Бабочка, выкованная из стали

Игорь покачал головой.

— И ничего о нем не знаешь? — удивился начальник РУВД.

— Знаю, что он бывший ректор Промтеха, который, кстати, окончил участковый Шишкин, рекомендованный мною для работы в убойном отделе. Знаю, что он доктор технических наук и доктор педагогических наук, и, кроме того, все, кто его знают, утверждают, что он — честный и порядочный человек.

Начальник РУВД снова взял телефон и задумался.

— Если честно, то мне непонятен твой интерес. Ты же сам знаешь, что у нас за просто так не сажают… Значит, было за что. А мне теперь надо большому человеку звонить и объяснять, почему я интересуюсь этим делом.

— Следственные действия не проводятся, — продолжил подполковник, — а судьи каждый раз продолжают назначать меру пресечения — содержание под стражей.

— У судейских свои аргументы, — покачал головой Алексей Иванович.

Гончаров понял, что начальник РУВД никуда звонить и не собирается, поднялся, но в этот самый момент Алексей Иванович все-таки нажал кнопку на своем мобильном.

— Виктор Николаевич? — произнес он елейным голосом. — Ну да, это я… Ваш бывший начальник. Как там Москва? Звонят колокола?.. Да нет, конечно, не поэтому звоню, то есть не поэтому обращаюсь к вам. Просто хочу проконсультироваться. Сейчас к нам новый сотрудник переводится… В убойный — туда, где вы начинали. Парень способный, как говорят, но он закончил Академию промышленнных технологий, а там ректора недавно арестовали… Вот я и думаю… — Полковник замолчал, очевидно, слушая, что ему говорит генерал Корнеев. — Но с кем-то они согласовали задержание на нашей территории. Кто-то ведь…

Полковник снова замолчал, только слушал и кивал, как будто собеседник мог видеть, как он соглашается.

— Все, вопросов больше нет, — наконец сказал он, — значит, парня можно брать в убойный… Нет, Гончаров теперь мой зам по уголовному розыску, сидит теперь в кабинете Колотовкина. Подполковника ему дали… То есть как?.. Мне сказали его продвигать, вот я… От вас же не было команды… Я не в курсе был…

Он наконец закончил неприятный для себя разговор, спрятал мобильный в карман, потер ладонью лоб, посмотрел на Игоря и покачал головой:

— Не любит он тебя почему-то. С самого начала, как ты у нас появился.

— Он меня ненавидит с того момента, когда я пошел поговорить со свидетельницей и напоролся в ее квартире на главаря банды Азамата. Мне тогда повезло: я успел выстрелить первым… Увидел его отражение в зеркале и выстрелил в гипроковую стену. Но Азамат ведь Грицая убил. Мы его самого и его банду с ребятами решили живыми не брать, потому что у нас законы гуманные, получат по минималке, а потом выйдут, и все сначала начнется. Решили не брать, а потом они сами по нам палить стали, и мы их всех в перестрелке положили. Корень орал тогда как резаный, меня обвинял в том, что мы бандитский общак упустили, в котором, по его подсчетам, было несколько миллионов баксов[6].

— На премию Корнеев рассчитывал, — предположил Алексей Иванович.

— На какую премию? Он тогда уже в управлении карьерой своей занимался, на корпоративах отплясывал… А мы здесь землю носом рыли. Мы с Грицаем банду вычислили и на хвост сели.

Начальник РУВД молча согласился, но по его лицу было понятно, что он жалеет теперь, что позвонил высокому начальству.

— Короче говоря, Корнеев помнит тот случай с профессором. Как раз с ним и согласовывали задержание, — сообщил полковник. — Но Виктор говорит, что ему звонили из ФСБ, потому что этот Дроздов был заместителем председателя комиссии Государственной думы по образованию. Выходит, он еще и депутат. Во как!

— Депутаты входят в состав комитетов, — поправил Гончаров, — а комиссии как бы при Госдуме, и в них входят уважаемые специалисты.

— Ну все равно это тебе не хухры-мухры! Просто так таких людей не берут, я согласен. Кто профессора повязал и где, Корнеев не знает. И как потом развивалось дело, он не интересовался даже. Но похоже на то, что это игры больших людей, и нам, лилипутам, такой баскетбол не нужен. Надо по себе сук рубить. Взять, к примеру, мою соседку…

— Так она что, сука? — перебил начальника Гончаров.

— В каком смысле? — не понял Алексей Иванович. — А, ты в этом смысле — мол, игра слов. А я без шуток тебе говорю: у тебя никого, а тут такая — сама в руки падает — и такая, что не каждый еще и обхватит…

— Я уже не один, — признался Гончаров, — и я люблю худеньких.

— Жаль, — расстроился Жаворонков, — а так бы жили с тобой на одной лестничной площадке. Дружили бы семьями. Поспешил ты, Игореша, с выбором.

Неожиданно Гончаров вспомнил половинку фотографии из ящика стола Колотовкина.

— У Василия Ивановича жена была блондинкой?

— Крашеной, — подтвердил начальник РУВД. — Она же тогда и на меня, если честно, вешалась. Но я устойчивый в этом плане, к тому же жена там моя присутствовала, а у нее всегда все под контролем — муха не пролетит. А Корень клюнул. Хотя это его карьере не помешало в дальнейшем, а у Колотовкина вся жизнь после драки под откос. Жена Колотовкина еще хотела квартиру разделить, но та у него еще до женитьбы была. А вот машину она забрала… Один в один, как и у тебя эпизод. Ведь твоя Марина тоже блондинкой была, и она тебя тоже тачки лишила…

То, что его сравнили с Колотовкиным, немного кольнуло, но не обидело. Обидно было за самого Жаворонкова, потому что тот только что по телефону общался со своим бывшим подчиненным так подобострастно.

— Колотовкин ведь свою Люсю, когда в главке отделом руководил, в хорошую компанию пристроил кадрами заведовать. Мне признавался, что у нее оклад даже больше, чем у него. А она у него еще квартиру хотела оттяпать…

— Ладно, — вздохнул Игорь, — пойду работать.

— Погоди, — остановил его Жаворонков, — у тебя и в самом деле кто-то появился? То есть появилась?

Гончаров кивнул.

Начальник РУВД вздохнул разочарованно и поинтересовался:

— Симпатичная, надеюсь? Хотя мог бы и не спрашивать: ты ведь у нас эстет. Но готовит хоть хорошо?

Игорь вспомнил вчерашние макароны под итальянским соусом и ответил уклончиво:

— Не хуже меня.

— Это уже достижение, — вздохнул Жаворонков. — А как у нее с достоинствами?

Он не стал дожидаться ответа, потому что на ум пришла другая тема для беседы.

— Ведь это ты вчера прислал нам задержанную, которая захотела оформить явку с повинной? — не спросил, а напомнил Алексей Иванович. — Та еще штучка оказалась. Она сразу вызвала адвоката, но не простого, а Беседина. Ты понял? Самого дорогого, самого беспринципного крючкотвора, которого я только встречал в жизни. Удивительнее всего, что тот примчался сразу. Весь из себя импозантный, в летнем костюмчике, в туфельках-баретках, а главное, в шляпе как у Индианы Джонса. Он старше меня, а все туда же — в поисках приключений на свою задницу. Когда-нибудь ему точно обломится. А то мы, понимаешь ли, работаем, а такие, как он, появляются и всяких там выпускают прямо в зале суда. Понятно, что и в нашей работе случаются промашки, но когда…

— И что, Беседин согласился положить ордер в это дело?[7] — удивился Игорь. — И он подписал с этой Викой договор? У него же самая известная адвокатская контора в городе! И он приезжает сюда лично, а не присылает своих шавок?

— Вот я и сам удивился, — продолжил полковник. — Привез ей какую-то косметику, целую коробку с маленькими пирожными… забыл как называются…

— Птифур, — подсказал Гончаров.

— Точно… Но не это главное. Она его называла запросто Ларик. Ты представляешь? Для всех он Ларион Семенович, а для какой-то… даже не знаю, как сказать — он просто Ларик!

— Дальше-то что? Значит, он положил ордер в дело, потом…

— Он посоветовал ей отказаться от чистосердечного, якобы оно дано под давлением. Вместе они составили новую бумагу, согласно которой она узнала, что жена этого мужика хотела своего благоверного заказать. Она приехала к тому домой, чтобы предупредить об опасности, а тот, находясь в изрядном подпитии, на нее напал, и она отмахнулась молотком, который там лежал… Не хотела бить, даже глаза закрыла.

— Ну, и что это меняет? — удивился Гончаров. — Понятно, что Беседин хочет переквалифицировать на часть первую сто седьмой, чтобы суд назначил пару лет, а то и вовсе год исправительных работ. Только это не выйдет, потому что ей придется объяснять, как, находясь в состоянии аффекта, она подтащила труп к туалету и намазала кровью ободок унитаза, чтобы изобразить несчастный случай, на что, кстати, купились наши коллеги из соседнего РУВД.

— А еще откуда у нее деньги, чтобы оплатить гонорар самому Беседину, — напомнил начальник РУВД. — Ведь он такой мужчина видный, хозяин самой известной адвокатской конторы, а тут вдруг каким-то Лариком оказался.

Возле приемной начальства, поджидая Игоря, топтался участковый Шишкин. Он сообщил, что написал заявление о переводе, но в родном ГУВД ему устроили обструкцию, когда узнали, что он раскрыл преступление.

— Никто, конечно, не поверил, — признался Шишкин, — недоумевают только, зачем это нужно Гончарову — то есть вам. А когда сказал, что перехожу к вам по переводу, то вообще хай подняли. Правда, сразу подогнали выпускника из школы милиции и дали месяц, чтобы я его подготовил себе под замену.

Они зашли в кабинет, и Гончаров спросил:

— Когда ты в Промтехе учился, ректором был Дроздов?

Шишкин кивнул.

— Что про него можешь сказать?

— Да я с ним и не общался: где я — студент, и где он — ректор. Однажды только, когда у нас была заводская практика, Владимир Петрович пришел к нам в цех, надел спецовку и встал к токарному станку. Сказал, что сам когда-то работал на заводе и учился на вечернем. И еще он запрещал курить на территории университета: раз попался — штраф, на второй — отчисление. Говорят, многие таким образом курить бросили.

— Слышал, где он сейчас?

— Был президентом технического лицея, что при Академии. Потом говорили, будто сняли его за какие-то нарушения… А вообще…

Прозвучала трель мобильного. Гончаров посмотрел на экранчик: с ним пытался связаться Павел Ипатьев. Игорь жестом руки показал Шишкину на выход и только после этого ответил на вызов:

— Чего звонишь?

— Еще раз хочу поблагодарить за помощь, — ответил журналист. — Я твой должник теперь… Но не только поэтому беспокою. Мне стало известно, что с тобой пытался договориться Артем… а ты будто бы от денег отказался. Теперь они там думают, что расскажешь на следствии, как все было на самом деле.

— Пусть не переживают: ничего я не скажу. А что там такого особенного было? Пластиковому Манукяну бошку прострелили. Жалко, конечно, что отремонтировать нельзя. Но я новый манекен в магазине выпрошу. Или выкуплю. Зато мы киллера взяли.

— Но деньги у Артема возьми все-таки: им так спокойнее будет.

— Да он слишком много предложил.

— Возьми, сколько посчитаешь нужным. Ты же раскрыл преступление, задержал и киллера, и заказчика. Семья Звягинцева назначила награду — ты ее честно заслужил. Не хочешь брать, отдай на благотворительность.

— Подумаю, — пообещал Игорь и вспомнил: — Ты сказал, что теперь мой должник. Так у меня просьба к тебе: узнай, что возможно, по своим каналам о бывшем ректоре Промтеха Дроздове: его упаковали в Омске, сидит в изоляторе уже год, но дело его не расследуют, и мне сдается, что никакого дела нет: не могут ему ничего пришить. А человек он пожилой, и со здоровьем у него проблемы.

— Узнаю, что смогу. Когда войду в тему и если с профессором перегнули палку, подниму шумиху в прессе.

Они закончили разговор. Гончаров тут же решил позвонить Лене и вспомнил, что так и не узнал номера ее телефона. Решил позвонить на свой городской в надежде, что она снимет трубку. И тут же вспомнил, что под дверью его кабинета стоит участковый.

Не выходя из-за стола, крикнул:

— Шишкин, заходи!

Парень зашел, не отрывая взгляда от мониторчика своего смартфона.

— Я тут в интернете поискал все, что касается бывшего ректора Промтеха, — объяснил он и спрятал телефончик в карман. — Он, как оказалось, дважды доктор наук: технических он получил без защиты диссертации за разработки по закрытым тематикам. А доктором педагогических он стал за работы по созданию системы профессионального высшего образования. Но очень многие ссылки с информацией о нем сейчас заблокированы. Такое впечатление, что мужика хотят отодвинуть от его заслуг, пытаются как-то спрятать от истории…

— Его уже спрятали, — объяснил Гончаров, — он в Омском СИЗО уже год сидит непонятно за что. Ему вменяют хищения, взятки… но если у следствия есть подтвержденные факты, давно бы уже и суд состоялся. А что касается тебя, то передашь дела новому участковому: все свои журналы, свою агентуру, списки всех сидельцев на своем участке, альбомы с фотографиями тех, кто в розыске. Пройдешься с ним по всем злачным местам… И сразу к нам. Если он — выпускник школы милиции, то есть, говоря по-нынешнему, университета МВД, то с подобной работой хорошо знаком — практику на участках наверняка проходил.

Глава пятая

А ведь как хорошо начинался день!

Раннее июльское утро осторожно раздвинуло занавески, проскользнуло в комнату, пробежало по столу, опрокинув вазу с букетом.

— Ветер, — прошептала Лена, — сейчас туч нагонит.

Вылезать из постели не хотелось, Гончаров обнял девушку.

— Постараюсь сегодня пораньше вернуться: ты дождись меня обязательно.

— Не получится, — ответила она так, словно знала это заранее.

И почти сразу после ее слов солнце спряталось, и по крышам застучали первые капли.

Лена перегнулась через него, забирая со стула его рубашку, накинула ее на себя, встала с постели. Она подняла лежащую на столе вазу, подошла к окну, закрывая его.

— Оставайся у меня! — попросил Игорь. — Не надо никуда уходить.

Она покачала головой.

— Прости, я вчера так стремительно, — начал извиняться он.

Девушка улыбнулась:

— Все было хорошо, просто замечательно. Ты не переживай.

— С утра, как в управление приду, сразу займусь делом твоего отчима, — пообещал Гончаров. — Скорого успеха не обещаю, но я попытаюсь побыстрее. Вот только у меня вообще нет данных. Возможно, если бы мы подольше поговорили…

— Да, — согласилась Лена, опускаясь в кресло, — но мы вчера как-то очень быстро сменили тему.

— Если бы Дроздова задержали полицейские, то я бы знал: в сводках это было бы. И если бы Следственный комитет послал своих, я бы знал. Но, может, его задерживали оперативники ФСБ. Возможно, что это как-то связано с государственными секретами: ведь он наверняка работал и по закрытым темам.

— Он много чем занимался: печными технологиями, композитными материалами, разрабатывал новые марки стали, я всего не знаю, потому что он никогда ничего не рассказывал. Если ты считаешь, что он мог контактировать с западными разведслужбами, то глубоко ошибаешься: это невозможно, потому что Владимир Петрович — очень простой человек, патриот, бессребреник и очень добрый. Когда моя мама умерла, к нам стала приходить его аспирантка, которая готовила нам еду. Дроздов ел, о чем-то думал. Потом благодарил и говорил, что все было очень вкусно. Но, мне кажется, даже сама аспирантка понимала, что готовит она отвратительно… Лично у меня приготовленная ею еда стояла поперек горла. Но это недолго длилось: меня забрал отец, а та аспирантка, как мне кажется, и вовсе поселилась у Дроздова. Потому что каждый раз, как я туда ни приду, — она там постоянно. Но это давно было.

— А где теперь та девушка?

— Теперь она проректор Промтеха по научной работе. Доктор наук, профессор и так далее. Она по своим каналам тоже пыталась помочь вытащить Владимира Петровича, но ей сказали, чтобы она не рыпалась, потому что там все очень серьезно. Я летала в Омск, пыталась добиться свидания, но ничего не вышло. Потом слетала уже вместе с адвокатом. Обратилась к адвокату специально для этого, выбрала самую известную контору. Сумма, которую они запросили, весьма и весьма значительная для обычных людей, но я заплатила аванс. Мы полетели в Омск вместе. У нашего адвоката и там оказались хорошие связи: он договорился, и ему разрешили встретиться и даже присутствовать на очной ставке. Сообщница должна была опознать Дроздова, сказать, что это именно Владимир Петрович — организатор преступления — заставил ее под угрозой увольнения нарушить закон и ей пришлось снимать со счета филиала денежные средства по фиктивным договорам и отдавать ему все до копеечки. Но очная ставка сорвалась… А потом… Не знаю даже почему, адвокат не стал ничего мне объяснять, но он вернул мне не только полученный аванс, но даже деньги, которые я истратила на его билеты до Омска и обратно. Адвокат улетел, а я осталась там, еще на что-то надеясь. Неделю я пробыла в Омске, носила передачи, принимали все, кроме лекарств, говорили, что у них там свои врачи имеются. Потом мне передали записку от него. Всего две строчки: «Лети домой, я сам со всем этим разберусь».

Гончаров поднялся, завернулся в простыню, подошел и поцеловал ее. Потом понесся в душ. Брился, услышал, как она подошла и остановилась возле двери ванной. Игорь выглянул в коридор.

— Что-то срочное? — спросил он.

— Просто стою рядом, и мне приятно, что ты есть на свете. А еще я хотела узнать, почему ты, такой начитанный, образованный, пошел вдруг в полицию.

— Тогда еще в милицию, — уточнил он. — Как я говорил тебе раньше, меня списали на берег вместе с приятелем, он и предложил мне податься в менты. Пошли устраиваться: меня взяли, его — нет из-за медосмотра.

— Хилый был?

— Здоровенный, как штангист. Очень похож на актера Джейсона Стэйтема. Просто на медосмотре врач увидел у него на боку два шрама. Спрашивает: «Ножевые ранения?» Приятель объясняет, что двое грабителей напали в темном переулке с ножами, еле от них отбился. Врач спрашивает дальше: «Тех двоих нашли?» А Петренко простодушно так: «Не думаю: я их глубоко закопал». Врач, конечно, сообщил начальству. И ему отказали. А Петренко просто пошутил. Он вообще был очень остроумным. Потом, правда, срок получил. На него действительно напали двое, когда он, оказавшись без работы, бомбил на своей «девятке». Никого не убивал и не закапывал: просто у одного из этих парней родной дядя в городской прокуратуре оказался. Приятель мой пострадал ни за что. Не понимаю, почему он со мной не связался: я бы помог, несмотря на дядю прокурора. Взял бы тех ребят на чем-то другом…

Зазвонил мобильный. Номер вызывающего был незнаком Гончарову. Но он все же решил ответить.

— Игорь Алексеевич, — прозвучал незнакомый голос, — я от Артема Валерьевича, подвез вам кое-что. Не могли бы вы спуститься, я возле вашего подъезда в черном «Гелендвагене».

— А почему в такую рань? — возмутился подполковник. — Полвосьмого утра.