Помоги проекту - поделись книгой:
— Это Полозова, — прозвучал в трубке усталый женский голос, — вы извините, господин подполковник, что я разговаривала с вами без должного почтения. Но просто очень устала за последнее время. С понедельника я в отпуске, но завтра надо заскочить в университет. Так что если не пропало желание увидеться со мной, то с десяти утра я в своем кабинете. Лучше, конечно, встретиться сегодня, прямо сейчас. Еще сорок минут я буду в своем кабинете. Если успеете.
— Через двадцать минут я подскочу, — пообещал Гончаров и все же дочитал сочинение.
Глава седьмая
Кабинет был просторный, со столом для заседаний, какой положен большому начальнику, и со стеллажами книг, какими окружают себя мыслители или творческие работники. За столом сидела молодая дама; откинувшись на спинку огромного кожаного кресла, она просматривала листы, пробегая текст глазами и складывая прочитанные бумаги на стол. Увидев вошедшего Гончарова, дама поднялась, вышла из-за стола и, когда подполковник приблизился, протянула ему руку. Рукопожатие ее было жестким. Вблизи она уже не казалась такой молодой: лет сорок — сорок пять, но если учесть, что она профессор и доктор наук, занимает руководящий пост в известном учебном заведении, то, скорее всего, ей за пятьдесят.
— Присаживайтесь, — предложила Полозова, — постараюсь помочь, чем смогу, хотя… Вас ведь Леночка интересует? Или все-таки Владимир Петрович? — Игорь не успел ничего ответить, как Людмила Федосеевна продолжила: — К Леночке у полиции вряд ли могут быть вопросы, потому что она вся правильная и законопослушная, если только это не ваша личная заинтересованность. Я с ней разговаривала пару дней назад, и она не собиралась никуда пропадать, была весела и беззаботна, как бабочка. И про вас она мне ничего не говорила. Вы ведь ей не близкий родственник, чтобы проявлять какую-либо особую заинтересованность.
— Нет, но…
— Тогда зачем время терять? Давайте перейдем к той теме, что вас интересует в первую очередь… Поговорим о Дроздове — ведь именно для этого вы здесь.
Полозова вздохнула и посмотрела на большое, во всю стену, окно, за которым уже включились фонари. Она ждала продолжения, но отвернулась, словно ее не интересуют ни подполковник, ни его вопросы, ни, возможно, сам Дроздов. Гончаров обратил внимание на ее гладкую шею: вряд ли этой женщине пятьдесят, скорее всего Людмила Федосеевна его ровесница, а значит, она добилась и степени, и звания, и должности за какие-то заслуги. Она симпатична, немного полна, но это не портит ее, а мелкие веснушки на лице лишь придают шарма…
— Я просто хочу узнать, что вы сами думаете по этому поводу.
— Ничего не думаю. Надеюсь на лучшее. Не знаю, кто вас уполномочил заниматься делом нашего бывшего ректора. Думаю, что никто. Возможно, именно Леночка попросила, потому что она все не может угомониться. Наша бабочка ведь думает, что Владимир Петрович — кристально-честный человек.
— А разве нет? — успел вставить Игорь.
Людмила Федосеевна молча кивнула, что могло означать все что угодно, снова посмотрела за окно.
— На следующий год университету исполняется ровно четверть века. Двадцать пять лет назад Дроздов, используя свои обширные связи, зарегистрировал наше учебное заведение. Причем и здания, и землю под ними он получил без проведения тендера. А ведь это место — лакомый кусок для девелоперов. Здесь можно построить торгово-развлекательный комплекс, который принесет миллионы, а то и миллиарды. Или гостиничный кластер… Или элитный жилой комплекс со своей инфраструктурой. А от нашего вуза только убытки…
— Кому он в убыток?
Людмила Федосеева вернулась к своему столу, опустилась в кресло.
— Знаете, сколько было бы претендентов на этот лакомый кусок? Здесь такая бы бойня была, случись тендер.
— Но тут и до того располагался институт.
— А кого это останавливало? Недавно одного строительного магната застрелили, до этого Владимира Петровича взяли. А еще раньше со своего поста сняли вице-губернатора, который отвечал за строительство. По слухам, он под серьезной статьей ходил. Но раскручивать его не стали, потому что могли выйти на совсем уж больших людей, которые сидят не здесь, как вы понимаете.
— Но вы говорили про обширные связи Дроздова.
— Говорила. Но люди, которые там, — Полозова показала глазами на потолок, — всегда обрежут концы, чтобы уйти от ответственности. Я тоже пыталась что-то предпринять, чтобы помочь ему. Меня даже познакомили с одним из руководителей ГУВД, и он посоветовал не лезть в это дело, потому что наказания без вины не бывает и никакие былые заслуги тут в зачет не идут. Он сказал, что суда не будет: Дроздова подержат и отпустят. А я получу лишь неприятности на свою голову…
— Но он уже год без суда.
— Уверяю вас, господин полицейский, Владимир Петрович все прекрасно и сам знает. Его отпустят скоро, и он поймет, что избежал еще большего зла. Я Леночке это все говорила, но она и слушать не хочет… Ее Дроздов стальной бабочкой называл, чтоб вы знали. Она в лицее с мальчишками изобретала махолет. Это такой аппарат, который якобы без мотора и топлива летать может за счет мускульных сил человека. Леонардо да Винчи будто бы такой мечтал изобрести, но ничего у него не вышло. А мальчишки решили, что могут превзойти гения. Дроздов им помогал, расчеты для них делал и подбирал какие-то сверхлегкие и сверхпрочные материалы. Настало время испытывать их аппарат, а кого-то надо в кабину сажать — не детей же: вот Леночка села сама — педали крутить и руками махать. Естественно, ничего не получилось. Тогда они решили свой аппарат с горки разогнать. Толкали все вместе — толпой, Леночка даже от земли оторвалась, крыльями замахала, метров на семь вверх поднялась, пролетела метров десять, потом ушла вверх, а тут встречный поток воздуха, она оттуда и рухнула. Слава богу цела осталась. Крылья у аппарата все переломались… Там крылья большие — размах метров пять…
Открылась дверь, и в кабинет сунулся немолодой мужчина. Заглянул и тут же вошел.
— Людмила Федосеевна, вы не скоро освободитесь?
— Да я уже все, — ответила Полозова, — закончила. Мы с товарищем все обсудили. И я к вам зайду через десять минут.
Полозова посмотрела на наручные часы, потом на Гончарова.
— Простите, но все, что могла, я вам рассказала. Вряд ли вы узнаете больше от кого бы то ни было. Я многие годы была Владимиру Петровичу другом — пожалуй, даже самым близким. Я не хочу его предавать и, поверьте, желаю ему только самого лучшего. Ни на какие вопросы я больше отвечать не буду.
— Как вы думаете, кто мог организовать покушение на вас?
— Подрывом машины ректора занимаются компетентные органы, и вам это хорошо известно. Почему вы этим интересуетесь?
— Возможно, есть связь между тем, что произошло с бывшим ректором, и покушением.
— Никакой связи здесь нет, — быстро ответила Людмида Федосеевна и тут же добавила: — Простите, но у меня дела, и я не держу вас больше.
Игорь поднялся, а Полозова осталась в своем кресле, просто кивнула ему:
— Прощайте. А Леночка найдется: вы не переживайте.
У выхода Гончаров остановился и посмотрел на Людмилу Федосеевну:
— Кто к вам только что заходил?
— Это наш ректор Борис Борисович Краснов.
Подполковник попрощался и вышел. Конечно, не стоило ему приезжать. Что он хотел узнать здесь сегодня? Про Лену вряд ли что Полозова могла сообщить. А про Дроздова если что и знает, то наверняка не поделится. Но Людмила Федосеевна не промолчала, она намекнула, чтобы он не совался туда, где его не ждут. Похоже, что и она чего-то боится.
Он прошел мимо секретарской стойки, хотел уже выйти из приемной, но остановился. Достал из кармана служебное удостоверение и показал секретарше.
— Я к Борис Борисовичу загляну на пять минут. А потом к нему придет Людмила Федосеевна, и я сразу исчезну.
— Погодите… — попыталась возразить немолодая женщина, но было уже поздно. Гончаров вошел в кабинет ректора.
— Добрый день. Подполковник полиции Гончаров, — представился он. — Как чувствует себя ваш водитель?
— У него легкая контузия. Заряд был небольшим, осколочных ранений нет, а вот если бы взрыв произошел во время движения, то… Вы этим делом интересуетесь? А разве этим делом занимается полиция?
— Этим занимается Федеральная служба безопасности. А меня интересует дело Владимира Петровича Дроздова, потому что в нем много загадочного.
Ректор, услышав фамилию своего предшественника, напрягся, потом пожал плечами.
— Тут я не в курсе. — Краснов посмотрел на часы. — И вообще девятый час вечера.
А Игорь продолжал:
— Но теперь меня больше интересует махолет, который проектировали ученики в вашем лицее. Неужели это сейчас так актуально?
Ректор поднялся и сделал удивленные глаза:
— Вы и про это знаете?
— Мы обязаны знать все.
— Надо же! — продолжал удивляться ректор. — Вообще создание махолета, или орнитоптера, — мечта многих конструкторов. Его пытался изобрести, может быть, даже построил Леонардо да Винчи. Наш соотечественник Николай Егорович Жуковский — основатель гидроаэродинамики тоже этим занимался, а потом один из создателей космической техники академик Михаил Клавдиевич Тихонравов. Основное достоинство махолета в том, что он использует крыло для создания подъемной силы и тяги, то есть ненужными становятся винт, редуктор и двигатель, который преобразует возвратно-поступательные движения во вращательные. Один из наших мальчиков рассчитал, что для того, чтобы их махолет взлетел, нужна мощность даже меньше, чем одна лошадиная сила, то есть сила, способная за одну секунду поднять груз в семьдесят пять кило на высоту в один метр, а это семьсот тридцать ватт… То есть хорошо тренированный велосипедист может взлететь. Известно, что чемпион велогонки «Тур де Франс» выдавал до шести с половиной киловатт.
— А мальчишки усадили в свой аппарат Лену Смирнову.
— И про это знаете? Так оно и было. Леночка — девушка хрупкая. Но у них там все равно ошибка в расчетах, то ли размер маховых перьев не тот, то ли рулевые перья не те…
— Я смотрю, и вы специалист в орнитологии.
— Я — нет. А вот Владимир Петрович специально этим занимался. Он и сказал ребятам, что стартовать надо против ветра, тогда подъемная сила будет больше…
В кабинет шагнула Полозова, но, увидев Игоря, вышла.
— Какие у вас с ней отношения? — шепнул Гончаров.
Ректор вскинул брови, удивляясь наивной наглости полицейского, напрягся, не зная, как реагировать. Но тут же взял себя в руки и ответил таким же шепотом:
— Рабочие отношения. И впредь прошу вас не задавать мне подобных вопросов. Но я думаю, что следующей беседы у нас не будет. У меня нет времени на незапланированные встречи, и я вам ничего не должен. Прощайте!
Гончаров возвращался домой злой — оттого, что съездил впустую, оттого, что пропала и не дает о себе знать Лена, и оттого, что впервые за долгое время он не знает, что предпринять. Все, к кому он обращается, стараются не отвечать на его вопросы, но понятно: они что-то знают. Все: и Полозова, и ректор Краснов, а следовательно, дело в самом университете. Полозова даже попыталась намекнуть, что все произошедшее с Владимиром Петровичем — это месть за то, что он прихватил лакомый кусок, не приносящий прибыли никому.
Гончаров возвращался домой в служебном автомобиле, время от времени непроизвольно касаясь левой стороны груди. Почему так болит душа? Он удивился этой боли, которой не испытывал уже давно или вообще никогда. Попытался объяснить самому себе причину этого недуга, но не смог, потому что любовные муки существуют лишь в дурацких телесериалах для женщин. Возможно, он переутомился, потому что за последнее время много чего произошло: он наконец-то стал свободен, сделался богатым, то есть почти богатым человеком — это должно бы принести не усталость и боль, а, наоборот, радость и успокоение. Откуда тогда эта мука? Не должно быть ее, если с психикой все в порядке. Психика… И вдруг подполковник вспомнил, что Психея — это не только богиня — возлюбленная Купидона, но и душа. А по-гречески и душа, и бабочка — одно слово, и потому богиню часто изображают с крыльями бабочки. Это Игорь знал из прочитанной когда-то давно умной книги из корабельной библиотеки.
Вернувшись домой, Гончаров включил телевизор. Переключал каналы, но не смог остановиться ни на одной программе. Все раздражало его — и конкурс молодых певцов за звание лучшего голоса России, участники которого старались перекричать друг друга, исполняя американские хиты. На спортивном канале транслировали игру «Спартака» и «Динамо», но по полю лениво бегали в основном темнокожие футболисты. А еще гремел боевик, в котором отважный, но безработный «морской котик» противостоял сотне террористов со всего света, захвативших Белый дом…
Глава восьмая
Суббота, десять тридцать утра. Гончаров наклонился к окошку дежурного по РУВД:
— Как тут у вас?
— Как обычно. Сегодня в мою смену ничего интересного, а вчера по вашему отделу острый сюжет был: вечером убийца сам пришел и сдался.
— Но это уже не наш клиент. Наше дело разыскное, а раз он сам, то теперь пусть следаки его трясут. Хотя чего его трясти, если он явку оформил.
Гончаров уже направился к лестнице, как дежурный, склонившись к окошку, произнес вслед:
— Этот мужик — артист известный. То есть раньше он был известный: еще в советских фильмах снимался, когда молодой был. А сейчас он уже старый, непонятно только, чего его на мокруху потянуло. Пушкевич его фамилия.
— Может, Лушкевич? — переспросил Гончаров. — Виталий Лушкевич. Он действительно много снимался в свое время. Играл фронтовых лейтенантов или молодых ученых… У нас на судне был видеомагнитофон с дисками, на одном — кино с Лушкевичем, он там играл второго штурмана… Я этот фильм чуть ли не наизусть знаю. Симпатичный мужик был.
— В том-то все и дело, что был. А сейчас он выглядит как последний бомжара. Я как на дежурство утром поступил, узнал про него и пошел в предзак, чтобы посмотреть. Все-таки бывшая кинозвезда. А там старикан лет шестидесяти, седой, небритый, сидит и в угол смотрит. А ведь и в самом деле красавцем был. Время, конечно, никого не красит.
— Кому дело поручили?
— Да Лячин и возьмет. Он сегодня дежурный следователь.
Подполковник поднялся на второй этаж, повернул было к приемной, но потом увидел направляющегося к лестнице сержанта Мошкина.
— К Лячину подследственного доставил?
— Так точно! — отозвался сержант. — Заслуженного артиста Советского Союза. Я, правда, старые фильмы не очень люблю, но его знаю. Он играл капитана милиции, который накрыл банду, похищавшую с ювелирной фабрики драгоценные отходы производства. И в конце фильма демонстрировал зрителям свое знание карате. В кино казался таким здоровым. А сейчас…
— Я понял, — кивнул Гончаров, — только заслуженных артистов Советского Союза никогда не было. Заслуженные были республиканского значения. А те, кто повыше рангом, народные СССР.
— А-а-а, — протянул Мошкин, изображая понимание, — ну ведь заслуженные тоже могут рассчитывать на снисхождение.
Продолжать пустой разговор не было смысла, и Гончаров отправился к кабинету майора Лячина.
Вошел внутрь, увидел сидящего за столом следователя. Перед ним на стуле, глядя в пол, согнувшись, примостился пожилой мужчина.
— Привет новому начальству, — обрадовался Лячин. — И чего это в выходной день в разгар лета — и на работе? — Он показал на подследственного: — А мы тут работаем; вот теперь с каким контингентом приходится дело иметь: медийная личность, а туда же.
— Можно поприсутствовать? — спросил Гончаров.
— А я в принципе уже закончил.
— Кто осматривал место преступления?
— Дежурная группа. Да какое там преступление — обычная бытовуха! Выпивали мужики, чего-то там не поделили, слово за слово, мордой по столу, а этот вот за нож схватился. На месте сам рассказал, как дело было. Дежурная группа видео сделала, правда, невысокого качества. Но у нас ведь тут не киностудия имени Горького. Для суда сойдет.
Игорь подошел к столу и посмотрел на монитор компьютера, пробежался взглядом по вопросам следователя и ответам подозреваемого. Повернулся к пожилому актеру:
— Тут сказано, что вы убили знакомого на почве внезапно возникшей ссоры после совместного распития спиртных напитков. В курсе, что состояние алкогольного опьянения является отягчающим обстоятельством?
Актер кивнул и вздохнул.
— Сколько выпили?
Подследственный пожал плечами и не ответил.
— Я когда-то ходил в моря, — решил поделиться воспоминаниями Гончаров. — У нас на судне был видеомагнитофон и кассета с фильмом «Мыс Последней Надежды». Я этот фильм наизусть знаю. И ваш герой очень мне понравился. Правильный парень. Особенно когда он выходит из импортного кабака вместе со вторым механиком. И механик говорит: «И чего меня так штормит сегодня?» А ваш герой отвечает: «Так не надо было столько виски пить. Мне, например, бабушка наказ дала: за кордоном не пить импортное пойло. Разрешила разок попробовать, но немножко — не больше стакана»… Так ведь?
Подследственный кивнул, поднял глаза и прошептал:
— А механик ему ответил: «Мне бы такую бабушку».
Произнеся эти слова, актер закрыл ладонями лицо и тут же снова опустил руки, словно хотел сыграть что-то, но сразу понял, что изобразить искреннее раскаяние не получилось.
— А теперь вернемся к нашему… то есть вашему делу, — продолжил подполковник. — Вы с убитым пили водку. Сколько выпили?
— Не помню.
— Вдвоем с убитым за столом сидели или еще кто-то был с вами?
Актер задумался, посмотрел в сторону, потом пожал плечами.
— Что вы все время плечом дергаете? — не выдержал следователь Лячин. — Вы уж если натворили дел…
Поделиться книгой: