Бабочка, выкованная из стали

— Когда он приедет сюда, чтобы вас поддержать? — поинтересовался Гончаров.

Женщина не ответила. Игорь обернулся к практиканту:

— Петя, свяжись со спецами: пусть они по камерам проверят, какой белый автомобиль отъезжал отсюда сразу после убийства. По номеру пусть определят владельца и сообщат нам. А мы примем все меры для его задержания.

Он снова посмотрел на жену артиста:

— Татьяна Васильевна, неужели вы думаете, что, направляясь к вам, я не навел справки обо всех проживающих в этой квартире? Ваш сын Владислав, которому Виталий Сергеевич дал свое отчество, почти четыре года назад получил условный срок по части третьей статьи двести двадцать восьмой…

— Производство прекурсоров[12], — уточнил Лячин. — Я помню то дело, не я вел, но там группа студентов решила разбогатеть на производстве наркоты. Адвокаты помогли преступникам уйти от более сурового наказания.

— Владик — не преступник, мой сын был совсем ни при чем, — покачала головой женщина. — Просто когда этих ребят брали, сын гостил у них. Там была студенческая вечеринка, и его позвали поучаствовать.

— Но он был единственным студентом-химиком из всей компании, — продолжил Гончаров. — Я тоже узнал про этот случай, потому что одного из сокурсников вашего Владика взяли пару-тройку дней назад. Он варил зелье, а действие проверял на своей девушке, или, как вы выражаетесь, на своей крале. А она возьми да и умри от передозировки. Теперь мы проверим вашего сына на предмет деловых контактов с этим убийцей. Сдается мне, что прекурсоры для ядовитого зелья приготовлял не сам убийца, а получал от кого-то, кому доверял и с кем был в доле.

— Не надо на Владика ничего вешать! — не выдержала Татьяна Лушкевич, — и так ему три года влепили ни за что, и сейчас хотите на него убийство повесить.

— С чего вы взяли, что я хочу повесить на него убийство? — удивился Игорь. — Я же сказал, что наводил справки обо всех, кто проживает в этой квартире. Даже доходы ваши решил проверить. Но с этим большая проблема, как выяснилось. У мужа вашего только пенсия — небольшая, надо сказать, хотя это смотря с чем сравнивать. У моей мамы с сорокапятилетним стажем работы пенсия — до семнадцати тысяч не дотягивает, а у Виталия Сергеевича, как у заслуженного артиста, сорок восемь. Лично у вас доходов нет уже более полугода. Вы работали в маленьком магазинчике товароведом. Но крохотной торговой точке, которая держится лишь на паленом алкоголе и просроченной колбасе, товаровед не нужен. И вас уволили. Однако отношения с бывшим владельцем магазинчика у вас продолжались, что оказалось для Олега Мироновича Армянцева фатально. Ведь это именно его, то есть именно вашего бывшего директора, вчера вынесли отсюда вперед ногами.

— Вот это поворот! — обрадовался следователь Лячин.

— Но при чем здесь мой сын?! — прижав руки к груди, воскликнула жена артиста.

К Гончарову подошел Петя Грицай и показал ему сообщение, поступившее на его телефон. Игорь кивнул, словно ничего другого не ожидал. После чего посмотрел на напрягшегося артиста:

— А что вы все время стоите, Виталий Сергеевич? Присаживайтесь — в ногах правды нет.

Лушкевич шагнул к стулу и опустился на него, а заместитель начальника РУВД продолжил, почти не делая паузы:

— И ответьте мне, поскольку речь пошла о правде, почему вы согласились взять вину на себя? Вы почти наверняка даже не присутствовали при чужих разборках. Вам ведь жена сказала, что Владика теперь точно посадят надолго, потому что это у него вторая судимость получается. А вас отпустят: вы же народный любимец, старый больной человек, сами не помните, как такое произошло, а теперь раскаиваетесь, казните себя и не знаете, как жить дальше с такой ношей. Ведь так?

— Так, — хрипло прошепал Лушкевич, — практически слово в слово, как вы сказали.

— Ты что врешь! — закричала его жена. — Я же тебя с ножом застала.

— Вы можете помолчать? — остановил ее Лячин. — И выйдите в другую комнату!

— Я у себя дома и где хочу, там и нахожусь. Я не могу молчать, потому что этот старый дурак нагло врет и не краснеет.

Произнеся это, она замолчала.

— Гражданка Лушкевич, — произнес Гончаров, — заходя в вашу квартиру, я уже знал, что у вашего сына в собственности находится белый автомобиль «БМВ», номер которого удивительным образом совпал с номером того автомобиля, который отъехал от крыльца вашего дома через десять-пятнадцать минут после того, как был убит гражданин Армянцев — о чем мне только что сообщили. Кроме того, к делу приобщен в качестве орудия убийства столовый нож, изъятый в вашей квартире непосредственно с места преступления. На орудии убийства есть отпечатки пальцев.

— Ну вот, — махнула рукой Татьяна, — значит, вы знаете, кто убил! Какие могут быть ко мне претензии!

— На ноже действительно отпечатки только вашего мужа. Других нет, а должны быть — ведь это столовый нож и пользовались им вы, если на кухне хозяйничаете вы, а не ваш муж. Похоже на то, что, перед тем как оказаться в руке Виталия Сергеевича, этот кухонный предмет, вернее, его рукоятка была тщательно протерта, потому что на ней не только нет отпечатков пальцев другого человека, но и следов крови, которые должны быть. Белый автомобиль, кстати…

— Ну хватит, — скривилась женщина, — это все ваши домыслы.

И опять к подполковнику подошел практикант и показал ему свой мобильный. На этот раз Гончаров читал значительно дольше.

— Ну, чего там у вас? — не выдержала жена артиста.

— Очередные домыслы, — ответил Игорь. — А мы вернемся к нашей содержательной беседе. Белый автомобль «БМВ», кстати, ваш сын приобрел у вашего бывшего директора. Удивительно, конечно, как нигде не работающий молодой человек тридцати лет отроду отыскал миллиона четыре, чтобы купить немного поддержанный «Х-5».

— Три миллиона, — усмехнулась Татьяна. — Я копила на эту машину много лет, хотела сделать сыну подарок. Заняла еще некоторую сумму…

— К нему в гости вчера приходил ваш бывший директор?

— К мужу, — быстро ответила Татьяна. — Олег иногда заходил к нему и приносил бутылочку, а то и две. Но вчера Олег чего-то разошелся и принес три. Я тоже к ним подсела, но потом меня растащило немного, я ушла спать. Потом проснулась…

— А в соседней комнате муж с ножом стоит, и ваш близкий друг хрипит и ногами дергает, — подхватил Игорь. — Вы это уже рассказывали.

— Какой близкий друг? — тихо спросила Лушкевич. — То есть чей близкий?

— Ваш не просто близкий, а очень близкий. Вчера, например, он прислал вам сообщение, предупреждая, что придет к вам, чтобы узнать, когда ему отдадут деньги за автомобиль. Текст приблизительно такого содержания: «Дорогая, я устал ждать. Пол-ляма за «бэху»-пятерку это не вариант. Ты сломала меня на четыре, я согласился, как лох последний. Если ты рассчитываешь рассчитаться своей…»

— Хватит! — закричала Татьяна. — Я не хочу слушать этот бред! — Она посмотрела на мужа: — Неужели ты поверишь этим…

— А чего мне верить, — спокойно ответил Виталий, — я и так знал про ваши отношения. Почти пять лет терплю, но это мне наказание за всю мою жизнь непутевую. За то, что я затушил в себе искру Божию. Бог дал, Бог взял, но человек сам себя предает и сам отвечает за свое предательство.

— Какой же ты урод! — закричала Лушкевич. — Они хотят Владика посадить!

Зачем-то она выкинула руку и указала пальцем на заместителя начальника РУВД.

— При чем тут ваш Владик, — спокойно отреагировал Игорь. — Мы вас хотим обвинить в преднамеренном убийстве своего любовника. Вы уговорили его продать вашему сыну престижный автомобиль, дали небольшой аванс, пообещав остальную сумму выплатить потом. Но делать это не собирались. Денег у вас нет и не предвидится. Возможно, Владик пообещал достать, но не мог, потому что новый его бизнес не успел развернуться и теперь уж явно не раскрутится. Армянцев вчера явился в вашу квартиру. Вы ждали его уже за накрытым столом, усадили за стол мужа… Приехал ваш сын… Присоединился к вашей компании. Очень скоро, как мне кажется, вы отправили спать Виталия Сергеевича, и у вас начался разговор по существу дела. Армянцев не хотел слушать ваши отговорки о том, что деньги скоро появятся и вы с ним рассчитаетесь… Наверняка начал угрожать вашему сыну, что для вас совсем неприемлемо. Уж лучше угрожал бы вам, а не Владику, тогда, может, дольше прожил бы. Вы вышли на кухню, взяли нож, вернулись в комнату и нанесли первый удар в спину, точнее, в правую лопатку. Олег Миронович смог подняться и повернуться к вам, и тогда вы ударили второй раз. Теперь уже в грудь. Армянцев устоял и даже попытался вырвать у вас нож, но схватился за лезвие, в результате у него была разрезана ладонь. И тут, как мне кажется, к убийству подключился ваш сын. Владик напал на Армянцева сзади, обхватил за шею, надеясь повалить его на спину. И тогда вы ударили своего любовника в сердце. И это был уже смертельный удар. Сыну вы велели быстро уехать, сказали, что свалите все на Виталия, который якобы в пьяном угаре зарезал собутыльника…

— Какой же я дурак, — прошептал Лушкевич и обхватил голову руками.

— А почему вы в наручниках? — удивился Гончаров и посмотрел на Лячина: — Непорядок. Мошкин, сними наручники с уважаемого заслуженного артиста.

Сержант подскочил и на глазах удивленной Татьяны расковал хозяина дома.

— А теперь что делать, товарищ подполковник? — спросил он.

— Надень их на подозреваемую.

— Что?! — не поверила женщина. — На кого? Что ты сказал, оборотень в погонах… Да сейчас приедет телевизионная группа и на весь мир раструбит, какая ты сволочь и негодяй.

— У вас порез на мизинце правой руки, — напомнил Гончаров, — потому что столовый нож не приспособлен для убийства, после одного из ударов кулак скользнул по рукояти и мизинец коснулся лезвия. Думаю, что эксперты подтвердят мое предположение. Мошкин, ну что ты медлишь!

Сержант ловко защелкнул наручники на запястьях женщины.

— А-а-а-а! — завопила Лушкевич. — Гады!

И плюнула в следователя Лячина.

— Вот что за работа такая! — возмутился следователь и вытер рукавом лицо. — И что теперь?

— Теперь ты вызываешь дежурную бригаду и летишь вместе с ними по месту проживания Владика, — приказал Гончаров. — Приходите с понятыми и с ордером, производите обыск, ищете рубашку или куртку со следами крови. Этот Владик, когда обхватил сзади Армянцева, наверняка тянул его на себя, а у того кровавая рана в правой лопатке. Не скажу, что Владик сильно вымазался, но следы крови должны присутствовать. Мне кажется, что искомый предмет уже находится в стиральной машине. Но даже если процесс стирки завершен, то следы крови все равно заметны. Так что вперед!

— А эта? — спросил следователь, показывая на Татьяну.

— Я тебе не эта! — огрызнулась женщина. — У меня знаешь, какие связи? Я долго там не пробуду. Скоро выйду, и у вас обоих появятся большие проблемы.

— Скоро не получится, — просветил ее Лячин, — по пятнадцать лет каждый получите вы с сыном за убийство, а еще у вас сто шестьдесят пятая вырисовывается отчетливо: причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием. Три с половиной миллиона вы похитили у впоследствии убитого вами гражданина Армянцева, а это определяется как в особо крупном размере. Так что еще как минимум пять лет каждому в довесок… Но что-то мне подсказывает, что не пять, а целых семь, то есть каждый из вас будет двадцать два года на полном государственном обеспечении… Хотя двадцать два года строгача это многовато даже для бывалого урки… А если мы у вашего сынка при обыске сейчас обнаружим наркотические вещества или препараты для их производства…

Раздался звонок в дверь.

— А это наверняка прибыла телевизионная бригада городских криминальных новостей, — догадался Гончаров, — ну, что же, пойду встречу Пашу. А ты, Лячин, смотри ничего там не упусти.

Он вышел в коридор, и за ним поспешил Лячин, на ходу ладонью приглаживая волосы на случай, если попадет в кадр.

— Ничего не упущу: все по высшему разряду будет, — заверил следователь. — Только скажи мне, как ты догадался, что это она ножом орудовала, а сынок ей помогал только.

— Первый удар самый сильный, но все равно нож глубоко не зашел, а длина лезвия никак не меньше пятнадцати сантиметров. Потом последовали два удара в грудь, значит, Армянцев смог подняться со стула, развернуться. Второй так вовсе слабенький, а потом был последний, смертельный, потому что жертву кто-то держал сзади. Все удары почти наверняка женские, потому что товарищ киноактер хоть и немолод, но достаточно крепкий еще.

Телевизионщики отсняли свой сюжет. Очень колоритным было выступление Татьяны Лушкевич, которая рыдала и страдальческим голосом умоляла всех, кто видит ее сейчас, помочь ей и ее сыну, которого, как и ее саму, продажные полицейские ложно обвинили в совершении страшного преступления. Ипатьев хотел, чтобы и Гончаров сказал что-то успокаивающее телезрителей, но он уже был в программе недавно, а потому показал на Петю Грицая, сказав, что это сын одного из лучших сыскарей в истории питерской полиции, погибшего в перестрелке, который хочет продолжить дело отца.

Практикант давал интервью, а Ипатьев отозвал Игоря в сторону.

— Хорошо, что мы встретились сегодня. Но я и так позвонил бы. Ты просил узнать о ректоре Промтеха, и я навел справки. Кое-что узнал, но меня в очередной раз просили не лезть в это дело, потому что оно открыто по распоряжению с самого верха. И еще: ты ведь знаешь, что мой лучший друг — заместитель председателя городского суда Володя Высоковский. Так вот я и его попросил. Он сейчас в Москве на Пленуме Верховного Суда и обещал пообщаться со своими омскими коллегами, потому что, на его взгляд, в деле много не только процессуальных нарушений… Если будет время…

— Сегодня суббота, — напомнил Гончаров, — может, встретимся у тебя или у меня?

— У меня новая жизнь, — признался Ипатьев.

— Да и у меня как бы тоже… — признался подполковник, — но твоя девушка всегда рядом с тобой[13], потому что вы работаете вместе, а моя… если, конечно, она и в самом деле моя, исчезла куда-то.

— Найдется, — заверил приятеля журналист, — от тебя скрыться невозможно. А что касается ректора Промтеха, то я продолжу работать в этом направлении.

Он был уже не первым, кто обещал помочь. В этом направлении работал не только он: и полковник Жаворонков обещал помощь, и практикант Петя Грицай тоже старается. И участковый Шишкин. Но первый позвонил генералу Корнееву — последнему человеку, к которому можно было обратиться, а практикант пока ничего еще не узнал, да и вряд ли сможет. Надежды больше на участкового Шишкина, но тот пока молчит.

Когда возвращались в управление, Петя вздохнул:

— Простите меня, Игорь Алексеевич, что я до сих пор не выполнил вашей просьбы.

— Какой? — удивился подполковник.

— Вы же просили узнать о вашей знакомой, проследить, куда она уехала от своего дома и на каком автомобиле. Только ничего особенного выяснить не удалось. Автомобиля у нее нет, как нет и собственного жилья в этом доме. Она проживала там в квартире, принадлежащей ее родной сестре, а та находится в Милане. Камера у подъезда не записывает, она предназначена только для наблюдения, а потому так и не удалось узнать, на каком транспорте ваша знакомая покинула район…

— А в соцсетях ее не проверяли?

— У нее были странички, но она туда давно не заходит. Последнее время она активно присутствовала в чате технического лицея. Обсуждала с учениками разные проблемы, давала задачки. Например, рассчитать необходимую скорость разбега, размах крыльев и силу толчка для человека массой в семьдесят килограммов, который собирается взлететь и парить в воздухе. Представляете? А я думаю, откуда у человека крылья? И зачем ему вообще летать? А дети из лицея такими вопросами не задаются, берутся, присылают ей свои решения. И у всех разные ответы получаются. Тут же все сразу начинают спорить о форме крыла, о необходимости использования хвостового оперенья в качестве закрылков…

Практикант замолчал, очевидно, вспомнив о чем-то, посмотрел на часы:

— Ой, у вас ведь встреча с нашими ребятами через полчаса.

Весь личный состав убойного отдела собрался в автосалоне. Присмотренные ребятами машины ждали новых владельцев во дворе. Ребята расположились в креслах торгового зала, и хотя каждый держал подготовленный договор купли-продажи, никто до конца не верил, что сделка состоится. Гончаров появился с получасовым опозданием, с кожаным кейсом в руке. К нему подошел менеджер, и подполковник продемонстрировал ему содержимое портфеля.

— Здесь сто шестьдесят тысяч евро, — предупредил Игорь, — хватит на четыре тачки?

Сотрудник салона кивнул и перешел на шепот:

— Так вы хотите рассчитаться наличной валютой? Мы такого давно уже не делаем… Хотя сейчас валютный курс растет каждый день… И миллион рублей, что были вчера, это уже девятьсот тысяч послезавтра. А завтра вообще — воскресенье и торгов на валютной бирже не будет, в понедельник рубль наверняка продолжит падение…

Гончаров кивнул, хотя ему было абсолютно все равно, упадет курс рубля или поднимется. Ему не было никакого дела и до автомобилей, которые выбрали для себя его ребята. Да и сами подчиненные мало интересовали его сейчас: он обещал им автомобили в тот день, когда в одиночку взял общак банды, и теперь сдержал свое слово. Он не спрятал бандитские деньги, он открыл фонд помощи вдовам и сиротам погибших полицейских, к которому сам теперь не имеет никакого отношения, но куда собирался передать все найденное им за фальш-стенкой гаража[14]… Да и это теперь мало волновало его: теперь все сознание его заполняла лишь одна мысль — где Лена.

Домой его отвез ошалевший от счастья капитан Иванов, исполняющий обязанности начальника убойного отдела и ожидающий официального подтверждения своего нового статуса.

— Два литра! Двести лошадок! — радовался капитан. — А багажник какой просторный. Туда можно задержанного впихнуть ежели что. Связать ему руки и ноги, чтобы не рыпался, и мордой в пол! А ты, командир, чего себе не взял такую же?

— У меня теперь персональная служебная, — ответил Гончаров. — И потом, было бы подозрительно, что мы все в одном магазине одновременно…

— Так и так разговоры пойдут. Но мы скажем, что взяли кредиты… А мы их и так взяли. Небольшие, конечно, но всем скажем, что огромные и что еще родственники добавили. А потом мы скажем вроде того, что оптом тачки взяли, а значит, со скидкой… Но машина, я вам скажу, товарищ подполковник, просто зверь!

Слушать эти восторги не очень хотелось, но Иванов доставил его быстро. Судя по всему, он не знал, что сегодня его начальник раскрыл еще одно преступление, и продолжал радоваться.

— Я взял черную с кожаным салоном, — говорил он, как будто Гончаров сам этого не видел. — Вызывающе, конечно, обычно на черных машинах с белой перфорированной кожей арабские шейхи любят рассекать. Но раз такая тачка есть в наличии, почему бы не взять, ведь правда?

Игорь не ответил, он закрыл глаза и представил себе, что сейчас его дома ждет Лена.

Но квартира была пуста.

Глава десятая

Утром в воскресенье позвонил Ипатьев и сообщил, что его друг вернулся с заседания Пленума Верховного Суда и готов встретиться, потому что узнал кое-что. Домой к себе он не приглашает, потому что ему лень сегодня наводить порядок в квартире… А сидеть в каком-то заведении ради того, чтобы поговорить о деле, Володя не хочет, потому что он — лицо узнаваемое.

— Встречаемся у меня, — предложил подполковник, — только…

— У меня, — не дал ему договорить Павел, — я уже начал подготовку. Сразу предупреждаю, я не пью теперь вовсе.

Вовсе не получилось, потому что заместитель председателя городского суда принес с собой бутылку французского шампанского с желтой этикеткой. Он поставил бутылку на стол и объяснил, что это от его будущей жены, которую Ипатьев хорошо знает, потому что они все вместе учились в одном классе.

— Хорошее шампанское, — подтвердил Павел, который понял, что выпить сегодня все-таки придется.

— «Клико», — вздохнул Гончаров. — У меня точно такая бутылка проходит по делу об убийстве. Некая гражданка Сапожникова ударом молотка по голове убила будущего свекра, с которым сама сожительствовала за пять лет до указанного события. Кроме того, об убийстве ее просила будущая свекровь, которая, в свою очередь, сожительствует с неким Артуром Оганесяном, называя его известным кинорежиссером. А сам Артур Оганесян на самом деле не кто иной, как Ованес Самвелян, известный в криминальном мире как Овик Сочинский. Несчастная вдова по профессии киновед и, разумеется, знает, что ее любовник никакой не кинорежиссер, но о том, что спит с криминальным авторитетом, не догадывается. А если бы знала, то все бы у нее в жизни сложилось: она бы не стала просить будущую невестку найти киллера для устранения мужа, сохранив тридцать тысяч евро, потому что Овик приказал бы замочить ее муженька гораздо дешевле.

— Так что получается, Овик сюда примчался делить наследство Каро Седого?[15] — удивился Ипатьев. — Почему я об этом ничего не знаю?

— Давайте о деле, ради которого мы собрались, — напомнил судья Высоковский, — а с этими пусть разбираются те, кому положено. — Он посмотрел на Гончарова. — Итак, я попросил омских коллег узнать про бывшего ректора Промтеха. И они сработали очень оперативно. Уже утром мне на почту поступило письмо от коллеги. Я поразился скорости, но потом вспомнил, что у нас с Омском разница по времени — четыре часа. Короче, омский коллега начнет разбираться, почему один из судей идет на поводу у следствия и все время продлевает меру пресечения. Следствие не представило никаких доказательств вины Дроздова, кроме показаний некой дамы… Фамилии не помню.

— Иветты Викторовны Ковтун, — подсказал Игорь.

— Не важно, — махнул рукой судья, — сейчас там с этим будут разбираться. Дама в судебном заседании признала свою вину, частично компенсировала ущерб, оплатила назначенный судом штраф и вернулась к работе. Адвокат обвиняемой протестов не подавал. А пожилой и не очень здоровый человек продолжает находиться в следственном изоляторе. И сидит не в какой-то привилегированной камере, которая ему полагалась как награжденному орденами человеку, а как обычный уголовник. Его сокамерники — рецидивисты. Любой бы сломался. Но тут начинают происходить странные вещи. Это ведь СИЗО, а потому соседи Дроздова по камере — подследственные и вызываются на допросы. И вот один из них — трижды судимый, кстати, — вдруг стал на допросах беседовать со следователем. Не просто беседовать, а задавать вопросы: «Вы, гражданин следователь, знаете, что Ивана Четвертого никто на Руси Грозным не называл, потому что он головы никому просто так не рубил и никого на дыбе не мучал? Никто ведь не обвинял его в преступлениях: не было никакой предъявы в натуре. При этом Иване территория Руси увеличилась более чем в два раза. Русь стала больше всей остальной Европы… Иван типа Грозный ввел местное самоуправление, открывал школы при церквях, библиотеки для народа, пригнал из Голландии несколько кораблей, набитых книгами… Да он сам книги сочинял. А ему англичане погоняло приклеили — Грозный. И до сих пор всякую туфту вешают. Это на царя! А что про меня говорить! Кого я на кол посадил, с кого кожу снял? Ни с кого. Так что я здесь, в вашем казенном доме, делаю, когда за окном кипит полноценная конкретно жизнь? Ну да, я признаю, что четыре года назад на улице Красный путь, а конкретно на остановке маршрутки номер четыреста четыре, я подрезал из сумочки молодой телки лопатник, в котором было тридцать восемь тысяч рублей. Я сожалею об этом и готов вернуть ей деньги, включая и стоимость портмоне из кожзама»…

— Серьезно? — не поверил Ипатьев.