Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным

— Хината-сама — говорю я: — прошу нас простить за недоверие и настороженность. Нам и правда было… неловко из-за особенности вашей способности.

— Хм! — отвечает та и вздергивает носик, отворачиваясь. Ну чисто капризная принцесса на выданье. Я понимаю, что это всего лишь рефлексы ее тела. Что на самом деле испытывает Хикэру-доно внутри тела Хинаты Рэй?

— И это было неправильно — добавляю я: — извините нас. Вы — одна из нас и недопустимо не доверять той, кто был с нами в тяжелое время, с кем мы сражались плечом к плечу… вы — часть семьи. И я не могу говорить за всех, но я сам отныне целиком и полностью полагаюсь на вас. Как на своего друга. Как на часть своей семьи.

— И как на свою любимую жену — добавляет Чиеко, ловит возмущенный взгляд Хинаты: — Что?! Вы и сами так думаете!

— Клянусь, я так надеру тебе задницу, что неделю сесть не сможешь! — шипит Хината, вскочив на ноги и прописав Чиеко быстрый подзатыльник: — Ты что говоришь тут!

— Ой! Извините, Хината-сама! Извините, Сумераги-тайчо! Извините, Акира-сан! — Чиеко склоняется в поклоне, сложив руки перед собой: — Больше не повторится!

— Молодежь… — прищуривает глаза Хината и из ее уст это звучит особенно иронично, учитывая ее внешний вид.

— Ладно, с этим разобрались — говорит она, сев на место и поправив выбившийся из прически, из-за резкого движения, локон: — что у нас дальше? И почему вы одни, где эта парочка? Мне не хватает Читосе-чан, она у вас единственная, кто воспитан.

— Ну, с учетом того, что только что сказала Чиеко — не у вас, а у нас — поправляю ее я: — что же касается сути дела… — и в нескольких предложениях я описываю ситуацию. Хината задумывается. Хината подпирает свой подбородок кулачками и надувает свои губки. Хината говорит, что нет проблем. Что она в состоянии решить все и сразу. Если кто что-то и скрывает, и говорить не хочет, а подвесить этого кого-то на крюке за ребро не дает моральный кодекс и все эти ваши Женевские Конвенции и прочие гуманитарные соображения, то на этот редкий случай у нее есть решение. И это решение — она сама! Хината Рэй — ключ к вашим проблемам! Тут бармен принес подогретое сакэ и разговор на секунду прервался, пока Чиеко, отодвинув бармена в сторону, наливала своей госпоже сакэ в плоскую чашку с изображением двух красных карпов кои на дне. Хината отпила из чашки, закатила глаза, заметила, что «лучшее сакэ» в этом заведении — отстой и что надо будет нас в ее родовое поместье привести, угостить настоящим сакэ, а не тем, что можно купить за деньги в какой-то дыре. Правда сейчас в ее поместье тесновато, заметила она, но это пройдет, пара дней и Совет распределится по всей планете, лично она завидует тем, кто укатит в экзотические страны, никакой ответственности, выбирай себе новую жизнь и старайся не умереть. Тут она вздыхает и снова отпивает из чашки. Морщится. Акира не выдерживает и спрашивает, что за решение, о котором она говорит. Очень просто, говорит Хината и ставит чашку на стол, формирует печать из своих сложенных вместе пальцев рук и смотрит через них на Акиру. Акира бледнеет с лица, но сдерживает себя, усидев на месте. Когда я захвачу этого Ганешу и всех его наг — вы узнаете все, что хотите — поясняет Хината, всегда хотела попробовать, каково это — ниже пояса быть змеей. Да еще змеей-оборотнем.

Я задумываюсь. С одной стороны, это интересная идея. Никто никого не будет пытать, подвешивать на крюке и вырывать ногти или убивать девушек-наг на глазах друзей и родственников… а с другой стороны — это же в некоторой степени хуже, чем убийство. Захват тела и последующее владение им, с вытеснением твоей личности в глубины подсознания — это насилие и уничтожение этой самой личности. Опять-таки не так уж у нас и много времени, чтобы такими вот моральными вопросами задаваться. Вернуться назад? Посмотреть в глаза Ганеше, Шри-Ганападе, Учителю малых сих и просто кивнуть головой Хинате, младшей жене и члену семьи Сумераги-тайчо? Увидеть как она сложит свою печать и скажет «Тоц!», а после этого Ганеша расскажет все, что знает… секундочку…

— Я так понимаю, что у тебя уже были встречи с тхагами из Ахимсы? — спрашиваю я, умышленно обращаясь к Хинате на «ты». Мне это стоит определённых усилий, все-таки вокруг нее всегда была такая вот… недоброжелательная аура, словно у ворчливой старухи. Но пребывание в теле Хинаты эту ауру сглаживает, а кроме того, ведь она здесь за этим, верно? За чувством товарищества и обращением как к равной. И может быть — как любимой жене. Ведь Чиеко так просто не оговорится, у Чиеко все продумано, она и в самом деле может потом по заднице получить… так что стоит рассмотреть эту ситуацию поближе. Кто я такой, чтобы игнорировать женщину, пусть и в годах? Не в наших это традициях. Вот возьму ночью и проберусь в ее спальню на правах мужа… надеюсь останусь в живых, чтобы рассказать эту историю своим потомкам. Если смотреть на нее не как на Хикэру-доно, столетнюю жесткую и порой жестокую главу клана в теле молодой девушки, а именно как на молодую девушку, у которой есть воспоминания предыдущей жизни… хм. Я задумчиво окидываю взглядом Хинату, ее короткую юбочку, из-под которой торчат точеные ножки, мечта всех ее фанатов, припоминаю парочку весьма откровенных плакатов с ее изображением в купальнике…

Хината ловит мой взгляд и тут же стремительно краснеет. Акира поднимает бровь, глядя на это, смотрит на меня и понимающе кивает.

— Н-не смотри на меня так! — протестует Хината и давится своим сакэ: — Не надо!

— Да как я на тебя смотрю… — пожимаю плечами я: — это просто рефлекс. Рядом с симпатичной девушкой…

— И… и не смотри на меня так и все! — требовательно говорит Хината, прикрываясь руками, хотя одета она вполне пристойно.

— В самом деле, Сумераги-тайчо — укоризненно вставляет свои пять иен Чиеко: — приберегите эти ваши развраты для супружеской спальни. Подождите до вечера…

— Кьяя!! — Хината вскакивает, прикрывая свои краснеющие щечки и стремительно уносится в направлении дамской комнаты. Чиеко с достоинством кланяется нам, скрывая улыбку, которая играет у нее на губах и неторопливо удаляется вслед за госпожой. Мы с Акирой остаемся вдвоем.

— И что это было? — спрашивает Акира, подняв бровь: — Ты это серьезно?

— А что? — пожимаю плечами я: — Она юная, красивая и в конце концов моя жена.

— В Японии этот брак является недействительным. Хотя, если ты сможешь привязать ее к себе через секс, я буду считать это успехом. Но если не получится и мы получим в ее лице врага… лучше бы этого не начинать. — говорит Акира: — Она не очень-то хороший союзник, но просто кошмарный враг, а у нас сейчас и так проблем достаточно. Единственным способом справиться с ней является Грендель, но та — ее подчиненная. И родственница. Так что если у вас что в постели не выйдет, то у нас на руках будет катастрофа категории тройная Эс с плюсом.

— Да не переживай — машу я рукой: — справлюсь.

— Хм. — Акира оценивающим взглядом окидывает меня с головы до ног: — Я бы не ставила судьбы мира на кон, если это зависит от твоих мужских способностей в… этом…

— Хей! — возмущаюсь я: — Никто не жаловался!

— Они просто тебя жалели — кивает Акира: — кто же тебе правду-то скажет…

— А вот сейчас обидно было — ворчу я: — между прочим ты должна не подрывать мою уверенность в этом, а поддержать… а то и правда…

— О, совсем забыла. — Акира закатила глаза: — Ты у нас мужчина хоть куда… если со своей способностью, конечно.

— Когда мы разберемся с этим кризисом — у нас будет время поговорить — отвечаю я: — и могла бы и сказать, если что не устраивает.

— Да меня все устраивает — качает головой Акира: — я боюсь, что Хинату не устроит, а если что не устроит Хинату, так она нам может и Армагеддон устроить.

— Ты преувеличиваешь. Она — часть семьи и наш союзник…

— От любви до ненависти — один шаг… и кто-кто а девушка-подросток такие шаги может по пять раз на дню делать. — предупреждает Акира: — Видел, с какой готовностью она предлагает захватить тела всех в Ахимса? Ей просто не терпится свою проклятую способность применить. Она — тоже менталистка, но худшего сорта…

— Да ты ревнуешь… — говорю я, глядя на разгорячившуюся Акиру: — Ревнуешь, признайся?

— Что?! Кто — я?! Да ни в жизнь! Да и ради бога, пробирайся в ее спальню сегодня ночью, я даже пальцем не пошевелю! — фыркает Акира, складывая руки на груди: — Я просто менталистов терпеть не могу! И… и вообще!

— Надо же, Огненная Сестра и Та Самая Акира может ревновать… а я и не знал что у нас все так серьезно — поддразниваю я ее. Она вспыхивает.

— Ну тебя! — говорит она: — мне просто не по себе, когда она рядом.

— А ты просто расслабься, доверяй окружающим — советую я ей.

— У меня вот была одногруппница тоже расслабилась и доверилась, а потом забеременела — отвечает Акира: — а сейчас у нее пять детей, домик в пригороде Киото и кот.

— Страшно — соглашаюсь я: — ужасная судьба.

Глава 8

Я чувствую легкий запах благовоний, мягкую подушку под собой, дуновение воздуха от приоткрытой двери, даже чье-то дыхание рядом. Акира? Или все-таки Хината-сама, подобралась поближе и прислушивается к происходящему? Неважно. Важно то, что я чувствую и слышу довольно многое, но не чувствую портала в Мир Крови. Кровушку — чувствую, она пульсирует у меня под кожей, она послушно перемещается из точки в точку, появляясь наружу, заполняя зал и вырастая бордовыми сталактитами из поверхностей. Сосредоточиться…

— Получается? — спрашивает Акира и моя сосредоточенность рассеивается как дым. Я мотаю головой и рассерженно шиплю, мол не отвлекайте меня.

— Все, молчу-молчу — шепчет Акира и замолкает. Я снова пытаюсь сосредоточится на токе крови внутри и снаружи. Кровь, жидкость жизни, как там говаривал Мефистофель у Гёте — «кровь надо знать совсем особый сок!». Именно кровью нужно было подписать тот контракт, видимо во избежание подтасовок, подлога и прочего обмана. При этом мы видим, что Мефистофелю этот пунктик ни черта не помог, его просто кинули, хотя он и сам неоднократно нарушал условия договора, однако же причиной неисполнения договора была просто «превосходящая сила» и «форс-мажор» в лице сонма ангелов. С ангелами трудновато спорить, если у вас в запасе нет Евы-01 и мальчика с кучей детских комплексов. Вот хорошо, что я не попал в мир Евы-01, хотя с Аянами Рэй я бы хотел встретиться лично и помочь найти жизненные ориентиры в этом умирающем мире… хорошо хоть этот мир не погибает. Что-то внутри меня говорит — а откуда ты знаешь, что этот мир не погибает? Только ты лично знаешь как минимум две угрозы существующему миру и одна из них — это ты сам, вместе со своими ближайшими союзниками, а другая — твоя младшая жена, с которой ты так и не удосужился исполнить супружеский долг. Вот решено, как только разберусь с текущим кризисом — тут же прокрадусь в спальню Хинаты Рэй. Еще и Майко с собой возьму, вот кто от веселухи никогда не отказывался.

Я мотаю головой. Опять черте о чем думаю. Надо сосредоточиться на крови. На Мире Крови, раз уж есть Мир Огня и Мир Льда, должен быть и Мир Крови и я даже помню его — смутно, но помню. Что такое кровь? Это жизнь. Значит это мир — источник жизненной силы? Существуют ли эти измерения и реальности сами по себе или это все-таки мы сами, маги, эсперы, паралюди — создаем их? В этом случае становится ясно, почему пирокинетики становятся все сильней и сильней, когда-то первый пирокинетик Феллини Гутто мог только поджечь тридцать свечей на расстоянии тридцати метров, а сейчас Акира легко заменяет дивизион РСЗО, выжигая площади адским пламенем, в котором горит все что только может, а остальное — плавится. То есть делаем допущение, что вся эта история исключительно у магов в головах, они и создают параллельную реальность Огня, Крови, Льда… и заполняют ее. И, наверное, покинувшие наш мир маги попадают туда, растворяются в ноосфере этих миров, вот откуда и Бог Огня, с которым мы имели диалог на Бартаме. Это — совокупность личностей всех пирокинетиков мира, живых и погибших… нет, это бред. Такую вот теорию могла Линда выдвинуть, в те редкие моменты, когда она не смущает окружающих и не доводит Майко с Акирой до нервного срыва..

Надо сосредоточиться. Я открываю глаза и вздыхаю. Мы сидим в комнате для медитаций, специально оборудованном помещении, с каменным садом на песчаном основании, с водоемом, где струится вода, периодически стукает бамбуковое содзу, опорожняясь и откидываясь назад с ударом о камень. Горят палочки с благовониями, мягкую полутьму разгоняют горящие светильники… все условия для вхождения во внутренний мир. Рядом со мной сидит Акира, она тоже закрыла глаза, успокаивая дыхание. Эта комната, как и половина здания — собственность клана Митсуи, Хината позаботилась чтобы нас пропустили и не беспокоили. Сама она уехала по делам, захватив с собой верную Чиеко.

Вздыхаю и смотрю на Акиру. Та сидит неподалеку, облаченная в легкое кимоно, сложив ноги в позе лотоса. Как она умудряется так вывернуть ступни к себе — уму непостижимо. Вот я, например — умом понимаю, что фактически состою из крови, не просто крови, а неведомого вещества, которое я так называю, что фактически любая часть меня может быть вывернута под любым углом, но не могу сесть в идеальный лотос. В голове вспыхивает какая-то нечеткая, неясная мысль. Вспоминается лицо Морфеуса в момент урока кунг-фу, как он там сказал? «Я даже воздухом здесь не дышу». Именно! Я — не то, что я привык про себя думать, я не Синдзи-кун, не Сумераги-тайчо, не аватара Кали и даже не пожилой попаданец из другого мира. Но что же я такое? Закрываю глаза и прислушиваюсь к себе. Тудум, пауза, тудум, пауза, тудум — это бьется сердце. Легкий шум, словно статические помехи — это я вдыхаю воздух. Шуршит в голове кровь, перекачиваемая вперед и назад, туда по артериям, обратно по венам, насыщают кровь кислородом легкие, я сглатываю слюну, накопившуюся во рту… и все это — неправда. Нет, не так.

Все это — нереально. Нет ни сердца, ни легких, ни костей, есть лишь мысленный конструкт Алого Стража, подпитываемый моей волей. Я — это идея, концепция, не более того.

Я вдыхаю в последний раз. Выдыхаю воздух и прислушиваюсь к себе новому. Тудум, тудум, тудум… и тишина. Все правильно, думаю я, у меня нет сердца. У меня нет легких, чтобы насыщать кровь кислородом, нет ничего, кроме моей крови. Я и есть кровь.

Где-то далеко-далеко вскрикивает обеспокоенная Акира, но я уже не слышу ее. Я открываю глаза и вижу, что я дома. Бескрайняя степь расстилается во все стороны от меня и палящее солнце в зените, где-то стрекочут цикады и на холмах, собирается темное воинство.

— Ты проснулась, могущественная! — раздается голос откуда-то сзади, и я оборачиваюсь. За мной стоит группка людей в странных одеяниях, на вид — типичные яйцеголовые, ученые-теоретики. Целый научный коллектив, я бы сказал. Белые одеяния, не то тоги, не то халаты, приборы в руках, заинтересованные взгляды.

— Здравствуйте — говорю я в ответ. Надо быть вежливым, меня так родители учили. И потом, никогда не знаешь, вдруг придется их всех убить — а так, по крайней мере один раз ты уже был с ними вежливым. Наверное я окончательно стал японцем — даже убить не могу без вежливой просьбы «прошу вас, умрите пожалуйста!». Формализм.

— Слава и здравия тебе, о Дурга Победительница! — отвечает мне на приветствие тот же самый старичок с козлиной бородкой, держащий в руке что-то вроде планшета, на который он периодически бросал быстрые взгляды: — Код девять-семь-один, сигма! Режим боевой аватары!

— Эээ… простите, что? — переспрашиваю я и старичок замирает в ужасе. За ним открывают рты и прочие члены научного коллектива местной Академии Наук. Их взгляды обращены на что-то позади меня. Я оборачиваюсь и успеваю увидеть огромный огненный шар, несущийся прямо на нас. Мгновенно из моих рук вырастают кровавые шипы и, устремившись вверх — формируют над нами двухслойный щит, покрытый сегментами-шестиугольниками. Это мой усовершенствованный кровавый щит — на случай, если какое-то оружие все же будет в состоянии его пробить — благодаря сегментарному устройству он не исчезнет целиком и сможет держать осколки и взрывную волну. Плюс двойной слой — на всякий случай. Надо бы и третьим озаботиться — такая мелькает в голове мысль, когда огненный шар разбивается об мою защиту и грохот взрыва вминает барабанные перепонки. Ученые позади меня кричат и валятся на землю, я оборачиваюсь и вижу, что серьезных повреждений никто не получил, но возможна контузия и…

В этот момент меня атакуют. К своему стыду, я понимаю, что меня атакуют только в тот момент, когда атакующий вынимает свое окровавленное лезвие из моей груди.

— Вот и все. — говорит он и резко выбрасывает руку с клинком в сторону, отряхивая лезвие от крови: — Пойте славу младшему из Десяти Мечников, Асуру, который поверг к своим ногам все ваши надежды, жалкие последователи Шивы! Кто из вас тот старый комок шерсти, что бросил вызов Князю Тишины, самому Махише?!

— Это я… — раздается голос откуда-то снизу, из лежащих вповалку тел. Старик с козлиной бородой поднимает руку и кряхтя — встает на ноги.

— Я умоляю — говорит он и прижимает руки к груди: — я вас прошу, Савелий Иннокентьевич, пожалуйста, останемся цивилизованными людьми. Я готов сдаться и предоставить все исследования и активы в ваше распоряжение, только отпустите моих людей…

— Раньше надо было думать, уважаемый Шива Петрович — отвечает атаковавший меня мечник: — вы же понимаете, что у нас протокол. Если я вас всех сейчас не арестую, мне влетит. Может даже премии лишат или там вообще уволят. Я — асур подневольный, что мне говорят, то я и делаю. Просто исполняю приказы.

— Между прочим такой вот подход уже не считается оправданием — говорю я и эти двое поворачивают голову ко мне и удивленно округляют глаза.

— С Нюренбергского процесса установлено, что исполнение преступных приказов есть преступление и не является смягчающим обстоятельством — уточняю я, заживляя рану на груди: — так что это ваше «я только приказы исполняю» — это не оправдание.

— Как?! — говорит атаковавший меня мечник и поднимает свой клинок снова. Я успеваю заметить, что он черен как ночь и невероятно острый. Кажется, что сам воздух кровоточит, касаясь его лезвия. В самом деле, думаю я, что за бред, еще немного и я начну думать виршами, даже не стихами, а именно виршами и одами — как там — Хитрость задумав, тогда им сказал Одиссей многомудрый… надо завязывать с метафорами в своей голове, так и до шизофрении недалеко, а окружение у меня так и подталкивает плохим белым стихом начать говорить.

В это мгновение мечник исчез. И появился вновь, но уже опутанный моими кровавыми нитями, протянутыми между нами. Тут-то мне и пригодился бы белый стих, что-нибудь вроде «Помыслом злым и желаньем убийцы, был вдохновлен ты и смерть мою в сердце лелея, поднял свой меч и вперед устремился что ветер, чтобы ударом клинка поразить мою печень. Но многоопытный муж, Синдзи который зовется — нити свои протянул, чтоб в ловушку, ноги твои вдруг попали и тело оплетши, словно стальные оковы, замысел твой на дурное был остановлен». Однако в отличие от многоопытного мужа Одиссея, который мог позволить себе травить байки, уже находясь дома — я был только в начале своего путешествия. Потому, не мудрствуя лукаво я попросту остановил сердце мечника, найдя его своим кровавым клинком. Он мечник, значит и смерть от клинка для него привычна. Должна быть.

— Это невероятно… — говорит старичок с козлиной бородкой: — это невероятно! У нас появилась надежда! Ты все-таки функционируешь! Ну-ка… протокол исправления ошибок… Код девять-семь-один, сигма! Режим боевой аватары! — и он выжидающе смотрит на меня.

— Старик — говорю я, уже утомленный всем происходящим бредом: — не знаю, чего ты там хочешь, но это у тебя не работает. Скажи, ты не видел здесь… — я достаю из кармана фотографии Майко и Читосе: — вот этих двоих?

— Нет. — отвечает он, даже не взглянув на фото: — Но это сейчас неважно.

— Как интересно… — сужаю глаза я: — а что же, по-твоему, сейчас важно?

— Ну например армия асуров, стоящая вон на тех холмах и желающая убить нас всех? — предполагает он: — Клянусь мирозданием я отвечу на все твои вопросы и помогу во всем, что ты захочешь, только помоги нам!

— Что? — я отрываю взгляд от него и оглядываюсь. Во все стороны — степь. Палящее солнце над головами. Стрекочут цикады в своем ликовании. Под ногами — тело мечника с нелепо раскинутыми в стороны руками и темным лезвием, истончающимся под лучами солнца. Вдали, на холмах — темная масса. Армия? Прикладываю ладонь к глазам, чтобы не слепило солнце и вдруг совершенно отчетливо, так, словно поднес к глазам мощный бинокль — вижу. Вижу каждого воина в армии, вижу вздувшиеся вены на лбу их предводителя и распяленный в крике рот.

— У нас примерно минут десять до того момента, пока они доберутся до нас — говорит старичок: — Десятый из Мечников Асур был самым быстрым, вот потому он и… — тут старик кивает взгляд на тело у нас под ногами: — самым первым и помер — констатирует он.

— Но остальные победы не будут такими легкими, Дурга — предупреждает меня он: — и хотя я, черт побери, совершенно не понимаю почему ты не починяешься кодовым фразам и даже диагностику ошибок провести не могу…

— Так не должно быть — присоединяется к нему другой из ученых: — она или функционирует исправно, полностью, как и должна быть, или совсем не должна работать. Ты что-то напутал!

— Сам знаю! — огрызается старик: — Но ты же сам видишь что происходит! А у нас нет времени! С ней надо заключить сделку!

— Ты с ума сошел! — возражает ему оппонент: — Она! С ней! Нет никакой «она» или «с ней»! Это — вещь! Это — инструмент! Это наш клинок! Ты еще с трусами своими договорись!

— Полегче — предупреждаю я: — сам ты вещь. Сейчас как дам в лоб — полетишь вверх тормашками. Кроме того, я — мужского пола, господа ученые.

— Вот! Вот! — потирает руки старичок, словно и не слышит меня: — Вот! Этого в ней не было заложено! Поистине, есть многое на свете, друг Гораций…

— Что и не снилось нашим мудрецам — заканчиваю я фразу: — я понял, вы — мои галлюцинации.

— Это почему еще? — обижается старичок и я терпеливо объясняю почему. Во-первых, загибаю палец я, если бы я все-таки попал на Курукшетру и вы на самом деле древние боги, а ты, с козлиной бородкой — Шива Петрович… Шива Пурушевич — морщась, поправляет меня старик и я киваю. Хорошо. Не суть. Суть в том, что мои галлюцинации знают то, что знаю я и не больше. Вот откуда индуистским богам знать Шекспира, а? Какого такого Шекспира — недоуменно моргает старик, никакого Шекспира мы не знаем. Ну как же, а фраза про Горацио и… — говорю я, но оппонент старика поднимает руку и говорит, что его так зовут. Гораций. Хорошо — не сдаюсь я, но имя! Имя-то явно не местное… и у вас отчества! А этот — киваю на тело у нас под ногами — как там его? Савелий Иннокентьевич — с готовностью подтверждает старичок Шива, Десятый из Великих Мечников Асур. Бред — говорю я. Согласен — подтверждает Гораций и указывает на меня старику Шиве. Видишь, говорит он, видишь, до чего эти твои увлечения довели? Мы все умрем тут только потому, что ты, видите ли, веришь в свободу воли и придумываешь смешные розыгрыши своим куклам. Вот просто признайся, что ты запрограммировал весь этот нелепый эпизод, признайся и покончим с этим. А знаешь, ты можешь даже не признаваться, продолжает Гораций, шутка уже не смешная. Просто дай ей команду в конце концов! А потом, если мы все останемся живы, клянусь — я забуду о твоей дурной попытке пошутить и не припомню это тебе ни словом и остальные тоже, верно? Хор нестройных голосов подтвердил что припоминать Шиве его глупую шуточку никто не будет.

В ответ старик Шива клялся и божился что он ничего такого не программировал и что вообще «эта вот» — тут он тыкал в меня рукой, была создана с чисто утилитарными целями, и задача у «этой вот» (тут он опять тыкнул в меня пальцем) была только одна — уничтожить армию асуров. Все. Никаких «помыть посуду» или там «быть мне хорошей женой». Никаких дистанционных игр с аватарами и расщеплением миров для продления удовольствия и не надо на меня так смотреть, Вишну, а то я не знаю…

Так — сказал я и все замолкли и повернулись ко мне. Я еще раз достал фоточки Майко и Читосе и пустил их по рукам. Пока пантеон разглядывал фотографии я откашлялся и огляделся. Армия асуров приближалась с довольно приличной скоростью, у нас не так уж и много времени. Вернее — у вас не так уж и много времени, сказал я, и в ваших же интересах помочь мне найти этих двоих на этой вашей Курукшетре.

— Это же… — сказал один из них, разглядывая фотографию, но на него шикнули. Хорошо — сказал я, если вы согласитесь мне помочь, то я помогу вам с этой — тут я кивнул на облако пыли, которое подняли асуры, спускаясь к холмов — проблемой.

— По рукам — сказал Шива Петрович: — мы отведем тебя к ним, тебе только надо защитить нас от армии асуров Махиши.

— … что ты говоришь! — прошипел Гораций и Шива Петрович тут же поправился: — если ты уничтожишь армию асуров Махиши!

— И самого Махишу! — добавляет Гораций.

— И самого Махишу! — соглашается с ним Шива Петрович.

— Ладно — легко соглашаюсь я. Вообще я обычно не заключаю такие вот сделки, где условием исполнения договора является убийство разумных существ, но сейчас я совершенно точно уверен что все это — мои галлюцинации. Игры подсознания в моем собственном карманном мире. А значит, если соглашаться с собственным подсознанием — то можно и найти что-то, чего ты сам не замечаешь. Вполне может быть, что подсознание знает где находятся Читосе и Майко.

— И чтобы подольше помучались! — добавляет Гораций к условиям нашего контракта: — Так, чтобы покровавей!

— Давай-ка мы с тобой уже по рукам ударим — поворачиваюсь я к Шиве Петровичу: — а то так и до «а еще трахни их всех перед смертью» дойдем.

— А можно было? — оживляется Гораций: — Жаль…

Глава 9

Наконечник копья, окутанный зыбкой дымкой, дезинтегрирующей все, к чему ни прикасается — проносится совсем рядом с моей щекой. Листовидная форма и острая заточка граней напоминают ассегай, но только формой наконечника — древко в отличие от легкого ассегая — длинное и мощное. Господа асуры не ведут долгих переговоров, уверены в своих силах и последовательны в своих действиях. Никакие «Давайте поговорим» и «Я уверен, что мы сможем найти решение» — их не интересуют. Они действительно хотят убить меня. Как говорит Шива Петрович (он же Пурушевич), они хотят убить и академиков, но в данный момент времени мне это кажется слегка вторичным. Сейчас один из асуров старается снести мне голову своим копьем, действуя им как алебардой, орудуя листовидным наконечником как лезвием нагинаты.

Я перемещаюсь чуть вперед и в сторону, отбивая очередной удар основанием ладони и гадая, что такого им сделали эти на вид безобидные старички. С другой стороны, может они — местные Менгеле и по ним справедливый суд плачет вместе с виселицей, учат же не делать поспешных выводов по внешности, мало ли что бородка козлиная и на интеллигента похож, может он дьявол во плоти, маньяк и убийца. И некрофил до кучи. По господину Масадзи Китано ну никак нельзя было сказать, что он такая вот скотина — вполне себе средний японец, никаких тебе рогов и копыт, запаха серы или там языков пламени изо рта. Так что …

Что-то ударило меня в спину. Я опускаю взгляд и вижу торчащее из груди лезвие. Это не ассегай копейщика, который сражается со мной, это что-то другое.

— У нас был поединок — поясняю я ударившему меня в спину: — один на один, как и учил меня пой папочка. А вмешиваться в поединок — нехорошо… — в этот момент жуткой силы удар отбрасывает меня назад и в сторону, мир крутится перед моими глазами и все исчезает…

Открываю глаза. Моргаю несколько раз. Обнаруживаю, что мой рот забит сухой травой и пытаюсь понять, где я и вытащить изо рта траву. Не получается. Тело как будто закаменело — я его не чувствую, не могу пошевелится. Боли нет, но нет и других ощущений. Я как будто парализован от шеи и ниже. И ни черта не вижу! Запаниковать я не успел — вдруг трава и земля, бывшая совсем рядом — начала удаляться от меня.

— Вот она — ваша защитница! — кричит кто-то совсем рядом, практически мне в ухо. Я скашиваю глаза вбок и вижу руку, которая держит меня за волосы, чуть дальше — того самого копейщика с ассегаем. Но не это выбивает у меня почву из-под ног и спирает дыхание, нет. А то, что я болтаюсь в руке у него как игрушка. Потому что у меня нет ног. И не только ног. Рук тоже нет. Много чего нет. Вообще проще сказать, что у меня есть. А у меня осталось только голова, которую сейчас за волосы поднимает копейщик, выкрикивая какие-то обидные фразы про Шиву, несправедливость мироздания и собственное величие.

Мгновенно отбросив ужас и нелепость ситуации — я проверяю свою связь с собственной силой и, почувствовав отзыв крови — успокаиваюсь. В конце концов я уже решил про себя, что все это — не больше, чем сон, галлюцинация и кошмар. Это все нереально и абсурдность происходящего только усугубляет понимание этого.

— Нет такого понятия как честный поединок! — продолжает распинаться копейщик: — Есть эффективность! Те, кто верит в правила боя — простаки! Между асурами и людьми не может быть мира во веки веков!

— Это были ваши правила — уточняет Шива, поправляя очки: — а не наши. Кроме того, если у поединка нет формальных правил, то фундаментальные правила все же остаются.

Я продолжаю висеть у копейщика в руке, который увлечен своим спором о процедуре проведения смертельного поединка с Шивой. Вниз от обрубка моей шеи (как странно об этом думать) — вниз устремляется красная линия, красная нить. На первый взгляд она кажется ничем иным, как все еще льющейся кровью, и я надеюсь, что никто не заметит отличий. Там же, где моя кровавая нить касается земли — там во все стороны устремляются предтечи шипов, простираясь под ногами у армии асуров. Мне вся эта ситуация начала надоедать и надо бы положить конец этому дурацкому сну. В конце концов меня Майко и Читосе где-то ждут. Я пытаюсь разобраться со своими ощущениями — у меня нет тела, нет ничего, кроме головы и этой красной нити, которая сейчас пронизывает все поле битвы. Это странно, это — слишком много. Я чувствую корни травы, чувствую давление на грунт сотен тысяч асуров, чувствую дуновение ветерка на своей щеке и палящие лучи солнца на своих веках. Могу ли я?

Сотни тысяч кровавых кольев мгновенно вырастают из земли, пронзая латы, кожу и плоть, разрывая на части и заставляя асуров корчиться на них, словно сотни тысяч бабочек на энтомологических булавках с латунными головками — проткнутые в середину груди, только нет небольшой таблички рядом на пробковой подставке «Асур обыкновенный, Asure Vulgaris».

Могу, думаю я. Рука, которая держит меня за волосы — ослабевает. Но я не падаю вниз в траву, моя голова держится на красной нити, которая уходит в землю. Мысленным усилием (а могу ли я так?) — я выращиваю себе дополнительные нити. Раздваиваю их, разветвляю… растягиваю…

Кровавые шипы уходят в землю, а я — оглядываюсь вокруг. Сколько хватает взгляда — вокруг вся та же степь с травой и палящим солнцем над ней. Вот только травы почти и не видно из-за количества тел на земле. Позади меня, в кругу, нетронутом шипами — стоят мои старички из Академии Наук.