплавить их она не может…

— Буяо! Буяо! — в шатер врывается кто-то в темном и кричит на нее, она кричит в ответ, инстинктивно призывая Силу Огня, но огонь не отзывается и тогда она вскакивает, вернее — пытается вскочить на ноги, цепь удерживает ее и она падает, больно ударившись о жесткий пол, покрытый лишь тонким ковром.

— А я говорил, А-тян — шепчет ей на ухо Кэйя: — для кого-то ты ценна… как товар. Ты дорого стоишь. Пусть эта мысль греет тебя…

Глава 14

POV Ганеша, демиург микрокосмов, аватара без номера.

Ганеша огорченно цокнул языком. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Мало того, что направленная в Сейтеки новенькая из пятого поколения натворила дел, ввязавшись в безобразную драку (и проиграв ее!), так она еще и нашла с кем связаться — с самой Сумераги-тайчо, вернее с ее людьми. А уж Сумераги-тайчо по всей стране была известна как фанатичная и беспощадная последовательница принципа талиона в квадрате — два зуба за зуб и оба глаза за один. А еще дом сжечь и семью вырезать. И солью сверху присыпать. Стремительный подъем авантюристки из провинции не мог быть случайностью и если пару случаев, когда сама Черная Вдова и ее боевые лесбиянки выходили из огромных неприятностей целыми и невредимыми — еще можно было списать на случайность и удачливость, то настойчивый паттерн всех конфликтов с участием этой команды нельзя было списать на случай или просто удачу. А паттерн у всех конфликтов с участием Сумераги и ее команды был очень прост — все, кто являлся ее врагами — либо становились союзниками, либо умирали. И на самом деле такая вот команда как воздух нужна была в Юго-Восточной Азии, в секторе Тэйлор с ее вечными конфликтами между варлордами и постоянной партизанской войной, с непрестанной резней направо и налево. Господи, вот чего стоило не бесить эту сумасшедшую, а поговорить с ней?

Но нет, новенькая аватара Дурги снова сорвалась с катушек, а он ведь говорил, что оборудование износилось и что пятое поколение самое избалованное и агрессивное, черт, да они даже ростом поменьше, у них вечные проблемы с кожей и волосами. И они все — чертовы неврастеники. Всю эту чушь, что задвигает сестрица Морриган — они проглатывают, не жуя и еще добавки просят! То, что они аватары бога, что их руками будет решена судьба человечества и что именно они и несут людям тот самый обещанный Рай. И хрен с ним, с Раем, тут Морриган может и права, проект «Вальгалла» уже выходит на запланированные мощности, еще годик-другой и они смогут дать людям все, что те захотят. Но вот верить в свою богоизбранность — это слабость. Потому что те, кто богоизбран — не совершают ошибок. И если ты веришь в это, то становишься высокомерным сукином сыном или дочкой. Вот как новенькая.

— Ты понимаешь, что ты поступила… слишком поспешно? — спрашивает он у новенькой. Новенькая стоит в его кабинете, скрестив руки на груди. Видимого раскаяния у нее в глазах нет.

— Эти — первые начали — говорит она: — особенно та, которая метаморф! Да если бы я Дюку не свистнула, они бы меня там рвать начали! И они оскорбили Кали! Мать всех начал и Черную Шакти! И …

— Брань на вороту не виснет — вздыхает Ганеша: — дорогуша, кто тебя просил в Сейтеки ехать? Брать в свои руки переговоры?

— Меня просить не надо — вздергивает голову новенькая: — я и сама вижу все! Эти из Сейтеки пытались у нас контракт увести! И не согласовали выступление! Рэй Хината — довольно популярна и добавление в фонограмму субвокала заклинания «Песнь Вальгаллы» обязательно при любом живом выступлении! Тут дело принципа! Сегодня от нас Рэй уйдет, а завтра еще кто-нибудь, дурной пример заразителен. А у нас график. К моменту Рагнарека, дня «Р» — как минимум восемьдесят процентов населения должны «Песнь Вальгаллы» услышать. Да не по одному разу. А выступление живьем повышает эффективность воздействия в три, а то и четыре раза!

— Дурга. Какой у тебя там номер… — Ганеша вглядывается в татуировку на предплечье: — Дурга номер триста пятьдесят семь. Триста пятьдесят седьмая.

— Три пять семь. — буркает новенькая, одёргивая рукав, так, чтобы скрыть татуировку. Номера всегда были особенно чувствительной темой для аватар новых поколений. В наше время никаких номеров не было, подумал он, не было номеров, но не было и сотен аватар, каждый знал каждого. Это сейчас аватары простые и одинаковые как пластиковые игрушки в супермаркете. И такие же дешевые. Никому не придет в голову ремонтировать пластиковую игрушку. Ее просто выкидывают.

— Так вот, триста пятьдесят седьмая, все что ты говоришь — я знаю. Это я разрабатывал программу по подготовке населения к «Вальгалле». Это я проводил исследования эффективности воздействия субвокала на мозг. Это со мной сверялась сестрица Морриган, когда разрабатывала «Вальгаллу». Или ты этого не знаешь?!

— Да, но…

— Или ты считаешь меня таким идиотом, что я не в состоянии проследить логические цепочки из двух компонентов?

— Нет — мотает головой новенькая: — но ведь…

— И это я лично отдал распоряжение не приближаться к чертовому Сейтеки и особенно к чертовой Сумераги!

— Но… это же было распоряжение «пока они не нарушат границы наших интересов», вот я и подумала… — оправдывается триста пятьдесят седьмая: — это же прямое нарушение… и потом — там не было Сумераги-тайчо! Это какие-то… левые девки.

— Ты дура — ласково говорит Ганеша: — идиотка. Вас всех вырастили в пробирках и внушили мысль о собственной непогрешимости. Да я бы вашему поколению даже ночной горшок не доверил вынести.

— Ганеша-сама! — возмущается новенькая и в ее глазах появляются слезы: — Но ведь…

— Если бы ты была достаточно компетентна — ты бы знала, что эти двое, которых Джек-Из-Тени притащил сюда по твоей наводке — ближайшие соратницы Сумераги. Тигрица Майко и Длань Смерти Читосе. Если бы не мои способности — не было бы больше небоскреба «Ахимса». Вот сразу не было бы. Но это, ксо, часть беды! Потому что ты оставила на месте следов достаточно для вот этого! — и Ганеша обвел рукой свой диван для посетителей. На диване лежали двое.

— И если бы у тебя в голове была хоть капля ума — ты бы узнала Нисимуру Акиру! Правая рука Сумераги! Не знаю, что за парнишка с ней пришел, но уж Акиру Огненную Сестру, Ту Самую Акиру, гения своего выпуска Тодай и командира отдельного пехотного подразделения в Мьянме ты должна знать! Не так много в Японии магов ее уровня. Да что с тобой говорить… — он машет рукой и устало опускается в кресло, прикрыв глаза рукой. Наступает тишина. Новенькая стоит, вытянув руки по швам и стараясь не привлекать лишнего внимания. Наконец, находящаяся в комнате Нагиня — деликатно кашляет и Ганеша открывает глаза.

— Что делать с… — Нагиня кивает на тела: — красный или синий? Белый?

— Красный. Оба. — отвечает Ганеша и замечает, как уголки губ у Нагини опускаются. Она не любит, когда красный. Красный — это значит ад. Это значит запереть человека в его же собственном разуме, где все твои самые страшные кошмары сбываются и «дольше века длится день». Ганеша не испытывает злости к тем, кого он запер в своей же голове, он бы и сам хотел дать Рай всем, запереть всех в своем собственном Эдемском Саду, где все возможно и у всех есть все. Но он знает таких людей — эти люди, двое, которые спят на его диване — принадлежат к особому сорту людей. Им станет скучно в Раю. Им нужна битва. Им нужно преодоление. Только тогда они не будут обращать внимания на нестыковки и им в голову не придет что это иллюзия. Быть запертым в иллюзии и осознавать это — к сожалению, совсем не рай. Так что — красный. Может в красном секторе у них и не будет райских наслаждений, но по крайней мере не возникнет вопросов. Им нужна постоянная битва — вот, получите. Может позже, когда они победят себя сами, смирятся со своими страхами и поражениями — их можно будет перевести в белый сектор. А потом и в синий. Как и все человечество. Рано или поздно все человечество перестанет испытывать страх и боль, горе и страдания. Ради такой цели можно и потерпеть. Что значат эти мелкие, несущественные жертвы по сравнению со всеобщим счастьем? С возвратом потерянного рая? Разве это не божеское дело — вернуть человечество в Эдемские Сады?

— А… с ней? — Нагиня кивает на новенькую и та вжимает голову в плечи, словно боясь удара. Ганеша изучает триста пятьдесят седьмую. Раньше мы бы с такой не церемонились, думает он, раньше такие как она просто шли в биологическую массу на переработку, не пропадать же добру. А теперь все стали такие мягкотелые, такие гуманные… погубит это нас однажды. Как же, аватара Дурги, значит родственница. И хотя на его взгляд в истории человечества именно родственники чаще всего и были причиной смерти августейших особ — сестрица Морриган в последнее время не одобряет походов новых аватар в бак для создания биологической массы. Новенькие в свою очередь и не подозревают что из второго поколения выжили дай бог двое и одна из них — Нагиня.

— Триста пятьдесят седьмая переводится на работу в подземном комплексе — наконец принимает решение Ганеша: — вплоть до особого распоряжения. Лишается своих привилегий выходного дня и походов в город. И значок тоже верни.

— Но!

— Тихо, дитя! — зажимает ей рот Нагиня: — Ты еще легко отделалась! Ступай вниз! — Ганеша качает головой. Нагиня тоже слишком привязана к аватарам, считает их своими детками… он глядит, как Нагиня уводит новенькую из его кабинета, как организовывает вывоз тел в красный сектор подземного комплекса. У него очень болит голова. Он достает бутылку с янтарно-оранжевой жидкостью и прикладывается к ней. Нектар и амброзия, произведенные в лабораториях Кейптауна на некоторое время, снимают боль, его вечную спутницу.

Он думает о том, что нейтралитет теперь невозможен и что надо планировать полномасштабный рейд в Сейтеки, потому что отныне они и эта сумасшедшая Сумераги — враги. А статистика показывает, что все враги Сумераги — либо умерли, либо прогнулись под нее. Даже Инквизиция! При том, что возможности «Ахимсы» превосходят возможности ЕИВ Инквизиции ровно настолько, насколько мировая экономическая и военная сила превосходят таковые в одной Японии — это могло быть… неприятно. Активы «Ахимсы» и тем более ее боевые подразделения раскиданы по всему миру, и для того, чтобы стянуть их в Токио понадобится время… благодаря Джеку-Из-Тени не такое большое, но все же. Принять решение. Сформировать команду. Перенести всех сюда, в офис Токийского подразделения. И уже только тогда… это займет минимум три-четыре дня, должно хватить. Если только Сумераги уже не планирует свой рейд, Акира пришла как вестник, как парламентер, больше этого не повторится.

— Дорогая — открывает глаза Ганеша и отставляет бутылку в сторону. Время планировать. Время действовать. «Ахимса» всегда достигает своих целей и этот раз — не исключение.

— Мастер! — откликается Нагиня через селектор: — мастер…

— Свяжи меня с Кейптауном. Мне нужна боевая команда, желательно из первого поколения тхагов. Если найдешь Муругана или Тора — будет хорошо.

— Не могу — тут же отвечает Нагиня и ее голос звучит более взволнованно, чем обычно.

— То есть как это — не можешь? — хмурится он: — что за…

— Вся связь отключена, мы заблокированы от внешнего мира. Сработала антипортальная защита и баллистические щиты. Нас атакуют, мастер. — говорит Нагиня.

— Атакуют? Кто атакует? — черт, до чего быстрая эта Сумераги! Но откуда у команды из провинции оборудование для постановки антипортального купола? Как они отключили или заглушили всю связь? Даже коммуникационные лазеры? Репутация не врет, опасный соперник. Впрочем, за его спиной вся мощь «Ахимсы» и сестрица Морриган. А сестрица не проигрывает. Никогда такого не было. Неприятно — да. Но не смертельно. Самому бы не умереть, неохота восстанавливаться из автоклава, опять на столе у сестрицы лежать…

— Нападающие опознаны! Это «Антимагия»! — звучит голос Нагини и Ганеша с недоумением смотрит на селектор. Антимагия? Им-то какого черта нужно? Всю жизнь они с Лазурным Дворцом в дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве были, что случилось? Или у Сумареги такие влиятельные союзники? Ганеша качает головой. Он не знает всего, но таковы любые битвы и любые сражения — туман войны покрывает равнины и невозможно пересчитать силы противника до копейщика. Или это просто совпадение? Нет, таких совпадений не бывает.

— Мы… можем и сами — говорит Нагиня, но Ганеша понимает, что та кривит душой. Не смогут они сами. Не против боевиков Антимагии с их пепельными клонами, с заменой прямо на поле боя локальной телепортацией и специальным оборудованием. Баллистический щит продержится недолго — минут десять от силы. Потом — хорошо обученные и отлично вооруженные бойцы «Антимагии» — ворвутся в коридоры «Ахимсы». Этого нельзя допустить. Значит выход один — он сам выйдет к ним. И определит их всех в красный сектор, сколько бы их там ни было. Ему достаточно поглядеть им в глаза — и все. Вместо бойцов «Антимагии» будут просто тела для перевозки. Конечно, потом придется с Лазурным Дворцом объясняться, а может даже уносить ноги из страны, или вернее — переходить на подпольное положение… и это те еще проблемы. Одних тел из подземного комплекса вывести не одну сотню нужно…

— Не надо — говорит он: — предоставь все мне. Подготовьте места в красном секторе… сколько их там? Вот сколько их есть — столько и готовьте. И дай команду к эвакуации — нам нужен Джек-Из-Тени, без него не справимся.

— Как скажете… Нет! — кричит голос в селекторе и раздается выстрел. Ганеша морщится. Значит щит упал раньше, чем он думал. Нагиню жаль. Он ее восстановит, он не может без хорошего помощника, а она — хороший помощник, но это означает целых два месяца без помощницы. Возьмет новенькую пока… пока новая Нагиня не созреет в автоклаве. А сейчас надо идти — погружать бойцов «Антимагии» в их худшие кошмары. Он встает из-за стола, и тут входная дверь распахивается. К его удивлению — это не бойцы «Антимагии». Это невысокая, худощавая девушка в черном. И конечно он сразу же узнает ее. Длань Смерти Читосе, приближенная Сумераги, та самая, которая сейчас должна спокойно лежать вместе со своими подружками в красном секторе. Никто и никогда не выходил из райского сна без его воли. Без его разрешения. Значит это не она, успевает подумать он, фокусируя свой взгляд на ее глазах, погружая ее в сон, значит это клон? Аватара? Сумераги владеет техникой создания аватар? Опасно, очень опасно, ее надо уничтожить. Если это правда, тогда приоритет меняется и Сумераги из провинциальной удачливой команды — превращается в угрозу номер один.

Девушка тем временем поднимает пистолет и он с ужасом понимает, что она — не слушается его способности, не падает на пол, обмякнув, не роняет оружие и не погружается в глубокий сон, в котором либо сбываются желания, либо мучают кошмары.

— Погоди! — поднимает он руки вверх. Почему она не слушается его взгляда? Ах, да… она двигается с закрытыми глазами. Все ясно. Легкая улыбка скользит по его губам. Вы думаете, что если вы закрыли глаза — это спасет вас от райского сна? Да, глаза — это самый широкий поток информации из внешнего мира, но сестрица Морриган не такая глупая и давно уже решила эту проблему. В конце концов они хотят рай для всех на земле, а не только для зрячих. Команда на погружение в сон — это просто информация, поток данных в мозг реципиента, а информация может быть передана различными способами. Не только картинкой. Но и звуком. Осязанием. И сейчас ему достаточно только изменить гортань и произнести Слово Морриган, чтобы эта девушка все же стала подвластна его чарам.

— Тюлилихум… — начинает он первую часть заклинания и в этот момент выстрел сносит ему половину черепной коробки. Он оседает на пол, нелепо заваливаясь на бок и пачкая кресло своей кровью. Его глаза еще в состоянии видеть, уши в состоянии слышать, но мозг уже не может обрабатывать информацию и мир угасает вокруг.

— Менталист. Тьфу — вот последнее, что он слышит перед тем, как тьма поглощает его окончательно: — гадость какая…

Глава 15

POV Длань Смерти, Богоубийца, тихая девушка по имени Читосе

Когда именно она поняла, что все, что происходит с ней — нереально? На балу в Лазурном Дворце, во время вальса с Сином? Или во время кульминации школьных выборов — оглашения победительницы? Как понять, что ты живешь нереальной жизнью и все вокруг тебе кажется? Мозг обладает ограниченной мощностью в обработке и построении окружающего мира и любая иллюзия всего лишь порождение твоего собственного сознания. Продумать сюжет сна, обработать сложную архитектуру, подать сигналы об ощущениях — зачастую мозг не справляется с такой задачей. Однако иллюзия, наложенная на нее, отличалась от сна. Все было как наяву — и если она сжимала руку в кулак, то кончики пальцев белели, а на ладони оставались отпечатки. Ее верные «Чезеты» пахли так, как и в реальности — смертью и оружейным маслом. Тяжелая ткань платья отливала шелком, спадая вниз с ее бедер. И Акира-сан и Юки и все остальные — были как настоящие. Чего-то едва неуловимого не хватало, но у нее никогда не было времени подумать над этим. Потому что события шли каскадом, одно за другим — хоп, и вот она уже стоит на сцене актового зала в школе Сина и принимает поздравления, теперь она — президент школы и Юки и Иошико хлопают в ладоши и уверяют что эта должность подходит ей как нельзя лучше, хоп! — и вот они с Сином уже кружатся в вальсе на мраморном полу Лазурного Дворца и старик Император смотрит за ними, пряча довольную улыбку в усы, а вот после того, как замолкает музыка — Син опускается перед ней на колено и достает откуда-то коробочку. Маленькую, красивую, обшитую синим бархатом, и она знает, что в этой коробочке еще до того, как он открывает ее и протягивает ей, а с бархатной подложки сверкает бриллиант обручального кольца. Хоп! — и тут же в Лазурном Дворце происходит свадьба, и сам Император служит шафером, а все-все — стоят рядом, нарядные и счастливые. Звучат поздравления, и она счастлива и после слов «Объявляю вас мужем и женой» — Син приближает свое лицо, и она утопает в свадебном поцелуе…

И тут же без перерыва — как она застает в постели у Сина Юки и Акиру и они — все вместе смеются над ней и говорят ей обидные слова и Акира зажигает свой огонь в правой руке, а она знает что бывает, когда Акира вот так вот прищуривается, а в ее правой руке пляшет пламя и она просто успевает первой, гремят выстрелы и Акира падает навзничь, а Син бросает на нее взгляд полный разочарования и ненависти. И вот уже она бежит бесконечными анфиладами дворца, задыхаясь от слез и желая только умереть, а навстречу ей из тайных ниш выдвигаются Алые Стражи, а у нее кончаются патроны и…

И тут она понимает, что все это — неправда. И опускает руку с пистолетом. И Алый Страж отрубает ей руку по локоть. Кровь тут же запекается. Она не чувствует боли, она просто смотрит в прорези латного шлема, туда, где у Алого Стража должны были быть глаза. Страж замирает.

Как я поняла, что это — нереальность? — думает она. Иллюзия хороша, великолепна, даже сейчас, стоя на ступенях замка босиком — она чувствует холодный мрамор, она вдыхает запах стали и крови, пороховой гари и ее любимых духов. Но она чувствует и тяжесть пистолетной рукояти, плавный ход спускового крючка под ее пальцем, а ведь эта рука отрублена и лежит на мраморном полу. И это лишь подтверждает ее умозаключения. Менталист, думает, какая гадость, меня снова изнасиловали в голову. Вторглись в святая святых, эксплуатировали мою любовь к Сину, мою настороженность по отношению к Акире-сан, то, что я не могу до конца ей довериться, и… если честно — то немного ревную ее. Потому что Акира-сан — как сверкающая звезда, самодостаточна и решительна, потому что даже Син смотрит на нее немного снизу-вверх, потому что она как Нанасэ-сан — словно старшая сестра. Потому что Акира может жить и без них всех, а вот они все без нее — не могут. Акира словно стержень их компании, словно строгая, ворчливая, но любящая мать. И как бы я к ней ни относилась — Акира не оттолкнула бы меня, даже в том маловероятном случае, если бы сразу после свадьбы она и оказалась в постели моего мужа — она не стала бы отталкивать меня. И никого из нас. Ни она, ни Юки, которая в последнее время пугает контрастом между своей внешностью и какой-то внутренней мудростью — никто из них не стал бы издеваться над ней. Именно поэтому она и называет их команду Семьей. И она скорее поверит, что весь мир стал иллюзией, поверит в то, что ее глаза не видят правду, ее уши не слышат правду… и лишь ее сердце знает, что такое правда.

Она наклоняется к лежащей на холодном мраморном полу отрубленной руке и разжимает пальцы, принимая тяжесть заряженного пистолета. Где-то за спиной над ней продолжают издеваться «Акира» и «Юки». Ненастоящие. Нереальные. Фальшивки.

— Есть лишь один путь распознать Майю, иллюзию жизни вокруг нас — говорит она пересохшими губами: — находясь в кувшине жизни ты не поймешь его форму и предназначение. Только прервав цепочку перерождения и познав нирвану мудрый может узнать, что лежит по ту сторону реки Стикс… — одним коротким движением она приставляет пистолет к виску и давит на спуск. В этом мире не так уж много постоянных, не так уж много констант, здесь все может меняться и течь, но есть одна вещь, в постоянстве которой она уверена — в том, что все, на что она направила ствол оружия и потянула за спуск — обязательно умрет.

Мир вокруг вспыхивает ослепительной вспышкой и оглушающе гремит гром. Она умирает.

Когда Читосе открывает глаза — она не сразу понимает где она. В полутьме светятся зеленые огоньки какой-то аппаратуры, она лежит на жестком пластике совершенно голая, накрытая простыней. Ей прохладно. Она поднимает голову и чувствует боль в левой руке. Из левой руки тянутся какие-то провода, или это гибкая система капельницы? И… да, так и есть. Тупая боль внизу живота. Чертыхаясь, она выдергивает иголки из руки, откидывает простыню и осторожно извлекает катетеры, стараясь не думать о том, как именно и кто вводил в нее все эти трубочки. Наконец все закончено, и она садится на своем жестком, пластиковом ложе и оглядывается. Ложе находится довольно высоко от земли, на подобии стеллажа. Внизу — через равные промежутки установлены такие же ложа и на них лежат люди, накрытые простынями, с трубочками, ведущими от их рук. Она знает, что там, под простынями у них установлены катетеры. Вокруг — куда не кинь взгляд — такие же стеллажи. Словно склад для хранения людей. В изголовье каждого ложа — какая-то аппаратура с зелеными огоньками. Хотя… она бросает взгляд на пластиковый ящик в изголовье. Да, так и есть. Часть огоньков сменилась на красные, а это значит, что пора отсюда уходить. Надо найти Майко и вытащить ее отсюда, а потом рассказать Сину и Акире что тут происходит, что они наткнулись на идейных последователей вивисектора Масадзи. Она перехватывается руками за ложе, спускаясь вниз и чувствует, как ослабели ее руки и как кружится голова. Стискивает зубы, еще не хватало упасть сейчас вниз, сломать себе ногу и валяться на бетонном полу распяленной морской звездой в ожидании охраны. Или надзирателей.