Помоги проекту - поделись книгой:
— Таков приказ: я, вообще-то, уже почти час вас дожидаюсь. А Артем Валерьевич сказал, тому, кто раньше встает, бог подает.
Гончаров накинул куртку, сунул в карман мобильный, вышел из квартиры, спустился на лифте и вышел на крыльцо. Дождь продолжал моросить. Дверь стоящего у крыльца черного «Гелендвагена» отворилась, из салона вышел крупный молодой мужчина с портфелем-дипломатом в руке. Перешагнул сразу несколько ступеней и, приблизившись, протянул Игорю портфель. Тот был из крокодиловой кожи.
— Артем Валерьевич просил передать.
— Откройте!
Щелкнули замки. Внутри портфеля лежали пачки фиолетовых банкнот.
— Здесь ровно миллион евро, — произнес мужчина.
— Многовато будет. Хватит и половины.
Мужчина достал мобильный, нажал кнопку. После чего протянул трубку Игорю:
— Скажите моему боссу это сами.
В трубке было молчание, но то, что зять покойного строительного магната[8] слушал, сомнений не вызывало.
— Артем, — произнес подполковник, — мне хватит и половины.
— Окей, — ответил Артем Валерьевич, — возьмите, сколько считаете нужным, хотя я был готов добавить за Мухортова[9]. Точнее, за то, как вы решили вопрос и с ним…
Игорь вернул мобильный мощному человеку. Тот подошел к своему автомобилю, открыл заднюю дверь, выбросил на сиденье несколько упаковок с деньгами, снова зашел на крыльцо.
— Теперь здесь ровно пятьсот тысяч, — сказал он, протягивая портфель. — Будете пересчитывать?
Гончаров покачал головой. Подождал, когда отъедет «Гелендваген», и вернулся в подъезд. Из лифта вышел сосед с пятого этажа.
— А ведь говорили, что дождя не будет, — возмущенно произнес сосед. — В Англии до сих пор не отменили закон, согласно которому за колдовство и предсказание погоды полагается смертная казнь.
— У меня один знакомый в Англию собирался.
— Уехал? — заинтересованно поинтересовался сосед.
— Не успел: посадили его — пожизненное светит.
— Но хоть помечтал немного.
В кабинет заглянула секретарша Вера:
— Игорь Алексеевич, к вам адвокат.
— Какой еще адвокат? — не понял Гончаров.
И тут же за спиной секретарши возник высокий человек в белой шляпе.
— Адвокат Беседин, — представился мужчина.
— Заходите, — махнул рукой Игорь и вздохнул, потому что менее всего сейчас ему были нужны пустые разговоры.
Адвокат подошел к столу.
— Разрешите?
И, не дожидаясь ответа, выдвинул стул и опустился на него.
— Хороший у вас кабинет. Я был здесь прежде у Колотовкина. А вообще… Мы с вами тоже встречались лет двенадцать назад, — напомнил он. — Дело банкира Казбегова помните?
— Не банкира, а начальника службы безопасности банка, который убил независимого аудитора. Вы во время судебного заседания пытались доказать, что, как вы выразились, банкир не имел цели убивать аудитора Сойкина, избивая его в подвале собственного дома. А тот вдруг возьми да помре.
— Работа у нас такая, — согласился адвокат. — Иногда приходится защищать всякую сволочь. У нас ведь право на защиту в суде закреплено Конституцией — часть первая статья сорок шестая. Но сейчас я пришел по другому делу. Вчера была задержана совсем юная девушка, которая стала…
— Не по адресу пришли, — перебил его подполковник, — я не следователь и не опер: со мной чего договариваться. Мне в суде не выступать.
— Упаси боже, — замахал руками Беседин, — договариваться с полицейскими — это не мой метод. Я просто пришел поговорить о девушке, ставшей жертвой жестоких обстоятельств. Судья, скорее всего, назначит ей домашний арест — так что у нее и так все неплохо.
— Вы о Сапожниковой говорите? — удивился Гончаров. — Какой же домашний арест? Там умышленное убийство, задуманное группой лиц… Судья, конечно, может принять любое решение.
— Меня это сейчас менее всего волнует, — продолжил Беседин, — защитой будет представлена справка о беременности этой девушки или что-то иное… Я о другом. Вчера у девушки отобрали мобильный телефон. Она просит, чтобы вы вернули его мне. Дело в том, что там все ее контакты. Там номера телефонов уважаемых людей, которые могут дать ей характеристики, и там же контакты людей, могущих засвидетельствовать ее невиновность и полную непричастность к этому делу. В смысле если обвинение будет выдвинуто по сто второй.
— Я не могу выдать вам ее телефон, — покачал головой Гончаров.
— Тогда я обращусь к руководству ГУВД с жалобой, потому что вы имеете законное право не выдавать мне лишь вещественные доказательства или орудие убийства. А мобильный телефон — это только личная вещь, хотя может стать орудием защиты, средством установления истины и торжества справедливости. А ни одно следствие не может прятать от защиты предмет, который…
— Простите, Ларион… Э-э, не помню вашего отчества. Все время слышу «Ларик» да «Ларик».
Адвокат напрягся, но все равно улыбнулся приветливо:
— Вообще-то, так зовут меня только самые близкие. Я для всех остальных — Ларион Семенович.
— Так вот, Ларион Семенович, напишите заявление на имя начальника РУВД с просьбой выдать вам под расписку то-то и то-то. Полковник Жаворонков рассмотрит и примет решение. Я почему-то не сомневаюсь, что решение будет положительным. Алексей Иванович — человек добрый и отзывчивый. Хотя, скажу как на духу, вчерашняя задержанная не в его вкусе. Короче, к концу рабочего дня подъезжайте.
— Как? — удивился адвокат. — Почему столько времени ждать надо?
— А быстро у нас только преступников задерживают, а все остальное долго длится. Следствие порой тянется и тянется — иногда даже бесконечно. А кто затягивает?
— Адвокаты, конечно, — усмехнулся Беседин, поднимаясь со стула. — Хорошо, я пришлю кого-нибудь с доверенностью от задержанной на получение ее мобильного аппарата. Доверенность будет в простой письменной форме. Заверять у вас ее не придется?
— Нет.
Адвокат направился к двери, но остановился, вернулся, открыл свой портфельчик и достал из него бутылку виски, поставил на стол. А рядом с бутылкой положил свою визитку.
— Примите в знак моего уважения. Я знаю, что это вы раскрыли убийство Николая Петровича Звягинцева, с которым я был немного знаком.
— Я не пью, — соврал Гончаров, — а виски тем более.
— Так я же вас не заставляю пить. Поставьте куда-нибудь эту бутылочку и смотрите на нее — любуйтесь. Такой виски у нас днем с огнем не отыщешь. Это Michter’s — десятилетний кентуккийский неразбавленный бурбон. Кинозвезда Элизабет Тейлор признавала только этот сорт. Мне об этом поведал человек, который пару раз с ней выпивал после съемок.
Беседин протянул руку для прощания:
— Заранее благодарю за помощь.
Адвокат удалился с достоинством, не спеша и держа спину прямой. Игорь спрятал бутылку в ящик стола — туда, где притаились разорванная пополам фотография Колотовкиной и нагрудный знак «Отличник милиции МВД СССР».
То, что к нему завалился адвокат, не удивило, но то, что это один из самых дорогих адвокатов города, если не самый дорогой, — просто не укладывалось в голове. Обычная эскортница, с не бог весть какими доходами, вызывает Беседина, и тут же Ларион Семенович прилетает лично. Хотя, может, это и не Вика его вызвала, а безутешная вдова.
Игорь взял свой мобильный, посмотрел на адвокатскую визитку и набрал номер.
— Ларион Семенович, вы так быстро ушли, что мы даже не успели поговорить толком.
— Разве? — удивился адвокат. — Так я могу вернуться. Я сейчас у задержанной: она выписывает доверенность.
— Тогда ладно, в другой раз. Только скажите мне: вы давно знакомы с Анатолием Михайловичем Делюгиным?
В трубке застыла тишина, но потом прозвучал приглушенный голос адвоката:
— Вы интересуетесь моим знакомством с убитым?
— Если вам известен другой Анатолий Михайлович Делюгин, то…
— Нет, других не знаю, то есть не знал. А этого я защищал четверть века назад, когда он находился под следствием по поводу продажи земельных участков в разных районах города. Этим делом заправлял некий чиновник, а его доверенным лицом был Толя Делюгин. Мне удалось посодействовать, и его из разряда подозреваемых перевели в свидетели.
— А чиновник?
— Чиновник получил условный срок, естественно, никакой конфискации. Правда, судом был назначен какой-то мизерный штраф. Сейчас он в Дубае живет. А может, и не в Дубае. Еще вопросы есть?
— Нет. Спасибо, вы очень помогли следствию.
— Я? — испуганно прошептал в трубку адвокат.
— И про справку о беременности забудьте, — продолжил Игорь. — Я слышал как-то про одну девушку, которая представила студенту морской академии справку о беременности, а тот и вовсе не мог вспомнить, случился ли вообще у них секс, помнил только, что пьяным был. Потом девушка призналась, что врачи ошиблись. Вот так и получается: кто-то ошибается, а вот осадочек все равно остается.
Адвокат молчал в трубочку, а потом сказал своим обычным, очень деловым голосом:
— Я вас понял, обязательно приму к сведению.
Разговор закончился, и говорить больше не хотелось ни о чем. Даже думать не хотелось ни о чем, кроме Лены и произошедшем между ними ночью. Конечно, все случилось внезапно, но если бы не это, то Игорь упустил бы главное, что появилось у него в последнее время и о чем он боялся даже подумать: он упустил бы любовь. Теперь Гончаров уже не сомневался, что любит эту девушку, и, вероятно, уже давно — с того момента, как увидел ее впервые. Но почему-то он старался исключить такую возможность, как будто намеренно уверяя себя в том, что в сорок два года никакой мужчина уже не может любить пылко и страстно, тем более если он подполковник полиции. Но теперь он вспоминал ее образ, ее фигуру и походку, ее лицо и улыбку и то, как пахнет ее тело. И не хотелось думать ни о чем другом… Только о ней — о своей любви.
Включился старенький селектор, и голос секретарши произнес:
— Товарищ подполковник, тут снова адвокат Беседин. Он принес доверенность от задержанной…
— Пусть заходит.
Игорь взял лист бумаги, пробежал глазами короткий текст и написал в левом верхнем углу:
Адвокат протянул руку, чтобы забрать доверенность, но Гончаров отодвинул лист на противоположный угол стола.
Ларион Семенович поднял на него удивленные глаза, не понимая, что происходит. А Гончаров спросил:
— Случайно, это не от вашей конторы летал в Омск адвокат, чтобы встретиться в СИЗО с бывшим ректором Университета промышленных технологий?
Беседин напрягся и ответил не сразу:
— Это вы о чем?
— О том, что сейчас этой историей заинтересовались на самом высоком уровне.
Теперь Гончаров уже не сомневался, что Лена, когда обратилась в одну из самых известных адвокатских контор, пришла именно к Беседину.
Адвокат обернулся на дверь, почесал кончик носа, нагнулся над столом, чтобы быть поближе к Гончарову, и произнес тихо:
— Там с самого начала на самом высоком уровне. Вы что же думаете, что опера из Омска приехали сюда и задержали в аэропорту уважаемого человека просто так, без приказа очень высокого начальства? Я понял это сразу, отказаться хотел, но Людмила Федосеевна так просила, так просила, что…
— Какая Людмила Федосеевна? — не понял подполковник.
— Полозова — проректор Промтеха по учебной работе.
— Но летали вы не с ней?
— Летал я с Леночкой Смирновой. Очень хорошая девушка, скажу я вам. И красавица к тому же. Она очень переживает за Владимира Петровича. Но сделать, к сожалению, ничего нельзя… По крайней мере, не в моих это силах. Вы сами подумайте, постарайтесь представить ситуацию, когда на процедуру очной ставки должны привести Дроздова, чтобы подследственная, давшая на него показания, опознала в нем идейного руководителя и организатора преступления. Омский следственный комитет подогнал в комнату четверых мужчин, чтобы представить их женщине вместе с семидесятипятилетним Владимиром Петровичем. Каждому из подставных едва ли больше сорока. На одном так вообще форменные милицейские брюки… В смысле полицейские брюки с узким лампасом. На другом куртка ремонтника с надписью на спине «Омскэнерго». Я выразил свой протест и пообещал, что отражу эти вопиющие факты в протоколе. Заменили. С одного сняли куртку, с другого брюки снимать не стали, а заменили его на двух действительно пожилых: один с сильным запахом перегара, а у второго из-под воротника рубашки торчала застиранная тельняшка. Привели Владимира Петровича, гладко выбритого и причесанного. На нем был кожаный пиджак и вельветовые брюки, сшитые в Европе… Поверьте мне, я в этом немножечко понимаю. Так вот эта дамочка тщательно рассматривала каждого, остановилась перед Дроздовым, долго вглядывалась, а потом указала на застиранного матроса. «Этот! — уверенно произнесла она и добавила: — Кажется». Потом она уже стала объяснять, что когда встречалась с бывшим ректором и передавала ему деньги, то находилась в угнетенном психоэмоциональном состоянии, а потому внешность Дроздова помнит плохо. Ей попытались подсказать, что надо говорить, но я снимал весь процесс на камеру мобильного. Дамочка расписалась в протоколе, а на меня тут же начался наезд… Я не стал спорить, просто ушел. Ровно через три с половиной часа позвонил мой приятель, который возглавляет нашу местную городскую коллегию адвокатов, и сказал, что меня заказали.
— В каком смысле? — не понял Гончаров. — Кто-то захотел вас убить?
— Нет, от моего друга потребовали найти возможность лишить меня лицензии, а еще лучше подставить под статью: мол, я вымогаю деньги у своих клиентов якобы на взятку судьям. Я поинтересовался, кто ему звонил. И друг ответил, что мне лучше не знать. Вот я и подумал, что, предположим, с провокацией против меня у них не пройдет, но ведь можно на чем-то другом подставить: у меня дочка в юридической службе мэрии. Внук через год школу заканчивает, собирается поступать в Академию госслужбы. Я не то что испугался, хотя и не без этого. И просто подумал… то есть очень удивился. Кому мешает бывший ректор?.. Старый, заслуженный человек… И кто эта дамочка, которая его обвинила? Она молодая, симпатичная даже, но круглая дура: она говорить-то правильно не умеет; у нее «волнительный» вместо «волнующий», «сегодняшний день», вместо просто «сегодня», и все время «окей» или «вау». А с бывшим ректором Промтеха она, как оказалось, встречалась несколько раз, по ее словам, «в городе Москва». Тупая, как сибирский валенок, не в обиду омичам сказано. Но что есть, то есть — глупая и необразованная. Но ведь кто-то ее поставил на это место! Владимир Петрович тогда уже не был ректором Промтеха и к кадровой политике и финансовой деятельности вуза не имел никакого отношения. И ведь дело не в том даже, что эту тупую куклу сделали директором филиала, а в том, что таких, как она, по моим наблюдениям, очень много. И в политике, и на госслужбе, и в образовании, разумеется. Чего ж тогда удивляться, что выпускники школ не имеют никаких знаний. Не знают ни историю, ни литературу. Про биологию или астрономию — вообще молчу. Таблицу умножения им вовсе запоминать не надо, потому что телефончик с калькулятором всегда в руке. И ведь идут эти неучи в вузы, где их тоже ничему не учат. Человек самостоятельно, если есть у него стремление чего-то достичь, грызет гранит науки, занимается денно и нощно… Простите, меня понесло, кажется.
— Не помните имя той омской дамочки?
— Разумеется, помню. Иветта Викторовна Ковтун — вот такая аллитерация получается. Конечно, дурочкой можно прикинуться, чтобы поменьше вопросов задавали, но у меня создалось впечатление, что она и в самом деле не владеет информацией. Просто воровала деньги, а когда поймали за руку, придумала отговорку, будто ее Дроздов воровать заставил.
— Вы считаете, что Ковтун не назвала фамилию нового ректора, чтобы не было никакого дела, мол, старый уже ни за что не отвечает, а значит, и с нее взятки гладки и дела не возбудят?
— Возможно, так, хотя я не задумывался над этим, если честно. А вы сейчас это сказали, и все стало на свои места. Вполне возможно, что никто Дроздова не заказывал, а просто решили сделать крайним. Ведь деньги директор филиала действительно снимала со счетов, оформляя договоры с какими-то левыми конторками и частными предпринимателями…
Беседин замолчал, увидев, как подполковник набирает номер на своем мобильном.
— Петя, принеси телефон вчерашней задержанной, — произнес в трубку Гончаров.
— Сапожниковой? — почему-то очень радостно отозвался практикант. — Так я уже хотел с утра к вам… Все сделал, как вы просили…
Игорь сбросил вызов, взял лист с доверенностью и убрал его в ящик рабочего стола, посмотрел на Беседина:
— А с Людмилой Федосеевной говорили о Дроздове?
— Разумеется: она сказала, что это достойный во всех отношениях человек. Да и потом для него сумма в два миллиона — вовсе копеечная. Он далеко не бедный человек: он мог прекрасно жить на доходы с патентов на изобретения, потом у него были акции некоторых металлургических предприятий. Зачем ему заставлять кого-то воровать для него не такие уж огромные финансовые средства.
— Может, у него были долги? — предположил подполковник.
Поделиться книгой: